От вида ножа мукомол остолбенел. Валек приближался к нему танцующей походкой, держа нож чуть на отлете, режущим краем вверх. Глаза его сузились, остекленели. В них читалось лишь одно – желание убить.
Коломенцев вздрогнул, осознав это.
– Тише-тише, папаша, – прошипел Валек, – не дергайся. Умирать легче будет. Я бью наверняка.
Животный ужас накатил на мукомола. Он вдруг издал странный горловой звук, словно хотел крикнуть, но не хватило воздуха.
– И это ты зря. Верещать не моги! – И Валек сделал резкий выпад, целя ножом в грудь.
Коломенцев отпрянул. Он хотел броситься бежать, но внезапно ужас в нем сменился бешенством. Его хотят убить! Это ничтожество хочет лишить его жизни здесь, на пыльном мосту, посреди города Тихореченска… посреди России… посреди мира… посреди Вселенной. Полоска металла проникает в тело, и мироздание рушится. Для него, Коломенцева, прошедшего столько дорог. Так нет же! И он рванулся навстречу убийце.
Валек не ожидал такого поворота событий. В глазах его мелькнуло удивление. Он отклонил руку, и нож, вместо того чтобы пронзить сердце, ударил в плечо, пропорол ткань пиджака, рубашку и резанул по ключице.
Боль придала мукомолу новые силы. Он схватил кисть, держащую нож, и стал ее выворачивать обеими руками.
– Отдай! – рычал он. – Отдай!
Валек попытался пнуть его коленом между ног, но не попал, куда хотел. А Коломенцев, не обращая внимания на пинки, вцепился в руку врага мертвой хваткой. Свободной рукой Валек наносил удары куда попало, но и это не могло остановить мукомола.
Лицо убийцы было прямо перед ним. Оно покраснело от натуги и бешенства, и он ощущал гнилой запашок, идущий изо рта Валька. Неожиданно Коломенцев вспомнил старый прием, который он освоил еще в гимназии, и что есть силы головой ударил противника в переносицу. Валек хрюкнул и попытался отстраниться. Рука, держащая нож, на мгновение ослабла, Коломенцев всем своим весом навалился на нее и вдруг почувствовал, как нож входит в тело своего хозяина.
Валек вновь издал звук, но на этот раз он не хрюкнул, а всхлипнул. Тело его ослабло, руки несколько раз судорожно дернулись. Коломенцев отпустил поверженного врага и с ужасом взирал на дело рук своих. В правом боку Валька, словно какой-то нелепый отросток, торчал нож.
Валек пытался нашарить рукоятку, но рука все время срывалась. Он пошатнулся и рухнул на землю, привалившись спиной к парапету моста.
Почти не отдавая отчета в своих действиях, Коломенцев схватил парня за ноги и из последних сил перевалил его через парапет.
Тело полетело вниз. Раздался всплеск. С необъяснимым любопытством Коломенцев перегнулся через ограждение, стал смотреть на медленно текущие воды. От Валька не осталось и следа.
– Утоп, – произнес кто-то за спиной у мукомола.
Коломенцев в ужасе обернулся.
Перед ним стоял гражданин примерно его лет, в клеенчатом плаще и кирзовых сапогах. В руках он держал связку удочек.
– Утоп, – повторил старичок, – как есть утоп. Однако хорошо вы его зацепили. Умело. Я смотрел на ваше мужественное поведение с истинным удовольствием. Здорово! Тем более что он молод и вооружен. И ведь не растерялись. Просто удивительно. Вы не волнуйтесь, в случае чего я подтвержу в милиции, что вы были вынуждены защищаться и действовать в пределах самообороны. Не сокрушайтесь особенно. Бандит, он и есть бандит. Чего его жалеть. Правильно поступили. Кончать нужно со всяким отребьем. Еще раз поздравляю. Будьте здоровы. – И старец, помахивая удочками, удалился.
Оторопевший от всего происшедшего, Коломенцев безмолвно смотрел ему вслед.
ГЛАВА 13
Елена проснулась в тот момент, когда ее новый знакомый отправился на поиски туалета. Она некоторое время неподвижно лежала в постели, потом поднялась, взяла с тумбочки сигарету, отдернула занавески и растворила окно. Щелкнула зажигалка, Елена глубоко затянулась, опершись на подоконник, глянула в темный колодец двора. Тишина. Часа, наверное, три. Скоро утро. А что будет завтра? Да кто его знает… Что будет, то и будет. Она докурила сигарету лишь до половины, щелчком выбросила ее вниз, проследила, как огненная точка прочертила тьму, потом подошла к зеркалу. Слабый свет ночника не позволял увидеть деталей. Она включила освещение. Окно оставалось открытым, но ее это вовсе не волновало. Пускай смотрят, кому интересно. Ведь есть на что. Она закинула руки за голову, изогнулась. Ничего не скажешь – хороша! Пока все в норме, но пройдет несколько лет…
Елена помассировала груди, потом провела рукой вдоль бедра. Кожа словно атласная.
