И прямо сейчас я должна лгать.
Я сплетаю пальцы.
— Что такое? — спрашивает он.
— Я все еще не могу стрелять, — говоря это, я смотрю на Тобиаса. — И после того, что произошло в штабе Эрудитов… — прочищаю горло. — Мне не очень-то хочется рисковать жизнью.
— Трис, — он проводит пальцами по моей щеке. — Ты не должна туда идти.
— Я не хочу выглядеть трусом.
— Эй, — он обводит контур моего подбородка, его пальцы холодные по сравнению с моей кожей, и строго смотрит на меня. — Ты сделала для этой фракции больше, чем кто-либо другой. Ты…
Он вздыхает и прижимается своим лбом к моему.
— Ты самый храбрый человек, которого я когда-либо встречал. Оставайся здесь. Дай себе передышку.
Он целует меня, и я чувствую, как снова рассыпаюсь на части, начиная из самой своей глубины. Он думает, что я останусь здесь, но я буду бороться против него в компании с его отцом, которого он презирает.
Это самая ужасная ложь, какую мне доводилось произносить. Мне никогда не удастся загладить свою вину.
Когда мы расстаемся, я боюсь, что он услышит мое неровное дыхание, поэтому разворачиваюсь к окну.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Перевод: Екатерина Забродина, Дольская Алина, Алёна Вайнер, Воробьева Галина
Редактура: Юлия Исаева, allacrimo, Любовь Макарова, Индиль
— О, да. Ты похожа на дурочку, бренчащую на банджо, — заявляет Кристина.
— Правда?
— Нет. Вовсе нет. Просто… Дай я кое-что поправлю, ладно?
Она роется в сумке в течение нескольких секунд и достает коробочку. В ней лежат разные по размерам трубочки и контейнеры, в которых я распознаю косметику, но не знаю, что с ними делать.
Мы находимся в доме моих родителей. Это единственное место, куда я могу пойти, чтобы подготовиться. Кристина ничего не говорит о том, что она обнаружила — два учебника, спрятанных между шкафом и стеной, которые говорят о склонности Калеба к Эрудиции.
— Позволь мне спросить прямо. Ты оставила группу Бесстрашных, чтобы подготовиться к войне… и взяла с собой сумку с косметикой?
— Да. Я думаю, что тем, кто захочет меня застрелить, будет труднее, если они увидят, какая я убийственно-привлекательная, — отвечает она, выгнув бровь. — Держи голову вот так.
Она откручивает крышку у черной трубки размером с один из моих пальцев, показывая красную палку. Губная помада, это очевидно. Она прикасается к моему рту и проводит по нему, пока мои губы не покрываются цветом. Я вижу это, когда она убирает ее в сумку.
— Кто-нибудь когда-нибудь говорил тебе о таком чуде, как выщипывание бровей? — спрашивает она, держа пинцет.
— Убери это от меня.
— Прекрасно, — вздыхает она. — Я бы добавила румян, но не уверена, что этот цвет тебе подходит.
— Шокирующее открытие, если учесть, как похожи тона нашей кожи.
Кристина хихикает.
Мы готовы; у меня красные губы и накрашенные ресницы, и я одета в ярко-красное платье. А еще нож, привязанный к внутренней части бедра. В этом должен быть смысл.
— Где же Маркус, Разрушитель Жизней, должен с нами встретиться? — спрашивает Кристина. Она одета в Дружелюбное желтое, а не красное, и на ее коже оно буквально светится.
Я смеюсь.
— За штабом Отречения.
Ночь. Мы идем по тротуару. Все остальные должны быть на ужине, я в этом уверена, но на случай незапланированной встречи мы одеты в черные куртки, скрывающие большую часть нашей одежды. По привычке перепрыгиваю трещину в цементе.
— Куда вы обе идете? — раздается голос Питера. Я смотрю через плечо. Он стоит на тротуаре позади нас. Интересно, как долго он там?
— Почему ты не ужинаешь со своей группой нападения? — интересуюсь я.
— Я не иду, — он стучит по руке, которую я подстрелила. — Ранен.
— Да ты что! — восклицает Кристина.
— Ну, я не хочу идти в бой с кучей Афракционеров, — признается он, его зеленые глаза сверкают. — Собираюсь остаться здесь.
— Как трус, — парирует Кристина, не скрывая отвращения. — Пусть остальные наведут для тебя порядок.
— Да! — отзывается он с ехидным видом и хлопает в ладоши. — Удачной смерти.
Насвистывая, пересекает улицу и идет в противоположную сторону.
— Ну, нам удалось его отвлечь, — замечает Кристина. — Он не повторил вопрос о том, куда мы идем.
— Да. Хорошо, — я прочищаю горло. — Но наш план все равно глупый. Ведь так?
— Он… не глупый.
