- Здесь, - произнесла она чарующим голосом, - нам никто не помешает... поговорить, ну да, поговорить...
Но глаза ее говорили, что она пришла совсем не говорить, и барон жадно ухватил ее в объятия, ощутил всю сладость горячего нежного тела. Она на миг с томным вздохом прижалась к нему грудью, в его теле возник и разлился пожар, воспламенив кровь.
Ортруда, совладав с собой, неохотно освободилась из его рук, сказала с ласковой укоризной:
- Барон, барон, это потом... Я тоже горю желанием, но все равно потом. Я хочу поговорить с вами...
Он вскрикнул, задыхаясь от страсти:
- О чем?.. Вместо меня может говорить только сердце!..
Она сказала со смехом:
- Вот и прекрасно!.. Как ваше сердце относится к этому неизвестно откуда приплывшему человеку, что сел на трон герцога и начал диктовать всему Брабанту свои условия?
Барон ответил пылко:
- Я бы его сжег на медленном огне!..
- Хорошая мысль, - улыбнулась она. - Вы не один так бы хотели сделать, барон. Этот Лоенгрин уже у всех в печенках!.. Многие подставили бы ему подножку, да только этот чужак осторожен... Но есть вариант и получше...
Барон насторожился, спросил:
- Какой?
- Мне донесли, - сообщила она деловито. - Завтра он поедет во владения сэра Аксельссена. Один или с деревенщиной-оруженосцем. Хороший отряд мог бы с ними справиться... Я говорю о безвестных разбойниках...
Барон пробормотал:
- Смотря какие... гм... разбойники. И сколько их будет. Десяток воинов опрокидывал и убивал в одиночку Тельрамунд, я говорю о настоящих, закованных в прочные латы и уже испытанных в боях... а этот Лоенгрин побил, уж простите, и самого Тельрамунда... Но если собрать отряд побольше, то кто-то да проболтается, что они сделали. А этот слух обязательно дойдет до короля Генриха.
Она проговорила медленно:
- А если кто-то встретит его один...
Барон ужаснулся:
- У него не будет шансов!
Она сказала очень ласково и совсем тихо ему в ухо:
- Но одному необязательно встречать его на коне и с рыцарским копьем в руках...
- Леди?
- Можно, - шепнула она ему в ухо жарко и снова коснулась горячей грудью, - с арбалетом в руках... Из засады. Туда ведет одна-единственная дорога! А вдоль дороги очень густые кусты...
Ее запах кружил ему голову, барон сперва подумал, что хорошо бы ухватить ее прямо сейчас и смять в руках, такую жаркую, мягкую и томную, но, с другой стороны, если всадит арбалетный болт в спину тому мерзавцу, эта женщина сама в диком восторге для него расстарается, он утонет в ее изощренных ласках, а он будет рычать и наслаждаться по-своему грубо, как мужчина, а не какой-нибудь сладкоголосый бард...
- Я знаю ту дорогу, - проговорил он все еще несколько одурелым голосом. - Там можно и в кустах, и на дереве... Некоторые смыкают кроны над тропой, можно сидеть на ветке и срывать шлемы со скачущих всадников...
Она почти пропела нежным голосом:
- Барон! Я так и знала, что вы именно тот самый отважный человек в Брабанте...
- Леди, - проговорил он смущенно. - Я, конечно, не трус, но справедливости ради должен сказать, что ради вас каждый станет самым отважным.
Она улыбнулась, обняла и крепко поцеловала его в губы.
- Барон! Такого изысканного комплимента я еще не слыхала... А теперь расстанемся, а то могут заметить, что отсутствуем мы двое.
Она упорхнула, сочная, весомая и в то же время легкая, оставив ощущение горячего обнаженного тела в его руках, его ладонях, его пальцах, жадно вминающихся в ее сочную сладкую плоть.
Барон, как и большинство рыцарей, умел хорошо стрелять не только из арбалета, но и из лука, на охоте не только ищешь с копьем в руках свирепого кабана или быстрого оленя, но прицельно бьешь и гусей, а их копьем не достанешь...
