– Но почему ты никогда не можешь поддаться порыву? – расстроилась я.
– Давай хотя бы входную дверь закроем! Тут сквозняк. Боюсь, ты простудишься.
– Почему ты всегда обращаешься со мной, как с инвалидом?
– Не как с инвалидом, а как с хрустальной вазой! Да и вообще. Поспешишь – людей насмешишь, – назидательно сказал он и вдруг нахмурился.
Я почему-то испугалась, что Макс сейчас предложит мне помыть руки.
– Кажется, в холодильнике оставалось шампанское, хочу, чтобы все было красиво, – улыбнулся он.
Макс задернул шторы, зажег свечи, поставил на низкий столик перед кроватью тарелку с виноградом, початую бутылку шампанского и два стеклянных фужера с переводными картинками гномов. Наверное, он прав, без спешки все же лучше.
– С кем это ты тут шампанское распивал? – шутливо возмутилась я. – Предупреждаю, в душе я мавр!
– Да я уж понял! – засмеялся Макс, притягивая меня к себе.
Он нежно целовал меня, терпеливо расстегивая одну за другой крошечные пуговички на платье. Да! Я люблю Макса! В этом нет никаких сомнений! Мне приятны его поцелуи, прикосновения, его запах. Он заботливый, обращается со мной, как с хрустальной вазой. Хочет, чтобы у нас все было романтично. Свечи, фрукты, шампанское… Как в кино! Не хватает только какого-нибудь экзотического фрукта или устриц. Хм, устрицы… Они ведь, кажется, тоже поднимают потенцию. Не то чтобы у Макса были с этим проблемы, просто я подумала насчет сюжета о половом бессилии, над которым сейчас работала. «Бессилие» не шло. Аполлинарии все что-то не нравилось. Сначала сюжет казался ей слишком игривым, а теперь слишком медицинским… А что, если разбавить медицину устрицами?
В сумке заверещал мобильный. Я подскочила, как ужаленная. Сбросила с себя Макса и побежала отвечать.
– Маша, я думала об устрицах, – задумчиво сказала Аполлинария, – но, пожалуй, это слишком затерто. В любом сюжете о мужской потенции обязательно появляются устрицы! Как думаешь?
– И потом, где мы достанем этих гадов, – деловито заметила я, расхаживая по комнате голая по пояс, – с рестораном наверняка будут заморочки…
С Аполлинарией мы проговорили минут пятнадцать.
– Твоя редакторша неадекватна, – проворчал Макс, когда я, наконец, к нему вернулась, – постоянно тебя дергает! Даже сексом не дает спокойно заняться! А ты тоже! С такой готовностью кинулась обсуждать с ней рабочие моменты! Как будто только и думала об этом своем сюжете, пока была со мной в постели!
Мы вместе посмеялись над этой шуткой.
Макс снова нежно обнял меня и поцеловал. Я вяло ответила. Прежний кураж слетел с меня, как с гуся вода. Без куража и платья стало зябко и неуютно. И во всем виновата неадекватная редакторша!
– Максик, – виновато прошептала я, отстраняясь, – прости! Аполлинария просила переделать текст, так что придется мне сейчас уехать…
Пряча глаза, я в спешке натягивала платье.
– Я понимаю, работа есть работа, – кисло улыбнулся Макс, покосившись на Кодекс, лежащий у кровати.
Надеюсь, он не читал его украдкой, пока мы целовались?
Глава 17
Еще не было и девяти утра, и охранник Толик уже сидел на своем месте, шурша страницами «Свежих сплетен». Незаметно прошмыгнуть мимо него, как всегда, не удалось.
– Литаврина! Куда?! А отмечаться? Смотри, а то завтра не пущу! – привычно пригрозил он.
Закатив глаза, я вернулась, записала в засаленном журнале свое имя и время прихода и юркнула в ковролиновую тишину спящего офиса.
В редакции я застала только Валечку.
– Привет, красотка, – томно прошептал он, целуя воздух возле моей щеки.
