– Коломенцев где живет? – спросил ее Валек.
– Третья дверь слева, – буркнуло существо, даже не подняв головы.
Двустворчатая дверь обрадовала. Отжать ее не составляло труда. Так и оказалось. Валек оглянулся. В бескрайнем коридоре было пусто. Он мгновенно прошмыгнул внутрь и проделал обратную манипуляцию. Теперь дверь снова была на замке.
Как и каждого, кто сюда попадал впервые, Валька поразило убранство комнаты, особенно кровать под балдахином.
– Ничего себе! – произнес он вслух. Взгляд упал на старинное кресло. Валек плюхнулся в него, пару раз подпрыгнул и вновь поднялся.
– И такие гады ходят по советской земле, – сказал он с омерзением.
Письменный стол заинтересовал еще больше. Он выдвинул несколько ящиков.
Ничего интересного в них не оказалось: какие-то бумаги, книги, старые тетради. Но Валек нюхом чуял – есть здесь чем поживиться.
«Погоди, не суетись, – одернул он себя, – не за этим пришел… Когда дело провернем, тогда можно и пошарить, а пока не стоит». Он оглядел полки с книгами. Вид разноцветных корешков оставил его равнодушным, он только усмехнулся – ученый! Сейчас он разберется с этим ученым. Дождаться бы только. А где спрятаться? Да вот же – на барской кровати. Самое место… Эти портьеры, надо же! Кровать портьерами завесил!
Валек разулся, чтобы не оставлять следов, залез под балдахин и улегся в кровать, укрывшись одеялом.
Кровать оказалась мягкой и уютной, и Вальку вновь вспомнилась приходившая к сеструхе краля. Сейчас бы ее сюда! И покувыркаться!
Размышляя о времяпровождении со знойной девицей, Валек пригрелся и задремал. Разбудили его голоса. В комнате разговаривали двое.
«Вот зараза, – подумал Валек, – похоже, дело может сорваться. Кого там черт принес?» Он прислушался.
– А вы, собственно, кто? – в говорившем Валек узнал Коломенцева.
– Я? – второй голос был незнаком. – Я из краеведческого музея, моя фамилия Седов. Пришел к вам за консультацией. Наслышаны о вас. О ваших, так сказать, исторических изысканиях.
– И что же вам угодно? – доброжелательно спросил Коломенцев.
– А про революцию… Тема Гражданской войны. «Каховка, Каховка, родная винтовка…» – пропел неизвестный.
– О Гражданской войне? – удивился мукомол. – Да я, собственно… так сказать… Я, знаете ли, был по другую сторону баррикад.
– Это как? – не понял представитель краеведческого музея.
– Да очень просто. Не воевал я на стороне красных.
– Еще и лучше, – весело сказал Седов, – «Так за царя, за родину, за веру…» – вновь пропел он. – Расскажите о своих встречах с представителями белого движения. С Колчаком, например, или с Петлюрой…
«Экий музыкальный», – подумал Валек.
– Вы, товарищ, в своем уме? – тон Коломенцева стал ледяным.
– В своем, очень даже своем.
– А покажите-ка документы?
– Пожалуйста. «Я достаю из широких штанин…». Вот мои документы. Довольны?
– Так, – растерянно сказал Коломенцев. – И что же в конце концов вам нужно?
– Мне нужны бумаги… Тетради, что ли? Ведь вы на днях получили тетради?
– Откуда вы знаете? Ах да…
– Мы все знаем, – строго произнес Седов. – Давайте, старичок, тетрадки, и расстанемся друзьями.
– Но ведь ваш товарищ, кажется, его фамилия Жданко, собственноручно отдал их мне, сказав, что они ему больше не нужны.
– Жданко погиб при невыясненных пока обстоятельствах. Скорее всего он стал жертвой преступления. И не вы ли организовали его смерть? а, господин белогвардеец?
– Но позвольте!
– Где тетради?!
