— Вы обратили внимание, что за пристройкой обрезали деревья, Макс?
— Нет.
Морс отпил джина.
— Кажется, я пристрастился к этому.
— Думаете, что воспользовались веткой или чем-то подобным?.. Полагаю, это возможно. Около полуметра длинной, удобная, толщиной сантиметров десять.
— Вы не видели щепок?
— Нет.
— А бутылка?
— На его лице не было разбитого стекла, насколько я мог видеть.
— Трудная работа, трудная. Для тех, кто разбивает бутылки шампанского при спуске военных кораблей на воду. Им, наверное, очень трудно.
— Может, еще отыщется что-нибудь, Морс.
— Когда можете прислать мне доклад?
— Не этим вечером.
— Вероятно, было много крови?
— Достаточно. Несмотря на то, что не было сильных брызг.
— Не очень уместно было расспрашивать гостей, видел ли кто-то разгуливающих с пятнами крови на праздничной одежде?
— А что, если это была жена, Морс? С кровью на элегантном корсаже?
— Возможно все, полагаю.
Врач покачал недоверчиво головой и посмотрел на огонь: — Несчастный человек… Вы когда-нибудь думаете о смерти? Mors, mortis[8] — женского рода, помните?
— Неужели думаете, что я могу забыть подобное слово? Оно почти как мое имя…
Врач усмехнулся этой констатации и осушил свой бокал.
— Давайте допьем бутылку, Морс. А после вернемся и снова осмотрим место преступления.
— Уже без тела?
— А вам вроде очень не нравится вид крови?
— Нет. Не надо было мне идти в полицию.
— Кровь всегда меня возбуждала — еще подростком.
— Но это ненормально!
— Почему это? — спросил врач, взяв еще два бокала. — А вас что возбуждает?
— На прошлой неделе меня о том же спросили в «Оксфорд таймс», Макс. Трудно это, знаете ли, когда вам задают подобные вопросы просто так.
— А что вы ответили?
— Сказал им, что меня всегда возбуждало слово «расстегивать».
— Умно.
— Не особенно. Это из одного стихотворения Ларкина[9]. Мы, в сущности, очень мало знаем о прелестях жизни…
Но врач, очевидно, его не слышал, так как уже стоял возле бара и нетерпеливо постукивал пустым бокалом по стойке.
Двенадцатая глава Среда, 1го января, ночь
Под надзором врача санитары с замерзшими носами, наконец, отвезли прикрытый белым покрывалом труп в морг на Олд-Редклиф — это было в 23:30, и Льюис порадовался, что предварительная работа закончена. Двое мужчин, снимавших отпечатки, уехали сразу после одиннадцати, а десятью минутами позже двинулся и молодой фотограф. Сам врач уехал на своем черном «форде» без четверти двенадцать. Отель выглядел странно притихшим, когда Льюис проследовал за Морсом по слякотному и почерневшему снегу в комнату, называемую Пристройкой 3. Оба были в ней во второй раз за этот вечер, но теперь пытались глубже вникнуть в ситуацию.
Непосредственно слева в просторной комнате (около шесть на четыре с половиной метра) находился встроенный гардероб цвета белого дерева, в котором висели девять пластмассовых вешалок. Возле него была тумбочка, ящички которой (как мы уже видели) были совершенно пусты, а на ней лежала рекламная брошюра отеля и карточка, на которой от руки было написано: «Добро пожаловать — Ваша комната приготовлена горничной Мэнди»; в углу стоял цветной телевизор, а между ним и тумбочкой — этажерка высотой с метр, на ней поднос с печеньем в упаковке, две чашки с блюдцами, пакетики несс-кафе, чая, сахара и маленькие тюбики с молоком. У противоположной стены стоял длинный радиатор высотой точно до такого же длинного трехстворчатого окна. Средняя его часть была закрыта, а две других открыты наружу, так что темно-зеленые шторы были опущены только наполовину. Повсюду у окна был рассыпан порошок для снятия отпечатков, а некоторые места были обведены черным фломастером — как вероятные источники информации.
— Может быть, — сказал Морс, — предпримем первые положительные шаги в данном деле, а Льюис? Давайте закроем эти проклятые окна! И включим радиатор!
— Вас не беспокоят отпечатки, сэр?
— Едва ли они нам помогут при аресте убийцы, если окажемся в отделении интенсивной терапии с пневмонией.
(В этот момент Льюис почувствовал себя несомненно счастливым.)
