Василиса радостно ухватила табуретку, с грохотом уронила ее на пол и откусила металлическую ножку.
Девицы попятились.
— Ты ж говорила, у нее зубы пластиковые, — не удержалась первая.
В ее голосе звучали обида и осуждение. Ах, ах, ребенка обманула!
— Подслушивать нехорошо, — сказала я. — А если я Девой Марией назовусь, тоже поверишь? Валите отсюда!
Василиса увлеченно грызла металлические части мебели. Бармен взял мой жетон, повертел и хладнокровно сообщил:
— У меня еще табуретки есть. Старые. Могу отдать со скидкой.
— Спасибо, она больше одной за вечер не съедает.
— Ты не та, за кого себя выдаешь.
— И что? Ты в любом случае внакладе не останешься.
— Тогда ты не только хитрая, но и неглупая. Еще такой же коктейль?
— Да, и можно без вишенки.
Вокруг меня образовалось пустое пространство. Кажется, в баре все позабыли, зачем пришли. Глазели не на меня, а на собаку, которая, помогая себе лапами, мелко-мелко шинковала металл. Сыпалась на пол стружка, характерный скрежет временами заглушал музыку. Василисе никак не удавалось раскусить сидушку. Она рассердилась, схватила ее, помотала из стороны в сторону, бросила на пол и разбила лапой. Свободного места вокруг стало еще больше.
Откуда-то из темноты вывинтился молодой человек офисного вида. Застыл на порядочном удалении, поглядывая то на меня, то на собаку.
— Вася, сидеть, — приказала я. — Не трогать, человек поговорить хочет.
Василиса зевнула, похваставшись всему залу своей шикарной пастью. Керамические зубы ярко блеснули, рассыпав искры.
— Вас приглашают в кабинет, — сказал посланец. — Я провожу. Только… — Он с сомнением поглядел на Василису.
— Это киборг. Разумеется, у меня есть пульт управления.
Он еще немного поколебался, но потом решился. Я взяла бокал с коктейлем, на удивление неплохим, Василиса подхватила единственную целую ножку и поскакала за мной. У дверей отдельного кабинета посланец попросил меня задержаться, скрылся внутри. Донеслись слова: «…с киборгом. Нет, пока только табуретки грызет…»
А потом он пригласил войти, благоразумно попятившись, чтобы не встать на пути у Василисы.
В кабинете меня ожидал средних лет мужчина, без характерной печати бурной молодости на невидном, но строгом лице. На столе перед ним стояли бокалы, бутылка вина, чайник, тарелка с пирожными и лежал пистолет.
— Проходите, — сказал он. — Собаку под стол не пускайте. Надеюсь, вы понимаете правильно? — Он показал на пистолет. — У вас свои методы, у меня — свои.
— Согласитесь, что мои эффектнее?
— Да уж! Вы умеете произвести впечатление. Выпьете?
— Немного безалкогольного. На ближайшие пять минут у меня есть.
— Боитесь опьянеть?
— Нет, я за рулем.
— Хорошо. Когда выпьете эту бурду, могу предложить чай.
На чай я согласилась. Василиса улеглась под дверью, не отвлекаясь от ножки. Хьюго Брассико задумчиво цедил вино и рассматривал ее.
— Всем хороши киборги, но одно мне не нравится. Не люблю, знаете ли, когда живое существо лишают естественных функций.
— О, с этим у нее тоже все в порядке. Она уже сообразила семнадцать новых собак.
— Да? Какая молодец… И что же от меня нужно Дику?
Я протянула ему две карточки: на Салливана и на Криса.
— По первому мне нужна вся информация. По второму — кто его купил.
Брассико просто смотрел на меня. Очень понятно смотрел.
— Разумеется, по второму действуем обычным порядком.
— То бишь только человек или его тело, без претензий?
Я промолчала. Брассико взял первую карточку, проверил. Потом вторую.
