«Ты сидишь на сундуке с золотом и раздаешь его кому попало! – кричала Алка на Киру. – А половина нищих побежит с ним в кабак, чтобы пропить!»
Ну и что? Ну и что?! Какая разница Кире, кто прозреет благодаря «Галатее»: бомж, налакавшийся этилового спирта, или тот самый пресловутый султан Шарджейна, ослепший от элементарной старости, или героический пожарник, у которого глаза выжгло пламенем? Главное, что страдающий человек получит облегчение страданиям!
Или… или главное не это? Возможно, Алка все-таки была права? Возможно, Кира зря пытается отказаться от роли высшего милостивца, облегчающего мучения лишь избранных? Возможно, счастье (а здоровье ведь чуть ли не основная составляющая счастья!) изначально не может быть общим уделом, и решение Киры действительно способно нарушить некую гармонию несправедливости?
И вот Алка, отчаявшись убедить упрямую подружку, берет на себя роль… кого? Спасителя замысла Творца, ни больше и ни меньше?
Кира слабо покачала головой.
Нет. У нее нет слов для объяснения Алкиного поступка. Ведь если бы кто-то всевидящий и всезнающий сейчас подкинул Кире злоехидный выбор: Алкина смерть – или Алкино предательство, Кира, ей-богу, нерешительно затопталась бы на месте. С первым она уже смирилась, свыклась… да, как это звучит ни жестоко. Свыклась! А со вторым… Второе она вообразить не может – и никогда не сможет. Это немыслимо!
Однако, сколько ни бейся мыслью в эту стену, необходимо признать одно: какая-то женщина в этой истории все-таки была. Есть.
Та, что хладнокровно подсунула под сиденье автобуса Кирин паспорт, сначала стащив его. Та, что украла загранпаспорт и заказала билеты, уверенная в полной своей безнаказанности. Та, что теперь намерена улететь в Нью-Йорк.
С пустыми руками? Или, например, с алмазами, которые хранились в какой-то заначке?
Вот он, ответ. Все дело в алмазах, а Кира попала в эту темную историю как подруга Игоря. Вполне возможно, что он сам вкупе с папенькой разработал план, по которому Кира застрянет в Коктебеле – это замечательно объясняет милицейскую ретивость! – а с ее паспортом и с грудой блестящих стекляшек в Нью-Йорк отправится неведомая особа. Но вот вопрос: откуда она знала, где спрятан паспорт? Ну, допустим, ответ на этот вопрос есть. Если все так, то теперь понятно, почему убили Алку. Наверняка она что-то знала о прошлом Игоря и могла помешать его планам: например, догадаться, кто и почему украл Кирин паспорт.
Значит, арестован пока только Игорь, а неизвестная его партнерша – еще нет. Наверное, она сейчас как раз в аэропорту. И Кира может успеть предупредить кого надо.
Итак, алмазы?.. Но все-таки Максиму удалось заронить в ее душу беспокойство за судьбу «Галатеи»…
– Максим! – вскинулась Кира. – Надо сначала заехать ко мне домой.
– У кого есть ключи, кроме твоей мамы? – покосился на нее Максим, и Кира резко отвернулась к потемневшему стеклу.
Зыбкое отражение слабо шевельнуло губами:
– У Алки.
– Заедем, – кивнул Максим. – Значит, придется объезжать через Кстово.
Они враз оглянулись на заднее сиденье, ожидая взрыва негодования Новорусских, что придется делать такой крюк, когда до Автозаводского моста уже рукой подать, а там и аэропорт рядышком… Однако тот тихонько похрапывал, уронив голову на грудь. И только теперь Кира осознала, какая дивная тишина, оказывается, царит в машине…
– Значит, ты все-таки со мной согласилась? – шепнул Максим. – Ты понимаешь, что Алка не ринется с пустыми руками?
– Это не Алка, – упрямо сказала Кира. – Я не верю, не верю!.. У меня вообще родилась совсем другая версия. А если уж вернуться к «Галатее», то Мэйсон Моррисон ведь знает, кому принадлежит это открытие! Знает, что оно мое.