– Ах, теперь уж все равно! Забирайте! – Послышался звук выдвигаемого ящика. – Они перед вами.
– Замечательно. Теперь вот еще что. Книга.
– Какая книга?
– Вон та, большая, на верхней полке.
– Зачем она вам?
– Вопросы здесь задаю я! Достаньте!
– Ну, бог с вами…
Загремели стулья, потом Валек услышал звук удара, приглушенный стон, и чье-то тело рухнуло на пол.
Забыв про осторожность, Валек выглянул из своего убежища.
Неизвестный ему гражданин склонился над распростертым мукомолом.
«Вот тебе раз! – мгновенно пронеслось в голове. – Меня опередили. Этот, в костюме, грохнул старичка. Ах, ты!..» Но почему?! За что?! Ведь говорил: из музея. Может, урка? Не похоже. Какие тетради?! Что за базар?! Почему он прикончил мукомола? Ведь это его, Валька, дело.
Незнакомец выпрямился и направился к письменному столу. Коломенцев лежал без движения.
«Неужели угрохал, – продолжал лихорадочно размышлять Валек. Удивление внезапно перешло в досаду, а досада в злость. – Что же получается? Даже тут его опередили. Мужик этот попросил достать книгу с полки и, когда старый пень отвернулся, тюкнул его кастетом по голове. Ах ты, падла! Стариков мочишь, да еще втихую! Да кто ты такой?! Старик был мой! И я никому не позволю… Так. Ладно!
План созрел внезапно и был на удивление прост. Валек огляделся. В изголовье кровати на небольшой тумбочке стояла массивная бронзовая пепельница. Валек осторожно дотянулся до нее, взвесил на ладони. Как раз то, что надо. Он взглянул на будущего противника. Тот полностью ушел в свое дело, методично просматривая содержимое ящиков письменного стола.
Валек тихо спустил ноги на пол, встал и, крадучись, двинулся к человеку в светлом костюме.
«Светлый костюм» извлек из ящика какую-то книгу и стал внимательно ее просматривать.
Валек замер.
Человек небрежно швырнул книгу на стол и вновь уткнулся в ящик.
Валек подкрался почти вплотную и занес пепельницу над головой незнакомца. В последнюю секунду тот, видимо, что-то почувствовал и резко обернулся, при этом успев чуть отклонить голову в сторону. Удар пришелся, что называется, в край, то есть по касательной. Задел висок, зацепил ухо и обрушился на левое плечо. Незнакомец взвыл и мгновенно сунул правую руку за полу пиджака. Но Валек не стал ждать развития действий. Парень он был битый-перебитый и реакцией обладал отменной. Почти не размахиваясь, он вновь обрушил пепельницу на голову незнакомца – и на этот раз попал куда надо. «Светлый костюм» кулем осел на пол.
– Нормалек, – довольно сказал Валек. – Будешь знать, гад, как стариков обижать! Ну-ка посмотрим, что он носит за пазухой.
Валек отвернул полу пиджака.
– Ничего себе, дура! – он разжал кулак незнакомца и взял пистолет с длинным стволом. Подобного оружия ему видеть не приходилось.
– А сказал, что из музея… – укоризненно обратился он к бесчувственному телу. – Нехорошо, дядя! Кто же ты есть в натуре?
Из кармана была извлечена красная книжка с тисненной золотом надписью «Комитет государственной безопасности».
– Ох, ё…! – воскликнул Валек. – Ну, влип! Зачем же ты, урод, сюда пожаловал на мою голову. А… хрен с тобой! Где наша не пропадала. – Он сунул удостоверение в свой карман, пистолет за пазуху. Пригодится.
Что же дальше? Взгляд его упал на распростертого старика. Валек наклонился над Коломенцевым, перевернул его на спину. На голове мукомола кровоточила глубокая рана. «Светлый костюм» ударил его вовсе не кастетом, а рукояткой пистолета. Живой или мертвый? Валек взял Коломенцева за запястье. Пульс вроде есть.
