– Присаживайтесь, любезный, – пригласил он Коломенцева.
Мукомол неуверенно опустился на плащ-палатку, взглянул на снедь и только сейчас почувствовал, как голоден.
Старичок между тем откупорил бутылку, ловко выбив пробку ударом по донышку и при этом не пролив ни капли. Он наполнил стаканчики, протянул один Коломенцеву.
– Давайте по чарочке за знакомство. Много о вас наслышан, да вот лишь сегодня сподобился на знакомство.
– Наслышаны?! – удивился мукомол.
– Так точно, Игорь Степанович. Наслышан и давно мечтал пообщаться. Ну, будем! – и Петрович ловко опрокинул свой стаканчик.
Выпил и Коломенцев. Водка обожгла гортань, горячим ручейком пробежала по пищеводу… Мукомол подхватил кусочек колбасы и поспешно задвигал челюстями.
– Не торопитесь, любезный, никто у вас кусок не вырывает, – с легкой насмешкой заметил Петрович. – Еды хватает. В мешке есть еще. Разветрило, – сообщил он, взглянув на небеса, – вон и солнышко выглянуло. А казалось, дождю конца не будет. Хорошо здесь. Место спокойное. Посторонних почти не бывает. Местный-то народ рыбалкой не больно балуется. Не до того. Если дачник какой. Скажем, лысенький ученый Олегов. Он, случается, захаживает. С ребятишками своими. Но не рыбак! Парнишка его и то больше кумекает.
– Вы и Олегова знаете? – изумился мукомол.
– Как же. Знаком. Да я, считай, тут всех знаю. Поскольку езжу сюда не первый годок. Давненько, надо сказать, езжу. Вот и перезнакомился со всеми.
– Но обо мне-то откуда?
Петрович зажмурился, затем сладко потянулся, передернул плечами.
– Истома, – сообщил он и вновь наполнил стаканчики. – Давайте, Игорь Степанович, по второй, да и закусим с толком. И жуйте, жуйте как следует. Вот вы спрашиваете, откуда я вас знаю. Да уж знаю! Интересы у нас с вами, можно сказать, общие.
– Но я не рыбак.
– Не о рыбалке речь. Я говорю об оккультизме.
– Вы?! – изумился Коломенцев.
– Представьте себе. Не похож? Ясное дело, не похож. Но, честно говоря, я не то чтобы любитель-надомник вроде вас. Я скорее практик. И если вы всю жизнь увлекаетесь этим ради, так сказать, спортивного интереса, то я – по долгу службы.
– Не может быть?!
– Да может, может… Очень даже может. Понимаете ли… – Петрович задумался, сорвал травинку, сунул ее в рот, – как бы вам объяснить, приставлен к этому, что ли.
– Не понимаю.
– Долго рассказывать, – он сплюнул, – а поговорить нам, конечно, нужно.
– Вот и я про то же.
– Хорошо. Начнем с дневников Пеликана.
Коломенцев вскочил в величайшем возбуждении и воззрился на старичка-рыболова.
– Вам и это известно?!
– Да уж известно. Я про существование дневников знаю ох как давно. Прочитал, проштудировал их от корки до корки задолго до вас. Вы присаживайтесь, не стоит делать резких движений. – Лицо Петровича как будто окаменело и заострилось. Серенькие глазки утратили благодушие, и в них засветилась сталь. – Начнем по порядку. Как вам известно, в тридцать девятом году из Праги отправляется странная компания: четыре ребенка и трое взрослых.
– Два.
– Что – два?
– Два ребенка.
Петрович усмехнулся:
– Нет, любезный, именно четыре, а не два. Два мальчика и две девочки.
– Ничего не понимаю.
– А я объясню. Детей, наделенных особыми способностями, было действительно двое. Но для безопасности или еще по каким причинам – кто поймет логику этих розенкрейцеров – они разделили близнецов. В каждой паре имелся один малютка, так сказать, сверхчеловек, а один – вполне обычный. Уяснили?
Коломенцев потер лицо ладонью, потом недоуменно посмотрел на Петровича:
– Значит, Десантовы?..
– Не единственные, – охотно подтвердил старичок. – Есть еще одна семейка. Те, может быть, еще похлеще будут.