– Насколько я понимаю, вы всегда появлялись вдвоем с Алкой, да? – после некоторого раздумья спросил Максим. – И если она запатентует «Галатею» от своего имени, это вызовет всего лишь удивление в медицинских кругах, не более того. Удивление, которое скоро пройдет. Тем более если будут представлены жизнеспособные образцы культуры.
– Нет, нет! – выдохнула Кира. – Ведь когда эти три пробирки будут использованы…
– Тогда и вступит в игру Сэмюэль Эпштейн. Ему достанутся твои методики. А Алке это будет уже неинтересно: у нее на счету окажется минимум шесть миллиардов. А то и девять, если умело повести игру.
Кира снова надолго замолчала, а когда тягостные мысли совсем уж источили ей сознание, угрюмо проговорила:
– Тогда я уж совершенно не пойму, почему меня оставили в живых. Если все так, как ты говоришь, я давно должна была…
– Это меня тоже удивляло, – кивнул Максим. – До тех пор, пока я не осознал, что замечательный мистер Эпштейн отнюдь не семи пядей во лбу. Мало ли что может случиться с «Галатеей» при транспортировке. К тому же еще неизвестно, как на нее могло повлиять то отключение электричества, о котором говорила твоя мама. Но этот Сэмюэль еще пока-а дотелепается до практического результата! А тебе, как я понял, чтобы повторить все, много времени не понадобится?
– Три месяца, – кивнула Кира. – Не выходя из лаборатории.
– Вот ты и ответила на вопрос, который задает себе каждый! – улыбнулся ей Максим.
– На какой вопрос? – вскинула брови Кира.
– Да на тот самый, извечный: сколько человеку на роду жизни отпущено. Три месяца у тебя есть. Только три месяца! А то и меньше, если дядя Сэм в лепешку расшибется и…
– Нет, – резко мотнула головой Кира. – Раньше у него ничего не получится.
– Значит, три месяца – это и есть тот страховочный срок, который тебе отпущен, – веско заключил Максим, и Кира склонила голову, словно на ее шею опустилось лезвие топора.
Совсем стемнело.
Максим пригнулся к рулю. Кира закрыла глаза. Лицо Алки маячило перед ней. Ее смешной носик, ее лукавые глаза, ее тонкие губы, оживающие и расцветающие в улыбке. Звучал ее голос:
«Шварценеггера в автобусе спрашивают:
– Вы выходите на следующей остановке?
– Да, – отвечает Шварценеггер.
– А все эти люди, которые стоят перед вами, – они выходят?
– Да, – отвечает Шварценеггер. – Только они об этом еще не знают».
Это был Алкин любимый анекдот…
Вот и Кира не знала, что она уже выходит из игры. Дело не в том, что Алка не хотела добра подруге. Она просто-напросто захотела иметь то, что есть у Киры. Вплоть до внешности… хотя бы на время!
Кира тряхнула головой. Нет. Это всего лишь догадки. Алка не могла так с ней поступить. Все дело в алмазах. Господи, сделай так, чтобы все дело было в этих поганых алмазах!
Но ждать разгадки уже недолго, потому что это не «Москвич», а ковер-самолет какой-то! Они уже на Сенной площади, с ума сойти! Повернули на Белинку, потом на улицу Горького. Да, Максим прав: отсюда к ее дому на улице Провиантской удобнее подъезжать, чем с Минина или Ковалихи.
Стоп. А откуда он знает ее адрес?
Да нет, проехал мимо Провиантской. Что за чушь лезет в голову, нашла кого подозревать!
Сейчас он спросит, где ее дом. Придется разворачиваться…
Максим заглушил мотор метров через сто, лишь чуть-чуть не доехав до площади Свободы, где кипела бессонная, круглосуточная торгово-транспортная жизнь.