В замке он выбрал из трех арбалетов самый тяжелый, где тетиву приходится натягивать воротом с двумя рукоятями, самый легкий, где тетиву быстро тянешь «козьей ногой», и третий, зубчато-реечный, отложил со вздохом.
Оба хороши, но в любом случае он успеет сделать только один выстрел, потому лучше уж бить из арбалета, что пронизывает самым толстым и длинным стальным болтом любой панцирь насквозь.
Так же неспешно и вдумчиво проверил замок, рычаг, тетиву, сунул в мешок на поясе пять тяжелых стальных стрел и понес все во двор, где слуги уже вывели коня и оседлали в дальнюю дорогу.
Он действительно знал эту дорогу хорошо, потому свернул с нее заранее, хотя на вытоптанной до твердости камня следов все равно не останется, укрыл коня подальше, чтобы не услышал приближения других коней и не поприветствовал жизнерадостным ржанием, а сам взвел рычагом тугую тетиву и, выбрав позицию, приготовился ждать.
За это время птицы поблизости привыкли и уже щебечут вовсю, не выдадут. Далекий стук копыт он услышал издали, чуть-чуть сдвинулся поудобнее для выстрела, но так медленно и осторожно, что птицы прыгали чуть ли не по голове и щебетали беспечно.
Донеслось фырканье лошади, из-за поворота выехали двое, в переднем барон сразу узнал Лоенгрина в его сверкающих доспехах, шлем прилеплен к седлу, и легкий ветерок отбрасывает его золотые волосы за спину.
Оруженосец едет сбоку, но с той стороны, дурак, что-то спрашивает, а его сеньор отвечает ему серьезно и вдумчиво, хотя сам барон своему бы велел молчать и не хрюкать в присутствии хозяина.
Едут шагом, до барона донеслось:
- Нил, хотя подлость более короткий путь к цели, чем доблесть, но, скажи, многие ли к ней прибегают?
Оруженосец сказал угрюмо:
- Больше, чем вы думаете, ваша светлость.
- Но не рыцари, - возразил Лоенгрин.
- Находятся и среди них, - пробормотал оруженосец. - Думаете, вам удастся окончательно остановить графа Тельрамунда?
Лоенгрин ответил уклончиво:
- Для торжества зла достаточно, чтобы достойные люди бездействовали. Если друг причинит тебе зло, скажи, что прощаешь, но простит ли он сам себе?
- Как это?
- Сделавший подлость скроется от других, но... как от себя?
Барон положил палец на спусковую скобу, задержал дыхание. Стальной болт из тяжелого арбалета пробивает стальную кирасу, как яичную скорлупу, со ста шагов, а эти двое проедут в десяти шагах, здесь и слепой не промахнется...
Этот красавчик, муж Эльзы, едет с непокрытой головой, щит за спиной, левым боком к арбалету, дурак, невежда, трудно поверить, что где-то бывал в войнах и сражениях, там таких выкашивают в первой же схватке...
Он задержал дыхание, а палец уже как прилип к скобе.
Тучи разошлись, солнце греет голову и плечи ласково, Лоенгрин ехал неспешно, все равно в деревне всех захватит врасплох, увидит, как там на самом деле, а не как нужно показать хозяину, чтобы остался доволен... Нил сыплет вопросами, вид у оруженосца озадаченный, явно отец и его окружение учили парня по-другому...
На миг из кустов донесся запах большого и сильного животного, Лоенгрин невольно повел глазом, но решил, что либо волки задрали лося или оленя, либо медведь спрятал добычу под ветками, отвернулся и проехал дальше.
Нил продолжал задавать вопросы, но за спиной кто-то громко крикнул:
- Эй, вы двое!
Лоенгрин развернулся, мгновенно укрываясь щитом и вытаскивая меч. Нил тут же скопировал все его движения, даже брови точно так же сдвинул над переносицей.
В двадцати шагах сзади на дороге стоит, широко расставив ноги, человек в рыцарских доспехах, рядом кусты еще колышутся, показывая, откуда он вылез.
Лоенгрин крикнул настороженно:
- Кто ты, назовись!
Рыцарь поднял забрало, на Лоенгрина взглянули маленькие злобные глазки.
- Барон Артин Бергенсторм, - заявил он нагло. - Вы проехали по моей земле без уведомления!.. Но ладно, я это прощаю, пусть только ваш слуга вытащит из кустов мой арбалет... и приведет лошадь.
Лоенгрин посмотрел на него пристально, кивнул Нилу, не спуская взгляда с барона.
- Принеси арбалет и приведи коня.
Нил прошипел люто:
- Он меня оскорбил! Я не слуга!
- Выполняй, - велел Лоенгрин. - Потом поймешь.
Нил, громко сопя от обиды, соскочил на землю, проломился в кусты, долго лазил там, наконец вытащил, пятясь задом и громко пыхтя, тяжелый арбалет, уже заряженный и взведенный для выстрела, в канавке поблескивает стальной болт втрое крупнее обычных размеров.
- Вот, - сказал он с торжеством, - он готовился подстрелить вас!
- Коня, - напомнил Лоенгрин холодно.
Нил снова метнулся в кусты, долго отсутствовал, за это время Лоенгрин и барон не произнесли ни слова и не сдвинулись с мест.
Когда Нил вывел наконец оседланного коня, барон поднял с земли арбалет, лицо его побагровело от натуги, но зацепил за особые крюки, сам неспешно поднялся в седло.
Нил вертел в недоумении головой, но раскрыть рот не решался, хотя, что вокруг него происходит, пока не понимал.
Когда барон разобрал повод и готовился пустить коня вскачь, Лоенгрин проговорил мирно:
- Вы ничего не хотите сказать, барон?
Нил торопливо повернул голову в сторону барона Бергенсторма. Тот нагло захохотал:
- Вы ничего не хотите сказать, барон?
Нил торопливо повернул голову в сторону барона Бергенсторма. Тот нагло захохотал:
- Я еще не видывал таких неумех!.. Оруженосец всегда должен держаться с той стороны, где кусты или насыпь из камней! И постоянно смотреть, где может быть засада.
Нил сказал обидчиво:
- Я всегда готов отдать жизнь за сюзерена...
Барон прервал:
- Не раздувай хвост, петушок. В тебя никто стрелять не будет, ты никому не нужен. Но если загородишь своего хозяина, то и в него не выстрелят. Просто не сумеют.
Он захохотал еще противнее, ткнул коня под бока шпорами, и тот ринулся в бешеный галоп.
Лоенгрин проводил его задумчивым взглядом, а Нил быстро вскочил в седло, заехал с левой стороны и пожаловался:
- Ничего не понимаю! Он же подстерегал нас!.. Вас то есть...
Лоенгрин кивнул:
- Несомненно.
- И что?.. И почему так хамит?
Лоенгрин грустно улыбнулся.
- Потому и хамит.
- Но... почему?
- Потому, - ответил Лоенгрин так же невесело, но со светлой улыбкой, - что не смог выстрелить и теперь злится на себя. Не знаю, почему он на такое решился, но... посидел в кустах, остыл, подумал... или даже не подумал, а рыцарская честь крепко взяла за руку и не позволила взвести тетиву...
- Тетива была взведена!
- Тогда вложить болт...
- И болт был готов, и смотрел вам прямо в левый бок...
Лоенгрин вздохнул:
- Теперь это неважно. Главное, он не смог выстрелить. Рыцарская честь пересилила обиды, а доблесть не позволила совершить низкий поступок.
Нил с недоверчивым видом оглянулся, но на дороге лишь клубилась пыль за быстро ускакавшим бароном.
А барон не стал заезжать в замок Тельрамунда, подозвал слугу у ворот и велел передать хозяйке, что лебедь поплыл дальше, после чего развернул коня, но слуга уговорил его задержаться, потому что леди Ортруда как раз во дворе по ту сторону ворот...
Барон выждал и, когда вышла удивленная и настороженная Ортруда, коротко сообщил, что он держал рыцаря Лебедя на прицеле, но Господь не дал ему нажать на спусковую скобу.
С этим он вежливо, но холодно поклонился и ускакал в сторону своего поместья, а Ортруда, рассвирепев, примчалась в покои Тельрамунда, где он с мрачным видом лежит на застеленной постели, закинув огромные ладони за голову.
- Этот бесхребетный червяк Бергенсторм, - прокричала она в ярости, - не смог выстрелить в спину этому выскочке!
Тельрамунд спросил настороженно:
- А что он должен был сделать?
Она прошипела люто:
- Я уговорила его подстеречь Лоенгрина на дороге и подстрелить из арбалета!
- Ух ты, - протянул Тельрамунд, - ты сумела такое сделать? Хотя да, барон его ненавидит, тот его чем-то оскорбил или унизил... И что, вообще не выстрелил?
- Вообще, - сказал она, почти прорычала, как разъяренная львица. - Просидел в засаде полдня, а когда появился Лоенгрин... этот дурак вышел к этому мерзавцу и во всем признался.
Тельрамунд насторожился.
- И что, теперь Лоенгрин всем расскажет об этом?
Она сказала сквозь зубы:
- Нет, он же чист и светел! И всепрощающ, аки святой... Барон тоже никому не скажет, явит благородство, я его знаю. Но оруженосец не связан рыцарскими обетами и обычаями, тут же всем расскажет, да еще и приврет что-нибудь!
- Можно опровергнуть, - прервал он.
- Как?
Он фыркнул.
- Что слово оруженосца против слова рыцаря?
Она напомнила едко:
- Смотря какого. Забыл, что признался в клевете?
Тельрамунд потемнел, рука стиснулась в кулак, несколько мгновений смотрел бешеными глазами в ее злое лицо. В глазах засверкала такая ярость, что Ортруда поверила, в самом деле может ударить, но Тельрамунд выпустил с шипением воздух сквозь стиснутые зубы, рука его бессильно опустилась, а пальцы разжались.
- Дело не в тебе, - произнесла она почти виновато. - Несколько человек, ты же знаешь наших, обязательно съездят на то место, найдут, где барон лежал в засаде, найдут отпечатки его сапог, ямки от локтей, когда держал арбалет наготове...
Он громыхнул:
- Но это барон готовился его подстрелить, не мы.
- Да, - согласилась она, - но все равно...
- Замараны? - спросил он в лоб.
- Чужие рты не заткнешь, - ответила она люто. - Указывают пальцами только в нашу сторону.
Он зло перекосил лицо, снова задышал люто и тяжело закинул руки за голову. После долгой паузы с трудом поднялся, лицо стало злым и решительным.
- Ты меня пристыдила, - сказал он угрюмо. - Борешься за меня, а я лежу в постели, предаюсь стенаниям, как слабая женщина...
- Мы придумаем, - пообещала она. - Этот, непонятно откуда взявшийся, уйдет туда, откуда и прибыл.
Он сказал зло:
- Мы придумаем. У него обязательно должны быть слабые места!
- По ним и ударим, - сказала она победно. - Мы победим!.. Разве не ты наш лучший и сильнейший?.. Ладно-ладно, Лоенгрин выиграл схватку, но не войну.
Глава 9
К вечеру, проехав земли двух баронств и одного виконтства, они снова углубились в темный лес, хотя дорога упорно пыталась повести их окольным путем.
Темные деревья, что расступились в тот момент, когда свернули в лес, злорадно сдвигались за спинами и, как казалось устрашенному Нилу, даже потихоньку шли следом. Во всяком случае, сзади деревьев становилось все больше, и смыкались теснее, перекрывая дорогу к отступлению.
Лес очень редко прерывался небольшими полянами, Лоенгрин успевал рассмотреть, как страшно и бесшумно прочерчивают небо гигантские летучие мыши, Нил всякий раз отшатывался и едва не падал с коня, когда прямо перед лицом возникала отвратительная шерстистая морда с раскрытой пастью и оскаленными мелкими зубами, такими белыми, острыми и жаждущими крови.
Однажды увидели деву в белом, что поднялась прямо из развалин римского гарнизона, протянула руки вперед и вверх, из широких рукавов ее платья вылетели белоснежные голуби. От них шел чистый свет, а дева продолжала держать руки воздетыми, и голуби вылетали и вылетали...
Нил испуганно перекрестился:
- Господи, спаси и помилуй!
Лоенгрин сказал с укором:
- Ты чего?
- Но...
Лоенгрин покачал головой.
- Разве не видишь, что это чистейшее создание не может быть от дьявола?
- Да, но... чего она тут ночью? В лесу? В таком страшном месте?
- Не знаю, - ответил Лоенгрин. - Каждый из нас противостоит злу по-своему и на своем месте. Ты как противостоишь?
Нил растерялся.
- Я?.. Ну, не знаю...
Они уже проехали мимо, Лоенгрин оглянулся на деву, вздохнул. Понятно, что она и ее голуби противостоят этой ночи и отвратительным кровопийцам с мохнатыми крыльями, но как и почему она здесь...
...а как и почему он здесь?
- Все мы как-то противостоим, - сказал он задумчиво. - Иначе зачем мы вообще?
В город они въехали уже под покровом темноты. В темно-синем небе поднялась бледная луна, а звезды высыпали просто на удивление целыми роями.
Впереди наперерез проехала группа всадников, где во главе огромный воин на крупном коне, в доспехах и поглядывающий по сторонам с угрозой, за ним на небольшой серебристой лошадке девушка, обе ноги на левую сторону, в руке небольшой жезл, наконечник в виде хрустального шара слабо светился голубым.
Она в испуге посмотрела на Лоенгрина и даже приоткрыла в удивлении хорошенький ротик, он придержал коня и учтиво поклонился.
Нил насторожился, быстро оглянулся на рыцаря.
- Это кто?
- Леди, - ответил Лоенгрин.
- Но...
- Закрой рот, - велел Лоенгрин.
Голос его прозвучал непривычно резко. Нил послушно умолк, а женщина судорожно кивнула в ответ на приветствие рыцаря в сияющих доспехах. За нею проехали еще двое всадников, уже легких и в коротких кольчугах, за плечами луки.
Нил проводил их долгим взглядом.
- Куда они... на ночь?
Лоенгрин бросил резко:
- Вон постоялый двор. Не отставай, а то брошу.
Ворота уже заперты на ночь, пришлось стучать, пока кто-то не спросил издали заспанным, сиплым пропитым голосом, чего им тут надо и чего разъездились, на ночь глядя.
Лоенгрин вежливо ответил, кто они, а Нил сказал ему зло:
- Герцог, а оправдываетесь! Посмели бы такое брякнуть Тельрамунду! Он бы и ворота вышиб... В герцогстве его боятся и уважают. Он злой и самый сильный... Вот и вам пришлось с ним повозиться, пока он оказался на земле.
Ворота им отперли, оба въехали во двор, заставленный повозками и телегами, Нил видел, что рыцарь колеблется, словно не решился, сказать ли правду, что будет похожа на хвастовство, либо же смолчать из скромности, но тогда введет оруженосца в заблуждение, а это еще больший грех...
Наконец рыцарь Лебедя развел руками, видно было, что очень не хочет такое говорить, наконец произнес с неловкостью:
- Не настолько уж и силен, как ты думаешь. На самом деле я мог бы покончить с ним за один-два удара.
Нил ахнул:
- Так почему же... Ваша слава была бы еще выше! Зачем? Хотели устроить для короля развлечение?