– Но нам нужен переводчик.
– Вам не нужен переводчик. Господин Земан хорошо говорит по-русски. Вот он идет.
Господин Земан был не очень представительный. Худой, вертлявый, с маленькой лысой головкой, которая сияла под солнцем. И сам Земан сиял нам всеми своими золотыми зубами. Он шел, распахнув руки для дружеских объятий. Мы едва от них увернулись.
Пока он бурно изъявлял нам свои благодарности, я думал – а не он ли со своими шкафами похитил наших друзей – Акимова и Карлсона? И чем больше я об этом думал, тем меньше он мне нравился. Может, сорвать переговоры? Свистнуть Макса с Рексом. Пусть немецкая овчарка порвет штаны немецкому жулику. Своему соотечественнику.
Но я взял себя в руки. Папа часто повторял: излишние эмоции вредят делу.
Земан между тем уселся на скамейку, распахнул на коленях свой чемоданчик и вытащил из него пакет.
– Вот, угощайтесь, мои юные друзья! – он здорово говорил по-русски. Даже без акцента. – Это продукция моей фирмы «Континент».
Ох, как бы нам не повредили эмоции! По Алешкиным глазам я видел, как ему хочется надеть этот пакет с пончиками на лысую голову господина Земана.
Но мы свои эмоции сдержали. До поры.
– Ах, как вкусно! Какая прелесть! Спасибо! – примерно так мы восторгались, наворачивая пончики. Они и вправду были хороши.
– Какой вы молодец, – сказал Алешка. – Вы сами их пекли? Скажите рецепт нашей маме.
Земан жизнерадостно расхохотался.
– Нет, юные друзья мои. Этот продукт изготовлен прекрасным агрегатом. Я сам его придумал. И привез в Россию. Чтобы порадовать русских детишек. – Он весь сверкал и светился – зубами и лысиной.
А русские детишки, глотая пончики, мечтали при этом каждый о своем. Я – о том, что скоро приедет папа и посадит этого немецкого жулика в русскую тюрьму. Где его пончиками кормить не будут. А Лешка думал о том, как он посадит лысого Земана в аквариум и будет кормить не пончиками, а улитками. Пусть плюет в стекло и чавкает.
Тут Земан, словно угадав наши мечты, вдруг поник, потух, загрустил.
– Юные друзья мои, у меня очень большая проблема. И я очень надеюсь решить ее с вашей помощью.
– У нас карантин, – буркнул Алешка.
– Вот и чудесно! Мне немного известно, что вы разыскали мои потери. («Макс кому-то проболтался», – подумал я). Кушайте, кушайте. Но у меня есть еще одна потеря. Очень важная. И если вы знаете, где она, вам будет очень хорошо.
– Это почему? – Алешка сглотнул и уставился на него.
– Потому что я так вас отблагодарю! Я сделаю вам такой подарок!
– Два пакета, что ли? – хмуро уточнил Алешка. – С пончиками.
Земан деревянно рассмеялся. И стал нас запугивать намеками.
– Я ведь не спрашиваю, где вы взяли мои потери – деньги и браслеты? Я ведь не бегу в вашу полицию. Я ведь хочу сделать все по-доброму. Вы – мне, я – вам. И никто ничего не узнает. А кто узнает, тот никому не скажет. Правда, хорошо?
– Хорошо, – кивнул я. – Только непонятно.
Тут Земан еще раз преобразился, стал строг и даже зол.
– Если вы знали, где спрятаны деньги, значит, вы знаете, где спрятаны документы. Они похищены одной рукой.
– Какие документы? – в два искренних голоса удивились мы.
– Очень важные. Без этих документов я не смогу радовать русских мальчиков немецкими пончиками.
Мы с Алешкой переглянулись, похмурились и обменялись загадочными репликами:
– Ты думаешь…
– Мне кажется…
– Надо посмотреть…
– Постарайся вспомнить…
Мы еще загадочно покивали головами, и я спросил Земана:
– Они какие, эти документы? Вроде бумажек, да? А на верху страничек такая картинка – вроде земной шар, а по нему лента с надписью?
– Да! На ленте название моей фирмы – «Континент».
Мы опять переглянулись, опять призадумались. А Земан даже своими золотыми зубами защелкал от нетерпения. Так бы и сжевал нас, со всей дури.
– Надо посмотреть, – сказал я. – В одном месте.
– И в другом месте, – добавил Алешка. – В школьном туалете.
Земан чуть со скамейки не упал. Он был готов бежать с нами в наш школьный туалет.
– Ладно, – сказал я. – Постараемся вам помочь.
– Это будет вам очень полезно. – Земан убрал пакет с недоеденными пончиками в чемоданчик, щелкнул замочками. И протянул мне визитную карточку. – Буду очень ждать.
– Теперь он у нас на крючке, – тихо сказал Алешка, глядя в удаляющуюся спину господина Земана. – Я его накормлю ракушками.
Тут подошли Макс и Рекс.
– С вами все в порядке? – озабоченно спросил Макс. – Он не обидел вас?
– Его счастье, – сквозь зубы проговорил Алешка.
– Мы можем идти?
– Спасибо вам, – сказал я.
– Привет Клаусу, – сказал Алешка.
Мы проводили их взглядом и насторожились. К воротам подъехала машина, из нее вышел охранник. Нам незнакомый. Он прошел в калитку, зашел в будочку. И через некоторое время оттуда вышел уже знакомый охранник – шкаф по кличке Хорек.
– Ага, – догадался Алешка, – смена караула.
Хорек что-то сказал сменщику, взглянул на часы и пошел к метро. И мы пошли за ним.
Потому что… Потому что он приостановился и щелкнул зажигалкой, прикуривая.
Мы с Алешкой поняли друг друга без слов.
Но как?
И тут, на счастье, нам встретился дядя Степа. Он шел озабоченный и держал под мышкой какой-то длинный футляр.
– Во! – сказал он про него. – Флейта. На скрипку сменял. Буду в дудку дудеть. Надо ведь на махолет-то зарабатывать. Автандил не возражает. Говорит: главное, не скрипи. А дуть можешь.
Мы быстренько объяснили ему, в чем дело. Дядя Степа враз понял.
– Ща, сделаю. – Он развернулся, отдал нам свою флейту и поскакал за Хорьком.
Догнал его, пошел рядом.
– Э, командир, огоньком побалуй. Спички кончились. – И сунулся к Хорьку с сигаретой.
Тот недовольно притормозил, достал зажигалку, щелкнул и сунул ее под нос дяде Степе.
Дядя Степа прикурил, прижал руку к сердцу с благодарностью и подошел к нам. И коротко сказал:
– Она!
Мы так и ахнули! И не сговариваясь, бросились зачем-то вдогонку за Хорьком.
– Это еще ничего не значит! – пропыхтел я на бегу. – Это косвенная улика!
– А эта какая? – Алешка так резко остановился, будто у него все тормоза разом сработали.
А эта – прямая!
Хорек не пошел к метро, как мы думали, а свернул к ломбарду и исчез за его дверьми. Возле которых стояли… синие «Жигули» с вмятиной на багажнике. Правда, без мигалки.
Глава XIII «Пшенная перловка»
Сейчас самое время заняться каким-нибудь житейским делом. Картошку, например, почистить. Или посуду помыть. А еще лучше – обои поклеить. Чтобы прийти в себя…
Не слабо получается! Зажигалка Акимова снова у Хорька. Как она к нему попала? Только одним путем. Это ясно. Значит, эти, в камуфляже и в масках, были охранниками ломбарда. Значит, они работали на Модесту. А зачем ей Карлсон? Ей игрушек и так хватает. У нее золотые кольца даже на больших пальцах висят. А ей все мало.
– Дим, – с ходу предложил Алешка, – нужно в ломбарде обыск сделать.
– А чего искать?
– Чего-нибудь. Еще какие-нибудь улики. Акимова, например.
Мало ему зажигалки! И машины.
– Зажигалку он мог просто так подобрать. Акимов выронил, а Хорек подобрал…
Ага, подобрал… С книжной полки. Заодно с Акимовым и Карлсоном.
– …А машина, может, просто похожая. Сколько их в Москве! С мятыми багажниками. Мигалки-то на ней нет! Давай обыск сделаем.
Тут я всерьез разозлился.
– Давай! Надевай папин парадный мундир со всеми наградами. Он тебе в самый раз будет, до пяток. Как пальто. Модеста испугается тебя и во всем признается.
– Испугается, – Алешка кивнул, ничуть не обидевшись. – Только не меня.
– Меня, что ли? – тут я сам испугался.
Алешка смерил меня насмешливым взглядом. И ничего не сказал.
Через полчаса мы с Ленкой стояли за деревом, напротив входа в ломбард.
А мимо ломбарда проходил не спеша громадный пес по имени Норд. Рядом с ним, держа в руке поводок, шел мелкий такой мальчуган, с хохолком на макушке. И с невинными такими, чистыми глазками с длинными ресницами.
Они шли себе не спеша и никого не трогали. Около синей машины они приостановились. Мальчик что-то негромко сказал собаке. Собака внимательно обнюхала машину и подняла заднюю лапу на ее заднее колесо. А потом вдруг вскинула голову и, словно приняв неслышную команду, рванулась внутрь. Мальчик не ожидал такой прыти, испуганно вскрикнул, выпустил из рук поводок и бросился за собакой, истошно вопя:
– Стоять, Норд! Ко мне! Рядом!
На первом этаже был магазин. Собаку он не заинтересовал. Она огромными скачками взметнулась на лестницу и, вовсю размахивая громадным хвостом, влетела в помещение ломбарда. А мальчик растерянно застыл в дверях.
Люди, которые стояли в очередях к разным окошечкам, немного остолбенели. Охранник, который сидел в углу с газетой, вскочил. Пес, не обращая ни на кого внимания, деловито принюхиваясь, сваливая по пути стулья и банкетки, обежал помещение. Остановился перед дверью с табличкой «Директор», встал на задние лапы, а передними бухнул в дверь. Дверь распахнулась. Оттуда послышался дикий женский визг:
– Пошел вон! Фу! Охрана! Охрана!
Охранник выхватил из чехла на поясе дубинку, но с места не двинулся.
А пес, не обращая никакого внимания на Модесту Петровну, вскочившую на свой рабочий стол, обежал ее кабинет, обнюхал все углы, зачем-то вытянул зубами ящик тумбочки, сунул туда нос, что-то подхватил, выскочил в зал и, как лошадь, помчался галопом на улицу. Мальчик растерянно бросился за ним.
Охранник влетел в кабинет директора и заботливо осведомился:
– Не пострадали, Модеста Петровна?
Модеста Петровна, красная от страха и злости, неуклюже сползла со стола, упала в кресло. Выдохнула зловещим шепотом:
– Я не пострадала… – И вдруг заорала, как дворник поутру: – А ты пострадал, хорек вонючий! Охранник называется! Вон отсюда! Навсегда!
…Забежав за угол, мы остановились. Алешка отдышался. Усмехнулся.
– Шуму наделали! Да все без толку. Ничего не нашли.
– А это? – спросила Ленка, указывая на Норда, который спокойно сел с ней рядом, будто и не он только что наделал такого шума.
В пасти Норд держал… цветной стаканчик-мигалку.
Да, похищенного Акимова мы в ломбарде не нашли. Но след его отыскали. Теперь главное – этот след не потерять. А ведь привел он нас к бывшей дворничихе, а ныне – крутой тетке Модесте. Мы не сомневались, что похищение Акимова – ее рук дело. Она это зачем-то придумала, она и организовала. Но справиться с таким противником не просто. А надо…
Мы с Алешкой сидели в своей комнате, у аквариума. Грустно смотрели, как резвятся подаренные Акимовым рыбки. А где он сам? И что с ним сделали?
– Они хотят его заставить золото Карлсоном воровать, – сказал Алешка. – Этой Модесте своего золота мало. Бренчит, как копилка.
– И орет, как паровоз.
– Дим, а давай мы тоже так!
– Как?
– Как она. Помнишь, папа говорил: врага лучше всего бить его же оружием.
– Модесту украдем? И обменяем на Акимова? – Мне стало немного смешно. Алешке – тоже. – Чтобы ее украсть, самосвал нужен.
– Не Модесту, Дим. Спрячем ее Жужу. Она в ней души не чает. Посходит-посходит с ума, а мы ей как позвоним! Из автомата! И скажем…
– Нам нельзя, – строго остановил я его фантазии. – Мы же не бандиты.
– Да, – вздохнул Алешка. – Не бандиты. Мы честные люди. – И опять вздохнул. Еще тяжелее.
В его вздохе мне почудилось едва скрытое сожаление.
– Нужно следить за ней, – сказал я. – А когда узнаем, где Акимов, что-нибудь придумаем.
– Ага! – обрадовался Алешка. – На Жужу его обменяем.
– Мы ж не бандиты, – вздохнул я.
– А чего ж мы сидим? Когда ломбард закрывается?
– В восемь.
– Пошли скорей. А то опоздаем.
Мы вышли на душную улицу.
– Как думаешь, Дим, – спросил Алешка, когда мы подходили к ломбарду, – Модеста меня узнала?
– Когда?
– Когда мы с Нордом обыск делали. Она сначала зажмурилась вся. А потом только на него и смотрела. Наверное, не узнала.
– Я тоже так думаю. Она вообще никого не узнает. Мы для нее все на одно лицо.
– Тогда можно к ней поближе подкрасться.
– Вряд ли. Она всегда так орет, что на другой улице слышно. Замри! Вот она.
Из ломбарда вышла Модеста Петровна и еще какие-то сотрудники.
– Сигнализацию включили? – спросила она.
– Конечно, Модеста Петровна, – ответили они. – До свидания, Модеста Петровна. Спокойной ночи, Модеста Петровна. – И пошли к метро.
А Модеста села в свой экипаж, приопустила стекло и, закурив, выпустила в окошко струю паровозного дыма.
И тут же, откуда ни возьмись, робко возник бывший охранник Хорьков.
– Не, ну, Модеста Петровна, – занудил он, подойдя к машине. – Не, ну не по делу вы распорядились. Случайность такая вышла…
– Собачки испугался! – Модеста даже дверцу распахнула. – Зачем ты мне нужен такой! А ведь я тебя как родного сына приветила! В твоей дурацкой Перловке квартиру тебе сделала! К немцам пристроила! А ты? Тьфу на тебя! Скройся!
– Ну, Модеста Петровна… Я ж для вас такое сделал… Это ж тюрьмой пахнет. – Тут он немного преобразился. – А если что, один сидеть не буду!
– Будешь! – взвизгнула Модеста. – Как миленький! Я ни при чем! Я знать ничего не знаю! Кто он такой? Куда вы его дели? Мое дело – сторона!
– Ну, как хотите, – Хорьков отступил в тень. – Поеду сейчас к себе. И выпущу его на все четыре стороны.
– Выпускай. Он сразу к ментам пойдет.
– Ну и пусть! Скажу: ты, парень, зла не держи. По ошибке вышло. Модеста на тебя навела. Приказала.
– Ах так? – мне показалось, что она сейчас взорвется и разлетится на куски. Не взорвалась. Даже наоборот. – Ну, ладно. Прощаю на первый раз. Езжай в свою Перловку. И гляди там…
– Есть! – он вытянулся, как рядовой перед генералом. – Будет сделано!
– Молчит? – спросила Модеста.
– Молчит пока. Придуривается.
– Жрать не просит?
– Упрямый.
Модеста злобно хихикнула.
– Ты его покорми. Селедочкой, огурчиком соленым. А пить не давай.
– Будет сделано! Здорово придумано! Спокойной ночи, Модеста Петровна!
И он весело потопал за угол. А Модеста завела машину и поехала домой. Это значит, обогнула наш дом и въехала во двор. Она на работу пешком не ходила.
И мы за ней не пошли. Знали: ничего нового там не будет. Поставит машину задом к детской песочнице, с кем-нибудь поскандалит, а потом выведет Жужу на детскую площадку. И поэтому мы пошли за Хорьком.
Стемнело. Деревья кругом, кусты. Помоечные контейнеры. Ракушки. Машины. Поэтому следить за Хорьком было нетрудно. И мы скоро поняли, куда он шагает.
Возле немецких домов он закурил и постучал в окошко будочки. Из нее вышел его напарник – Жлоб. Они о чем-то начали говорить.
Подобраться поближе нам никак было нельзя – место открытое, ни помойки, ни ракушки. И мы решили: пройдем нахально мимо, беззаботно и увлеченно беседуя. Может, что-то и услышим. Хотя то, что мы уже услышали, нам многое открыло.
Идем с Алешкой, лялякаем, а ушки – как локаторы. Охранники так увлеклись разговором, что на нас – ноль внимания. Ну и мы на них вроде тоже. Приближаемся… Поравнялись… Удалились…
Переглянулись.
Вот что услышали.
– …Вы, Модеста говорит, чтоб завтра все узнали! Мне, говорит, ждать некогда!
– Ты куклу-то включать пробовал?
– Пробовал. Не включается. Не летает.
– А ты ее подбрось. Вдруг полетит.
– А разобьется? Модеста нас тогда в грязь размажет.
– Ну ты тряси его. Дело выгодное. А куклу Модесте сдай, на всякий случай.
– Лады. Поехал. Клиента селедкой кормить…
И они расстались.
Идти за Хорьком мы не решились. Наверняка уж он обратил бы на нас внимание. Да и куда за ним ехать? Что за Перловка такая? У нас и денег-то нет. И мама забеспокоится.
– Ладно, Дим, – сказал Алешка. – Мы и так все узнали. Найдем эту Перловку и такой тарарам им устроим. Три года будет сниться!
Мама нас встретила очень радостно. Соскучилась.
– Прелесть какая! – сказала она. – Я бы эти газеты так ровно ни за что бы не поклеила. Папа будет рад.
– Ага, – сказал Алешка. – Будет по нотам свой гимн петь. Мам, а ты не знаешь, где пшенка?
– А тебе зачем? Рыбок кормить?
Алешка – глазами хлоп-хлоп.
– Да нет, мам. Город такой – Пшенка… Или Манка?
– Перловка, – объяснил я, давясь от смеха.
– Так бы и сказали, – немного обиделась мама. – А то морочат голову. Пшенка эта… Ой! Перловка. Станция есть такая. По Казанской дороге. А тебе зачем?
– Надо!
– Да, – вздохнула мама. – Проще не скажешь. – И ей опять, наверное, захотелось стать рыбкой.
– Мам, а эта… Перловка, она далеко?
– Я точно не помню. Мы с папой как-то в молодости туда летали. В отпуск. К его друзьям. Там так красиво! Просто прелесть! Тайга, величавые реки. Олени в нартах. Икра в лоханках.
– Супердень, – прошептал Алешка.
– Мам, ты что? – спросил я. – Какие олени?
Я этого перловского Хорька никогда на оленях не видел.
– Какие олени? – переспросила мама. – Рогатые, – она пожала плечами. – А икра – красная. Мы ее столовыми ложками ели.
Тут я что-то начал понимать. И пока Алешка разбирался с оленями в лоханках и с икрой в нартах, пошел в кабинет, долго рассматривал папину карту. И нашел-таки эту мамину Перловку. Далеко в Сибири. Посреди зеленой тайги и меж величавых синих рек.
Я вернулся на кухню.
– Мам, а в твоих воспоминаниях поближе никакой Перловки нет?
– В моих – нет. У папы спросите. Кстати, вы обещали к его возвращению кабинет в порядок привести.
А мы, кстати, и не обещали.
– Ага, – сказал Алешка. – Обязательно. А дядя Степа флейту достал. Мы его позовем. Он по этим нотам сыграет папе его милицейский гимн. Здорово?
Мама отозвалась не сразу. И осторожно спросила, на всякий случай:
– А барабан ваш дядя Степа не достал?
– Если хочешь, – льстиво пообещал Алешка, – мы барабан из школы принесем.
Лучше бы он не вспоминал про школу – тут же зазвонил телефон. Звонок – лохматый и энергичный, ясно – это наш неугомонный Бонифаций.
– Дима? Ты готов?
– Усегда! – я никак не мог вспомнить, к чему я должен быть готов.