– Эй, дед?! – Он потряс мукомола за плечо. – Дед, ты жив?!
Коломенцев не откликался.
Валек пошарил глазами по комнате, увидел графин, прямо из горлышка плеснул водой в лицо мукомола. Тот слабо застонал, дернул головой.
– Жить будешь, – заключил Валек, – сейчас на больничку, башку заштопают, и аля-улю! – Он обернулся на кагэбэшника. Примочил он его крепко. Но все равно нужно спешить.
– Все, сматываюсь, – сказал он. Потом снова взглянул на Коломенцева.
А с этим что делать? Оставить тут. Но тогда ему – точно вилы.
Может, забрать с собой? Но как? Утащить на себе он не сможет. Поставить на ноги? Юшка вон из башки хлещет. Все же нехорошо бросать.
– Эй, старец? – снова потряс Коломенцева за плечо. – Вставай, война кончилась. Вставай дед!!!
Коломенцев открыл глаза. Взгляд его бессмысленно уставился на Валька.
– Ох, – простонал он.
– Не время кудахтать! – одернул его Валек. – Вставай, паразит.
Он снова плеснул водой в лицо мукомолу.
– Не надо, – чуть слышно произнес старик.
– Надо, не надо! Кончай канючить. Уходить, вот что надо…
Коломенцев наконец узнал Валька. Зрачки его заметно расширились, он попытался поднять перед собой руку, как бы защищаясь.
– Не нужно меня убивать, – прошептал мукомол.
– Да никто тебя уже не убивает. Вон тот тебя замочить хотел, – он кивнул на кагэбэшника, – а я его вырубил.
– Вы разве не вместе?
– Западло! Мы по разным дорожкам ходим. Тебе нужно быстрее сваливать.
– Куда?..
– Не знаю, но как можно быстрее. Эти шутить не любят. Есть у тебя бинт?
Коломенцев кое-как поднялся, нетвердой походкой добрался до гардероба, извлек оттуда несколько пакетов.
– Сойдет, – сказал Валек, распечатывая пакет.
– Спирт или водку?
– Спирт или водку?
Коломенцев достал пузырек с прозрачной жидкостью.
– Так, дед, сейчас будет немножко больно. Садись.
Он раскупорил пузырек, понюхал содержимое.
– Сойдет. Подставляй башку. – И плеснул в рану спирта.
Коломенцев дернулся, застонал сквозь зубы.
– Ничего, нормально. – Валек вылил остатки спирта себе в глотку. – Извиняй, папаша. Нужно немножко расслабиться. О! Самое то! Теперь давай я тебя перевяжу. – Он сноровисто сделал перевязку. Голова мукомола стала напоминать одуванчик.
– Ну, дед, ты как Чиполлино, – продемонстрировал Валек некоторую начитанность. – Давай сваливаем отсюда.
– Куда же? – поинтересовался Коломенцев.
– А хрен его знает. Идем. Куда-нибудь придем.
«Что же с ним делать? – размышлял Валек. – Может, к сеструхе? Заодно и башку его посмотрит, хотя он ее достал в свое время, но, с другой стороны… ведь человек же».
– У тебя, дед, шляпа есть? Помню, вроде была. Нахлобучь ее поглубже, и двигаем.
Коломенцев, словно неживой, выполнил приказание Валька.
– А с этим что будет? – кивнул старик на неподвижно лежащего человека.
– Тебе-то какая разница? Пусть себе отдыхает. Оклемается, его счастье, а нет – сам напросился. Не переживай, дед!
– Заберите дневники, – попросил мукомол.
Валек подобрал разбросанные по полу тетради, и они поспешно покинули комнату.
– К сеструхе пойдем, она как раз со службы должна прийти.
– Но ведь я?.. Она меня, наверно, не приемлет.
– Не приемлет, – хмыкнул Валек. – А как же святой долг медицины – оказывать помощь больному? Ничего, Катя – она хорошая. Ты ей, конечно, немного кровь попортил, ну и что с того? Ведь не по злобе же? Все мы люди, все человеки, – как сказал какой-то умник. Пойдем!