Однако довольно красоваться. Она выключила свет и вновь улеглась. Где, интересно, бродит этот остолоп? Возможно, к Станиславу забрел, а тот и рад. Да пускай поговорят. Ничего в этом плохого нет, а если брат что и расскажет, то так даже лучше.
Честно говоря, ее новый любовник не так уж плох. Конечно, опыта явно маловато, торопится, однако совсем не плох. Можно сказать, приятный. А приятных парней не так уж много. Но он ей нужен вовсе не как партнер. То есть не совсем как партнер. От него она ожидает большего, возлагает некоторые надежды. Поэтому так быстро позволила залезть к себе в постель. Может быть, не стоило торопиться, но он – в командировке, а вдруг завтра отзовут? Тогда ее планы могут пойти насмарку, и придется дожидаться нового благоприятного момента.
Про Пеликана и про все остальное она сказала ему полуправду. Присочинила про евреев, про необходимость поспешного бегства. И ничего страшного. Главное – заинтриговала. Теперь еще Станислав окончательно ему запудрит мозги. А парень явно клюнул. Основную свою цель она тем не менее открыла. Может, и зря. А может?..
Заветной мечтой Елены было уехать за границу. Официально это, естественно, невыполнимо, придется нарушать закон, перебираться туда нелегально, а без помощи, самостоятельно, она это осуществить не сумеет. К тому же без брата она никуда не поедет. Конечно, без Станислава сбежать было бы проще, но это исключено. Без брата она там, может, и не пропадет, но вряд ли добьется чего-либо стоящего. А при помощи его способностей перед ней открыт весь мир. Главное – деньги. В них вся сила, от них зависят успех и процветание. С деньгами можно прожить и тут, но как! Она не получит от жизни и тысячной доли того, что может получить там.
Деньги! Они всегда занимали ее мысли. Может быть, это и странно, ведь она никогда не нуждалась. Родители обеспечивали ее всем, что она желала. Но желать в этих условиях можно было очень немногое. Допустим, наряды, вкусную еду, возможность поехать зимой в Москву или Ленинград, летом – в Крым, на Кавказ. Что еще? Да, наверное, и ничего больше. Здесь нужно жить, как все. Не высовываться, не лезть на глаза. Чуть выделишься, начинаются пересуды, шепотки, а потом и интерес со стороны разных чинуш, сутяг… До сих пор ей удавалось не привлекать к себе и к своей семье внимания, но все время так продолжаться не может.
А там – другое дело. Там деньги – основа существования. Даже если судить по тем немногим фильмам и книгам, которые проникают с Запада, имеющий деньги там хозяин положения. Господин жизни!
Брат! Она любила его, несмотря на физическое уродство. Еще в детстве, когда она читала ему волшебные сказки, ей казалось, его просто заколдовали, настанет день – и он обратится в прекрасного принца. И день настал. Станислав не стал красавцем, но его способности больше, чем внешняя красота. Они уникальны, а красавцев на свете хватает.
Трудно сказать, когда впервые Елена узнала о способностях брата. Возможно, он и сам не осознавал, какими возможностями обладает. Елена хорошо запомнила один случай, который, скорее всего, и натолкнул ее на догадку. Лет в десять ей втемяшилось в голову иметь оловянных солдатиков. Странное желание для девочки. Так же считали и родители. На все уговоры Елены они отвечали отказом, сначала шутливо, потом со все большим раздражением. Девочка и сама не понимала причину своей настойчивости.
Может быть, на мысль иметь оловянных солдатиков натолкнули ее сказки Андерсена, а скорее всего это была обычная прихоть ребенка.
Некоторое время отец отнекивался, говорил: мол, оловянных солдатиков в магазинах не сыщешь, но однажды, гуляя с нянькой, Елена увидела в «скупочном» великолепный набор именно таких солдатиков, о каких она мечтала: довольно крупных, замечательно раскрашенных. Это были маленькие копии воинов Наполеона: в киверах, с ружьями наперевес, конные кирасиры и гусары, знаменосцы и горнисты, и даже сам император, одной ногой стоящий на барабане.
Солдатиков, видимо, привезли из Германии вместе с другим трофейным барахлом. Стоили они довольно дорого, но для ее родителей это была пустяковая сумма. Однако отец сказал категорическое «нет».
Елена устроила настоящую истерику: топала ногами, лила слезы, угрожала, умоляла и наконец уломала мать, но отец пошел на принцип.
– А хочешь, солдатики у тебя будут уже завтра? – как бы невзначай поинтересовался Станислав. Сестра, естественно, хотела. – Но обещай, что будешь играть в них в моем присутствии.