Валечка подкрашивал губы бесцветным блеском, обожал Шер. Каждое утро начинал с маневра, появлялся в офисе ровно через пять минут после милашки-звукорежиссера. При этом зачем-то строил из себя крутого мачо, флиртуя с девчонками.
– Невелик бицепс у эксгибициониста, – назидательно сказал он, засунул в рот карандаш и принялся громко шепелявить текст сюжета – Валечка готовился к озвучке.
– О, Мафка! Теве твоя Явиа вониа! Тьфу ты! – Он выплюнул карандаш. – Говорю, Ядвига тебе твоя звонила! Уже три раза. Злая, как собака, набери ее!
Я застонала:
– Как же меня достала эта тетка!
Пару недель назад эксцентричная модельерша Ядвига Ямпольская дала мне интервью о том, как правильно одеться для романтического свидания. Она с упоением демонстрировала свою новую коллекцию то ли платьев, то ли рыболовных сетей на меху и двухметровых шляп, была весьма приветлива и любезна. Но позавчера по телефону заявила вдруг, что не хочет принимать участие в программе. Требовала, чтобы я вырезала ее интервью и картинку из сюжета. Признаться, я с наслаждением раскромсала бы и «синхрон», и платья на мелкие кусочки, но сюжет был смонтирован и завтра стоял в эфире! Втолковать это сумасбродной модистке было невозможно.
– Я не хочу, чтобы мои модели «от кутюр» демонстрировались на какой-то там десятой кнопке! – орала она. – Уберите их или я уберу вашу программу!
Подумать только, какое самомнение! А вдруг и вправду уберет? Кто знает, какие у этой ведьмы связи. Может, с Максом посоветоваться, он все-таки юрист? Я уже потянулась к мобильному, но опустила руку. Ни слышать, ни видеть Макса не хотелось. После вчерашнего я, наконец, поняла – у нас вряд ли что-то получится. А виноват в этом Алекс! Если бы он не накрутил меня, все оставалось бы по-прежнему!
Валечка ушел на монтаж, а в моей сумке заверещал мобильный. Наверняка Ядвига! С тягостным вздохом я взяла телефон со стола, но сбросила звонок и поставила мобильный на режим «без звука». Звонила Лизка. Я и ее не желала слышать! Это Лизка во всем виновата, да! Вечно ей всякая чушь в голову лезет. Еще бы, сидит дома, кроме ягодичных обертываний, проблем никаких. Ей даже работать не надо! Моя внутренняя Маленькая Разбойница подняла голову. Почему? Почему всегда все лучшее достается Лизке? И муфточка, и ноги от ушей, и Алекс? Где-то в глубине души я понимала, что не права, но ни за что не желала этого признавать.
– Эй! – Мышка провела ладонью у меня перед глазами. – Не спи, замерзнешь!
Я вздрогнула и огляделась по сторонам. Редакция гудела, как растревоженный улей. Викуля, Алиса, Валечка и еще несколько девчонок перешептывались, стоя в дверях. При этом Валечка изображал предобморочное состояние, закатив глаза и усердно обмахиваясь импровизированным веером в виде листа форматом А4. Аполлинария что-то негромко говорила Эльвире.
– А когда Аполлинария пришла? – удивилась я.
– Ты разве не видела? – округлила глаза Мышка.
Я растерянно пожала плечами. Так глубоко задумалась, что уплыла и потеряла чувство реальности. Со мной бывает.
– Ну что, пошли?
– Нет, подожди! Мне надо посоветоваться с Аполлинарией насчет Ямпольской, она хочет устроить кипеш…
– Машка, да ты и вправду спишь на ходу! Какая модельерша, какой кипеш? Не до того сейчас! У нас ЧП. Аркадий Георгиевич собирает всех в конференц-зале.
– А что случилось-то?
– Никто не знает.