– Ага, – сказала Катя, узрев на пороге Коломенцева. – Так сказать, приятная неожиданность. Вот кого я давно не видела…
– Его ранили, – пояснил Валек.
– Кто же?
– Один… – Валек нагнулся к уху сестры, – кагэбэшник.
– Кого я вижу! – весело сказал муж Кати, Володя. – Этот гражданин как будто интересуется родословной нашего семейства. Помню, помню, обычно он является не совсем кстати. А сегодня как раз выбрал подходящее время для визита.
– Ладно, оставь, – одернула мужа Катя, – он, видишь ли, ранен.
– Ранен?! Да кто его, беднягу?
– Пойдемте, я вас посмотрю, – предложила Катя, не обращая внимания на реплику мужа.
Она осторожно забинтовала рану.
– Довольно глубокая, чем это вас?
– Пистолетом, – пояснил Валек.
– Даже так?! А что, в конце концов, случилось?
– Ты понимаешь, – начал объяснять Валек, – сижу я у него, дожидаюсь, и тут…
– А ты как туда попал?
– Хотел его замочить, – откровенно признался Валек. – Как говорится, сидел в засаде. И тут его начали убивать… Я и вылез.
– А чего ты не подождал, ведь и ты хотел того же?
– Не привык чужими руками жар загребать. Уж извини. Да и вообще, чего-то жаль его стало. Может, я и не прав. Но не мог, знаешь, по-другому поступить.
– И молодец, – одобрила его действия сестра. – А пока выйди. – Катя осмотрела рану. – В принципе, лучше показаться хирургу, но это, я думаю, не совсем безопасно. Поэтому я постараюсь сама… Сначала нужно остричь волосы вокруг раны. – Она осторожно дотронулась до головы ладонями.
– Расслабьтесь.
До той минуты напряженный как струна, Коломенцев неожиданно для себя обмяк, словно хватанул стакан водки. Но ощущения были совсем другие. Он вдруг почувствовал странное, давно забытое чувство покоя, словно не испытал совсем недавно столь ужасных потрясений. Мягкие нежные прикосновения заставили вспомнить детство, мать, сестер… жизнь словно сделала невероятную петлю и вернула его на шестьдесят лет назад.
Руки Кати творили чудо. Реальность куда-то исчезла, неясные образы сплетались, словно струи разноцветного дыма. Когда-то в молодости Коломенцев несколько раз посетил китайскую опиумокурильню в Шанхае, мукомол не любил об этом вспоминать, но все казалось донельзя похожим на те недавние ощущения. Душа как бы отделилась от тела и отправилась в странствия, но не в причудливый мир, населенный фантомами и ускользающими тенями, а в прошлое, то самое прошлое, которое, казалось, безвозвратно кануло в небытие.
Зеленая, расцвеченная пестрыми цветами лужайка неподалеку от дома, ярко светит солнце, он и сестры играют в серсо. Девочки бросают легкие обручи, а он ловит их деревянной шпагой. Тут же рядом мать… Совсем молодая, в легком белом платье, стоит, держа над головой кружевной зонтик, и внимательно следит за игрой, заразительно смеется. Причина – он. Неловко взмахнув шпагой, мальчик поскальзывается и со всего маху падает в высокую траву. На глазах у него слезы, и мать, продолжая улыбаться, достает из соломенной корзиночки красное яблоко и вручает сыну.
Новые воспоминания. Берег пруда. Он, совсем маленький, вместе с женщинами в дощатой купальне. Сквозь щели пола поблескивает нефритовая вода, закутанные в простыни тела, вот мать сбрасывает покрывало и бросается в пруд. Всплеск, из камышей вспорхнула дикая утка. Гувернантка, косясь на мальчика, осторожно спускается по осклизлым ступеням в воду, маленькие острые грудки покрылись мурашками, худощавое стройное тело словно просвечивает в солнечных лучах. «…А бела, как сметана; очи светятся, словно две свечки», – возникают в памяти пушкинские строки.