Кровати-близнецы занимали в комнате большую часть площади, их изголовья опирались на правую стену. В длинной рамке из бежевой пластмассы находились кнопки для включения телевизора, радио громкоговорителя, ламп, а также звонка: и все это сопровождалось инструкциями, напугавшими Льюиса полной неразборчивостью. На маленьком столике у кроватей находился телефон с кнопками, на полочке под ним — Библия, как будто специально положенная ангелами-хранителями. Стены и потолок были окрашены в бледно-зеленый цвет, а пол целиком покрыт ковром в серо-зеленых квадратах.
Все было прибрано, чисто и очень приятно, не считая одного неприятного — засохшего пятна крови на дальней постели.
Осматривая номер, двое мужчин подошли к ванной, размером два на полтора метра, дверь которой была расположена справа от входа в Пристройку 3. Точно напротив двери находился унитаз, блестящая белизна которого подчеркивала усилия, приложенные старательной Мэнди, левее — умывальник с полочкой, на ней два стаканчика и небольшой кусок мыла в розовой упаковке с маркой «Хауорд» (нераспакован); справа была ванная, маленькая и с душем, а на стене еще полочка со вторым куском мыла (тоже нераспакованным). На стене напротив умывальника располагалась вешалка с мягкими белыми махровыми полотенцами (неиспользованными) и с подставкой для бумаги и салфеток. Стены облицованы светло-зеленой плиткой, а покрытие на полу более темного цвета в тон.
— Кто бы они ни были, похоже, ничем не пользовались, сэр.
— Нет, — Морс снова вернулся в комнату и встал там, вертя головой. — Хорошо. Я удивлен… — Он потыкал в некоторые кнопки, которые должны были включить телевизор, но безрезультатно.
— Включить его, сэр?
— Хотите сказать?.. — Морс снова задумался. Изображение из не ясного стало четким и диктор, передавая поздние новости, сообщил, что в Бейруте шииты и христиане начали Новый год с такой же взаимной непримиримой ненавистью, с какой закончили старый.
— Странно, Льюис… Выключи это! Если рассуждать логично, они должны были использовать, хоть что-то из этих вещей так ведь? Покрывало на кровати измято, но простыней не касались, не считая следов от трупа, который находился сверху. То же и на второй кровати — может кто-то и сел на нее ненадолго, но совершенно очевидно, что ни на одной из них сильные страсти не бушевали.
Льюису, который вышел из ванной комнаты, удалось найти единственное свидетельство о недавних обитателях в корзине для мусора: смятую бумажную салфетку, испачканную коричневыми пятнами.
— Вроде бы, это единственное, что они оставили, сэр.
— Надеюсь, это не кровь?
— Думаю, краска от грима.
— Ну, хоть какой-то след, Льюис.
Прежде чем покинуть помещение, Морс еще раз приоткрыл дверцы гардероба (их петли были хорошо смазаны) и бросил внутрь последний взгляд.
— Наверняка ваши ребята не обнаружили здесь отпечатков.
Льюис посмотрел на следы от порошка, которым были посыпаны некоторые места на белых дверцах:
— Не сказал бы, сэр. Скорее…
— Я имел в виду внутри, — сказал Морс тихо.
Сара Джонстон легла уже после полуночи и только к утру заснула неспокойным сном. Мысли ее возвращались к странно беспокоившему ее главному инспектору; неприязнь к нему постоянно возрастала — к тому, как он ее расспрашивал, расспрашивал, расспрашивал. В те моменты, когда он выслушивал ее ответы, он как будто бы не хотел видеть ее наивность, а пропуски в памяти рассматривал как не прощаемые грехи. И она все время возвращалась к его упорному требованию попытаться вспомнить что-нибудь необычное, что-нибудь необычное, что-нибудь необычное… Слова всплывали в ее сознании и беспокоили ее именно потому, что нечто необычное было, нечто необычное… И все же это «нечто» продолжало ускользать от нее; иногда ей казалось что она вот-вот ухватит это, но опять упускала его, как скользкое мыло.
Тринадцатая глава Четверг, 2го января, утро
Морс решил, что необходимо хотя бы на несколько дней создать временный штаб по расследованию убийства in situ[10], и прямо с утра следующего дня комната в задней части пристройки — помещение с большими окнами, которое идеально подошло бы школьному классу — было Льюисом и Морсом изъято под официальный «Оперативный штаб».
Морс решил, что необходимо хотя бы на несколько дней создать временный штаб по расследованию убийства in situ[10], и прямо с утра следующего дня комната в задней части пристройки — помещение с большими окнами, которое идеально подошло бы школьному классу — было Льюисом и Морсом изъято под официальный «Оперативный штаб».
После спокойного и глубокого сна, утреннего душа и завтрака с повышенным содержанием холестерина, полный энергии Льюис примчался в отель «Хауорд» в 6:30 утра, а двадцатью минутами позже прибыл и Морс, который спал плохо, не принял душ и не позавтракал.
В 7:30 Джон Биньон, владелец отеля, первым из многих в этот день занял место напротив двух детективов у расшатанного стола.
— Это ужасно, — сказал Биньон. — Ужасно! Только дело пошло на лад.
— Не придавайте значения, сэр, — сказал Морс, призвав все свои способности к самоконтролю, что бы процедить сквозь зубы последнее из этих слов. — Может, найдется целая очередь из народа, мечтающего поспать точно в том пресловутом номере.
— Вы бы встали в эту очередь, инспектор?
— Разумеется, нет, — сказал Морс.
Биньон признался, что дела шли хорошо, несмотря на недолгое время, в течение которого он занимался этим бизнесом. Разговор пошел о гостях в целом, и Морс спросил о неженатых парах.
— В последнее время даже не притворяются; некоторые и обручальные кольца не снимают, я имею в виду женщин. Обратите внимание, некоторым мы отказывали — говорили, что все занято.
— Думаете, что всегда можете распознать, женаты ли?
Биньон серьезно задумался.
— Нет! Не сказал бы. Но думаю, что определю, если останавливаются вместе в отеле впервые.
— Как так?
— По многим вещам. Есть признаки: всегда платят наличными, часто путаются с адресами и так далее.
Познания владельца о гостиничных порядках были достаточно обширны, и Морс с удовольствием выслушал распорядок отеля «Хауорд».
Как правило, 80–90 процентов гостей осуществляют свой первый контакт с отелем по телефону. Часто не хватает времени, чтобы попросить или получить письменное подтверждение от них. Чаще всего достаточной гарантией серьезности намерений с точки зрения отеля является номер кредитной карты, чтобы установить bona jìdes[11]. Но по случаю Рождества или Новогоднего праздника, которые были подробно спланированы и широко разрекламированы, большая часть гостей обменялась с отелем кое-какой корреспонденцией. Что касается регистрации прибывших, все было (как поняли оба детектива) также как везде. «Имя?» было первым вопросом, и когда оно вносилось в регистрационную книгу, гостю давали бланк, который содержал вопросы о фамилии, втором имени (именах), о месте работы, о служебном и домашнем адресе, о способе оплаты, потом — национальность, регистрационный номер машины, номер паспорта и в конце — подпись. После заполнения этой исчерпывающей анкеты, гостю (или гостям) выдавали карточку с указанием номера комнаты, ценами, видом завтрака и тому подобное. А когда гостю вручали ключи от номера, которые обычно висели на табло за окошком, он мог считать себя зарегистрированным в отеле, единственное что оставалось — сообщить заголовок предпочитаемой утренней газеты. Это все. В такой маленькой гостинице не было носильщиков багажа, хотя, конечно, руководство всегда обеспечивало необходимое содействие пожилым парам, которые потенциально рисковали схватить инфаркт, затащив свои чемоданы на второй этаж.
В 8:15 пришел ответ из Чиппинг-Нортона, гласивший, что ни в одной из пяти семейных пар по имени Баллард, не было супруги, которую звали бы Энн. Кроме того городской архивариус успел просмотреть местные хроники почти от начала летоисчисления и категорически мог подтвердить, что нет и никогда не было номера 84 по улице, которая и сейчас, и всегда называлась Вест-Стрит в Чиппинг-Нортоне.
