– Но кто этот человек?
– Так или иначе, он выйдет на нас. В свой час, конечно, а пока нам нужно обговорить действия на случай нашей возможной ликвидации. Есть у меня одна задумка…
ГЛАВА 19
Убийц было двое. Невысокие, коренастые, с короткими стрижками, примерно одного возраста, они напоминали спортсменов – футболистов или боксеров. Одетые в светлые летние костюмы: просторные пиджаки, необъятные брюки, тенниски, открывающие шею и часть груди, на ногах сандалеты, они выглядели словно братья-близнецы. Лица имели равнодушные и снисходительно отрешенные от провинциальной суеты. Величали друг друга исключительно по фамилиям. Несмотря на общее сходство, чувствовалось, что один постарше и возрастом и, видимо, званием. Во всяком случае, в лице его имелась некая значительность и как бы важность. Сейчас оба бойца невидимого фронта расположились в местном парке культуры и отдыха. Перед каждым стояла кружка пива, тарелочка с солеными сушками. Народу в пивнушке, несмотря на жару, было немного.
– Пивко так себе, – сказал тот, что помоложе.
– Скажи спасибо, что холодное, – отозвался старший.
– Разве в этих городишках бывает хорошее, – продолжил свою мысль младший. – Это не Первопрестольная! На Сретенке есть точка…
– На Сретенке пиво неплохое, но вот на днях я был на Выставке достижений народного хозяйства. Знаешь ВДНХ? Только что открыли, грандиозный, я тебе скажу, комплекс, вот там – сила! По случаю открытия чешское завезли. Конечно, в общей толпе не протолкнуться, но у меня директор знакомый. Вот это пиво так пиво! И раки к нему!.. Где таких раков берут? Что крокодилы. Горячие, прямо из котла, с укропчиком, с тмином. Вещь! И отвел же я душу. Наверное, кружек десять вылакал. Ты, Седов, пил чешское?
– Вроде пил, – неуверенно отозвался Седов. – Немецкое точно пил, в прошлом году в Германии случилось побывать.
– Немецкое тоже хорошее, – одобрил старший. – Умеют, гады, делать, не то что эта моча, – он кивнул на кружку. – Сойдет. Давай о деле. Итак, что мы имеем? Три объекта. На ликвидацию дается неделя. Два дня прошло, значит, осталось пять. Управимся, как думаешь?
– А чего? Работенка простая; вы, товарищ Жуков, как будто сомневаетесь?
– Я же говорил, не выкай. И без «товарищ». Жуков – и все. И званий не надо. Услышит кто… Обойдемся без чинов. Мы с тобой первый раз вместе работаем и, надеюсь, не последний. Так что будь проще. Усек?
– Так точно, товарищ капитан! – Тот, что помоложе, засмеялся. – Все, больше не буду.
– Нормально. Давай по делу. Твои соображения?
– Объектов – три. Эти – богатые – Донские. Тут все просто. Инсценируем ограбление. В квартире проживают трое. Парень с девкой – брат и сестра и старуха.
– В подъезде дежурит вахтерша?
– Сработать нужно глубокой ночью, когда все будут спать. Вахтершу вырубим, это даже лучше, выглядит правдоподобнее. Проникаем в квартиру и…
– И! – Жуков брезгливо сплюнул. – Ты помнишь ориентировку? Обе эти семьи обладают какими-то там необычайными способностями. Мысли умеют читать, что ли.
– Ну и хрен с ними. Ведь работать будем ночью. Они же спать-почивать изволят.
– Допустим. А если нет?
Седов пожал плечами.
– Даже если и не спят, все решает внезапность. Пистолеты с глушителями, никто не услышит. Кончаем и сматываемся. Мне кажется, здесь как раз все очень просто.
– А другие?
– Со вторым будет сложнее. Там женщина, два мужика и ребенок.
– Нам нужно убрать только брата с сестрой. Про остальных речи не было.