– И тоже проживают в Тихореченске?
– Именно.
– Невероятно!
– Скажите еще – чудовищно. Любит русская интеллигенция эпитеты.
– Вы сказали, что и взрослых было трое.
– Точно. Мужчина и две женщины, по одной при каждой паре детей, по няньке. Они весьма извилистыми путями пробирались в Тихореченск. Тут их должны были встретить и встретили. Еще вопросы?
– Группу, видимо, возглавлял Пеликан?
– Конечно. Но я неотступно следовал за ними.
– Вы? – Коломенцев во все глаза смотрел на своего собеседника.
– Что вы все время взбрыкиваете, словно жеребец, – недовольно произнес Петрович. – Давайте-ка лучше нальем еще по одной, – не дожидаясь согласия Коломенцева, он наполнил чарки. – Я же вам говорил, что являюсь, в отличие от вас, практиком. Слышали когда-нибудь об «Аненербе»?
Коломенцев отрицательно покачал головой.
– Я так и предполагал. «Аненербе» – весьма секретное подразделение СС. Как известно, нацисты очень интересовались оккультными проблемами. Даже снарядили экспедицию на Тибет на поиски Шамбалы. Конечно же, не просто с познавательной целью, а, так сказать, для практического применения. Люди, состоявшие в «Аненербе», занимались различными проблемами, черной магией, например. И вот им стало известно, что пражские розенкрейцеры якобы добились определенных успехов в создании людей, обладающих сверхспособностями. Как известно, розенкрейцеры всегда занимались подобными вещами. Точных сведений у меня нет, но, видимо, эмбрионы еще в материнской утробе прошли специальную обработку, так сказать, претерпели мутацию. У розенкрейцеров имелись некие древние рецепты… Создание сверхлюдей, как можно понять, велось не одно столетие. Еще раз повторяю, детали мне неизвестны. Не знал их и Пеликан. И он, и я были простыми исполнителями, только хозяева у нас были разные. Так вот, Пеликан достиг в ордене достаточно высокого положения, хотя и не был посвящен во все тайны. Я, по правде говоря, попал во всю эту историю именно благодаря «Аненербе».
– Так вы что же, немец?
– Отнюдь. Я чистокровный русак. Из эмигрантов. Как, впрочем, и вы. Воевал в Добровольческой армии. Потом скитался по Европе, пока не осел в Праге. Там сблизился с оккультными кругами. Собственно, моя биография отчасти повторяет вашу.
– За исключением одной маленькой детали. Вы работали на немцев, а я нет.
– Верно. Но я не желаю оправдываться или утверждать, что связался с ними только ради того, чтобы попасть в Россию. Речь сейчас не об этом. До этого никому нет дела, кроме меня. Вернемся к нашим детишкам. И они, и я добрались, хотя и не без приключений, но благополучно до места назначения. В Тихореченске детей встретили. К приему, конечно, готовились. Они попали в благополучные семьи, к тому же по документам считались родными детьми этих людей. Миссия была окончена – и его, и моя. Согласно инструкции нужно было возвращаться. Однако началась война…
Петрович остановился, прервав свой рассказ, огляделся по сторонам, затем поднялся, подобрал с песка удочку.
– Забросить, что ли? – задумчиво произнес он.
– А дальше?! – спросил, сгорая от любопытства, мукомол.