Кондиционер нагнал такого холода, что у меня замерзли ноги. Сотрудники «Женских штучек» рассаживались вокруг длинного овального стола. Алиса устроилась на кончике стула с прямой спиной, Викуля сложила «ручки на коленочках», как советовали в детском саду. Валечка обмахивался своим веером, хотя у него уже, кажется, покраснел нос.
– Слушай, у тебя глицина случайно нет? – пискнула Мышка.
– Есть, но я сумку у компа забыла.
Мышка побледнела.
– Да не переживай ты так! Что такого страшного нам может сказать шеф? Просто Герыч – тот еще любитель спецэффектов!
Мышка сделала мне страшные глаза – за нашими спинами стену подпирали Эльвира и Аполлинария.
Наконец, в дверях появился и сам мастер эффектных жестов. Шеф был мрачнее тучи. Глядя себе под ноги, он прошел в зал и уселся во главе длинного стола. В наступившей тишине слышался только стук хищного когтя о деревянную столешницу.
Герыч откашлялся и торжественно объявил:
– В нашем дружном коллективе произошло ЧП. Сегодня между девятью и десятью часами утра из моего портфеля вытащили кошелек. Портфель стоял на столе в редакционной комнате.
Зал тревожно зашелестел. Шеф обвел собравшихся ледяным взглядом, и шелест стих.
– Это уже не первый случай воровства. Объявление о пропавших ластах висит уже два месяца…
Я кашлянула, подавив нервный смешок. Герыч совсем уж на криминальной теме двинулся! Ласты-то кому нужны? Ясно же, что они мирно покоятся где-то на дне бардака, именуемого редакцией «Женских штучек». Просто их никто найти не может. Да и кошелек наверняка шеф дома забыл. Только зря шороху наводит!
В дверь просунулась косматая готическая голова.
– Простите! Я, кажется, опоздала, – виновато пролепетала Карина.
Не удостоив незадачливую администраторшу даже взглядом, шеф продолжал:
– Я настоятельно рекомендую вору признаться. Добровольное признание, так сказать, смягчает наказание. В противном случае придется принять меры. Прибегнуть к старому доброму обыску…
– Я настоятельно рекомендую вору признаться. Добровольное признание, так сказать, смягчает наказание. В противном случае придется принять меры. Прибегнуть к старому доброму обыску…
Тем временем Карина ввинтилась в конференц-зал. Я наблюдала, как она смущенно топчется на пороге, прижимая к груди свою дурацкую сумку. Остатки разноцветного бисера на замызганных ручках, яркие ромбы… Стоп! Это вовсе не ее дурацкая сумка, а моя дурацкая сумка! Вероятно, Карина захватила торбу, которую я забыла у компа, чтобы вернуть.
Карина сделала несколько неловких шагов и вдруг споткнулась, схватившись за спинку Викулиного стула. Торба выскочила из администраторских рук, пролетела грузной курицей с насеста и – шмяк! Плюхнулась на пол вверх тормашками. Все ее содержимое вытряхнулось к ногам Герыча.
Шмяк! И все секреты моей сумочки, как потаенные мысли, открылись на всеобщее обозрение.
Мой главный ночной кошмар стал явью.
– Ой, простите, – лепетала Карина, – я дебилоид! Всего лишь хотела передать Маше ее сумку, и вот… Это сумка Маши Литавриной! – повторила она.
Все взгляды обратились ко мне. Словно во сне, я поднялась, чтобы собрать вещи. Ворох каких-то бумаг, чеки, обертки от конфет, кассета для «бетакама», драные колготки, и… По конференц-залу прокатилось изумленное «Ах!».
В куче хлама лежал кожаный черный кошелек с выдолбленным логотипом «Дюпон».
Я тупо уставилась на кошелек. Казалось, он вот-вот испарится. Бесследно и так же необъяснимо, как и появился. Но бумажник словно отпечатался в куче моих вещей черной меткой.
Гибко наклонившись, босс сцапал «Дюпон».
– Так вот кто у нас крысятничает, – хмыкнул он. – Литаврина, твоих рук дело?