– Правильно. Значит, нужна другая схема. Брат – уголовник. Недавно «от хозяина»[2]. Работает. Можно имитировать месть вчерашних дружков. Ну а бабу, в подъезде…
– Третий объект?
– Старик. Живет в коммуналке. Вообще элементарно. Зашли… и вышли. Ну как, Жуков?
Жуков молчал. Пил пиво, разглядывая немногочисленных посетителей забегаловки. Потом он поднял глаза на своего напарника.
– Как? Да вроде этого пива: кисловато и водянисто. С ограблением еще куда ни шло. А с этими Десантовыми? Дружки… в подъезде…
– А что ты предлагаешь? – нисколько не обидевшись, спросил Седов.
– Нужно действовать по обстоятельствам, – туманно заявил Жуков.
– Само собой.
– Начнем с квартиры Донских. Работаем по твоей схеме сегодня ночью.
– А остальные?
– Посмотрим, – неопределенно сказал Жуков. – Допивай эту бурду, и пошли.
– Куда?
– А черт его знает. Может, в кино? А лучше спать. Пожуем сейчас как следует и на боковую. Выспимся, чтоб к ночи голова ясная была.
«Ага, – язвительно подумал Седов, – никакого плана-то у тебя и нет, валенок ты сибирский, а туда же: кисло… водянисто…» Но вслух высказываться не стал, справедливо полагая, что начальству видней.
Стояла глубокая ночь, когда Жуков и Седов подошли к дому, в котором жили их будущие жертвы.
– Два часа, – сказал Жуков, взглянув на светящийся циферблат часов, – самое время. Темень-то какая.
– Как у негра в прямой кишке, – откликнулся Седов. – Всего два окошка светится. Да и то на пятом этаже. Что дальше, старшой?
– Зайдешь в подъезд, глянешь, как там вахтерша. Если не спит, скажешь, что срочно позвонить нужно: мол, брат помирает или отец… Перед ней на столике телефон стоит. Ну и… Тюкнешь ее по затылку. Только без крови. Я захожу следом. Дальше по плану.
– Ясно, – сказал Седов. – А если ненароком прикончу?
– А ты аккуратно. Чего придуриваешься? Сделай чисто, а если спит, то и тюкать не нужно. Ферштейн?
– Яволь, герр оберст, – отчетливо произнес Седов и громко щелкнул каблуками сандалет.
– Пошел!
Седов осторожно приоткрыл тяжелую подъездную дверь и на цыпочках прокрался в вестибюль. Вахтерша спала. Она откинулась на высокую спинку стула, голова безвольно свесилась на плечо, из открытого рта раздавался храп. Седова несколько удивило, что вахтершей оказалась вовсе не старуха, а молодая девка, по-деревенски до глаз повязанная платком.
– Наверное, сменщица, – решил он и, обернувшись, махнул рукой заглядывающему в подъезд Жукову.
Они мигом взлетели на четвертый этаж. В это самое мгновение спящая вахтерша открыла глаза, осторожно подняла голову и, увидев, что в вестибюле пусто, сняла трубку телефона и поспешно набрала номер.
– Идут, – произнесла она чуть слышно.
Перед квартирой Донских парочка остановилась и замерла, прислушиваясь.
– Все тихо, – наконец сказал Седов. – Ты смотри, как живут, дверь хромом обита. Замочек-то английский. Растет благосостояние советского народа.
– Посвети фонариком, – недовольно произнес Жуков, – и кончай трепаться.
Он извлек из кармана отмычку и сунул ее в скважину, раздался щелчок. Жуков легонько потянул дверь на себя.
– На цепочке, – прошептал он, – а мы ее сейчас…
В его руках блеснули длинные никелированные кусачки.
– Идем, – кивнул он напарнику, – дверь прикрой.
Убрав инструменты, Жуков извлек откуда-то небольшой пистолет с очень длинным дулом, Седов достал точно такое же оружие.
– Ты свети, – шепотом произнес Жуков, – я сам сработаю. Давай-ка сюда.