— Увы. Первый мертв. По второму у меня ничего нет. — Подумал и добавил: — Он военный? Я таких предпочитаю брать на легальный контракт.
— Я знаю, что Салливан мертв. Он задолжал вам при жизни.
— Да. Я был моложе и чаще ошибался. Не стоило мне кредитовать его. Когда понял, что он безнадежен, продал его скупщику. Очень вовремя. Поползли нехорошие слухи: он кому-то дорогу перешел.
— И кому именно вы продали его?
— Джерри Ластин. Могу дать контакт. Но Джерри очень осторожен. И собак не любит.
— Давайте.
Он сбросил мне код.
— Второго все-таки проверьте в базе.
— Какой базе? — Он делано удивился.
— Самой обычной. Какую вы держите на всех рабов. Вы ведь не выбрасываете их чипы, когда снимаете? Очень удобно. У вас же есть сотрудник, который постоянно мониторит открытые источники на предмет, кого ищут, а про кого забыли. Да и снятыми чипами не грех попользоваться.
— Осведомленная, — хмыкнул он. — Ты ведь не на Дика работаешь.
Я обаятельно улыбнулась.
— Но это совершенно не мое дело, — продолжал он. — Так, для общего развития… Хорошо. Вот чайник, сама себе налить сумеешь. Мне потребуется две минуты. Не скучай.
Я знала, что делаю. Он уже понял, что я сильно опаснее, чем кажусь. И за мной стоят структуры покруче Дика Монро. Дик тебя просто убьет и прикарманит твой бизнес, а эти вроде ничего особенного не сделают, только остаток жизни испортят напрочь. С легатами таких структур резких телодвижений совершать не нужно. Поэтому он не предложил мне посидеть в кабинете одной, покуда сходит в «офис». Понятно, что я не выпушу его. И отказать мне он тоже не посмел. Похоже, мужик мечтал о тихой, спокойной пенсии и потому ссориться не спешил.
Он надел сбрую.
— Охраняй, — приказала я Василисе.
Разумеется, она и ухом своим обрезанным не повела, потому что такой команды не знала.
— Чертова псина, — сказала я, — никак не привыкну, что ей кнопку надо нажимать… Подарочек, называется, на день рождения сделали…
И демонстративно, с большого пульта, приказала Василисе «охраняй». Собака бросила недоеденную ножку и села мордой к двери.
Брассико успокоился и нырнул в базу. А зря. С той же кнопки ушел сигнал для Мелви, которая мигом приклеилась к его каналу. Я не сомневалась, что мой канал отслеживают. Снять инфу у них кишка тонка, но засечь обращение к Сети они могут. Поэтому я не обращалась. Обращалась Мелви. А я спокойно попивала чаек.
— Нет, — наконец сказал он. — У меня не проходил точно. Я проверил и тех, кто без чипа, по внешним данным. Такого не было. Попробуйте спросить Джерри Ластина. Он не занимается рабами, но может знать.
— Спасибо. — Я поднялась. — Простите, что пришлось вас побеспокоить.
— Не за что. Жаль, что не смог помочь.
На улице я отпустила Василису. Она отбежала в кусты и принялась сдирать с себя бантики. Через минуту вдоль густых посадок барбариса неслось радостное чудовище — в прядях разноцветной шерсти, с сияющими зубами, оставляя в асфальте глубокие борозды от когтей.
Мелви ждала на условленном месте. Значит, отправить за мной «хвост» Брассико не рискнул. Умный. А все равно к тебе скоро постучатся, и ты в кои-то веки окажешься дома. Не бойся: они просто поговорить зайдут.
Я запустила собаку в багажник, сама села вперед, к Мелви.
— Нормально, — не дожидаясь вопроса, сказала она, выруливая на разгонную прямую. — Контрразведка в моем лице выражает тебе признательность.
— Признательность обойдется тебе в три пиццы.
— Три?!
— Одну мне и две Ваське.
— Ни фига она пожрать горазда…
— Так она с утра голодная.