Даже томительно-сладостное чувство, что пережил мальчик в эту минуту, возвращается к нему с прежней силой.
Острая боль электрическим разрядом подбросила тело. Он дернулся и застонал.
– Тише-тише! – успокоила его Катя. – Еще немного, потерпите…
– Что это? Как? Почему? Я готов терпеть сколько угодно, только верните!.. верните!..
– Хорошо, я попробую. Сидите спокойно.
Катя осторожно обрабатывала рану, а сама думала про Коломенцева, едва сдерживая слезы. Она – жестокосердная, какой себя всегда считала, сейчас растрогалась, словно сентиментальная барышня. С чего бы это? Пожалела старичка! А ее – Катю – кто-нибудь когда-нибудь жалел?! Всю сознательную жизнь она только и делала, что старалась выжить в этом жестоком мире. С отрочества, с того самого дня, когда пробирка с реактивами взорвалась в лицо химичке, она дала себе слово никого никогда не жалеть. Ей сделали больно, она должна отплатить той же монетой. Жалеть можно только родных: брата, мужа, своего ребенка. Все остальные – враги! И теперь старик, к которому до сих пор она не питала расположения, а наоборот, хотела сжить со свету. Ведь в тот раз, когда она толкнула его в петлю, только случайность помешала ей закончить задуманное. Или на мосту…
Катя покривила душой, сказав Станиславу Донскому, что все произошло без ее участия. Помогала брату, чего уж там… Еще как помогала! Катя поморщилась.
Старик, конечно, одинок, несчастен и беззлобен – это она уже поняла. И в ее жизнь он влез не со зла, а так, по глупости. И не только в ее жизнь. А может быть, нет? Казалось, его сознание открыто, словно ладонь. Ладонь с ее буграми и линиями, на которой понимающий может прочитать вехи судьбы. И все же!.. Где-то в самой глубине, в сумрачных недрах запрятано нечто, чего она понять никак не может. Это нечто заперто на замок. Похожее она уже встречала совсем недавно. Точно! Старуха в доме Донских. Ее сознание было тоже заблокировано. Тогда она решила, что это работа Станислава. Правда, старухин разум был закрыт совсем по-другому. Он напоминал маленький стальной сейф. Ни одна мыслишка не просачивалась из него наружу, а с Коломенцевым иначе. Его сознание представлялось ей хрустальным шаром, заполненным яркими разноцветными горошинами. Потряси шар, и цветные искры начнут кружиться, подхваченные вихрем памяти. Здесь перемешалось веселое и грустное, доброе и трагическое. Но нет-нет да и мелькнет на стенках шара черное непрозрачное пятно, появится и тут же исчезает.
А может быть, все ее попытки покончить с мукомолом потому и не удались, что он находится под чьей-то защитой, более мощной, чем ее собственная сила. И этим же объясняется, почему Валек, вначале вознамерившийся убить старика, на этот раз исключительно по своей инициативе внезапно переменил свое отношение к нему?
Нет! Не может быть! Это она уже хватила! Кто его может защищать? Паралитик? Ему это не нужно, да и она сейчас же ощутила бы его присутствие.
Коломенцев блаженно похрюкивал, ему виделись какие-то сладостные грезы. Катя сконцентрировалась и вложила все силы в последний прорыв в чужой разум.
Пятно как будто приняло более конкретное очертание, но так и осталось вне досягаемости.
– А что, если он и сам не знает, что им управляют? Ведь и она умеет так делать. Кто-то когда-то вложил в него определенную программу. Эта программа заставляет следовать определенной схеме. Но если это так, то неизвестный субъект значительно, даже неизмеримо сильней, чем она или, скажем, Станислав. Ведь действие их внушения не распространяется надолго, его всегда можно распознать, да и не могут они контролировать совокупность случайностей, которые определяют жизненный путь человека.