– Погоди две минуты, – сказал, открывая дверцу со своей стороны и улыбчиво глядя на Киру. – В горле пересохло – не могу! Куплю какой-нибудь воды и вернусь, а потом поедем к тебе, хорошо?
Кира покорно кивнула. Он нагнулся, вгляделся испытующе, словно бы ожидая от нее каких-то слов, а может быть, сам собираясь что-то сказать. Но промолчал, опять улыбнулся, быстро коснулся кончиками пальцев Кириной щеки, а потом захлопнул дверцу – и исчез между ларьками. Раз или два еще мелькнула его светлая рубашка.
Кира устало смотрела вперед, на зеленые огоньки такси, во множестве кучковавшиеся вокруг столба с электронными часами. Вообще-то, можно было не останавливаться. Что, у нее дома попить не найдется? Хотя мама говорила, что холодильник разморозился, значит, соки она вылила, так что разве что вода из-под крана… Да ладно, три минуты роли не играют.
Сейчас одиннадцать тридцать. Если этот фантастический Новорусских и в самом деле отодвинул регистрацию рейса на Нью-Йорк, то у них в запасе еще час. Успеют тютелька в тютельку.
Новорусских заливисто всхрапнул за спиной.
Кира сердито передернула плечами: вот же навязался на их голову! Еще и храпит. Приемник включить, чтоб не слышать его, что ли?
Однако радио молчало. А магнитофон? Помнится, она где-то видела кассеты. Ах да, в бардачке.
Кассеты и правда были там. Кира взяла первую, не глядя, поставила, ткнула пальцем в кнопку – и вздрогнула, когда веселый голос Максима сказал:
– Сашка, перестань кривляться.
Ему капризно ответила женщина:
– Ну, Максик, до чего же ты нудный! Уж и покривляться нельзя!
Кира болезненно зажмурилась. Она только раз слышала этот звонкий, кокетливый голосок, однако запомнила его, казалось, на всю оставшуюся жизнь. Саша, детективщица Саша! Александра Викторовна Исаева. Шурочка… жена Максима.
Кира покорно кивнула. Он нагнулся, вгляделся испытующе, словно бы ожидая от нее каких-то слов, а может быть, сам собираясь что-то сказать. Но промолчал, опять улыбнулся, быстро коснулся кончиками пальцев Кириной щеки, а потом захлопнул дверцу – и исчез между ларьками. Раз или два еще мелькнула его светлая рубашка.
Кира устало смотрела вперед, на зеленые огоньки такси, во множестве кучковавшиеся вокруг столба с электронными часами. Вообще-то, можно было не останавливаться. Что, у нее дома попить не найдется? Хотя мама говорила, что холодильник разморозился, значит, соки она вылила, так что разве что вода из-под крана… Да ладно, три минуты роли не играют.
Сейчас одиннадцать тридцать. Если этот фантастический Новорусских и в самом деле отодвинул регистрацию рейса на Нью-Йорк, то у них в запасе еще час. Успеют тютелька в тютельку.
Новорусских заливисто всхрапнул за спиной.
Кира сердито передернула плечами: вот же навязался на их голову! Еще и храпит. Приемник включить, чтоб не слышать его, что ли?
Однако радио молчало. А магнитофон? Помнится, она где-то видела кассеты. Ах да, в бардачке.
Кассеты и правда были там. Кира взяла первую, не глядя, поставила, ткнула пальцем в кнопку – и вздрогнула, когда веселый голос Максима сказал:
– Сашка, перестань кривляться.
Ему капризно ответила женщина:
– Ну, Максик, до чего же ты нудный! Уж и покривляться нельзя!
Кира болезненно зажмурилась. Она только раз слышала этот звонкий, кокетливый голосок, однако запомнила его, казалось, на всю оставшуюся жизнь. Саша, детективщица Саша! Александра Викторовна Исаева. Шурочка… жена Максима.
Ревность впилась в сердце когтями и зубами. Кира потянулась к магнитофону – выключить это, поскорее выключить! – и тут зазвучал третий голос.