— И чего ты ее не кормила? Или перед работой нельзя?
— А она овсянку есть отказалась. Я с ней своей поделилась, а она не стала. Ну, я подумала: если ее не жрет даже киборг, то и мне не надо.
— Понятно. Ты тоже голодная. Поехали кормиться.
И мы поехали в местный студенческий кабак. Прямо так, не переодеваясь.
Через два часа мы втроем — я, Мелви и Василиса — оказались в полиции. Пьяный выпускник принял меня за проститутку, я его послала, он решил дать мне пощечину… Словом, началась драка, собака подумала, что это очень веселая игра и я не обижусь, если она тоже развлечется, — принялась крушить мебель и валить на пол мужиков. Мелви не знала, кого оттаскивать — то ли пьянчуг, то ли Василису, — а потом нагрянула полиция.
Спасибо, хоть поесть успели.
* * *Я стояла перед дверью классического неовикторианского коттеджа и переминалась с ноги на ногу. Я притворялась, что меня нервирует подчеркнуто приличная улица, вся сплошняком застроенная такими коттеджами. Аккуратные, вылизанные палисадники, вымытые тротуары, дверные звонки под старину. Дурацкая мода. На Танире никто не строится стенка в стенку. Про Арканзас вообще молчу — там расстояние между домами на одной улице иной раз и полкилометра. Ну а чего вы хотите: на всей планете — девять миллионов человек. И больше нам не надо. А эта тесная Англия, где соседи всегда по звуку определяют, сколько воды вы расходуете на смыв в унитазе, — непонятно, как в такой обстановке люди ухитряются не сходить с ума.
Впрочем, испуганную девочку я только играла. Мне наплевать, насколько тесно стоят дома. Если честно, мне это даже нравится. Отличная альтернатива квартире. Вроде и в муравейнике, вроде и свой дом. Опять же, меня, как и многих уроженцев буржуазных семей, пленяла эта эстетика — кирпичные домики в четкую линию, выверенные газончики, двери, выкрашенные в один цвет на всей улице, брусчатка вместо магистральных покрытий, и наплевать, что в щелях между камнями застревают каблуки. Улица начинается и заканчивается перекрестками с остановками маршрутов, с мелкими магазинами и кафе. И тишина.
Впрочем, испуганную девочку я только играла. Мне наплевать, насколько тесно стоят дома. Если честно, мне это даже нравится. Отличная альтернатива квартире. Вроде и в муравейнике, вроде и свой дом. Опять же, меня, как и многих уроженцев буржуазных семей, пленяла эта эстетика — кирпичные домики в четкую линию, выверенные газончики, двери, выкрашенные в один цвет на всей улице, брусчатка вместо магистральных покрытий, и наплевать, что в щелях между камнями застревают каблуки. Улица начинается и заканчивается перекрестками с остановками маршрутов, с мелкими магазинами и кафе. И тишина.
На мне была форма старшеклассницы ближайшей частной школы. Волосы заплетены в косы, глаза затеняла длинная челка. Дик сказал, что со спины я выгляжу на семнадцать. Значит, возраст выдают глаза — так мы их спрячем. Тупоносые туфельки с ремешками через подъем стопы вызывали острое желание что-нибудь пнуть, банты на косах были созданы для того, чтобы нервно крутить их в пальцах. Обалдеть, и ведь эта девочка успела побывать княгиней Сонно, а ныне управляющая от имени князя…
Шаги за дверью. Если верить архитектурным планам, там узкая тесная прихожая, справа дверь в кладовую, слева капитальная стена, прямо — лестница. Лестница с двумя пролетами. Потом площадка, из которой есть спуск в гостиную и кухню, а дальше — еще два пролета к спальням. Санузел на первом этаже, вход строго через кухню. Есть еще черный ход: ну какой же коттедж без черного хода? Там крохотный садик, огороженный двухметровым забором. Под забором, вне поля зрения камеры слежения, прячется Василиса, сторожит «грязное» крыльцо.