– Не будет, наверное, клевать, – сказал Петрович и сплюнул. – Дальше? – переспросил он. – Ну ладно… Пеликану было неизвестно, почему детей нужно было привезти именно в этот город. Пеликан предполагал, что это и является основной целью розенкрейцеров. Вы, конечно, знаете, что Тихореченск всегда привлекал оккультистов Запада, почему – достоверно неизвестно. С детьми ничего особенного не происходило. Обычные ребятишки. Родители Десантовых были репрессированы. У второго семейства все складывалось вполне благополучно, если не считать того, что одно сверхдитя перенесло в детстве какое-то инфекционное заболевание и в результате обезножело. Главное – ничего не происходило. Кончилась война. Мои хозяева были черт знает где, там же пребывали и приятели Пеликана. Мы не знали, как себя вести, чего ждать. Мне было, конечно же, легче, не пришлось приспосабливаться, русский все-таки, а Пеликан опустился. Он все надеялся. «Вот-вот, – повторял, – вот-вот…» В конце концов он не выдержал. Вызвал к себе одного из так называемых малюток (это была девица, Донская: она казалась ему наиболее здравомыслящей) и все ей рассказал, а потом… – Петрович одним глотком опорожнил чарку. – Потом кинулся под поезд. Он посчитал, что жизнь прожита напрасно и никаких чудес не предвидится. Однако он ошибался. При внимательном изучении жизни обоих семейств я понял: нечто все-таки происходит. На первый взгляд, это были обычные советские люди, непохожие друг на друга, конечно, но тем не менее рядовые. И все же некие мелочи складывались в несколько странную картину. Возьмем Десантовых. Екатерина, именно она сверхдитя в этой паре, работает в больнице медсестрой, имеет братца-уголовничка. И все же ее жизнь складывается слишком гладко, слишком заданно, что ли. Она выходит замуж, причем за очень хорошего по характеру, к тому же перспективного парня.
Ее муж успешно продвигается по службе, он постоянно получает какие-то премии, поощрения… Я проверял. Никто, кроме него, не получает так часто. Можно еще привести примеры. Во втором семействе и того интересней. Родители при неясных обстоятельствах погибают в автомобильной катастрофе, но еще до этого девица совершенно неожиданным образом получает крупное наследство. Случайность? Если бы речь шла о простых людях, я бы поверил. Ладно. И тогда я решил активизировать события. Нужно было ввести в игру новые фигуры. Вас например, Олегова… Вы думаете, что этот лысеющий ученый случайно обнаружил дневники Пеликана? Отнюдь. Именно я подсказал его жене, где можно снять подходящую дачу. Теперь о вас. О вашем существовании я узнал на следующий день после того, как вы в первый раз посетили библиотеку, где служит милейшая Марта Львовна. Сначала я решил, что вы – Посланец. Пеликан часто говорил, что должен прибыть Посланец. Но, присмотревшись к вам повнимательнее, понял – дилетант-любитель. Что ж. И это неплохо. Нужно отметить, принятые мной меры действительно оживили ход событий. Особенно это заметно на примере Десантовых. Да и во втором семействе, похоже, что-то назревает. Грядут крупные события. Вот-вот станет ясно, для чего все это затеяно. Наши близнецы приближаются к некоей цели. Какой? Я не знаю. Но, думаю, скоро все прояснится.
Ее муж успешно продвигается по службе, он постоянно получает какие-то премии, поощрения… Я проверял. Никто, кроме него, не получает так часто. Можно еще привести примеры. Во втором семействе и того интересней. Родители при неясных обстоятельствах погибают в автомобильной катастрофе, но еще до этого девица совершенно неожиданным образом получает крупное наследство. Случайность? Если бы речь шла о простых людях, я бы поверил. Ладно. И тогда я решил активизировать события. Нужно было ввести в игру новые фигуры. Вас например, Олегова… Вы думаете, что этот лысеющий ученый случайно обнаружил дневники Пеликана? Отнюдь. Именно я подсказал его жене, где можно снять подходящую дачу. Теперь о вас. О вашем существовании я узнал на следующий день после того, как вы в первый раз посетили библиотеку, где служит милейшая Марта Львовна. Сначала я решил, что вы – Посланец. Пеликан часто говорил, что должен прибыть Посланец. Но, присмотревшись к вам повнимательнее, понял – дилетант-любитель. Что ж. И это неплохо. Нужно отметить, принятые мной меры действительно оживили ход событий. Особенно это заметно на примере Десантовых. Да и во втором семействе, похоже, что-то назревает. Грядут крупные события. Вот-вот станет ясно, для чего все это затеяно. Наши близнецы приближаются к некоей цели. Какой? Я не знаю. Но, думаю, скоро все прояснится.
То, что произошло с вами, – яркий пример. Вы явно находились под влиянием воли Екатерины Десантовой. Да вы и сами это поняли. Не так ли?
Коломенцев кивнул.
Петрович изучающе разглядывал лицо мукомола, видимо, пытаясь определить, какое впечатление произвел его рассказ.