— О, да ладно. Доверять Маркусу глупо. Пытаться пройти мимо Бесстрашных у забора глупо. Идти против Бесстрашных и Афракционеров глупо. Все это в совокупности составляет… различного рода неслыханные глупости прежде неведомые человеку.
— К сожалению, это лучший план, который у нас есть, — замечает она. — Если мы хотим обнародовать правду.
Я доверилась Кристине, когда думала, что умру, поэтому казалось глупым не доверять ей сейчас. Меня беспокоило, что она откажется, забыв, что Кристина пришла из Искренности, где стремление к истине является самым важным. Она может быть Бесстрашной, но есть кое-что, что я уяснила, пройдя через все это — мы никогда не забываем наши старые фракции.
— Это место, где ты выросла. Тебе здесь нравится? — она морщится. — Видимо, тебе многого не хватало, раз ты решила оставить свою фракцию.
Солнце склоняется к горизонту. Я никогда не любила вечерний свет, он делал весь сектор Отречения еще более одноцветным, но сейчас мне кажется, что серый успокаивает.
— Что-то мне нравилось, что-то я ненавидела, — признаюсь я. — А было кое-что, о чем я не знала, пока не потеряла.
Мы достигаем штаба Отречения, серое здание на цементной площади. Мне хочется войти в зал заседаний и вдохнуть запах старого дерева, но у нас нет времени. Мы идем в переулок рядом со штабом, туда, где нас должен ждать Маркус.
Видим синий пикап с включенным двигателем. Маркус сидит за рулем. Я позволяю Кристине идти передо мной, чтобы сесть в середине, даже помогая ему, не хочу сидеть рядом с ним. Чувствую ненависть к нему, работая с ним, я предаю Тобиаса.
«У тебя нет другого выбора, — говорю я себе. — Нет другого пути».
Думая об этом, я закрываю за собой дверь и ищу пряжку от ремня безопасности, но нахожу только потертый конец ремня и сломанную пряжку.
— Где вы отрыли эту развалюху? — спрашивает Кристина.
— Я украл его у Афракционеров. Они ремонтируют их. Было нелегко раздобыть его. Снимите куртки.
Я беру наши куртки и бросаю их в полуоткрытое окно. Маркус передвигает рычаг и поворачивает руль. Мне кажется, что машина останется на месте, когда он нажимает на педаль газа, но она движется.
Поездка от сектора Отречения до штаба Дружелюбных займет около часа и для нее требуется опытный водитель. Маркус поворачивает на одну из главных магистралей и резко бьет по тормозам. Мы наклоняемся вперед, едва избежав зияющей дыры на дороге. Я хватаюсь за приборную панель, чтобы успокоиться.
— Расслабься, Беатрис, — просит Маркус. — Я водил машину и прежде.
— Я тоже делала массу самых разных вещей, но это не значит, что я хороша в них!
Маркус улыбается и рывком уводит грузовик влево, так что мы едва не врезаемся в упавший светофор. Кристина вскрикивает, когда мы снова почти ударяемся в еще одно препятствие.
— Одна большая глупость, не так ли!? — говорит она, перекрикивая ветер.
Я вцепляюсь в сидение и стараюсь не думать о том, что съела на обед.
Когда мы подъезжаем к забору, то в свете фар видим Бесстрашных, блокирующих ворота. Их синие повязки выделяются на фоне остальной одежды. Я стараюсь сделать приятное лицо, с недовольной гримасой их не обмануть и не убедить в моей принадлежности к Дружелюбию.
Темнокожий мужчина с пистолетом в руке приближается к окну со стороны Маркуса. Он светит фонариком мужчине в лицо, затем переводит луч на Кристину, потом на меня. Я скашиваю глаза и заставляю себя улыбаться, несмотря на слепящий свет и оружие, направленное мне в голову.
Дружелюбные сохраняют нейтралитет. Или они съели слишком много того апатичного хлеба.
— Тогда скажите мне, — говорит охранник. — Что делает член Отречения в грузовике с двумя Дружелюбными?
— Эти девушки вызвались проверить положение в городе, — отвечает Маркус. — Я сопровождал их, обеспечивая безопасность.
— Кроме того, мы не умеем водить, — говорит Кристина, улыбаясь. — Мой отец пытался научить меня несколько лет назад, но я продолжала путать педали газа и тормоза, и вы можете себе представить масштабы катастрофы! В любом случае, совершенно замечательно, что Джошуа добровольно взялся нас подвезти, потому что иначе это заняло бы у нас гораздо больше времени, а ящики были такими тяжелыми…
Бесстрашный охранник поднимает руку:
— Хорошо, я понимаю.
— Да, конечно. Извините, — Кристина хихикает. — Просто подумала, что следует объясниться, ведь вы, похоже, растерялись, что неудивительно, ведь вы столкнулись с такой…
— Хорошо, я понимаю.