Узкий луч фонарика вырвал из тьмы кусок стены с картиной, переместился на кожаный диван, скользнул по лежащему на полу ковру.
– Пусто, – произнес Седов.
– Сам вижу. А действительно, неплохо живут. Думал, такие апартаменты только в Москве имеются, а тут смотри ты!
– Я же говорю: нам песня строить и жить помогает…
– Что ты все остришь? Или нервишки, того?..
– Я совершенно спокоен, шеф, просто такой уж уродился.
– Весельчак, едрит твою… Топаем дальше.
Они медленно и совершенно неслышно двинулись по коридору.
– Сюда. – Жуков осторожно приоткрыл дверь. Луч наткнулся на спинку высокой никелированной кровати. На ней, укрывшись с головой, кто-то лежал. Жуков на цыпочках приблизился к кровати и нажал на курок. Раздался негромкий хлопок.
– Посмотри, – скомандовал он напарнику.
Седов откинул одеяло.
– Старуха, – произнес он хрипло, – похоже, готова.
Жуков тоже наклонился и взглянул в лицо жертвы.
– На всякий случай, – он приставил дуло пистолета к виску старухи и вновь нажал на курок. – Одна есть.
– Недолго мучилась старушка в гусарских опытных руках… – прокомментировал Седов.
– Ты меня напрягаешь, – с угрозой сказал Жуков, – зачем тебе это надо?
– Не буду, не буду. А можно поработаю я?
– Отставить, старший лейтенант!
– Так точно, товарищ капитан.
– Идем.
Следующая комната встретила их густым душистым ароматом. Жуков поднял пистолет и выпустил несколько пуль по лежащему на кровати телу.
– Духан-то какой! – весело сказал Седов. – В парке Чаир распускаются розы… Это называется будуар. Сразу видно, аристократка здесь проживает, проживала то есть.
Луч света плясал по стенам спальни.
– Ой! – вскрикнул Седов. – Стоит кто-то!
Раздался хлопок.
– Идиот! – почти прокричал Жуков. – Это же зеркало. Н-да! С тобой не соскучишься. Ну-ка глянь, кого мы там замочили?
– Идиот! – почти прокричал Жуков. – Это же зеркало. Н-да! С тобой не соскучишься. Ну-ка глянь, кого мы там замочили?
– Красотку в неглиже, – сообщил Седов. – А титечки-то, титечки какие! И зачем подобных девушек нужно убивать? Ведь сколько она могла принести пользы народному хозяйству.
– Идем дальше, дурень.
– Смотри, – Седов судорожно схватил своего напарника за руку, – свет из-под двери пробивается.
– Вижу. Не дергайся. Открывай, и я сразу стреляю.
Дверь распахнулась, и они увидели сидящего в инвалидном кресле худого парня, почти подростка. Оба убийцы застыли, словно окаменев, и завороженно взирали на последнюю жертву. Вместо электричества в комнате горели свечи. Они создавали ощущение нереальности, ночного кошмара.
– Вы чего, ребята, по ночам бродите? Ты пистолет-то опусти, – сказал парень Жукову.
Тот, словно автомат, уронил руку с оружием.
– Молодец, – похвалил его хозяин комнаты, – разряди его. Покажи патроны.
На ладони Жукова тускло блеснули головки пуль.
– Теперь слушайте. Вы выполнили все, что вам приказывали. Вы ликвидировали Донских… – он на мгновение задумался, – и Десантовых тоже. Вы поняли?
Убийцы, как заводные, одновременно кивнули головами.
– Можете отправляться в Москву и доложить начальству об удачном окончании операции. Вы очень довольны, вы счастливы. Чувствуете, как вы счастливы?!
На лицах убийц появились блаженные улыбки.
– Вас обязательно наградят и повысят в званиях, – продолжал говорить юноша. Его немигающий взгляд сверлил попеременно то одного, то другого. – Ты, – обратился он к Жукову, – когда будешь возвращаться, выброси оставшиеся патроны в реку и забудь об этом. Ну, ступайте, орлы.