Я потрясенно молчала, не отрывая взгляда от мизинца с изогнутым ногтем на черном квадрате бумажника. Однако какое мерзкое слово «крысятничает». Как будто голой пяткой раздавили сырое яйцо… И эту фразу шефа я определенно слышала раньше. Но где? В прошлой жизни или во сне?
И тут я вспомнила свой сон.
Цветущая сакура. Лизка в подвенечном. Школьная училка с двусмысленной подушкой на спине. И это мерзкое пяточно-скорлупное словечко «крысятничает», произнесенное почему-то мужским голосом. Голосом Герыча! И как я сразу его не узнала?
Перед глазами поплыли темные круги, в ушах зашумело.
– Кошмар какой… подумать только, – шептались коллеги.
– Колесо сансары, – шипели деревья.
Вот она – кара, которой я ждала. Карма, закон бумеранга или… что там еще? Эта леденящая душу мысль придавила к полу. Я молчала, низко опустив голову. Словно признавая себя виновной…
Дальше все было, как в расфокусе.
Лица коллег: испуганное – у Карины, сочувственные – у Артема и Алисы, злорадное – у Эльвиры… Все они отводили взгляд. Даже Мышка.
Мои ледяные пальцы, которые все никак не могли застегнуть «молнию» на сумке.
Презрительно брошенные слова шефа:
– Крыс в моей программе не будет. Телевидение – мирок маленький. Я мог бы устроить так, что тебя никто не возьмет на работу, но не предам это дело огласке. Из уважения к Лизавете.
Видимо, из этого самого уважения Герыч решил вышвырнуть меня лично. Проводил до самых дверей офиса, как под конвоем. Оказавшись у лифтов, я долго изучала голую стену, не в силах поверить в происходящее.
Из-за развернутой газеты выглянул Толик.
– Литаврина! Куда?! А отмечаться! Смотри, завтра не пущу! – пригрозил он.
– А который сейчас час? – Язык не слушался, словно опух.
– Десять минут двенадцатого.
Шариковая ручка с обкусанным концом прыгала в руке, как живая. С трудом написала: «М. Литаврина – 11.10» и положила ручку на стол.
И зачем, дурочка, писала? Завтра-то я сюда уже не приду…
На ватных ногах я вошла в лифт, нащупала окоченевшим пальцем кнопку первого этажа и… вышла. Зеркальные двери сомкнулись. Облокотившись о стену, я уставилась в окно невидящим взглядом. Перед глазами прыгали выдолбленные буквы «Дюпон» в куче мятых бумаг.
Стукнула дверь. К лифтам выбежала Карина.
– Машка! Хорошо, что ты еще не уехала! – запыхавшись, проговорила она.
Пойманной птичкой в груди затрепыхалась надежда. А вдруг Карина пришла сказать, что это розыгрыш? Глупая шутка Мышки или Викули?
– Твои вещи.
Только сейчас я заметила в ее руках картонную коробку. Там лежали кружка с надписью «Маша» в наивных вензельках, кассета ВХС, блеск для губ, блокнот и ворох бумаг – все, что выгребли из моего ящика в столе.
Пойманная птичка выпорхнула из груди.
– Спасибо.
Взяв коробку, я с силой надавила на кнопку лифта. Карина кашлянула за моей спиной:
– Ну ты… это… уж не переживай! Это не самая большая трагедия, которая может случиться в жизни, пупсик!
Я удивленно обернулась. Слова администраторши чем-то зацепили меня. Голова гудела. Мысли расползались, как тараканы на свету. Кивнув Карине, я вошла в лифт. Двери закрылись.
Глава 18
Казалось, за минувший час мир рухнул, земля раскололась – повсюду торчат обломки домов и огрызки телеграфных столбов, из-под руин доносятся глухие крики о помощи. Но на улице по-прежнему светило солнце, весело шептались запыленные тополя. Вкусно пахло свежескошенной травой – на газоне жужжал триммер. Как будто ничего не случилось.
