– Может, – предложила Ленка, – сбегать к нему домой, пока он пишет, – плиту выключить.
– Обойдется, – сурово отрезал Алешка. И повторил: – «Мы бы его немножко помучили». Вот гад какой! Я таких людей самих бы на плиту сажал.
– Это понятно. А чего нам мешает?
– Ну-ну, друзья, – забеспокоился Акимов, – не увлекайтесь. А вот Карлсона в его квартире поискать нужно.
– Пошли? – с готовностью подскочил Алешка.
– Так нельзя, – заупрямилась Ленка. – Плитку в чужой квартире выключить можно. А что-то искать, даже свое, нельзя.
– А как можно?
– Вместе с ним зайдем. Пусть он сам все шкафы откроет.
– Это понятно, – первым согласился дядя Степа, – я одобряю.
Мы снова спустились в погреб.
– Написал, писатель? – спросил его дядя Степа. – Дай-ка сюда.
Он вслух и медленно прочитал «протокол», вернул его Хорькову, ткнул пальцем в низ листа:
– Вот здесь поставь число, телефон свой напиши, распишись. И добавь: «Не возражаю против осмотра моей жилплощади в моем присутствии гражданами, подписавшими данный докэмент». Молодец, давай сюда. Пошли картошку выручать.
Карлсона в квартире Хорькова мы не нашли. Картошки – тоже. Наврал, конечно, Хорек с испугу.
Он добросовестно провел нас по всей квартире, пооткрывал все дверцы в шкафах и в стенке, даже антресоли дал осмотреть. Чтобы подтвердить: Карлсона у него нет.
По-моему, он вообще начал понимать, как плохи его дела. И что попал он в надежные руки если не правосудия, то справедливости.
Особенно его доконал наш маленький дядя Степа. Который, кстати, все больше и больше брал на себя руководство нашими делами.
– Это все понятно, – сказал он Хорькову, когда мы собрались уходить. – Дело твое, парень, очень плохое. Ты совершил два тяжких преступления. Похитил человека. И, надо сказать, очень ценного человека для государства. – Тут я подумал с горечью, что государство, к сожалению, этого не знает. – И еще ты совершил кражу ценного имущества из жилища этого человека.
– Но я же не один, – попробовал смягчить свою вину Хорьков.
– Это еще хуже. Это групповое преступление. По предварительному сговору. А при групповом преступлении вина не разделяется, а складывается, понял?
– Что ж мне, одному надо было это делать?
– Вообще не надо было. И вот что я тебе скажу. Ты должен заслужить прощение.
– Это как?
– Будешь нам помогать. Все, что у Модесты узнаешь, будешь нам передавать. А мы уж за тебя словечко замолвим. И помни: этот докэмент, – дядя Степа похлопал себя по карману, – есть твой приговор. И от тебя зависит – каким он будет. Мягким или суровым. Это понятно?
Одуревший Хорьков только кивал головой, а потом сказал:
– Может, чайку попьем?
– Лучше картошки своей поешь, – непримиримо отрезал Алешка.
С тем мы и откланялись.
Дяди Зины опять не было дома.
– Я начинаю беспокоиться, – сказал Алешка. – Вдруг он на медведя пошел?
Я вздохнул:
– Пропал старик.
– Да при чем здесь старик? Мне ружье жалко.
Очерствел мальчик. В борьбе с преступниками.
А где же все-таки Карлсон?
Когда мы всей компанией ввалились к Акимову, меня охватило какое-то очень хорошее, доброе чувство. И я, кажется, понял, какая разница между сообщниками и соратниками. Оказывается, очень простая. Сообщники вместе делают плохое дело, а соратники – хорошее. И если сообщники, когда что-нибудь не так, предают друг друга, то соратники – никогда. И еще – соратники, даже когда ничего не делают, прекрасно понимают друг друга и испытывают чувство радости от общения.
По дороге мы взяли разных вкусностей на деньги, которые наиграл на своей флейте наш командир дядя Степа. И устроили настоящий пир в дружеской обстановке. Среди веселых рыбок, рядом с волшебным глобусом, под задумчиво парящими самолетами.