– Давай, Саша, соберись, – велел он. – Итак, даю музыку.
Танго «Маленький цветок» зазвучало вкрадчиво, маняще. Секунда, другая, третья…
– Pадио «Нижний Новгород плюс» продолжает свою программу. С вами Ирина Игнатьева. Горячая новость дня – арест генерала Петра Глыбина и его сына, преуспевающего адвоката Игоря Глыбина…
Кира сидела окаменев. Потребовалось сделать усилие, чтобы перевести дыхание. Потом еще одно – чтобы дотянуться до своего рюкзачка, упавшего под сиденье, и поднять его. И третье – переворошить те немногие вещи, которые в нем еще оставались: парик и косметичку.
Косметичка была пуста – ничего, кроме щетки для волос!
Ключей от квартиры там не было.
О нет, с необычайной ясностью поняла Кира, она их не потеряла по дороге. И нигде под сиденьем они не валяются. Этими ключами сейчас открывает дверь в ее квартиру… Максим. Чтобы забрать «Галатею».
Чтобы забрать «Галатею»!..
Она метнулась к дверце – но замерла, когда к шее сзади вдруг прижалось что-то ледяное, а голос Новорусских – холодный, утративший прежнюю идиотскую вальяжность, – приказал:
– Сиди тихо. Поняла?
Да, Кира поняла, что не ошиблась: это его голос звучал третьим на пленке.
– Ну, вот и все! – Бутылка спрайта, булькая, просунулась в окошко. – О, наш пассажир просну…
Максим осекся, увидев пистолет, направленный на Киру. В тот же миг она выхватила из его рук бутылку, не глядя, обрушила ее себе за спину… и вывалилась из машины, успев выдернуть ключ из стояка.
За спиной остро, сладко запахло спрайтом, но Кире было уже не до таких мелочей.
Ей удалось выиграть не больше секунды у моментально опомнившегося Максима, но этого оказалось вполне достаточно, чтобы броситься под колеса такси, которое уныло подползало к площади, готовясь пристроиться в хвост длиннейшей очереди ждущих своего счастья, то есть пассажира, водителей.
– В аэропорт! Скорее! – крикнула Кира – и машина с места взяла рысью.
Кира бесцеремонно развернула к себе зеркальце заднего вида: Максим махал руками, что-то беззвучно крича, а Новорусских метался вокруг «Москвича», пиная его в колеса, словно хотел заставить тронуться с места.
«А ты его плеточкой, плеточкой! – ехидно усмехнулась Кира. – Старым дедовским способом!»
– И чего так переживает? – удивился таксист, разворачивая зеркальце к себе. – Вот машин на Свободе сколько!
– Скорее, пожалуйста, скорее! – Кира стиснула руки.
– Опаздываешь, что ли? А две сотни – осилим?
– Осилим, только скорее!
– Сделаем! – обрадовался водитель – и такси со свистом врезалось в темноту.
Кира лихорадочно потерла лоб. Ее нимало не заботило, какой будет реакция водителя, когда он узнает, что у его пассажирки нет не только двухсот рублей, но даже шести копеек, за которые когда-то, в незапамятные времена, можно было прокатиться на городском автобусе. Она думала только о том, что форы у нее – минуты две, от силы три: столько понадобится Максиму и Новорусских добежать до площади и прыгнуть в первое попавшееся такси. Бесполезно петлять в проулках и выбирать, по которому из трех мостов перебираться в заречную часть, на шоссе, ведущее в аэропорт. Преследователи прекрасно знают, куда будет стремиться Кира, поэтому попытаются перехватить ее уже на подъезде или в самом аэропорту.
Да, похоже, три месяца – это она себе слишком щедро намерила. Жизни осталось – до той минуты, пока Максим ее не настигнет. В крайнем случае они обойдутся и без интеллектуальной страховки…
О господи! Алка, бедная Алка! Неужели она все еще лежит там, на студеном, всеми ветрами продуваемом, каменном ложе Карадага? Что же такое узнала она, кому успела помешать, если ее, в общем-то, совершенно безобидную, устранили первой – да так жестоко, так походя…
У Киры перехватило горло. Она почувствовала полный любопытства взгляд водителя, но продолжала оцепенело глядеть вперед, на дорогу.