Одновременно повернувшись через левое плечо, Жуков и Седов, продолжая глупо улыбаться, двинулись к выходу.
Станислав перевел дух. Лицо его перекосилось от боли. Задрав рукав пижамной куртки, он осмотрел кисть левой руки, покрытую черной коркой запекшейся крови.
В комнату вошла Елена.
– Перевяжи, – он кивнул на руку. – Ну что там?
– Очень больно?
– А как ты думаешь! Ладно, все закончилось. Рассказывай.
– Как ты и велел, я села вместо вахтерши, дала ей сотню, сказала: «Свидание, не могу дома… Брат, и все такое». Она как будто поверила. Пока то, да се…
– Все это я знаю, – перебил ее паралитик, – что они в квартире натворили?
– Да в общем-то, ничего страшного. Цепочку дверную перекусили… в зеркале дырка. В нянькиной комнате один раз выстрелили. В подушку попали. А дальше ты их… ты им глаза отвел.
– Весьма точное определение: отвел глаза. Теперь они абсолютно уверены, что уничтожили нас и Десантовых тоже.
– Надолго ли хватит этой уверенности?
– Ненадолго. Но главное сейчас – выиграть время. День-два, а если удастся, то и неделю. А там…
– Что же?
– Узнаешь в свое время.
Жуков и Седов брели по пустынным улицам. Оба курили, вяло передвигая ноги. Было еще темно, но прохладный ветерок предвещал скорое утро.
– Устал я что-то, – сообщил Жуков, – словно мешки таскал, с чего бы?
– И я… – Седов сплюнул и щелчком отбросил окурок далеко в сторону. – Знаешь, у меня такое чувство, словно нужно что-то вспомнить, такое важное, а вспомнить не могу. Вон бычок бросил, он пролетел, словно красная стрелка. И опять в башку ударило.
– Бывает, – равнодушно произнес Жуков, – особенно когда человека того… очень часто случается. Вроде привык, а все равно…
– Но классно ты их… – польстил старшему Седов.
– Чего уж тут классного. Мокруха, она и есть мокруха.
– С двумя объектами мы разобрались, а теперь еще остался старик этот, как его?
– Коломенцев, – подсказал Седов.
– Вот-вот. Завтра нужно его сделать. И в Москву.
– Опять вдвоем пойдем?
– Нет. На этот раз ты один. А, Седов? Ты же хотел поработать, вот и действуй.
– Нет проблем, – сказал Седов без особого восторга. – Я не советский, я не кадетский… – пропел он. – Цыпленок тоже хочет жить… Прикончим этого старорежимного дедка.
– Все балаболишь, – прикончим! Прикончи сначала, потом песни пой, а то тебя самого, как того цыпленка…
– Все будет абгемахт, герр оберштурмбаннфюрер, и не нужно сцен.
– Балаболка, – усмехнулся Жуков. Напарник начинал ему нравиться.
– Классная бикса, – произнес вслух Валек и заскрипел зубами, вспомнив красотку, приходившую к сестре. – Лежишь тут!.. – Он осторожно потрогал свою рану, потом надавил сильнее. Вроде в порядке. Когда ходит, боли почти не чувствует, но вот сеструха… Она не позволяет подниматься и тем более выходить на улицу. А как охота прогуляться… На улице жара, но вечером… Ах, кайф! – он закатил глаза. Просто сказка. И тут вспомнил… Бля… Этот урод – старикашка, который его с моста скинул. Ведь ходит по земле, сука! А он – Валек – тут. На койке кантуется. Ах ты!.. Он принялся ожесточенно грызть ноготь большого пальца. Наверное, падла такая, считает, что примочил его, хихикает в кулак.
Злоба переполняла Валька, кровь требовала крови. Парень вскочил и, не обращая внимания на слабую боль в предплечье, забегал по комнате.