— Да, конечно. Извините, — Кристина хихикает. — Просто подумала, что следует объясниться, ведь вы, похоже, растерялись, что неудивительно, ведь вы столкнулись с такой…
— Действительно, — говорит охранник. — Вы намерены вернуться в город?
— Не в ближайшее время, — отвечает Маркус.
— Все в порядке. Проезжайте, — он кивает другому Бесстрашному у ворот.
Один из них вводит ряд чисел на клавиатуре, и ворота открываются. Маркус кивает охраннику, который позволяет нам проехать, и выводит машину на изношенную дорогу к штабу Дружелюбных. Фары грузовика высвечивают следы от шин, траву и снующих всюду насекомых. В темноте справа я вижу пылающих светлячков, пляшущих в ритме биения сердца.
Через несколько секунд Маркус смотрит на Кристину.
— Что это было?
— Ничто не вызывает такой ненависти у Бесстрашных, как веселая болтовня Дружелюбных, — отвечает Кристина, пожимая плечами. — Я подумала, раздражение на меня отвлечет его, и он позволит нам проехать.
Я широко улыбаюсь.
— Ты гений.
— Я знаю.
Она откидывает голову, будто хочет перебросить через плечо волосы, которых, увы, больше нет.
— Хотя, — говорит Маркус, — Джошуа не имя Отреченного.
— Какая разница. Как будто кто-то это знает.
Вижу впереди свет штаба Дружелюбных, знакомую группу деревянных зданий с парником в центре. Мы едем через яблоневый сад. Воздух пахнет теплой землей.
Я снова вспоминаю, как мама тянулась за яблоком в этом саду много лет назад, когда мы были здесь, помогая Дружелюбию с урожаем. Боль пронзает грудь, но воспоминания не подавляют меня, как это было несколько недель назад. Быть может потому, что в этот раз я здесь ради нее. Или я слишком боюсь признаться, что свыклась со своей печалью. В любом случае, что-то изменилось.
Маркус паркует грузовик за одним из спальных корпусов. В первый раз я замечаю, что ключа в замке зажигания нет.
— Как ты это сделал? — спрашиваю я его.
— Мой отец обучил меня многому, связанному с механикой и компьютерами, — отвечает он. — Знания, которые я передал собственному сыну. Ты же не думаешь, что он узнал все это сам, не так ли?
— На самом деле, да, я думала именно так.
Я толкаю дверь и выбираюсь из машины. Трава щекочет пальцы ног, по спине пробегает холодок. Кристина встает за моим правым плечом и наклоняет голову назад.
— Здесь все по-другому, — замечает она. — И можно подумать, будто там ничего не происходит, — она показывает большим пальцем в сторону города.
— Что они и делают, — отвечаю я.
— Они знают, что находится за городом, не так ли? — спрашивает она.
— Они знают столько же, сколько охранники Бесстрашных у забора, — говорит Маркус. — Что внешний мир неизвестен и потенциально опасен.
— Откуда ты знаешь, о чем они знают? — спрашиваю я.
— Потому что это то, что мы сказали им, — отвечает он и идет к теплице.
Я переглядываюсь с Кристиной. Мы бежим, чтобы догнать его.
— Что это значит?
— Когда тебе доверяют всю информацию, ты должен решить, какой ее частью следует поделиться с остальными, — говорит Маркус. — Лидеры Отреченных сказали всем то, что должны были. Теперь будем надеяться, что Джоанна не изменила своей привычке. Вечерами она любит проводить время в этих теплицах.
Он открывает дверь в теплицу. Воздух такой же плотный, как в последний раз, когда я была здесь, но теперь здесь туман. Влага охлаждает мои щеки.
— Ничего себе, — говорит Кристина.
В помещении при лунном свете трудно отличить растение из дерева от искусственной структуры. Листья бьют по лицу пока я иду по внешнему краю комнаты. А потом я вижу Джоанну, присевшую возле куста с чашей в руках. Кажется, она собирает малину. Ее волосы перекинуты за спину так, что я могу видеть ее шрам.
— Я не думала, что увижу вас здесь, мисс Приор, — говорит она.
— Это потому, что я должна быть мертва? — спрашиваю я.
— Я всегда ожидаю от тех, кто живет с оружием в руках, что они умрут с ним. Меня часто приятно удивляют, — она поправляет чашу на коленях и смотрит на меня. — Хотя я считаю, что вы вернулись, потому что вам здесь нравится.
— Нет, — возражаю я. — Мы пришли по другому вопросу.
— Все в порядке, — отвечает она, вставая. — Давайте поговорим об этом там.
Она несет миску к середине комнаты, где встречаются Дружелюбные. Мы переступаем через корни деревьев, садимся рядом с ней, и Джоанна предлагает мне малину. Я беру небольшую горсть ягод и передаю чашу Кристине.