– А хочешь, солдатики у тебя будут уже завтра? – как бы невзначай поинтересовался Станислав. Сестра, естественно, хотела. – Но обещай, что будешь играть в них в моем присутствии.
И действительно, завтра она играла солдатиками.
В комнате Станислава на полу она устраивала почти взаправдашние сражения, а брат, словно полководец, со своего кресла подавал команды, руководя битвами.
Солдатики быстро наскучили Елене, поскольку это действительно была мальчишечья игра. Она даже начала недоумевать: с какой стати вдруг захотела солдатиков, и только много позже догадалась, что иметь их мечтал брат и таким образом осуществил свое желание.
Брат и сестра довольно много времени проводили вместе, и никогда Елене не были тягостны эти разговоры, мечты о фантастических островах, на которых можно жить вдвоем, на которых всегда тепло, есть чистейшее море, добрые обезьяны, срывающие с пальм кокосовые орехи, и нет злых, скучных людей. Елена, конечно, будет повелительницей острова, а Станислав – добрым принцем, могущественным и несчастным одновременно. Но в мечтаниях никогда не звучала мысль, что Станислав вылечится и станет таким же, как все нормальные дети. А может, он вовсе и не хотел становиться таким, как все.
У Елены совсем не было подруг, для общения ей вполне хватало Станислава, с которым она делилась всеми школьными новостями, даже последними мелочами. Очень часто Елене казалось, что она словно ощущает действительность сквозь восприятие брата, думая и поступая, как бы подумал или поступил он.
В шестнадцать лет с Еленой случилась маленькая неприятность, которая, однако, высветила подлинную силу Станислава. Хотя у Елены и не было в классе близких подруг, тем не менее она поддерживала со всеми ровные отношения. Наступал тот возраст, когда ребенок превращается во взрослую личность. Как-то раз на один из праздников, кажется, это было Первое мая, в классе у Елены ребята решили организовать вечеринку. Дня два шушукались и перемигивались, отбирая кандидатуры, обсуждая детали, наконец состав избранных определился. Вечеринка устраивалась на квартире Выгоцкого, отличника и старосты класса, который, кстати, жил в том же доме, что и Елена. Кроме него в вечеринке должны были участвовать еще три мальчика, в том числе и Коля Попов, который в общем-то нравился Елене. Девочек тоже было четверо.
Родители у Выгоцкого отправились праздновать Первомай на всю ночь, так что огромная квартира оказалась в распоряжении подростков. Собираясь на вечеринку, Елена испытывала двойственное чувство. С одной стороны, она боялась, что все будет как обычно. Начнутся умные разговоры о смысле жизни, о долге перед Родиной, как на комсомольских собраниях, с другой – девушка страшилась неких непредвиденных ситуаций, на которые прозрачно намекали мальчишки.
Отец у Выгоцкого являлся каким-то крупным чином в руководстве областной милиции. И этот факт, казалось, внушал доверие, и девушки, участвовавшие в вечеринке, составляли, так сказать, элиту класса, или, как выражались учителя, актив – и это тоже внушало доверие.
Вечеринка началась как обычно. Сначала пили газировку, ели мороженое, торт, потом ребята с таинственным видом извлекли откуда-то бутылку шампанского, а следом и другую. Девочки хихикали, отнекивались, но тем не менее шампанского выпили все. Потом приглушили свет и начались танцы.
Елена немного опьянела, но чувствовала себя превосходно. Она танцевала сначала с Выгоцким, потом с Поповым, дальше с остальными мальчиками. Снова появилось шампанское, потом мальчики принесли водку. В этот момент веселье несколько скомкалось. Одна из девочек, предвидя последствия, в мгновение собралась и исчезла. Заволновались и остальные. Их кое-как успокоили, и праздник продолжился. Пряное чувство двусмысленности происходящего не только не насторожило Елену, а возбудило еще больше. Она ждала и страшилась… Но уходить не хотела, и когда Милка Зарубина тревожно зашептала, что мальчишки, кажется, напились и могут начать приставать и пора уматывать, – Елена только презрительно хмыкнула.
Свет совсем потушили, и танцы стали переходить в откровенное домогательство. Две парочки уже целовались. Милка куда-то исчезла, но минут через десять в глубине квартиры раздался ее истошный вопль, и тут же в комнату влетела она сама, а следом за ней Выгоцкий. Включили свет. Милка была растрепана, а лицо и шею покрывали красные пятна. Она с ходу залепила Выгоцкому оплеуху и несколько театрально зарыдала.