Новая дорога. Совсем другая, чем та, по которой Кира ехала весь этот день. Эта черная, выжженная, а та сверкала и сияла в ее глазах, словно…
Словно – что? Словно алмазами усыпанная, да?
Алмазы! Как бы не так! И алмазов никаких никогда не было, и у Игоря с генералом все в порядке. Не в алмазах дело, а в миллионах долларов, которые можно получить за «Галатею». Пиастры, пиастры!..
Ну и навертели, ну и навыдумывали эти ребята: Максим, Новорусских, Фридунский, Саша. Правда что – детективщики! Их, оказывается, целая банда: еще какой-то Василий Иваныч есть, – видимо, могущественный человек, если способен задерживать международные рейсы. Как это Кира не удивилась еще там, на арзамасском шоссе: сначала Максим звонил Василию Иванычу, потом этот каскадер Новорусских…
Правда что – каскадер! Циркач – вон как ловко уложил набок свой неуклюжий «Шевроле»!
Конечно, Максим не мог не понимать, что Кира отнесется подозрительно к невесть откуда взявшемуся попутчику, вот и разыграли такую случайность, что ай да люли!
Впрочем, они явно перестарались. Максим перестраховался! Ведь до сих пор Кира с разинутым ртом проглатывала все его байки о близких ей людях, слепо верила только дурному – про лучшую и единственную подругу, про своего любовника. Ей-богу, если бы Максим сказал, что сам видел, как тот автобус с челноками грабила Алка в компании с Игорем, Кира и в это поверила бы! А между тем там была, конечно, эта японовидная красотка Сашечка. В компании с Фридунским, Новорусских, самим Максимом, чертом лысым – да какая разница? Шерше ля фам, как говорится, – вот Кира и нашлась – загадочная женщина. Значит, они «пасли» ее в четыре руки, эти Исаевы, и когда она ускользнула из-под присмотра Саши-детективщицы из «обезьянника», на арену борьбы за султанские миллионы вышел супергерой Максим Максимыч Исаев: безжалостный, беспринципный… и неотразимый.
Да. Это правда. Опять чистая правда!
Что-то мокрое упало на голую Кирину коленку, и она обнаружила, что это слеза. Наверное, плакала уже давно – коленки успели изрядно отсыреть.
Хотелось бы верить, что плачет она от злости на себя. С первой же минуты встречи с Максимом Кира должна была заподозрить неладное. К примеру, он говорил по-испански. Кто в наше время ни с того ни с сего по-испански говорит, а?! Подозрительная образованность. Подозрительное обаяние. Подозрительное желание помогать Кире – ну кто она ему? Случайно переспали – в автомобиле!!! – подумаешь, большое дело, с кем не бывает? Под вечер запели гормоны и стал небосвод голубым… Все это было подозрительно – ежу понятно. А как Максим задергался, когда шашлычник Леонид назвал его земляком? Забеспокоился, очень забеспокоился! Конечно же, он тоже из Нижнего Новгорода. Вся их банда международных террористов тут работает. Хотя лапы свои, оснащенные новейшим техническим оборудованием, вроде того кейса, далеко простерли. Даже за океан, не говоря уже о Коктебеле и Тамбове. Ясно, как день, что приключение с тамбовскими милиционерами – очередной спектакль для дурочки Кирочки. Справки о ней навели! «Доктор наук и все такое!» Куда там. Не существует такой милиции, чтоб там компьютер в воскресенье работал. Это из области фантастики. Но ведь это подтвердил Максим, а каждое его слово было для Киры просто-таки символом веры. И она с разинутым ртом поверила в спектакль с нападением «Робин Гудов». Только зря казенную обойму расстреляла!