– Но какую роль вы отводите мне?
– Я нуждаюсь в помощнике, – просто сказал Петрович. – Вы человек в общем-то неглупый и к тому же понимающий, о чем идет речь. Здесь, в Совдепии, мистика, оккультизм под запретом. А вы знаете хотя бы азы. Да ведь вам и самому интересно, не правда ли? Не за этим ли вы приехали именно в этот город?
– А вам-то самому это зачем? – задал встречный вопрос Коломенцев. – Или надеетесь, что ваши хозяева потребуют отчет?
– Глупости вы говорите. Какие хозяева? Какой отчет? Возможности наших малюток, по-видимому, неограниченны. Они могут заставить любого индивида подчиниться своей воле. Это ясно уже сейчас, а представляете, какую задачу они должны осуществить? Нет, не представляете. И никто не представляет. Даже я! Не правда ли, в вашей жизни наконец появляется смысл? А, Игорь Степанович?
– Смысл? – Коломенцев облизнул губы. – Не вижу никакого смысла. Как можно понять, я должен шпионить для вас, подглядывать, выведывать, вмешиваться в чужую жизнь.
– А разве вы не делали нечто подобное?
– Делал. Но по своей охоте. Никто меня не принуждал, никто не приказывал. Тем более германский агент.
– Ах, вот что вас смущает. В ваших глазах я предатель, – Петрович усмехнулся, – ренегат, так сказать.
– Подходящее определение.
– Ну конечно. Песня давно известная. Впрочем, не будем выяснять отношения. Думайте обо мне как угодно. Однако сотрудничать со мной вы все равно будете.
– С какой стати? Или донесете на меня? Обвините в убийстве? Так вы же сами утверждаете, что действовал я в пределах самообороны.
– Фи, как примитивно: донесете… И не думаю. Я просто хорошо представляю дальнейший ход событий. Возможно, вы считаете, что убийство Валентина Десантова поставило точку в вашем участии в этой истории. Если так, то вы глубоко ошибаетесь. Силы, которые вы, повторяю, именно вы, разбудили, вряд ли будет возможно вернуть в исходное положение. Вы обречены.
– Смерти я не боюсь! – запальчиво выкрикнул мукомол.
– Смерти? – Старичок засмеялся. – Узнаю русского интеллигента. Орел! Ничто ему не страшно, даже смерть. Главное – честь, достоинство, идеалы. Все верно. Но смерть бывает разная. Могу вам рассказать, что случилось совсем недавно с тем самым Валентином Десантовым. Одолели его прежние дружки-уголовнички. Так вот. Одного разорвали собаки, а другие, можете представить, сожжены заживо. Каково, а?! Но это, так сказать, цветочки. Есть вещи и похуже смерти. Например, безумие. Да вы уже, по-моему, испытали нечто подобное? Верно ведь, господин Коломенцев?
Мукомол сглотнул слюну. Похоже, Петрович не врал.
– Я вас не запугиваю и отнюдь не фантазирую, – поняв его молчание по-своему, сказал Петрович. – Через денек-другой убедитесь в справедливости моих слов, но как бы поздно не было. Тогда сами прибежите. Но вновь хочу заметить, что ваше чистоплюйство и фанаберия приведут к большой беде. Проще было бы прямо сейчас обговорить план дальнейших совместных действий.
– Нет, – коротко ответил Коломенцев.
– Ну, как знаете, – холодно произнес Петрович, поднял с песка свои удочки и, не обращая больше внимания на мукомола, пошел к воде.
Коломенцев еще некоторое время смотрел на сутуловатую спину старика, словно не мог решиться, потом побрел прочь.
– Дурак! – произнес вслед Петрович.
Когда Егор Олегов явился вместе с детьми из лесу, то обнаружил отсутствие жены. Он недоуменно походил по двору, заглянул в дом, поискал в огороде. Супруги не наблюдалось. Должно быть, ушла в станционный магазин, решил Олегов. Спустя полчаса он начал волноваться. Дети в один голос требовали маму и просили есть. Положение осложнялось. И Егор отправился к хозяйке.
– Видела, – сообщила та, – побежала, должно, на станцию, после того, как этот пожилой ушел.
– Какой пожилой? – не понял Олегов.