Как же его достать? Но ведь несложно подпасти. А адрес? Как будто он говорил, где живет. Вот только вспомнить бы. Кажись, на Пролетарской? А дом? Вроде бы семь? Или восемь? Нет, точно семь. Квартира? Да какая разница. Найдем. Там этого фраера лакшового, наверное, пацанва знает. Небось примелькался.
Он глянул на часы: без четверти четыре. Старик со службы приходит часов в пять. Вот тут его и мочи. Самое, как говорится, время. Может, попробовать? Чего он теряет.
Валек был из той категории людей, которые долго не рассуждают. Тем более не стал разводить базары на свой счет. Сказано – сделано. Молодец моментально собрался, достал из тайника финку и отправился во второй раз убивать мукомола.
Во дворе дома номер семь по улице Пролетарской стайка ребятишек играла в пристенок. Валек вразвалочку подошел к детворе и стал наблюдать за игрой. Вначале пацаны как будто его чурались, но потом, безошибочно опознав в нем уголовника, даже вдохновились присутствием старшего товарища. Они азартно лупили здоровенным царским пятаком о стену, но результаты оказывались неутешительными.
Валек сплюнул сквозь зубы так длинно и элегантно, что ребятишки, во всяком случае некоторые из них, завистливо вздохнули.
– Дай-ка я, – сказал он после очередного неудачного броска. Подхватив пятак с земли, взвесил монету на руке и изящным движением впечатал ее в стену. Пятак, отскочив, упал почти рядом с кучкой серебряной мелочи.
– Ха! – с торжеством произнес Валек. – Учись, босота! – Он присел, растопырил ладонь и легко дотянулся большим и средним пальцами до горки монет.
– Разбить?
Ребятишки зачарованно молчали.
– Ты не ставил! – осторожно произнес самый бойкий.
– Солю! – Валек достал из кармана десятку и бросил на кон.
– Тогда ладно.
Валек, целясь в край, ударил пятаком по горке мелочи. Две трети монеток перевернулись на «решку».
– Учитесь, сявки, – небрежно произнес он.
– Так нечестно! – заорала ребятня.
– В натуре?! А ну-ка ты, – он обратился к бойкому, – я, что, смухлевал?!
Тот оглядел своих приятелей.
– Все правильно, не базлайте!
– Ладно, – Валек усмехнулся, – не буду вам масть перешибать. Шпиляйте дальше. Только скажите-ка мне, не знаете такого Коломенцева?
– Не-а! – загалдела пацанва. – А он кто?
– Старик. Ну, такой, вроде интеллигент, высокий, седой… Ходит как кот.
– На мельнице который работает?
– Ну!
– В нашей квартире живет, – сказал яйцеголовый мальчонка с зеленой соплей под носом.
– Вожжи подбери, а то проглотишь, – усмехнулся Валек. – В какой квартире?
– Вон подъезд, на четвертом этаже, направо, – и сопливый указал рукой нужное направление.
– Бывайте, пацаны. – Валек махнул рукой и направился к подъезду.
– А червонец?
– Оставьте себе на мороженки.
Умиляясь собственной широте души, он бодро поднялся по грязной лестнице и остановился перед нужной квартирой, прищурившись, глянул на табличку со списком жильцов и количеством звонков. «Коломенцеву – 6». Рука было потянулась к кнопке, но Валек передумал и толкнул дверь. Она оказалась незакрытой. Где-то в недрах квартиры раздавались возбужденные голоса, переходящие в крик. Валек прислушался. По воплям типа «Сама такая…», «Лахудра драная», «А ты – потаскуха» он догадался, что временное затишье на коммунальном фронте кончилось и вновь открыты военные действия. Впрочем, скорее всего, баталии здесь носили перманентный характер.
Стены полутемного коридора были увешаны многочисленными предметами старины: цинковыми корытами, допотопными велосипедами; здесь имелись даже лошадиный хомут и прочие атрибуты упряжи. Взгляд бывалого домушника равнодушно скользнул по всей этой рухляди. Навстречу попалась не то девчонка-недомерок, не то старушонка.