– А теперь обязательно скушайте эту ягодку, это азиатский деликатес, Глазное – Яблоко – Золотого – Дракона – Сидящего – На – Вершине – Хрустальной – Пирамиды! Чрезвычайно редкий и полезный плод, особенно рекомендуется людям вашей творческой профессии!
Я разжала кулак и не без опаски посмотрела на хваленое драконье око. По размеру и на ощупь оно было похоже на куриное яйцо, сваренное в мешочек, а на вид оказалось мутно-желтым, в багровых прожилках. Можно было подумать, что дракон при жизни злоупотреблял спиртными напитками, а хрустальная пирамида, на которой он восседал, была сложена из пустой стеклотары.
– Настоящая витаминная бомба! – продолжал уговаривать меня Андрей Аркадьевич. – Глазное Яблоко Дракона совершенно незаменимо для тех, кто активно расходует жизненную энергию! Ну же? Инна, дорогая, у вас же сверхурочная работа!
От настойчивого писка не в меру гостеприимного хозяина у меня зазвенело в ушах. Я еще раз посмотрела на чрезвычайно возбужденного Андрея Аркадьевича – он подпрыгивал на ковре, как песик, умоляющий о подачке. Я поняла, что кормление меня экзотическими фруктами входит в обязательную программу вечера, Андрей Аркадьевич явно успел спланировать нашу с ним деловую беседу и не допустит отклонения от сценария. Зато, возможно, и с организацией вечеринки особых проблем не будет, клиент, похоже, знает, чего хочет.
– Оно мытое, это ваше глазное яблоко? – сдаваясь, спросила я.
Андрей Аркадьевич часто закивал, давая понять, что у него все глазные яблоки абсолютно гигиеничны.
Я зажмурилась и решительно затолкала в рот драконий глаз.
– Жуйте, жуйте! – засуетился хозяин. – Надо тщательно разжевать, а потом запить.
Я почувствовала, что мне в ладонь толкнулся бокал, и послушно запила фрукт вином.
– Ну как? – Андрей Аркадьевич нетерпеливо ждал, когда я сообщу ему о своих впечатлениях.
– Похоже на дыню в шиповниковом сиропе, – подумав, сказала я. – Плюс легкий привкус барбариса и самая малось корицы.
Спасибо папуле, который без устали изобретает новые кулинарные рецепты, мне было с чем сравнить новые ощущения.
– Гениально! – обрадовался Андрей Аркадьевич. – Как точно вы все определили! Не зря говорят: талантливые люди талантливы во всем!
– Вы же еще не видели моих талантов! – засмеялась я, пожав плечами.
– Сейчас увижу! – уверенно заявил он и почему-то облизнулся – точь-в-точь собачонка-попрошайка, завидевшая лакомый кусочек.
Я улыбнулась шире. Глазное Яблоко Дракона, Сидящего где-то там, не упало мне в желудок, а проникло в голову и безошибочно нашло путь к чакре. Я услышала нежный хрустальный звон – это у меня над бровями открылся третий глаз, зато первые два сами собой закрылись. С одинокой, широко распахнутой чакрой во лбу я, наверное, походила на циклопа, но придурковатому Андрею Аркадьевичу странные существа, очевидно, особенно нравились, потому что он вдруг неожиданно басовито взревел:
– Кр-расавица моя! – и снизу вверх прыгнул на меня с широко разведенными руками.
За спиной у меня была низкая квадратная кровать, на нее мы и повалились. Свет люстры отскочил от желтой плеши Андрея Аркадьевича шустрым солнечным зайчиком, ударил мне прямо в открытую чакру, и я окончательно ослепла, а в следующий миг и оглохла, словно кто-то намотал мне на голову ватное одеяло.
– Что, опять?! – возмущенно вякнул мой внутренний голос – и, вместо того чтобы развить тему, потерянно булькнул, как камешек, канувший в глубокий черный омут.
Глава 7
Когда Инка ушла, в гостиной надолго воцарилось молчание. Квадратный дурень Тема, очевидно, вообще был не из разговорчивых, а более приятный молодой человек, впустивший Кузнецову и Трошкину в квартиру, немного побегав туда-сюда, куда-то запропастился.
Плотно прижимая ступни в мокрых колготках к решетке батареи, Алка сидела на полу, как кукла на капоте свадебной машины – тоже спиной к сцене и действующим лицам. Дверь, за которой скрылась Кузнецова, была плотно прикрыта, и беседы подружки с заказчиком Трошкина не слышала, но это ее не огорчало. Гораздо больше, чем секреты и тонкости Инкиной рекламно-организационной деятельности, Алку в этот момент интересовала простая и важная работа городских коммунальных служб. Трошкина находила ее неудовлетворительной, так как температура батареи центрального отопления была недостаточно высокой и ее мокрые сапоги и колготки высыхали слишком медленно. Эмоциональная Алка не скрыла своего неудовольствия этим обстоятельством, наоборот, озвучила его словами:
– Я что, всю ночь так сидеть буду?!