— Джоанна, это Кристина, — говорит Маркус. — Искренняя, перешедшая в Бесстрашие.
— Добро пожаловать в штаб Дружелюбия, Кристина. — Джоанна открыто улыбается. Это странно, что два человека, родившиеся в Искренности, могут оказаться в таких разных местах: Бесстрашие и Дружелюбие.
— Скажи мне, Маркус, — говорит Джоанна. — Чем мы обязаны вашему визиту?
— Я думаю, Беатрис сама расскажет, — отвечает он. — Я просто водитель.
Она переключает свое внимание на меня, в ней не чувствуется любопытства, но по настороженности во взгляде я понимаю, что она предпочла бы разговаривать с Маркусом. Я почти уверена, Джоанна Рейес меня ненавидит.
— Кхм… — роняю я.
Не самое блестящее умозаключение. Я вытираю ладони о юбку.
— Дела приняли плохой оборот.
Я говорю, не утруждая себя красотой речи. Объясняю, что Бесстрашные объединились с Афракионерами и планируют уничтожить всех Эрудитов, лишив нас, тем самым, одной из двух основных фракций. Я говорю ей, что в штабе Эрудитов хранится важная информация, которая будет уничтожена вместе со всеми знаниями Эрудитов. Эта информация должна быть спасена. Когда я заканчиваю, то понимаю, что не объяснила ей, какое отношение к этому имеет она или ее фракция, но я не знаю, как объяснить.
— Я в замешательстве, Беатрис, — признается она. — Что именно вы хотите от нас?
— Я пришла сюда не для того, чтобы просить вас о помощи, — отвечаю я. — Я думаю, вы понимаете, что вскоре последует множество смертей. И я знаю, вы не хотите оставаться здесь, ничего не предпринимая, когда это произойдет, даже если это именно то, что сделают некоторые представители вашей фракции.
Она смотрит вниз, выражение ее лица говорит о том, что я права.
— Я хотела бы спросить вас, можем ли мы переговорить с Эрудитами, которые находятся здесь, — продолжаю я, — Знаю, они прячутся, но мне необходимо с ними встретиться.
— Что вы хотите сделать? — спрашивает она.
— Расстрелять их, — говорю я, закатив глаза.
— Это не смешно.
Я вздыхаю.
— Извините. Мне нужна информация. Вот и все.
— Ну, тебе придется подождать до завтра, — говорит Джоанна. — Можете переночевать здесь.
Я засыпаю, как только голова касается подушки, но просыпаюсь раньше, чем планировала. По линии света над горизонтом можно сказать, что вот-вот взойдет солнце.
Через узкий проход на соседней кровати лежит Кристина, ее лицо прижато к матрацу, на голове подушка. Между нами комод со стоящей на нем лампой. Деревянные половицы скрипят, куда бы я ни ступила. На левой стене висит зеркало. Все, кроме Отреченных, считают зеркало вещью совершенно обыденной. Я все еще чувствую нервную дрожь, когда вижу свое отражение.
Одеваюсь, даже не пытаясь сохранять тишину. Кристину, когда она крепко спит, не заставит проснуться даже топот пяти сотен Бесстрашных, хотя шепот Эрудитов мог бы. Странная особенность.
Иду по улице, солнце проглядывает сквозь ветви деревьев, вижу небольшую группу Дружелюбных, собравшихся возле сада. Подхожу ближе, чтобы посмотреть, что они делают.
Они стоят в кругу, взявшись за руки. Половина из них подростки, остальные взрослые. Самая старшая женщина из взрослых с плетеными седыми волосами говорит:
— Мы верим в Бога, который сохраняет мир и греет его, — говорит она. — Так и мы создаем мир друг для друга и храним его.
Я не воспринимаю это как сигнал, в отличие от Дружелюбных. Они начинают двигаться одновременно, каждый подходит к кому-то из круга и крепко сжимает его руки. Разбившись на пары, Дружелюбные несколько секунд просто стоят и смотрят друг на друга. Некоторые обмениваются короткими фразами, некоторые улыбаются, некоторые просто тихо стоят. Потом пары разъединяются, и каждый находит себе другого партнера, снова повторяя уже знакомые мне движения.
Прежде я никогда не видела религиозных церемоний Дружелюбия. Мне знакома лишь религия фракции, в которой я родилась. С одной стороны я все еще тянусь к ней, с другой — отрицаю ее, считая глупостью. Молитвы перед ужином, встречи раз в неделю, службы, молитвы к самоотверженному Богу. Здесь же происходит нечто иное, нечто загадочное.
— Подходите и присоединяйтесь к нам, — приглашает седоволосая женщина. Мне требуется несколько секунд, чтобы понять, что она обращается именно ко мне. Женщина подзывает меня, улыбаясь.