Телефон зазвонил, когда они уже почти дошли до Оксаниного подъезда.
— Максим, — услышал он несчастный бабушкин голос. — У нас беда. Виолетта Никодимовна умерла.
* * *
Бублейников чувствовал себя отвратительно. Надо же было сорваться и испортить все дело! Ответа на вопрос, кто его преследует и кто мешает работе над книгой, он не получил. Зато старуха из-за его несдержанности впала в маразм. А ведь Дымова наверняка могла что-то знать или о чем-то догадываться.
Надо сказать, что про экспедицию Бахмина Ленечка узнал совершенно случайно. Два дня назад ему позвонил старый друг его отца, Семен Афанасьевич Рогов. Когда-то давно он закончил Литературный институт, писал посредственные стихи и популярные брошюры, был составителем бесчисленных сборников, числился литературным консультантом при некоторых крупных персонах книжного рынка. Собственно, это с его помощью Бублейников-младший закрепился в издательстве.
— Вчера ужинал с Шустровым. Он сказал, ты ваяешь очередной шедевр, — голос у Рогова был низкий, звучный, очень солидный.
«С такими данными ему бы министром быть», — раздраженно подумал Ленечка. Разговаривать со словоохотливым Семеном Афанасьевичем было некогда. Но не бросать же трубку!
— Вот они, коммерческие тайны, — натужно рассмеялся он в ответ. — Предупреждали, чтобы никому ни слова…
— Какие от меня могут быть тайны? — благодушно сказал Рогов. — Я всех этих сукиных детей знаю как облупленных. Вместе со всеми их коммерческими тайнами. Ты мне лучше вот что скажи — пошла Дымова с тобой на контакт?
— Да вроде того. А почему вы спрашиваете?
— Интересно мне. Понимаешь, я в свое время книжонку одну забавную делал. Про то, как большевики в Гималаи за счастьем ходили.
И Рогов рассмеялся собственной шутке. Бублейников на всякий случай тоже хихикнул.
— Я имею в виду экспедиции Барченко, Рерихов и так далее. Конечно, не только в Гималаи. На Алтай, Тянь-Шань, в Крымские пещеры. Знаешь, поиски древних культур, Шамбалы, установление связей с духовными учителями человечества. Эти походы финансировало НКВД, а курировал Глеб Бокий. Вообще в те годы многие рвались в Гималаи. Очень увлекательная тема. Я много в архивах сидел, со свидетелями встречался, еще живыми. И вот один очень старый человек, чекист по фамилии Гринберг, рассказал загадочную историю про экспедицию профессора Бахмина, о которой странным образом не сохранилось практически никаких документальных свидетельств. Хотя по значимости своей она могла соперничать с экспедицией Рериха. Эта экспедиция в начале тридцатых годов отправилась в Гималаи и там исчезла. Когда в Китай по заданию Бокия отправились сотрудники НКВД выяснять, что произошло с Бахминым и его людьми, открылось одно любопытное обстоятельство…
Внимательно выслушав рассказ Рогова, Ленечка спросил:
— И никто так до сих пор и не знает, что на самом деле произошло с экспедицией Бахмина?
— Никто. Кроме, может быть, Дымовой. Но она утверждала, что самостоятельно добралась до нашей границы, никого не встретив по дороге. Ее действительно нашли уже на нашей территории, совершенно истощенную, с обмороженными пальцами. Ее тогда еле выходили. Видел, у нее среднего пальца на правой руке нет?
Бублейников кивнул.
— Вот это оттуда последствия. Как мне сказал Гринберг, Дымову пытались обвинить в шпионаже в пользу китайцев, однако дело было прекращено и ее на время выпустили из лубянской тюрьмы. Она была женщина сообразительная — тут же собралась и уехала за Урал, в экспедицию. И когда пришли арестовывать, то дома ее не оказалось. А времена тогда какие были — если сразу не взяли, то потом уже не возвращались. Огромный маховик репрессий крутился. Вот Дымовой и удалось пересидеть, бегая из экспедиции в экспедицию. Поневоле большим специалистом стала.
— Странно, что ее вообще выпустили.
— Очень странно. Впрочем, может быть, кто-то из высшего руководства посчитал, что за ней последить надо, или еще какие резоны были.
— А откуда пошел слух, что Дымова имела какое-то отношение к Бахмину? — поинтересовался Ленечка, и Рогов рассказал ему о протоколе допроса проводника-шерпа.
— Других документов нет. Да, в общем, и это свидетельство тоже условное. Записали все со слов неграмотного человека, какое же это доказательство? И Дымова это прекрасно понимала, и следователь, который вел дело. Вот если бы он дожал ее тогда, добился признания…
— Ну да. Мы знаем, как они добывали эти признания. Был бы очередной самооговор, и все.
— Не знаю. Ты попробуй, поговори с ней на эту тему.
— А вы в свое время не пытались?
— Пытался. Она выставила меня за дверь и приказала больше не попадаться на глаза. Очень решительная женщина. Впрочем, она права. Нет документов — нет разговора.
— А как же рассказ вашего старого чекиста?
— Я сразу не записал его на диктофон, а дед взял и умер.
— Найти следователя, который вел дело Дымовой, вы не пробовали?
— Пробовал. Следователя расстреляли в пятьдесят третьем, по делу Берии. Так что никаких концов.
После беседы с Роговым Бублейников долго размышлял, стоит ли ему затевать разговор с Ольгой Святославовной на эту тему. Если она самоуверенного, настырного Рогова выставила за дверь, то его вполне может постичь та же участь. Да и нужна ли такая скользкая тема в книге? Чем дольше Ленечка думал об этом, тем отчетливее понимал — ввязываться в эту мутную историю нет никакой необходимости. Но как только Бублейников твердо решил похоронить опасную тему, он неожиданно вспомнил об одном нюансе последнего разговора с Дымовой. Поначалу-то он не придал этому значения, хотя не мог не отметить некую странность в поведении собеседницы. Боясь поверить догадке, Ленечка включил диктофон. Он не ошибся, цепкая память репортера не подвела его: в какой-то момент, увлекшись повествованием, старушка практически призналась в том, что была знакома с Бахминым. Только вот что все это значило?
Ленечка совершенно не желал заниматься историческими загадками. Да, в Гималаях в свое время пропала экспедиция. Допустим, Дымова что-то знает об этом. Ну и плевать. Ей девяносто пять лет, и даже если она в чем-то провинилась, то теперь уже Бог ей судья.
Итак, решение было принято — он не станет обсуждать с Ольгой Святославовной эту тему. Однако уже на следующий день, разозленный поведением Дымовой, он изменил свое решение. Бросаться обвинениями он не намеревался, а планировал в процессе последнего их разговора только намекнуть, слегка поднажать на старуху, заставить ее высказаться, что-то выболтать.
Однако произошло то, чего Ленечка предвидеть никак не мог.
Когда, выйдя из больницы, он уже садился в машину, позвонил редактор издательства.
— Ну как дела? — бодро поинтересовался Шустров. — Сбор материала, как я понимаю, закончен.
— Кажется, да, — угрюмо подтвердил Бублейников эту очевидную теперь мысль. — Ты ведь знаешь, что произошло с Дымовой?
— Да, мне Надежда позвонила. Говорит, тете очень плохо: заговаривается, теряет сознание. Ты радуйся, что этого раньше не случилось. Как, по-твоему, основной массив информации она тебе дала?
— Безусловно. Все, как было намечено. Про горы, правда, скучновато получится.
— Брось ты из-за ерунды переживать. В общем, садись, пиши.
— Скажи, если Дымова не придет в себя в ближайшее время, с кем тексты согласовывать?
— С Надеждой, разумеется. Она, кстати, очень переживала, какое на тебя впечатление произвела вся эта история.
«Значит, — подумал Ленечка, — она не поняла, что все произошло по моей вине. А Дымова в неадеквате, поэтому нажаловаться на меня не может. Или не хочет».
— Скажи Надежде Валерьевне, что все нормально. Буду ждать ее звонка, вдруг все-таки еще удастся поговорить с Ольгой Святославовной. Но рукопись уже готовлю, я же тебе говорил.
Домой Ленечке ехать совершенно не хотелось, и он отправился в редакцию — там он всегда чувствовал себя на своем месте. В редакции было хорошо — охрана и яркое освещение действовали успокаивающе. «Может быть, сесть и поработать? — подумал он. — Хотя жутко не хочется».
Усилием воли Бублейников заставил себя сесть за компьютер. Болела голова, мысли путались, куража не было и в помине. Он писал какие-то невразумительные фразы, стирал их, пробовал формулировать иначе, но складного текста не получалось. Он подумал, что сейчас хорошо бы выпить, однако с сожалением отбросил эту мысль. Ведь тогда он на сегодня точно не работник, а сроки сдачи рукописи действительно поджимали.
Когда зазвонил телефон, он даже обрадовался, что можно на несколько минут прекратить это мучение. Однако радовался напрасно.
— Бублейников, ты перешел черту, — прошелестел в трубке знакомый женский голос.
— Погодите! — истошно крикнул Ленечка, но связь прервалась.
— Бублейников, ты перешел черту, — прошелестел в трубке знакомый женский голос.
— Погодите! — истошно крикнул Ленечка, но связь прервалась.
* * *
Слова про то, что он перешел какую-то черту, Бублейникову совершенно не понравились. Поразмыслив, он решил — хватит самодеятельности, надо идти в милицию. Перед этим на бумажке выписал плюсы и минусы этого поступка. Получилось негусто. Плюсы: к делу подключаются профессионалы, обладающие необходимым опытом и ресурсами, Бублейникова берут под защиту до окончания расследования, шансы поймать телефонную террористку вырастают в разы. Минусы: придется объяснять посторонним людям все нюансы работы с рукописью, что является грубым нарушением правил внутрииздательской конспирации. Кроме того, не рискует ли он загреметь в дурдом, если начнет рассказывать милиционерам про Хозяина пустыни и шмыгающее по подъезду черное существо без лица?
Окончательное решение трудной проблемы Ленечка перенес на следующий день. Во-первых, на свежую голову могли прийти какие-нибудь ценные мысли. Во-вторых, на дворе уже смеркалось, а он был уверен, что заявления, не связанные с убийствами и прочей мерзостью, принимают от граждан с 9 до 18 или что-то вроде того.
Однако провести ночь у себя дома в ситуации полной неопределенности Бублейников побоялся. Он было подумал, не отправиться ли снова к Косте Бодаеву, но устыдился собственной слабости. Значит, придется опять ночевать у родителей. Впрочем, может быть, стоит пожить у них подольше — чего скакать с места на место, в ущерб работе над рукописью. К тому же от них до любимой газеты рукой подать. Ноутбук, диктофон, фотоаппарат и все необходимые аксессуары он обычно таскал с собой в машине. Оставалось только прихватить бритву и кое-что из одежды.
Поднимаясь в лифте, он вдруг с усмешкой подумал, что идет в собственную квартиру, как в замок с привидениями, совершенно не зная, на что там можно наткнуться.
А через минуту, открыв дверь и не успев включить свет в коридоре, он получил удар такой силы, что без сознания свалился на пол.
* * *
— Давай поедем туда, — предложила Оксана. — Быстро, прямо сейчас.
— Не стоит, — расстроенный Максим сосредоточенно смотрел на свой мобильник, словно в нем содержались ответы на все мучившие его вопросы. — Туда сейчас уже Светлана поехала.
— Они вдвоем справятся?
— Конечно. Группа поддержки им не нужна, они женщины стойкие, энергичные. Справятся.
— Бабушка не говорила тебе, что произошло? Отчего Виолетта Никодимовна умерла?
— Неизвестно. Я ей велел вызвать врача и милицию.
— Зачем милиция? — испуганно спросила Оксана.
— Так положено. Они должны подтвердить, что смерть наступила от естественных причин.
— Тебе не кажется странным — сначала пропадает Кристина, потом внезапно умирает Виолетта Никодимовна, ее единственная родственница.
— Я думаю, что она просто не выдержала нервного напряжения. Хотя, конечно, была очень крепкой и очень сильной духом. Наверное, все же сказался возраст.
— Но Виолетта Никодимовна всегда утверждала, что чувствует себя вдвое моложе. Она же занималась всякими системами. И нам с Кристиной говорила — я раздвигаю возрастные границы, вы еще будете учиться по моим рецептам, как прожить долго-долго.
Тут на глаза у Оксаны навернулись слезы, и она замолчала.
— Ну что теперь поделаешь, — попытался утешить ее Печерников. — Люди вообще такие существа — никогда не знаешь, что вытворят. Зато всегда неожиданно.
— Максим, может, ты все-таки съездишь к ним? Ты же умеешь общаться с милицией!
— Милиция в таких случаях — почти формальность. Там, на даче, все понятно. Это здесь неизвестно что.
— Смотри, завтра я пойду на разведку в качестве продавца биодобавок. Ты мне при этом не очень нужен. Вот если что-то покажется мне подозрительным, я тебя сразу призову. Поезжай, а?
— Не пойму только, зачем я там нужен. Или это называется женской интуицией?
— Называй как хочешь, но мне кажется, хоть один мужчина должен присутствовать.
— Но я могу опоздать…
— Так ты поезжай, а не сомневайся!
— Все, уговорила. Тогда я гоню на дачу, вернусь самое позднее завтра к обеду. А ты за это время не наломай дров и не суйся к руководству «белых маркетологов» с расспросами. В общем, не изображай из себя частного детектива. Просто присмотрись к тому, как вся их система функционирует, а там будет видно.
* * *
Максим вернулся домой лишь на вторые сутки. Болела голова, язык напоминал наждачную бумагу, дико хотелось пить, а смотреть на окружающий мир не хотелось вовсе. В общем, налицо были все признаки похмельного синдрома. Настроение Печерникова было под стать состоянию.
То, что он узнал, казалось нереальным, однако это была правда, причем довольно жуткого свойства.
Когда он вчера примчался на дачу, то застал там лишь заплаканную бабушку. Как и прогнозировала Оксана, ни врача, ни участкового еще не было. Даже Светлана появилась позже Максима, так как застряла в пробке и не могла выбраться.
— Хоть я и сказала, чтобы ты не приезжал, но молодец, что не послушался, — похвалила бабушка, вытирая платочком покрасневшие глаза.
До прибытия врачей и милиции Лидия Сергеевна рассказала внуку, как все произошло. Она отправилась в лес за земляникой. Обычно такой поход занимает у нее не меньше трех часов. Виолетта Никодимовна осталась дома, сказала, что в лесу не берет мобильник, а она постоянно должна быть на связи — вдруг Кристиночка позвонит.
— Часа через два я вдруг забеспокоилась. Тревожно стало, а почему — сама не знаю. В общем, чуть не бегом домой прибежала, смотрю — дверь настежь, она лежит вон там, на полу, рядом с диваном, вся белая и не дышит.
Видимо, вновь представив себе эту картину, долго крепившаяся Лидия Сергеевна горестно всхлипнула. Тут у калитки послышался автомобильный сигнал.
— Врачи приехали? Нет, кажется, милиция, — сказала Лидия Сергеевна, выглядывая в окно.
Она ошиблась.
Это была сама судьба, которая явилась в облике старшего лейтенанта Сергея Валентиновича Охлопкова, профессионала высочайшей квалификации. Одно время он делал блестящую карьеру и сейчас должен был занимать высокое руководящее кресло и носить генеральские погоны. Но Охлопков не желал мириться с беззаконием, которое творили люди, призванные закон охранять. Был правдив и честен, расследуя уголовные дела, не брал взяток и с преступностью боролся не на бумаге, а в реальной жизни. Однако из-за своей глубокой принципиальности он стал неудобен и, как следствие, покатился по служебной лестнице вниз. Охлопков был легендой в системе Министерства внутренних дел, и Печерников много слышал о нем, но встретить его при подобных обстоятельствах никак не ожидал.
— Печерников? — Сергей Валентинович снял фуражку и вытер вспотевшую лысину. — Помню. Это ты засадил двух подонков-продюсеров?
— Им срок дали уже без меня. Я поспособствовал.
— Молодец, лихо ты это дело прокрутил. А уволился чего?
— Устал, надоело. Систему один человек побороть не в состоянии.
— Вот, вот, — сварливо заметил Охлопков. — Слабаки вы, молодые. А бороться надо до конца. Ты один, да я один — уже двое. Тогда только будет результат!
«Какой результат? Выйти на пенсию участковым дачного поселка?» — хотел спросить Максим, но вовремя удержался и промолчал.
— Я вот думаю профсоюз милицейский организовать, — деловито сказал Охлопков, следуя за Печерниковым к дому.
«Если он это всерьез, то проблемы, с какой должности уходить на пенсию, для него не существует. Он до пенсии просто не доживет», — подумал про себя Максим, но вслух, конечно, этого не произнес.
Как только Охлопков перешел к исполнению своих непосредственных обязанностей, Печерников понял, почему даже многочисленные враги внутри системы говорили о нем с уважением.
Где-то через полчаса Сергей Валентинович отвел Максима в сторонку и хмуро произнес:
— Слушай, парень. Дело здесь нечистое. Не просто так умерла старушка.
— Вы серьезно?!
— Вполне. Тут есть некоторые признаки насильственной смерти. Конечно, я могу ошибаться, но надо везти ее к нашему патологоанатому — пусть опровергает или подтверждает. Мне-то все равно, а тебе, думаю, нет. Тут ведь твоя родственница замешана.
— Бабушка, — машинально поправил Максим. И сразу же воскликнул: — То есть как замешана?
— Не знаю как. Но ведь они вдвоем здесь были. И если я прав…
— Но бабушка была в лесу!
— Мне тебя поучить? — усмехнулся Охлопков. — Алиби надо будет подтверждать. Подтвердится — другое дело. Тогда начнут искать других подозреваемых. Но ты на меня не обижайся, я же не со зла. Сам погляди — зрачки расширены, конечности скрючены, да так, будто ее судорога ломала перед смертью. Но главное — за левым ухом, в районе третьего шейного позвонка едва заметный, но свежий след укола. В этом месте человек сам себя уколоть не может. Иди, посмотри.