Эта реплика неожиданно вызвала оживление в темных массах. Квадратный дурень на диване встрепенулся и, скрипнув то ли суставами, то ли мозгами, с готовностью поддержал разговор встречным вопросом смутной формулировки:
– А ты фигли тут?
Трошкина, памятуя, что ее никто на сверхурочные работы не звал, уклончиво, но с большим достоинством ответила:
– Фигли надо!
– Ты че, тоже эта? – Тема кивнул на дверь, за которой скрылась Инка, и обидно заржал.
Трошкина поморщилась и ответила, по-прежнему стараясь придерживаться доступной собеседнику терминологии:
– Эта, эта!
На это заявление Тема отреагировал досадным недоверием:
– Гонишь?
– Почему это? – обиделась Алка.
– Не козырно! – квадратный дурень сверху вниз осмотрел босоногую Трошкину и снова убежденно повторил:
– Не, не козырно!
– Ах ты, шестерка бубновая! – обругала его Алка, зацепившись за картежную тему. – Что это тебе не козырно?
Она отклеила пятки от батареи, поднялась на ноги, встала в первую балетную позицию и царственно приспустила с плеч лохматый и зализанный кроличий тулупчик, открыв недоверчивому взгляду Темы почти совсем новый фланелевый халат, по-своему очень даже козырный. Тема не выглядел убежденным. Алка с запозданием вспомнила свою легенду и снисходительно объяснила, с двух сторон защепив пальчиками и растопырив, как кринолин, широкие полы халата:
– Это у меня театральный костюм. Я актриса в амплуа барышни-школьницы.
– Типа под девочку косишь? – квадратный дурень обрадованно и уважительно присвистнул. – Круто!
– А то! – лаконично подтвердила Трошкина, подсмыкнув сползающие колготки.
– Тоже пойдешь? – Тема кивнул на дверь, за которой с четверть часа назад скрылась Инка.
– Не, я тут, – отказалась Алка.
Она снова села на пол, заползла под занавеску, прижала ступни к обогревателю и пояснила:
– Типа на разогреве.
– А я уже! – непонятно заявил Тема, оглядев Трошкину, которая обернулась тюлевой вуалью, как робкая невестушка, неожиданно теплым взором. – Разогрелся – страсть! Слышь, как тебя? Двигай сюда!
Большой, как подборная лопата, ладонью он призывно похлопал по дивану.
– Мне и тут неплохо! – отговорилась Трошкина.
– Ну, ты приколистка! – одобрительно сказал Тема и без приглашения нырнул к ней под занавеску.
– Эй, ты чего? Убери руки, идиот! – заверещала Алка.
– Ну, чисто девочка! – восхитился Тема и бесцеремонно стиснул Трошкину в медвежьих объятиях.
– Мама! – пискнула придушенная Алка. – Нет, не мама… Инка! Кузнецова, на помощь! Караул! Милиция!
– Натурально, кричи, кричи! – благосклонно встретил ее вопли квадратный дурень.
С треском посыпались на пол пуговицы, оборванные страстным кавалером с Алкиного халата. Трошкина дико взвизгнула и рванулась в сторону. Громоздкий Тема, не выпуская ее из стального захвата, тоже перекатился на бок, и сразу же под ним что-то очень громко и болезненно затрещало.
«Мои косточки!» – в панике подумала ошалевшая от страха Трошкина.
– Не боись, не раздавлю! – угадав ее страхи, добродушно пообещал любвеобильный Тема.
Мучительный треск под ним завершился музыкальным стоном высоко под потолком, и в следующую секунду металлический карниз с оборванной занавеской рухнул вниз, прямо на голову дурню.
– Не понял? – обиженно прошептал Тема и закатил оловянные глазки под низкий лоб.
Пару секунд Алка трепыхалась, как вытащенный на берег карась, потом сумела выбраться из-под неподвижной туши дурня и отбежала сразу на пару метров. С этого расстояния она поглядела на дыры, оставшиеся в стене над окном от вырванного с корнем карниза, и с нервным смешком сказала:
– Вот это, я понимаю, кара свыше!
У нее возникло нездоровое желание мстительно попинать ногами распростертое тело Темы, но она удержалась – отчасти из благородства, но больше из опасения, что мобилизующие пинки приведут отключившегося дурня в чувство. Трошкина опасливо, вдоль стеночки, подобралась к батарее, фронтальный подход к которой основательно перегораживал павший Тема, цапнула с радиатора свои детсадовские сапожки и снова метнулась в дальний угол.