Дверь открылась, на меня глянул не столько постаревший, сколько обрюзгший мужчина. Светлые волосы, типично английское длинное лицо, мягкий спортивный костюм, который многие носят вместо домашнего.
Он не играл в конспирацию, ни от кого не прятался. Когда Хьюго Брассико назвал его «осторожным», имелось в виду нечто другое. Этот респектабельный господин умел проворачивать дела так, что никто потом не хотел его убить. Ну, кроме живого товара, наверное. Но живой товар не знает, кто его покупает и продает крупным оптом.
А такие вот респектабельные господа.
— Мистер Джерри Ластин? — звонко спросила я. — Вас просят присутствовать на собрании жильцов нашей улицы. — Я протянула бумажный конверт. — Завтра в четыре часа пополудни.
— Меня? — удивился он.
Протянул руку за конвертом.
Удар в коленную чашечку, потом в бедро второй ноги, потом снизу в подбородок. Мужчина отлетел к лестнице, упал навзничь, неловко завозился. Я спокойно вошла, заперла дверь. Прижала ногтем кольцо, вызывая свою верную силовую поддержку. Раздался грохот и треск: похоже, задняя дверь была заперта. А потом с топотом примчалась собака и одним тычком мордой объяснила Ластину: рыпаться не нужно. Как, однако, приятно иметь дело с криминалитетом. Будь Ластин добрым гражданином, мне до-олго бы пришлось оправдываться за взломанную дверь и аморальные методы допроса.
Пульт охранной системы висел прямо на стене в прихожей: всего-то четыре наружные камеры. Я выдернула из него карточку записи. Все, нас с Василисой тут не было.
Я пятерней зачесала назад надоевшую челку.
— Вставай. И без глупостей. Это не собака, а киборг.
— Я понял, понял, — пробормотал Ластин и выругался.
Ноги не держали его. Кое-как он прополз в гостиную, там я выставила на середину стул и велела ему сесть. Сел. Я завела ему руки за спину и приковала к стулу наручниками. Жестом приказала широко расставить колени — поза, в которой мужчина чувствует себя беззащитным.
— Поговорим, — сказала я, взяв второй стул и усевшись на него верхом. — Можем по-хорошему, можем по-плохому. По-хорошему — ты будешь лапочкой, а я не стану тебя мучить-убивать. Ты моему имиджу не верь, я тебя собаке скормлю и не поморщусь. Собака, кстати, голодная.
Ластин покосился на Василису, развалившуюся у стилизованного под камин отопителя.
— По-плохому — ты все равно скажешь все, а потом я тебя скормлю собаке. Идет?
— По-хорошему, — решил Ластин.
— Молодец, умничка! — воскликнула я тем же тоном, каким хвалила собаку. Василиса тут же вскинулась и подошла под руку гладиться. — Расскажи мне про Салливана.
Ластин выругался и застонал. Василиса на всякий случай положила ему лапу на колено и слегка сжала пальцы с когтями.
— Да скажу я, убери псину!
— Вася, место.
Собака вернулась к камину.
— Он чокнутый, этот ваш Салливан, — убежденно сказал Ластин. — Я купил его за миллион. Он задолжал полтинник, но все уже поняли, что не отдаст. Да, обычно мы от таких должников избавляемся, и так, чтобы другим неповадно было. Салливана трогать не стали, у него семья влиятельная. Конечно, им этот ублюдок даром не нужен, но мало ли… Помрет некрасиво, а вдруг они возбудятся? Вы понимаете? Я сказал Салливану: пятнашка — и свободен. Он обрадовался. Пятнашку он сделать мог. Ну хорошо, вы знаете, чем мы занимаемся, давайте без эмоций. У людей, которым я поставляю товар, есть разработки на незарегистрированных планетах. Разработки надо охранять. Даже не от внешней угрозы, а от бунтов. Бунты там постоянно. Одни мужики, да еще в рабстве… Короче говоря, многие охотно берут солдат. Из дальних округов. Солдаты — те же рабы, но привилегированные и с надеждой приподняться. Случаи, когда солдатня вылезала из рабства и даже входила в дело, были, их никто не скрывает. Пускай солдат знает, что для него тут есть перспектива. Солдаты дорого стоят. Дороже даже инженера. Потому что инженера, когда месторождение истощится, хоронят вместе со всеми, кто там был. Перевозить это стадо в новое место невыгодно, они долго не живут. А инженера везти опасно. Эти суки бегут — только в путь. Поэтому пуля в затылок — и под отвал.
Я слушала и сохраняла невозмутимое выражение лица. А чего я ждала? Гуманизма от пирата, рабовладельца, торговца людьми?
— А вот солдат, которые уже зарекомендовали себя, берегут. Солдаты живут в чистых комнатах, едят нормально, пьют чистую воду. За хорошую работу, за старание — награда. Как правило, женщина. Если солдат втянулся, его грузят на корабль вместе с ценностями, которые бросать нельзя. И на новом месте он сразу «дед», старший над новичками. Но солдат надо воровать с умом. Можно брать только простаков из дальних колоний, которые в армию идут, чтобы с родной помойки уехать. Лучше брать людей без образования. Специалисты не годятся! Был у меня один поставщик, умелец. Тот воровал ротами. Берет роту целиком, со всем оборудованием и оружием, и продает. Офицеров, понятно, в расход, а сержантов оставлял. Естественно, воровал только пехоту, из внешней обороны, другие слишком заметны, да и согнуть их проблема. Жаль даже, поставщика этого убили. Ну, это жизнь… Я Салливану и рассказал, как он работал. Салливану ведь сам бог велел заняться таким промыслом. Он же комендант базы. Украсть сотню солдат с ближайшей колонии — не фиг делать, ее можно списать на первый же мятеж. Салливан обрадовался. Но до пятнашки этого не хватало, и он предложил корабль в придачу. Я ему: транспорт, конечно, пойдет в зачет, но это мелочь, давай перехватчик, чем новей, тем скорее я от тебя отстану. В общем, договорились: он привозит мне роту пехоты со всем барахлом и еще перехватчик. И этот выродок привез. Да-а… Скотина, он приволок роту терминаторов вместе с живым офицером и на корабле со всем экипажем! А следом действительно перехватчик новенький прилетел. Вот счастье-то! Я ему говорю: ты рехнулся?! Ты чего творишь?! Тебе сказали: вези дураков! Ду-ра-ков! А ты привез кого? Ты привез мне лучшую роту округа! С капитаном из Военного университета! Ты понимаешь, говорю, что ты мне бомбу привез и под меня подложил! Думай, говорю, как теперь назад их возвращать. А Салливан ржет: а я, говорит, уже все концы обрезал, они уже павшие в бою, никто их искать не станет. Я ему сказал: нет, вот это я не возьму. Я еще жить хочу. Забирай все к чертовой матери и проваливай. Он не расстроился. И через неделю принес мне пятнадцать миллионов. Типа, в расчете.
— И кому же он продал эту роту?
— Отморозкам. Вашим отморозкам.
— В смысле?
— В смысле военным. Думаете, ваша братия только контрабанду возит? Да черта с два! И руду рубят, и колонии грабят — все делают. И у них, если под жопой загорится, все проще: колонии заминированы ядерными зарядами. Разведка есть, доступ к легальной полицейской информации тоже. Чуть кто копнет в их сторону, колония взлетает на воздух. А они же сами и отправляют туда войска на зачистку пиратского гнезда. Если кто после подрыва и выживет, того добьют. Вот таким Салливан и продал. Я ему сказал: идиот! Они первым делом от тебя и избавятся. Им на твою семью наплевать, это мы оглядываемся, а они настоящие чудовища, массовые убийцы. Салливан не поверил. Через три месяца застрелился. То ли сам, то ли помогли ему.