В 8:45 суперинтендант Белл позвонил Морсу из Сент-Олдейтса, чтобы узнать, не требуются ли еще сотрудники. Но Морс отклонил это предложение, так как в тот момент не видел, чем ему может помочь дополнительный полицейский отряд, кроме разве что провести бессмысленные и бесполезные опросы по домам в Чиппинг-Нортоне, чтобы проверить, не знаком ли кто-нибудь с мужчиной неопределенного возраста, которого сопровождала женщина с фальшивым именем Энн Баллард, у которого нет врожденного дефекта ноги, нет отсохшей руки, и даже нет татуировки свастики на лбу, что облегчило бы его опознание. Дальше — больше, после утренних допросов гостей стало совершенно ясно, что никто не смог бы с какой бы то ни было уверенностью узнать мистера Балларда. Подобное, по мнению Морса, не удивительно: единственный раз, когда гости отеля встречались с Баллардом, было в тот новогодний вечер. До этого они его вообще не видели. Но и в течение большей части того вечера его сопровождала и как бы охраняла, как все предположили, ревнивая и собственнически настроенная супруга. В сущности, единственная причина, из-за которой о нем вообще вспомнили, была очевидна: он выиграл приз за самый удачный мужской костюм, так как был одет почти идентично музыкантам с Карибских островов. Единственное существенное обстоятельство, которое вспоминалось, это то, что к концу вечера он выпил больше одного бокала виски («Бэллс», по мнению Мэнди, которая стояла за стойкой бара). Но все были единодушны в том, и это подтверждали данные ранее показания Сары Джонстон, что Баллард действительно ел очень мало. Несколько человек вспомнили, что почти весь вечер танцевал со своей подружкой (супругой? любовницей?), укрытой паранджой. Но мистер Додс (с одним «д») был готов поклясться, что около полуночи Баллард танцевал с молодой веселой дамой по имени миссис Палмер — «Филлипа» или «Пипа» Палмер, насколько он запомнил, а также с сотрудницей отеля («слегка поддавшей», инспектор, как говориться). И это было все.
И к обеду для Морса и Льюиса стало ясно, что единственные и ценные показания, которые они могут получить, уже были даны накануне Сарой (поддавшей или нет), которая заявила Льюису, что около часа ночи посмотрела в окно и увидела, как в этот поздний заснеженный час мужчина в «карибском» костюме идет к пристройке, положив руки на плечи двух женщин. Поэтому Морсу показалось разумным вызвать на откровенность мисс Джонстон еще раз.
Она сидела, скрестив ноги, с усталым видом подталкивая очки вверх по носу средним пальцем левой руки, на которой не было никаких колец и это безумно раздражало Морса, так как сам он очки не надевал, полностью уверенный, что и так излучает необходимую детективу проницательность.
— Значит, после того как группа из пристройки покинула праздник, остальные тоже разошлись?
— Думаю, что так.
— Вы что, не уверены?
— Нет.
— Вы сказали, что Баллард обнимал руками плечи женщин?
— Нет, одна рука была на плече одной женщины, а другая…
— Кто были эти две женщины?
— Одной была миссис Палмер, в этом я совершенно уверена.
— А другая?
— Мне кажется, что это была… миссис Смит.
— Вы вроде бы достаточно выпили?
Бледное лицо Сары Джонстон вспыхнуло, скорее от гнева, чем от стыда.
— О, да! — сказала она твердым и тихим голосом. — Не думаю, что во всей гостинице найдете кого-нибудь, кто так не думает.
— Но вы видели женщин совершенно ясно? (Морс все больше начинал ценить мисс Джонстон.)
— Да, я видела их совершенно ясно, со спины.
— Шел снег, так ведь?
— Да.
— Значит, они были в верхней одежде?
— Да. И на обеих были светлые зимние пальто.
— И вы утверждаете, — Морс вернулся к ее заявлению, — что трое других из пристройки шли непосредственно за ними?
Сара кивнула.
— То есть, если вы правы насчет первой троицы, то во второй должны остаться миссис Баллард, мистер Палмер и мистер… Смит, не так ли?
Поколебавшись секунду, Сара сказала «Да!» — после чего в очередной раз подтолкнула очки к своим лучезарным очам.
— А позади всех шел мистер Биньон?
— Да. Я думаю, что он хотел запереть боковую дверь пристройки за ними.
— Так сказал и он.
— Ну, тогда так оно должно и быть, инспектор.
Но Морс как будто ее не слышал: — После того как мистер Биньон запер дверь пристройки, туда мог кто-нибудь войти?
— Нет, только, если бы этот кто-нибудь имел ключ.
— Или если бы эта кто-нибудь имела ключ.
— Да, или если бы эти кто-нибудь имели ключ.
— Но все равно, надо было как-то выйти после, так ведь?
Сара снова заколебалась, прежде чем ответить.
— Я не задумывалась над этим, но — да. Это обычный резервный ключ и каждый из гостей мог бы его взять, достаточно было захотеть.
В этот момент неожиданно вмешался Льюис.
— Вы абсолютно уверены, мисс Джонстон, что тогда шел снег?