Обуваясь, она зорко посматривала на квадратную тушу под оборванной занавеской и с беспокойством думала: куда это она попала? Вернее, куда это попали они с Кузнецовой? С виду вполне приличная квартира, но порядочным девушкам сюда лучше не заглядывать!
– Ох, а где же Инка? – встревоженно прошептала Трошкина.
По идее верная подруга, заслышав ее крики, должна была влететь в гостиную с подручными дубильно-молотильными средствами и тут же вступить в борьбу за освобождение Трошкиной из плена жадных лап секусального маньяка Темы. Кстати, и еще кто-нибудь из присутствующих в квартире вполне мог бы поспешить на истошные женские крики о помощи!
– А где все? – Алка зачем-то заглянула под ближайший диван, потом подкралась к двери за миткалевой шторкой и толкнула ее.
Дверь была тугой и открылась неохотно, но без громкого протестующего скрипа. Алка успела слабо порадоваться этому обстоятельству, но тут же выяснила, что скрип двери вряд ли потревожил бы находящихся в помещении людей.
Их было двое: Инка и мелкий плешивый дядька в белой рубашке, украшенной под горлом красным бантиком, какие носят на головах щеголеватые йоркширские терьеры, в черных брюках и в блестящих туфлях. Прямо в одежде и обуви он свернулся мелким кренделем на большой кровати, уютно уткнувшись лицом в бок Кузнецовой. Она тоже валялась на кровати, однако поза ее была лишена особой грации.
Инка лежала по диагонали ложа, вытянувшись во весь рост и раскинув руки, что придавало ей большое сходство с телеграфным столбом, поваленным бурей. Однако, что именно выступило в роли необоримого природного катаклизма, Трошкина не поняла.
– Кузнецова, ты живая? – замирающим шепотом позвала она и подошла поближе.
На пути ей пришлось обогнуть низкий столик на колесиках. С него Алка прихватила пустую винную бутылку. Разумеется, не для того, чтобы при случае сдать ее в пункт приема стеклотары, хотя в былые голодные и холодные времена ей действительно случалось собирать в парке пивные бутылки. Винный сосуд с длинным горлышком, удобно поместившимся в Алкину руку, мог пригодиться как оружие ближнего боя. Трошкина, когда на нее не оказывала дурное влияние импульсивная подружка, была довольно рассудительной особой. Не уяснив себе причины, повергшей Кузнецову, Алка склонна была предполагать худшее. Например, то, что Инка и доходяга с собачьим бантом подверглись нападению злодея, который прячется где-то поблизости. На случай, если этот гад захочет приобщить к своей скромной коллекции лежачих трофеев и саму Трошкину, Алка приготовилась к обороне.
Впрочем, на нее никто не покушался. Совершенно беспрепятственно она подошла к кровати и внимательно осмотрела Кузнецову. Плешивый дядя с бантом ее ничуть не заинтересовал.
С виду Инка была цела и невредима. С легкой горечью Алка отметила, что у подружки даже все пуговицы на месте, не то что у нее, побывавшей в медвежьих лапах сексуально озабоченного дурня Темы! Дышала Кузнецова тихо, но ровно и выражение лица имела самое безмятежное. По всему было видно, что она просто спит и при этом отсматривает какой-то вполне симпатичный сон.
– Вот это наглость! – шепотом, чтобы не потревожить лежащего в соседней комнате квадратного дурня, возмутилась Трошкина. – Кузнецова, тебе больше переночевать негде, что ли? Растянулась на чужой кровати, как мачтовая сосна на лесоповале! Вставай, соня несчастная! Нашла время дрыхнуть! Надо драпать из этой подозрительной ночлежки!
Причитая, Алка бесцеремонно и грубо сотрясала плечи подруги, заставляя волноваться дорогой матрас из латекса и кокосовой койры. Эта размеренная тряска пуще прежнего укачала плешивого дядьку, который поелозил щекой по своим сложенным корабликом ладошкам, с удовлетворением пробормотал:
– Поднять паруса! – после чего подтянул поближе к нагрудному бантику тощие коленки, для увеличения парусности которых имело смысл надевать не узкие брючки, а аршинные украинские шаровары.
– М-м-м? – вопросительно промычала Инка.
– Ну, наконец-то! – обрадовалась Алка. – Хоть «м-м-м» сказала! А то лежит, как загнанная лошадь, и ни мычит ни телится!
– Мычат коровы, – слабым голосом, в котором, однако, сквозила твердая уверенность в своей правоте, промямлила Кузнецова.
– Вставай, корова! – в грубой форме потребовала Трошкина.
– Ага, – вяло согласилась Кузнецова и открыла глаза.
Секунд десять она хлопала ресницами, разглядывая подружку, а потом с интересом спросила:
– А ты кто?