Я и сама была на удивление спокойна. Только руки почему-то сильно дрожали. В вагоне метро девушка, сидящая напротив, обмахивалась журналом и без конца сбрызгивала глянцевое лицо термальной водой, а я все куталась в летнее пальто. Меня била мелкая дрожь. Оттаять удалось только дома, под горячим душем. Узел внутри размяк, и я заплакала, глотая соленые слезы с привкусом хлорки.
Я гипнотизировала лежащий на стиральной машинке мобильный, но тот тягостно молчал. Мышка, Алиса, Викуля, Валечка… Почему они не обрывают телефон, не подают маячки с той стороны баррикад? Не поддерживают, не любопытствуют, в конце концов? Ведь все они мои коллеги, друзья! Телефон молчал. Был человек, и нет.
Я выдавила из тюбика немного шампуня и с остервенением принялась намыливать голову. И в эту минуту телефон ожил и радостно заверещал! Поддерживая волосы, поспешно выключила воду и одной ногой выпрыгнула из ванной. Мыльные струйки стекали на сброшенную на пол одежду, я с нетерпением схватила трубку.
Звонила Аполлинария.
– Ну как ты? – глухо спросила она.
Я шмыгнула носом.
– Маша, хочу, чтобы ты знала. Я ни на секунду, слышишь? Ни на секунду не поверила, что кошелек украла ты.
Ее слова целебным бальзамом пролились на раны. Удивительно, что заветные слова я услышала от начальницы, которую всегда считала эгоистичной карьеристкой. Только она позвонила, поддержала в трудную минуту. Хотя, может, в том, что она позвонила именно в эту минуту, ничего удивительного и не было. Кто еще мог позвонить человеку в душ?
– Это засада! – продолжала шефиня. – То, что произошло сегодня, не лезет ни в какие ворота. Лично я не останусь в этом театре абсурда ни дня! Уволюсь немедля! Я так и сказала Аркадию Георгиевичу! Ну, вернее… пока не сказала, но собираюсь! – Воинственный шепот отдавался странным эхом. Я заподозрила, что она звонит, закрывшись в кабинке туалета. – Мы должны восстановить твое честное имя! Думаю, настоящий вор подкинул кошелек тебе в сумку, когда запахло жареным. Или сделал это умышленно! Вспомни, может, ты кому-то насолила?
Не в силах ответить из-за стоявшего в горле кома, я лишь потихоньку всхлипнула.
– Перестань! Должен быть какой-то выход. В редакционной комнате ведется видеонаблюдение. Можно взять кассету. Так что не раскисай! Обещаю, я этого так не оставлю!
– Спасибо, Аполлинария!
Звонок шефини немного привел меня в чувство. Я заказала суши на дом и, обложившись пластиковыми контейнерами с японской едой, принялась размышлять. Конечно, Аполлинария права – злосчастный кошелек мне подбросили. Сделать это было не так уж и сложно. Вы удивитесь, но я немного рассеянна, а сегодняшним утром и вовсе спала на ходу. Другой вопрос: кто мог это сделать? Явных конфликтов с коллегами у меня не было. Зуб вроде никто не точил… Ролл выскользнул из палочек и плюхнулся в чашку с соевым соусом. Карина! Больше некому. Сначала кошелек подкинула, а потом сумку принесла и специально ее вытряхнула на глазах у всей программы, ведьма! Что там она болтала сегодня у лифта? «Не самая большая трагедия, которая может случиться в жизни, пупсик». Надо же, запомнила! Только и ждала подходящего случая вернуть должок. И дождалась! А я, идиотка, ей подыграла! Мистическое появление кошелька в торбе, а потом слова шефа из давнего сна выбили почву из-под ног. На злосчастном собрании я вела себя так, как будто на самом деле чувствовала вину! Я ее и чувствовала. Но не из-за того, что украла кошелек, а из-за того, что украла парня у лучшей подруги. Почему я ничего не сказала в свое оправдание? Стояла там и молчала, как смиренная овца! Вот все и посчитали меня воровкой!