Алешка, кстати, тут же запустил альпиниста и скомандовал:
– Вперед и вверх, парень!
Эти слова стали и нашим девизом.
– Ну что, друзья, попробуем узнать, где наш Карлсон? – спросил Акимов и взял в руки пульт.
Мы собрались в кучку и уставились на экранчик. Он вспыхнул, но светился очень тускло и ничего на нем не было.
– Батарейки, что ли, сели? – Акимов включил индикатор. – Да нет, в порядке.
– Да он в шкафу сидит! – догадался Алешка. – Там тьма-тьмущая. И он ничего не видит!
– А ведь ты, пожалуй, прав, – Акимов, было видно, немного растерялся. – А что делать?
– Это понятно, – сказал командир Степа, – ждать. И момент ловить. Не все ж она его в шкафу будет держать. Надо ж его проветривать…
– Кого? Шкаф?
– Карлсона! – вдруг заорал Алешка. – Я придумал! Дядя Степа, где телефон Хорька? Звоните ему и скажите: «Карлсона надо проветривать. А то протухнет». Пусть он Модесте сообщит.
– Это понятно! – обрадовался дядя Степа.
А мне – нет, признаться. Глупость какая-то. Что там может протухнуть? Микросхемы?
А дядя Степа уже накручивал диск телефона.
– Слышь, – сказал он, когда Хорьков поднял трубку, – ты Модесте-то еще не докладал? Молодец. Значитца, звони ей и скажи так. Мол, парень уперся, но начал сдаваться. И сказал, что эту куклешку обязательно надо часа на два вечером вытаскивать на свежий воздух. На балкон, к примеру. Не то диоды с триодами сядут. Уже не исправить. Скажи, чтоб сегодня вечером обязательно его прогуляла. Как собачку. Это понятно? Во, я ж тут уж всем говорю: он не очень глупый. Он в тюрьму не хочет. Не хочешь? Я так и знал. Действуй. Потом доложишь.
И дядя Степа, положив трубку, гордо всех нас оглядел.
Акимов показал ему большой палец, Алешка похлопал его по плечу – они примерно одного роста были.
Звонка от Хорькова мы ждали с нетерпением, но недолго. С заданием он справился. Обрадовал Модесту, что дело наконец сдвинулось, что Акимов понемногу сдается. Схему нарисовал. И уже предупредил, что куклу надо обязательно держать два часа в сутки на свежем воздухе. Модеста сказала: «Как приду домой, погуляю с Жужей, так и этого монстра выпущу на балкон. А ты давай старайся. Я в долгу не останусь».
Мы все разом посмотрели на часы. До восьми еще оставалось два часа. И мы опять пошли на кухню баловаться чайком.
А потом настал тревожный момент. Акимов включил пульт заранее, на всякий случай. И что-то стал там налаживать.
– Сюрприз Модесте будет. – Он ничего не стал объяснять. – Сами увидите.
После восьми мы не отрывали глаз от экранчика. Затаили дыхание.
И вдруг экран ярко вспыхнул. Что-то по нему мазнулось. Мелькнула какая-то незнакомая обстановка. Хрустали всякие с бронзой, антиквариаты с раритетами. Толстые руки в кольцах и браслетах с длинными синими ногтями. Дверь на балкон. И какие-то тряпки на веревках.
– Давай! – дядя Степа подтолкнул Акимова в бок. – Чего ждешь?
– Вперед и вверх! – скомандовал Алешка.
Так и получилось. Изображение снова дрогнуло, и на экране появилось растерянное, даже испуганное лицо Модесты. А потом вдруг глаза у нее растопырились от злости, и было видно, что она выплюнула какое-то короткое слово. «Дурак», по-моему.
– Получился сюрприз, – засмеялся Акимов.
А мы уже не смотрели на экран, а высыпали на балкон. И вот вдали, со стороны нашего дома показалось что-то летящее, похожее на пестрый флаг. Привидение какое-то. Еще одна легенда нашего микрорайона.
– Что-то он подцепил по пути, – пробормотал Акимов. И принял в объятия обмотанного женской ночной рубашкой Карлсона.
– У Модесты с балкона спер! – захохотал Алешка. – Ворюга!
– Он же не нарочно! – заступилась Ленка и погладила Карлсона по голове: – Карлсон вернулся.
– А сюрприз? – вдруг вспомнил я.
– А вот он! – Акимов поднял правый кулачок Карлсона. Он оказался сложен в убедительную фигу.
Все ясно: краткий отрицательный ответ из четырех букв.
Мы долго не могли успокоиться, особенно Акимов. Он радовался, как ребенок любимой игрушке. Но ведь Карлсон не был для него игрушкой. Это было его «детище», как сказал дядя Степа. Творение его ума.
Акимов усадил Карлсона на тахту. Тот пялился на него своими лупоглазыми веселыми линзами. Словно и сам от души радовался, что вернулся в родной дом. Как Буратино к папе Карло.
А папа Карло заботливо обследовал своего Буратино – не повредили ли что-нибудь похитители – карабасы с дуремарами?
Все, к счастью, оказалось в порядке. Ради проверки мы погоняли Карлсона по комнате. Убедились: все бортовые системы работают нормально. Это так дядя Степа сказал.
А Акимов сказал:
– Теперь проверим его на дальней дистанции. Надо же Модесте ее бельишко вернуть. Нам чужого не надо.
Он нахлобучил Карлсону на голову ночную рубашку и выпустил его в ночной полет.
Модеста, как ни странно, все еще обалдело стояла на балконе и смотрела вдаль, как фрекен Бок. Однако надеяться, что она тоже подобреет, не приходилось.
Акимов, чтобы не заметила Модеста, сначала поднял Карлсона на высоту, а потом немного опустил его прямо над балконом. Карлсон послушно сделал кувырок, рубашка соскользнула с него и плавно опустилась на голову Модесты.
– Мам! – ворвались мы в родной дом. – Карлсон вернулся!
– Этого еще не хватало, – отмахнулась мама.
– Да не к нам! К Акимову!
– А… Тогда ладно. Папа звонил. Послезавтра возвращается. Ура?
– Не очень, – насупился Алешка. Он понял, чем это пахнет. Обоями пахнет.
Ладно, как-нибудь выкрутимся.
– Дим, тебе пять раз Бонифа… то есть Игорь Зиновьевич звонил. Сказал, что очень важно. Что у него для тебя, да и для Алешки, какой-то хороший сюрприз. И еще почему-то интересовался твоим самочувствием и настроением.
Это еще что такое? Что за сюрприз? Может, он решил дать мне не роль Скалозуба, а какой-нибудь глухой графини? А тогда Алешка тут при чем?
Но у меня уже не было сил разбираться в этих загадках. День был такой насыщенный приключениями, что очень хотелось, чтобы он поскорее закончился.
И мы легли спать.
Глава XVIII Ворюга стал разведчиком
Назавтра события стали развиваться так стремительно, что мы едва успевали вмешиваться и направлять их в нужную сторону.
Во-первых, мама почему-то решила, что папа вернется из командировки голодный как волк.
– Нужно порадовать его хорошим семейным ужином, – сказала она.
– А кабинета, чтобы его порадовать, не хватит? – робко предложил Алешка. – Новые музыкальные обои…
– Ты бессердечный, – отрезала мама. – Вот вам список, марш в магазин.
Возле магазина сгрудились несколько подозрительных машин. А лестница на второй этаж, в ломбард, была перекрыта. На первой ступеньке стоял вооруженный детина в маске, а за ним маячил наш старый «друг» Хорьков. Он прикрыл лицо ладонью и из-под нее дружески подмигнул мне. Как сообщник, что ли? Но пока еще не соратник.
В магазине, набирая в тележку продукты по маминому списку, мы прислушивались к разговорам.
– Налоговая полиция…
– Проворовался ломбард…
– Документы проверяют… Накладные…
– И крыша ей не поможет…
– Ага, поехала крыша… Вот-вот рухнет…
– Ничего… Модеста вывернется…
– Ни за что! Вперед и вверх! – это Алешка сказал. Мне на ухо.
Не успели мы разгрузить сумки, позвонил Акимов.
– Общий сбор, ребята! Тревога! Модеста что-то задумала. Сейчас наш агент по кличке Хорьков звонил.
Мы помчались к Акимову. Все уже были в сборе.
Вот что сообщил тайный агент Хорьков.
Модеста Петровна продает машину и квартиру – раз! Заказала через своего секретаря билет на самолет – два! А сегодня у нее какая-то очень важная деловая и тайная встреча – три!
– Это понятно, – сказал дядя Степа. – В Америку удирает. Сейчас, когда там у ней проверка идет, она под шумок чужое золотишко присвоит – ищи ее в пампасах!
– А про тайную встречу Хорьков ничего не сказал? – спросил я.
– Что услышал, то и сказал. Утром к Модесте приезжала какая-то богатая дама. И говорит ей: «Выручайте, Модеста Петровна. Надежда только на вас!» А та ей: «Тихо, тихо, милочка, все разговоры только у меня дома». И пригласила ее зайти. Сегодня.
– А когда? – вскочил Алешка. – Не подслушал?
Акимов пожал плечами.
– Ну и что тут особенного? – не выдержал я.
– В общем-то, ничего. Только, когда эта дама ушла, Хорьков услышал, как Модеста прошептала: «Попалась, голубушка. Очень кстати». Что-то она задумала. Какую-то пакость.
– А как мы узнаем?
Самое главное, что меня в этом удивило, – никто из нас и не подумал сказать: «А какое нам дело?» А все стали предлагать, как это дело сделать. Все глупости, что мы наговорили, я повторять не буду. Скажу только «умности».
– Вишь, – укорил дядя Степа Акимова, – я говорил тебе, что надо Карлсона твово оборудовать акустической системой. Чтобы слышал и говорил. Ща бы мы его в засаду ей на балкон посадили – и все. Он бы там подслушивал, а мы здесь слушали.
Признаюсь, я опять ничего не понял. Но у меня на эти случаи есть младший брат. Он тут же вскочил и помчался домой, успев крикнуть на ходу:
– Я все придумал! Я – сейчас!
И через пять минут вернулся – запыхавшийся, с хохолком на макушке и с блестящими глазами. Как Ленка в такого могла влюбиться?
– Вот! – и Алешка брякнул на стол папин диктофон.
– Отличная идея! – воскликнул Акимов. – Вставляем ему диктофон в…
– В заплатку, – подсказал Алешка. – Сажаем его на Модестин балкон. И он нам все запишет.
– Это понятно, – покачал головой дядя Степа. – В заплатку – это понятно. Но вот только все записывать-то ни к чему. Пленки не хватит.
– Нужно дежурить по очереди, – предложил Акимов. – Я так себе представляю. Сажаем Карлсона на балкон, на пол, чтобы его не обнаружили. И время от времени включаем его на просмотр. Высунулся, посмотрел. А как эта дама придет, даем импульс, и он начинает писать их разговор.
– А может, попроще, – предложила Ленка. – Дежурить у подъезда. Как дама придет…
– Да мы ее не знаем! – воскликнул, перебивая, Алешка. – В подъезд за день сколько всяких дам шляется!
– Так, пожалуй, лучше, – без сожаления отказался от своего плана Акимов. – Даму мы не знаем, а ее приметы Хорьков сообщил. Белый длинный «Мерседес» и белые волосы до талии. У кого есть мобильник?
– У меня, – сказал дядя Степа. – Только он не работает.
– У нас, – сказали мы с Алешкой. – Только его папа с собой взял.
Акимов рассмеялся.
– А что у нас есть?
– Ракета, – сказал Алешка. – От Нового года осталась. А Модестин подъезд отсюда хорошо видно.
Я опять ничего не понял. Но спрашивать не стал. Потому что Алешка и дядя Степа тут же взялись за реконструкцию Карлсона. Пинцет, паяльник, бормотание. Все готово: включатель вакуумного насоса подсоединен к диктофону. Диктофон заправлен в Карлсона.
– Значит, так, – распределил обязанности Акимов. – Один – у подъезда, второй на нашем балконе, третий на пульте. Время от времени меняемся.
– А у нас проблема, – сказал Алешка.
– Какая?
– Обои.
– Это не проблема, – сказал дядя Степа. – Один у подъезда, один на балконе с пультом, трое – обои клеят.
– Вперед и вверх!
– Это моя бригада, – объяснил Алешка маме, когда мы с дядей Степой заявились домой. – Это обойщики.
Мама нисколько не удивилась. Она уже к нам привыкла за эти годы. Она только спросила дядю Степу:
– Это вы и есть Карлсон? Который вернулся.
– Нет, я его родственник.
Он осмотрел кабинет.
– Так. Это понятно. Здесь делать нечего. Работы на пару часов. Обои-то покажьте. А ничего. Буду к вам ходить, на репетиции. – И он прошагал на кухню, заглянул в ванную. Повертел краны. – Это понятно. Энти два крана – прокладки менять. Энти два – вон выкидывать.
– Вот и хорошо, – сказала мама. Она почему-то сразу прониклась к нему доверием. – Вы тут меняйте и выкидывайте, а я к тете Свете, на минуточку.
– Это понятно, – сразу же врубился дядя Степа, закатывая рукава. – Пара часов у нас есть. И где мой оголец бегает?
…Работа была в самом разгаре, когда явилась наша смена. Алешка принял у Ленки сигнальную ракету, а я у Акимова – ключи от его квартиры.
Захватив пульт, я вышел на балкон. Вообще-то пост у подъезда, где живет Модеста, оказался совсем не нужным. Обзор был прекрасный. Прямо как на ладони – Модестин подъезд, возле подъезда слоняется Алешка. Глазеет по сторонам, поддает пустую банку из-под чего-то – отсюда не разберешь, о чем-то заговаривает с прохожими и жильцами. И со знакомыми собаками. Стоят, подъезжают и отъезжают машины.
Вот и белый «Мерседес» подъехал. Из него сначала вышел амбал-водитель, огляделся, открыл заднюю дверцу и выпустил из нее, подставив руку, белобрысую блондинку (так Алешка ее назвал) с сумочкой. Взмахнув своими волосами до талии, она скрылась в подъезде.
А ракеты почему-то не было. Алешка сидел на корточках у скамейки и с чем-то возился. Увлекся посторонним делом.
Я немного поволновался и все-таки включил Карлсона на «запись». Главное, чтобы все сработало.
Блондинка пробыла у Модесты не очень долго. Вышла из подъезда, юркнула в машину. Машина тронулась, но тут же резко затормозила, потому что перед ее носом взвилась ракета. Даже отсюда был слышен истерический визг классных шин.
Как потом выяснилось, ракета немного состарилась. И никак не хотела взлетать от спичек. Пока Алешка не выпросил у какого-то прохожего зажигалку. Зажигалку тот дал, но сурово предупредил:
– Не вздумай во дворе запускать: залетит кому-нибудь в окно.
– Конечно! – согласился Алешка. – Что вы! Я ж понимаю! – тут же подпалил шнур и удрал. Будто его и не было. Он даже не заметил, как «объект наблюдения» вышел из подъезда.
Я привел Карлсона в действие. Он поднялся над домами и послушно спикировал на балкон Акимова. Прямо мне в руки. Вытащив диктофон, я помчался домой.
– Успел? – спросил меня взволнованный Алешка. – А то у меня ракета протухла.
– Успел. А как у вас дела?
Дела были прекрасны. Краны не подтекали, дверца кухонного столика не болталась, стены кабинета сияли белизной с красивыми черными каплями нот и строгими линейками.