– Твоя Крошечка-Хаврошечка! – гаркнула Алка. – Известная также, как Алла Трошкина!
– Трошкина-Хаврошкина! – Инка обрадовалась, села в кровати и попыталась обнять подружку, едва не смахнув при этом с ложа прикорнувшего обочь нее плешивого дядечку. – Ой, а это кто?
– Тебе лучше знать! – язвительно ответила Трошкина, вручную перемещая не в меру длинные ноги подружки ближе к краю кровати. – Спишь тут с кем попало!
– Я попрошу! – Инка обиделась и сама слезла с кровати, но зашаталась, как тонкая рябина, и Алке пришлось поднырнуть ей под руку, чтобы послужить подпоркой. – Что это со мной? Я снова в обморок упала?
– Ага! Полегла, как яровые посевы!
Трошкина, надрываясь, волокла вялую, как отварная спаржа, подружку к выходу из комнаты.
– И Андрей Аркадьевич тоже полег? – вспомнив имя-отчество плешивого сони, Инка доказала, что полностью пришла в сознание.
– Полег, как колосок под серпом! – хрипя от натуги, отозвалась Трошкина, которую разговор о коровах и лошадях крепко загнал в сельскохозяйственную тематику.
Толкаясь плечами о дверной косяк, они выбрались в гостиную, а там мутный взор Кузнецовой наткнулся на тело Темы, небрежно задрапированное оборванной занавеской.
– И этот тоже полег?! – ужаснулась непонятному Инка.
– Да! Случился массовый падеж! – отчеканила Трошкина, маневренно буксируя Кузнецову в прихожую.
Инка издала слабый булькающий вздох. Алка распознала в нем сигнал о готовности впечатлительной подружки полечь вторично и с разворота впечатала Кузнецову спиной в одежный шкаф, при этом упреждающе просвистев ей в ухо:
– Не спать! Косить!
– Кошу! – согласилась Кузнецова и очень убедительно изобразила тяжелый случай расходящегося косоглазия.
– Блин! – Трошкина прицельно уронила обмирающую подружку задом на обувную тумбу, сбив с нее телефон и лежавщий рядом блокнот.
Подбирать чужое барахло она не стала. Подпирая кренящуюся Инку собственной макушкой, Алка кое-как обула подружку в ее сапоги и выдернула из шкафа тулупчик и шляпу. Головной убор она плотно нахлобучила на бледное чело Кузнецовой, а тулупчик сгребла в охапку и таким манером вывалилась из квартиры, чувствуя себя добычливой расхитительницей гробницы Спящей красавицы.
Глава 8
Ночь была темной и прекрасной. В бархатном небе, очистившемся от снежных туч, искрились сотни звездочек, и еще тысячи сверкали на снегу. В слепящем сиянии я летела, почти не касаясь ногами земной тверди. Глазам было больно, но я так прониклась дивной красотой ночи, что зажмурилась, откашлялась и запела:
– Выхожу один я на доро-огу! Ночь темна, кремнистый путь блестит!
– Ты жива еще, моя старушка? Жив и я, привет тебе, привет! – вполне подходящим по размеру стихом ответил мне хорошо знакомый ехидный голос.
Он доносился у меня из-под мышки. Навыками чревовещания я не владею, поэтому с интересом скривила шею вопросительным знаком и посмотрела, кто это так кстати разделил мое увлечение классической поэзией. Оказалось – Трошкина.
– Алка! – обрадовалась я. – И ты здесь? А что ты тут делаешь?
– Тащу тебя на своем горбу! – свирепо огрызнулась подружка.
Свирепость ее была совсем не страшной и комичной. Так рычать и скалиться мог бы умильный щеночек пекинеса. Я засмеялась и добродушно спросила еще:
– А куда ты меня тащишь?
– Спросила бы лучше, почему я тебя тащу!
– Почему ты меня тащишь? – послушно спросила я.
Мне и в самом деле было интересно. В голове, насквозь простреленной лучами звездного света наподобие дуршлага, ледяными стекляшками звенел космический вакуум. Я не помнила ничего! Кроме обрывков классической поэзии, конечно. То, что я с первого взгляда узнала и вспомнила Трошкину, можно было считать чудом.
– Ты что, ничего не помнишь?
Трошкина остановилась, мои пятки ударились о твердое, и что-то крепко стукнуло меня по спине.
– Это кто тут дерется? – обиженно спросила я, пытаясь оглянуться.
Глубоко надвинутая и косо нахлобученная шляпа мешала мне увидеть, что там, за спиной.
– Это дерево, – сердито ответила Алка. – Стой спокойно!
Она вылезла из-под руки, встала передо мной, как лист перед травой, и, придерживая меня в вертикальном положении пятерней, крепко упертой в диафрагму, повторила: