Ортруда поднялась и тут же отступила на шаг, чтобы не быть слишком уж выше ростом юной герцогини.
- Я даже не знаю, - воскликнула она с чувством, - нет, это вы не знаете и не можете себе представить, как я вам благодарна!.. Ведь каждая женщина, которая любит мужа, готова сделать для него все, чтобы он был счастлив, не так ли?
Эльза проговорила все еще настороженно:
- Несомненно...
- Потому вы понимаете мои чувства, - продолжила Ортруда с сияющим от счастья лицом и заблестевшими глазами, - как я счастлива, что могу что-то делать для него!
Эльза наклонила голову.
- Понимаю... раньше мне казалось, что...
- Да, моя госпожа?
- Казалось, - договорила Эльза, - что это только я так чувствую.
Ортруда воскликнула:
- Моя госпожа, вы очень молоды и еще неопытны, но я говорю вам, что мы, женщины, можем любить так верно и преданно, как никогда не смогут мужчины, ибо их сила... в силе и грубости, а наша - в чуткости и нежности... Разве вы сами этого не замечаете?
Эльза произнесла озадаченно:
- Да... но мне казалось, что это только у меня такое.
- Вы счастливый человек, - сказала Ортруда горячо, - потому что вам встретился человек, которого вы полюбили верно и нежно!.. Это бывает у нас, женщин, не так уж и часто. Обычно нас выдают замуж, не спрашивая нашего желания. Но мне тоже повезло: я увидела графа Тельрамунда в бою, он ворвался в ряды тюрингской рати, как лев в стадо мелких шакалов, он с победным кличем рубил их направо и налево... и вырвал меня из их рук, хотя они уже успели захватить и наш замок, и половину владений!.. Я знаю, вам неприятно о нем слышать, но я рассказываю для того, чтобы вы ощутили, как я безумно полюбила своего спасителя, а потому уговорила своего отца выдать меня замуж именно за него!
Эльза заговорила сдержанно, потом ощутила, что начинает чувствовать некую жалость и даже тепло в отношении этой сильной и напористой женщины:
- Леди Ортруда, я не ожидала от вас услышать такое... все-таки я представляла вас совсем другой.
- Злой и надменной? - спросила Ортруда, смеясь.
Эльза смутилась, наклонила голову.
- Да, что-то вроде...
- Это наша защита, - заверила Ортруда. - У нас нет средств нападения, как у мужчин, мы можем только, как розы, защищаться шипами. Эльза, вы совсем юное существо и неопытное, но неопытность как привлекает мужчин, так и может повредить вам. Я подскажу, что можно мужчинам говорить, а чего нельзя ни в коем случае, потому что есть обидные для них слова, а не все женщины это понимают...
Эльза насторожилась.
- Разве, если любишь, можно сказать что-то обидное?
Ортруда всплеснула руками.
- Еще как можно! Например, у вашего любимого... скажем, длинные уши. Его за это дразнили в детстве, и он к этому относится очень болезненно. Потому вы никогда ни при каких обстоятельствах, даже при ссоре, не должны упоминать, что у него уши... длинные. Потому что это будет не просто милая ссора, после которой неизбежно примирение, а у него навсегда останется шрам на сердце.
Эльза смотрела в недоумении.
- Но у Лоенгрина... хотя да, продолжайте.
- Первое правило, - сказала Ортруда, - что бы он ни подарил вам, всегда радуйтесь и благодарите, даже если принес совершенно ненужную и неинтересную вам вещь.
- Почему?
Ортруда покровительственно улыбнулась.
- Ну... это не только вежливость, но и предосторожность. Чтобы он не подарил это другой женщине, что обрадуется искренне и... поблагодарит. Второе, нельзя расхваливать его друзей. Оброните пару одобрительных слов, чуточку свысока, но не больше. Нельзя, чтобы он хоть на минутку подумал, что его друзья вам хоть в чем-то нравятся больше.
Эльза призадумалась, кивнула.
- Я и так не считаю, что кто-то может быть ему равен, но... спасибо, запомню.
Ортруда сказала шепотом:
- Вы можете не поверить, но при всей своей силе и мужественности любой мужчина нежен, как майский цветок!.. Об этом надо помнить. Вы никогда-никогда не должны говорить с восторгом, что у сэра такого-то просто изумительный конь, а у некоего лорда самый уютный замок... пусть даже все это так и есть, но ваш муж обязательно обидится...
- Лоенгрин не обидится!
Ортруда сказала сожалеюще:
- Просто не покажет вам свою обиду, а это не одно и то же. Но вы же в самом деле не хотите его обижать?
Эльза сказала горячо:
- Не хочу!
- Тогда слушайте дальше...
Глава 2
Во дворе рыцари довольно обсуждают приемы владения мечом, что показал им молодой герцог, некоторые трюки просто ошеломили простотой и доступностью, то один, то другой энтузиаст поединков восклицал, что это ж так понятно, почему никто раньше, теперь нужно только заучить все движения, чтоб двигаться еще на скорости и в нужных связках, а сэр Перигейл, наслушавшись, догнал Лоенгрина на входе в замок и пошел рядом.
Лоенгрин увидел на лице начальника охраны замка озабоченное выражение, спросил тихо:
- Сэр Перигейл?
Тот оглянулся и спросил почти шепотом:
- Что, барон Норриг в самом деле такой великий воин, что едва не победил вас?
Лоенгрин тоже покосился по сторонам, понизил голос:
- Я пощадил его самолюбие. Зрителей было слишком, потому я сделал вид, что ошеломлен его натиском и едва-едва держусь.
Они пошли через холл, Лоенгрин видел, как Перигейл потемнел лицом, потом сказал глухо:
- Это была ошибка, ваша светлость.
Лоенгрин изумился:
- Почему? Это же была не какая-то серьезная схватка, а так... проба сил. Я проявил человеколюбие! Нехорошо сразу повергать барона на землю... как легко было сделать...
Перигейл покачал головой.
- Ошибка. Непростительная ошибка.
- В чем?
Перигейл вздохнул, покачал головой.
- Теперь многие решат, что вы не так уж и хороши в схватке. Появятся еще желающие...
- А Тельрамунд? - напомнил Лоенгрин.
Перигейл буркнул хмуро:
- Человек всегда находит для себя оправдание. Стоит Тельрамунду обронить где-то, что его перед боем чем-то опоили... да-да, поверят даже те, кто присутствовал при вашей с ним схватке! Мир так устроен, что все мы... прости Господи!.. всегда охотнее верим плохому о ком угодно, чем хорошему. Потому, ваша светлость, вы всегда должны жить и драться в полную силу.
Лоенгрин развел руками.
- Я всегда полагал, что силу дозировать нужно особенно тщательно.
- Это где вас такому учили?
- Ну... далеко отсюда.
- Заметно, - ответил Перигейл саркастически. - В царстве любви и добра?
- Ну... близко к нему.
Перигейл громыхнул:
- А сейчас вы на земле, которую не только священники называют грешной! Потому никто не должен сомневаться в вашей силе. Лучше пусть опасаются, как вы говорите, чрезмерного применения, чем... гм... недоприменения.
Он остановился, навстречу по лестнице величественно спускается леди Ортруда, свеженькая и сияющая хищной красотой, на лице победная улыбка.
- Ваша светлость, - сказал Перигейл и поклонился, - мне нужно срочно посмотреть... как там уложили новую партию арбалетов.
Он развернулся и быстро направился через холл обратно к выходу. Лоенгрин повернулся к леди Ортруде, она подала ему руку, и он вынужденно принял ее и повел вниз, а она сходила медленно и царственно, ее вроде бы затянутая корсетом грудь волнующе покачивается, и у него в воображении обе эти чаши сразу очутились в его ладонях, он едва не споткнулся, старательно очищая мозг от стыдных и недостойных картин.
Леди Ортруда с каждым шагом придвигалась ближе, в зале пусто, она потупила глаза, но щеки раскраснелись, а губы повлажнели и слегка раздвинулись.
- Я ваша заложница, - напомнила она тихо, - и полностью в вашей власти, мой господин.
Лоенгрин покачал головой.
- Я же сказал, в этом нет необходимости. Отдохните у нас, а затем отправляйтесь домой.
Она воскликнула:
- Как можно! Я хочу, чтобы вы нас ни в чем не подозревали!
- Я не подозреваю, - заверил он. - Этот ваш приезд развеял бы любые сомнения, если бы они даже и были.
- Но все-таки, - сказала она нерешительно, - если я вот так сразу уеду, вы можете снова подумать... нет, я не хочу этого! Или вы не подумаете, но госпожа Эльза может...
Он перебил:
- Эльза настолько чистый и нежный ангел, что темные мысли она просто не принимает.
Ортруда слегка прикусила губу.
- Однако... Хорошо, если так. Я уеду, но, с вашего позволения, погощу у вас день-другой и постараюсь как-то уверить вас, что мы не собираемся мстить или попытаться что-то изменить. Что произошло, то произошло, нужно жить с этим.
Он вздохнул с облегчением.
- Золотые слова.
Она чарующе улыбнулась.
- И еще я должна, просто обязана, пообщаться с милой Эльзой! Она так чиста и непосредственна, что может обжечься на таких вещах, которые мы, женщины, обходим просто и умело.
Он в сомнении наклонил голову.
- Я не против. Но такие вопросы... решает сама Эльза.
Ортруда всплеснула руками.
- Разумеется! У женщины должен быть свой уголок и своя маленькая норка.
- Разумеется! У женщины должен быть свой уголок и своя маленькая норка.
Они давно сошли с лестницы, Лоенгрин чувствовал нарастающую неловкость, стоять вот так в зале и не знать, как себя вести, потому что извиниться и уйти не дает, успевая остановить либо чарующей улыбкой, либо движением руки, а сейчас взглянула ему в глаза, и он ощутил сладкие мурашки по всему телу.
Стараясь смотреть ей в глаза или хотя бы не опускать взгляд ниже ее роскошных полных губ, спелых и провоцирующих, он произнес вопросительно:
- Леди Ортруда?
Она сделала крохотный шажок, подойдя вплотную, как вообще-то женщина не должна приближаться к мужчине, взглянула снизу вверх, выглядит высокой только на расстоянии, а вот так рядом настолько ниже, что ей приходится закидывать голову, чтобы смотреть ему в лицо, а его взгляд сам по себе упорно соскальзывает на пышную грудь, что настолько старается выбраться из тесного выреза платья, что уже показались края алых кончиков, ярких, как поспевшая малина.
- Лорд Лоенгрин, - произнесла она таким нежным голосом, что у него кровь начала разогреваться до кипения, - и все равно я ваша пленница... и в полной вашей власти!.. Вы можете делать со мной все, что захотите...
Он ответил с достоинством:
- Леди Ортруда, что вы говорите! Разве я могу повести себя неподобающим образом? Это недостойно...
Ее полные губы приоткрылись в робкой улыбке, а глаза стали темными и загадочными.
- Все достойно, если пленница вам позволяет делать с нею все, что вы хотите...
- Леди Ортруда!
- Вы можете приказать ей все, - продолжала она, - и я сделаю для вас все, что пожелаете... Это так прекрасно и сладостно - покоряться мужчине, что сильнее тебя самой...
Он хотел отступить, но она взяла его за руки и медленно положила его ладони на свои груди. Ему показалось, что пальцы вспыхнули в сладком огне, попытался убрать и отстраниться, но она держала его руки крепко и неотрывно смотрела в лицо.
- Леди Ортруда, - проговорил он хрипло и сам смутно удивился, что его обычно чистый серебряный голос звучит со странными нотками, - Леди Ортруда, так делать нельзя...
- Почему? - спросила она тихо.
- Это... нехорошо...
- Но вы же хотите этого?
Он вдруг ощутил с ужасом, что вырез ее платья каким-то образом опустился еще ниже, обе груди наружу, и он, Господи, жадно держит их, а быстро твердеющие соски прожигают в его ладонях сладострастные ямочки.
- Леди... Ортруда... - прохрипел он.
Титаническим усилием заставил себя отстраниться, опустил руки вдоль тела, хотя взгляд еще оставался прикован к ее обнаженной роскошной белоснежной груди, крупной и вызывающе приподнятой, что так и просится в его твердые ладони.
- Лорд Лоенгрин?
- Так нельзя, - повторил он уже более твердым голосом. - Прошу вас...
Она поняла недосказанное, медленно подняла руки и легонько потащила вверх края платья. Соски скрылись за краем, но теперь он все равно видел их и сквозь ткань, твердые и горячие, как раскаленные угольки, вон оттопыривают так заметно кончиками...
- Вы мой господин, - проговорила она покорно, - что скажете, то и сделаю. Но вы вольны взять меня когда угодно и как угодно, я в вашей власти... чему отдаюсь охотно!
Он проговорил все еще хрипловатым и каким-то деревянным голосом:
- Леди Ортруда... я глубоко уважаю ваше желание улучшить взаимоотношения между нашими семьями...
Она сказала быстро:
- Да, мой господин! Но разве эта близость их может ухудшить?
- Это ухудшит наши отношения с Эльзой, - ответил он.
Ее губы раздвинулись в загадочной улыбке.
- Но разве ей обязательно сообщать... все? А о чем она не знает, того для нее и не существует.
Он покачал головой.
- Леди Ортруда, во мне достаточно развито чувство долга, чтобы смирять плотские позывы, это гнусное наследие Змея. Простите... я должен посмотреть, как там сэр Перигейл уложил арбалеты! Это важно, чрезвычайно важно!
Он в самом деле пошел смотреть арбалеты, там сэр Перигейл принимает у старшины цеха поштучно, долго и тщательно, проверяет, как работают замки, и Лоенгрин тоже сделал несколько замечаний, чувствуя, как к нему медленно возвращается самообладание.
Когда он вышел из оружейной, в зале уже сэр Торбьен Олсонторн, обычно самый молчаливый рыцарь, и сэр Диттер Кристиансен, самый заботливый и внимательный, а леди Ортруда, вежливо улыбаясь, слушает хорохорящегося перед ней красавца сэра Харальда. Перехватив взгляд Лоенгрина, красиво присела в поклоне. Грудь ее как будто от этого движения стала еще крупнее, и у него застучало сердце чаще, в ладонях стало жарко, а память услужливо подсказала то ощущение, когда его пальцы накрыли эти две горячие выпуклости...
Он отвернулся с сильно стучащим сердцем, быстро прошел через зал и вышел во двор. Негостеприимно торопить гостей с отъездом, но теперь он начинает понимать святого Антония, что в пещере отчаянно сражался с соблазнами.
В противоположном конце двора, где небольшая замковая церковь, вспыхнула ссора, зазвучали гневные голоса, и тут же блеснули мечи, их выхватывали даже те, кто не слышал, из-за чего спор.
Лоенгрин заспешил в ту сторону, там трое рыцарей повисли на плечах гиганта Кристиана Альмербергера, а еще трое оттаскивают от него сэра Лангерфельда, такого же разъяренного, осыпающего Альмербергера откровенной бранью. У обоих в руках зажаты рукояти мечей, их выкручивали, отдирая пальцы по одному, везде звучал озлобленный крик, шум, обнаженных клинков становилось все больше.
- Что стряслось? - потребовал Лоенгрин.
Сэр Перигейл ответил, бурно дыша:
- Лорды Лангерфельд и Альмербергер... поспорили, кому из них первому войти в церковь...
Лоенгрин нахмурился:
- Что, так упорно уступали друг другу дорогу?
Перигейл посмотрел на него искоса, словно не зная, смеяться замысловатой шутке или еще нет, раз молодой хозяин выглядит очень серьезным.
- Да, - ответил он, - только не совсем уступали... Напротив, очень даже не совсем уступали...
Сэр Диттер пояснил словоохотливо:
- Надо же было, чтобы оба подошли к церкви одновременно с двух сторон!.. Это вот и схлестнуло, оба гордые и родовитые...
Сэр Альмербергер заорал, бешено вырываясь из рук рыцарей:
- Родовитые? Это я родовитый!.. Мой род идет от самого Фарамунда Создателя Франков!..
Со стороны рыцарей, оттаскивающих сэра Лангерфельда, донесся разъяренный вопль:
- От Фарамунда?.. Во-первых, не от Фарамунда, а от Меровинга всего-навсего, а во-вторых, даже если бы и от Фарамунда, то мой род идет от самого Гота!
- Вранье! - заорал Лангерфельд. - Докажи!.. И не ссылайся, что бумаги потеряны!.. У меня не потеряны!
- Твои поддельные! А у меня род от Гота никогда не прерывался!
- Ага, не прерывался!.. Через троюродную племянницу во времена короля Синещекого?
- И что? Это лучше, чем через приемного разбойника, который даже и бастардом не был!
Лоенгрин ощутил себя в глухом лесу, где дикие звери с одной стороны и дикие звери с другой рычат друг на друга и пытаются вцепиться в глотки, но смысл спора ускользал, пока не напомнил себе, что у тех существ это так важно, они настолько ничтожны, что вынуждены бахвалиться подвигами отцов-прадедов, а сами не стоят даже той одежды, которую носят...
Сэр Перигейл подошел быстро, лицо встревоженное, сказал торопливо:
- Послать за сэром Норстедтом?
- А он кто? - спросил Лоенгрин.
- Знаток геральдики, - объяснил Перигейл. - Лучший! И самый знающий!
Лоенгрин пробормотал:
- Но разве не проще... кому-то из них уступить другому?
Перигейл вскинул брови и посмотрел с великим удивлением.
- Уступить? Почему?
- Тот, - сказал Лоенгрин, - кто умнее, обычно уступает дорогу... менее умному.
Перигейл изумился:
- Это где же такие живут?
- Да есть такие страны, - пробормотал Лоенгрин.
Перигейл ахнул:
- Правда? Значит, в тех краях правят одни дураки?
Лоенгрин поморщился.
- Я говорю о простой вежливости.
- А как отличить, - спросил Перигейл, - когда уступают из вежливости, а когда из трусости?
Лоенгрин сдвинул плечами.
- А если предположить, что более сильный обычно снисходительнее?
Перигейл подумал, просиял:
- Прекрасное решение, ваша светлость!
Лоенгрин удивился:
- А что я... решил?
- Как выявить более вежливого, - ответил Перигейл бодро. - Эй, сэр Мортен!.. Вы у нас самый умелый по части поединков. Быстро организуйте им схватку перед воротами церкви!.. Его светлость мудро решил, что кто победит, тот и уступит... ха-ха!
Сэр Мортен Хоинберг, могучего сложения рыцарь с жестоким лицом, сперва вскинул брови, потом широко заулыбался.
- Да, прекрасное решение... Это же такое издевательство, что хуже и не придумаешь!.. Победитель уступит проигравшему право войти в церковь... га-га-га!.. Еще и поклонится!
Рыцари быстро организовали круг, сэру Альмербергеру и сэру Лангерфельду позволили выбрать оружие по своему предпочтению, и они ринулись друг на друга с ревом и бранью.