– Мужчина. Солидный такой. В шляпе. Он у вас уже бывал. Осанистый и важный, прямо барин.
– В шляпе? – потер лысину Олегов. – Не Коломенцев ли?
– Уж не знаю, как его прозывают. Вам видней. Только как он ушел, хозяйка ваша, дай бог ей здоровья, хорошая женщина, прямо как ошпаренная кинулась со двора, кажись, в сторону станции.
– Присмотрите за детьми, Анисья Трофимовна, – попросил ученый.
– Отчего не присмотреть, – согласилась хозяйка. – И покормлю. Ступайте себе.
И Олегов почти бегом рванул на станцию. Свою Людмилу он увидел сразу. Она сидела на одинокой станционной скамейке, казалось, о чем-то глубоко задумавшись. Олегов подошел вплотную. Она его не замечала.
– Людмила, – сказал он вполголоса, – что это значит?
Она подняла голову и перевела взгляд на мужа.
– Как тебя понимать, Люда?! – довольно громко, поскольку вокруг не было ни души, спросил Егор. – Мы пришли из лесу, в доме пусто, во дворе пусто и в огороде… Мы голодны, мы в тревоге…
– Знаешь, Егор, я тебе изменила, – без всякого выражения произнесла Людмила.
– Что? – не понял Олегов.
– Изменила, – повторила она жестяным голосом.
– Как изменила?! Почему?! Когда?! Что ты за глупости такие говоришь? Мы кушать хотим… Я и дети… Я ничего не могу понять.
– Неужели не понял? – спросила Людмила, и в голосе ее почувствовалось слабое любопытство. – Конечно, я знаю, что виновата. Вы голодны. А я тут. Сейчас бегу исправляться. Прости меня, милый.
До сих пор жена не называла Егора милым. И стоило ей произнести это волшебное слово, как до Олегова дошел смысл сказанного ею.
– Изменила? – в величайшем изумлении спросил он. – С кем?
– Какая разница?..
– Уж не с этим ли старым пердуном Коломенцевым?
Она молчала.
– Ты шутишь? – Но Егор и сам понимал, что жена отнюдь не шутит.
Людмила поднялась, тяжело вздохнула, потом сощурившись посмотрела на мужа:
– Пойдем, ведь вы проголодались.
– Как ты могла?!! – заорал Олегов что было силы. – Как ты…
– Э-гей, товарищи, – встрял проходивший мимо сцепщик и усмехнулся, – чего это вы голосите? Нельзя тут кричать, место казенное. Выпил, паренек? – обратился он к Егору. – Выпил, так пойди проспись, с каждым случается, а глотку на бабу нечего рвать.
– Я вас прошу… – умоляюще сказал Олегов сцепщику, – я вас прошу не вмешиваться.
– Вот тебе раз! – изумился работяга. – Я тихо-мирно, а он… Ты что же, паренек, на грубость нарываешься? – Он снисходительно оглядел щуплую фигуру ученого, очки и лысину. – Он, дамочка, вас обижает?
– Все в порядке, – спокойно ответила Людмила.
– Нет, не все!!! – заорал обманутый муж.
– Батюшки, – всполошился сцепщик, – да он вас покалечит. Нужно в милицию… Он псих прямо.
– Прошу вас, товарищ железнодорожник, – умоляюще произнесла Людмила, – не обращайте на него внимания. Перегрелся, должно быть, на солнце, вот и занервничал.
– Это бывает. Странный все же вы народ – дачники, – понял, наконец, с кем имеет дело, сцепщик, покачал головой и пошел по своим делам.
– Не нужно театр устраивать, – попросила Людмила. – И дома тоже. Особенно перед детьми.
– Театр?! Это я… театр?! Ты… Ты… Ты сука! – наконец произнес он.
Людмила с легким изумлением посмотрела на разгорячившегося мужа. До сих пор она не слышала от него подобных слов.
– Послушай, Егор, – сказала она, – давай объяснимся, только спокойно, без аффектации. К чему эти выражения, к чему пафос? Ведь тебе, по сути, наплевать, что случилось. Не так ли? Ты ведь сейчас думаешь о своей карьере. Как отнесутся в институте, узнав о разводе.