Мальчишки ушли, а плачущая Милка стала во всеуслышание рассказывать, как она пошла в ванную комнату умыться, а следом за ней туда же вломился Выгоцкий и стал задирать на ней платье. Девочки начали шумно осуждать старосту класса, оказавшегося хамом и мерзавцем, но как-то неуверенно, видимо, в душе мечтая оказаться в подобной ситуации.
Ребята появились вновь. Они хором просили прощения за поведение Выгоцкого, а он встал перед Милкой на колени, снял с ноги обомлевшей девчонки туфлю, налил туда шампанского и, ко всеобщему восхищению, выпил его до дна.
Очередная бутылка была допита, и все по-настоящему опьянели. Парочки разбрелись по огромной квартире. Елена была вместе с Поповым. Они ввалились в какую-то большую темную комнату, по-видимому, спальню родителей Выгоцкого, потому что здесь имелась огромная кровать. Елена бросилась на ложе, а Попов устроился рядом. Дальше началось то, чего она так ждала и одновременно страшилась. Мальчик начал раздевать ее. Елена особенно не сопротивлялась, хотя умоляюще просила не делать этого. Платье в мгновение снято, дальше последовала комбинация. На завершающем рубеже сопротивление Елены резко усилилось, однако Попову удалось расстегнуть лифчик. На большее он, видимо, не рассчитывал, потому что перешел к объятиям и поцелуям. Несколько раз его рука пыталась устранить последнее препятствие, но Елена была настороже. Беленькие трусики, удерживаемые более-менее твердой рукой, пока оставались на ней. Неожиданно Елена почувствовала, что Попов совсем голый. Возбуждение ее достигло крайней точки. Она отстранилась от разгоряченного тела, сама сняла трусики.
Последующая возня и нелепые телодвижения навели Елену на мысль, что все делается совсем не так, но как нужно по правилам, толком не знали ни она, ни он.
Почувствовав резкую боль, резко оттолкнула своего партнера. «Хватит, – сказала она, – поиграли, и достаточно». Попов обиженно засопел.
В этот момент вспыхнул свет, и на пороге предстали Выгоцкий и еще один парень – толстяк Веретенников.
Елена инстинктивно прикрыла груди и на корточках уселась по другую сторону кровати.
И Выгоцкий, и Веретенников были голые.
– Молодец, Поп! – заорал Выгоцкий. – Огулял прекрасную Елену, а мы тоже… Милка уже готова и Надька… Теперь наша очередь, – заржал он, – а ты, если хочешь, иди к Милке.
И ребята с недвусмысленными намерениями направились к скорчившейся за кроватью Елене.
– Можно было бы и покрывало снять, – недовольно произнес Выгоцкий, – а то словно свиньи на ней резвились… Ну да ладно.
– Убирайтесь прочь!!! – заорала Елена.
– Успокойся, дурочка, чего верещишь, не строй из себя…
– Кончайте, ребята, – подал голос Попов, – мы так не договаривались.
– И ты туда же. Не выступай. Или все себе захотел? Тебе же сказали: вали к Милке. Двигай, не пожалеешь, правда, она того, пьяна… Облевалась. А Леночка наша… – он чмокнул, – просто конфетка «Южная ночь». Мармелад в шоколаде…
– Убирайся, мерзавец, – прошипела Елена.
– Цыпа-цыпа… Хватай ее, Валерка, – обратился он к Веретенникову.
Елена схватила с тумбочки будильник и что есть силы двинула им толстяка в лоб. Будильник, хрустнув, зазвенел. Веретенников взвыл и схватился за лицо, между его пальцами выступила кровь. А будильник не переставал звенеть, словно подсказывал, что время веселья закончилось.
Елена неожиданно засмеялась. Она оглядела Выгоцкого и Попова, стоящих с разинутыми ртами, хнычущего Веретенникова, и смех ее еще больше усилился. Теперь уже никого не стесняясь, она выбралась из-за кровати, спокойно оделась и вышла. Потом она нашла Милку и Надьку, кое-как привела их в порядок, заставила напиться крепкого чая. Обидчики не показывались, позже появился Выгоцкий. Хмель его, похоже, прошел. Он виновато бормотал извинения, потом неожиданно заявил, что она покалечила Веретенникова, чуть не выбила ему глаз. Наконец перешел к угрозам.
Елена не вступала в диалог. Она растолкала девчонок, помогла им одеться и покинула квартиру.
Родители как будто не заметили ее состояния. Она легла спать, еще пребывая в тяжелом омерзительном отупении.
Утром приняла ванну и решила выбросить все случившееся из головы. Но это никак не удавалось. С ней, Еленой Донской, обошлись как с какой-то грязнулькой из Шанхая (Шанхаем назывался трущобный район Тихореченска, прибежище всякой швали). Ладно бы только Попов, а эти два придурка?.. Допустим, они ей ничего особенного не сделали, но ведь хотели! И потом начнут болтать… Словно в грязи вывалялась!