– Честно, – ответила та и переложила сигарету в другую руку и выгнулась. Самой себе Хазова в этот момент казалась красавицей.
– Ты как дура, – вынесла суровый приговор Гульназ и бесцеремонно вытянула сигарету из хазовских пальцев. – На! – протянула она ее Ладовой. – Примерь!
Василиса беспрекословно вставила сигарету в рот, ровно по центру, и, выпучив глаза, уставилась на подруг.
– Блин, Васька! – только и смогла выговорить Низамова, а потом прижала ладонь к губам, чтобы не расхохотаться.
– Чё ты ржешь? – проворчала Юлька, подошла к Ладовой и вытащила сигарету. – Возьми так, – она продемонстрировала неискушенной однокласснице, как это нужно сделать. – В рот вставляй не по центру, а где удобно.
«Удобно» оказалось ближе к левому уголку рта.
– Так? – переспросила Хазову Василиса.
– Попробуй еще… – порекомендовала та и, вытащив еще одну сигарету из пачки, приложила ту к губам. Ладова старательно повторила за Юлькой.
– Нормально?
– Нормально, – заверила ее Хазова и сердито посмотрела на Гульку: – А ты чего сачкуешь? Давай, присоединяйся. Вместе, значит, вместе.
Низамова сопротивляться не стала. Причем та уверенность, с которой она повторяла все действия подруг, выдавала в ней человека, не понаслышке знакомого с процессом курения.
– Или ты очень способная, или ты врушка, – попыталась пригвоздить ее к позорному столбу поборница справедливости Хазова.
– А ты бы хотела, конечно, чтобы я была врушкой? – скривилась Гулька.
– Конечно, – Юлька подмигнула Василисе. – Мы все хотим, чтобы ты оказалась врушкой и забрала назад свои слова о том, что когда человек курит, он худеет.
– Обойдетесь, – махнула на них рукой Низамова. – Я просто очень способная, – заявила Гулька и, смело затянувшись сигаретным дымом, страшно закашлялась.
– Судя по всему, не очень, – заметила Хазова и грациозно выпустила струю дыма изо рта.
Дело осталось за Василисой:
– Ну? – Как по команде повернулись к ней участники эксперимента, и той не осталось ничего другого, как наконец-то испробовать на себе все рекомендации подруг.
В отличие от Низамовой первая затяжка не вызвала у Ладовой ни удушья, ни каких-то других неприятных ощущений. Немного саднило горло, но в целом – ничего страшного. Василиса затянулась во второй раз, сильнее предыдущего, и тут же поперхнулась этим злосчастным дымом.
– Ужас! – прокашлявшись, выдавила она, вытирая слезы. – Какая гадость!
– Не знаю, – не согласилась с ней Хазова. – Мне нормально. Сигареты, кстати, хорошие.
– Дерьма не держим, – не осталась в долгу Гулька и с пристрастием посмотрела на Юльку. – А ты ведь нам тут очки втирала про то, что не курила никогда. Дымишь, отличница?
– Скажешь тоже, – выдохнула Хазова и снова показала высший пилотаж, выпустив изо рта пару табачных колец. – Балуюсь.
– Я вижу, – усмехнулась Низамова. – Васька, смотри, а ты мне рассказывала, какая у вас Юлечка правильная.
– Я тебе такого не рассказывала, – отказалась подыграть подруге Ладова. – Не ври!
– Ладно, – смирилась с открытием Гулька. – Ну вас в баню. Нравится – курите. Я точно не буду. Гадость!
Дальше по сценарию должна была оповестить об отказе от курения Василиса, но та, подумав секунду, провозгласила другой вердикт:
– Если уметь, то не гадость. Терпеть можно. Если для дела.
– Тогда терпи, – пробурчала Низамова и обняла размахивающую сигаретой Ладову, всем своим видом показывая, что у нее, в отличие от Хазовой, на Василису прав больше. – Кстати, а который час?
– Двенадцатый, – сообщила Юлька.
– Двенадцатый в начале или в конце? – разумно уточнила Гулька.
– В середине, – развеселилась Ладова и, не выпуская сигарету из рук, свесилась с балкона. – Скоро родители придут, – громко проговорила она в темноту, выпустив струю дыма.
Через секунду Василиса уже сидела на корточках, прячась от строгого родительского ока за потрескавшимся зеленым пластиком, прижатом к прутьям балконной загородки.
– Ты чё? – не поняла ее маневра Хазова.
– Затуши сигарету, – прошипела Ладова, чем добилась противоположного эффекта: Юлька не просто не потушила сигарету, а пульнула ею вниз, прямо к ногам Василисиных родителей.
– Спокойно, – попытался остановить рванувшую к подъезду супругу Юрий Васильевич. – Спокойно, Галя.
– Спокойно, Галя?! – заорала на него Галина Семеновна и вырвала из цепких рук мужа свой многострадальный локоть. – Василиса!
– Не высовывайся, – зашипела на нее Низамова. – Пусть думают, что это не мы!
– А кто-о-о-о? – Ладова была готова зарыдать.
– Соседи, – виновато подсказала Юлька, проклиная себя за халатность.
– Какие соседи? – прошипела младшая Ладова. – Времени двенадцать. Над нами одни бабки.
– Василиса! – раздался снизу требовательный окрик Галины Семеновны. – Выгляни немедленно. Я знаю, что ты там.
– Здрасте, теть Галь, – свесилась Гулька. – Василиса посуду моет.
– Это ты курила? – призвала к ответу подругу дочери старшая Ладова.
– Я, – внятно произнесла Хазова и встала рядом с Гульназ.
– Мы, – исправила ее Низамова и пнула по Юлькиной ноге со всей силы. – Это мы, теть Галь.
– Все, – как отрубила Галина Семеновна и решительно зашагала к подъезду. – С меня на сегодня достаточно!
Пока разгневанная мать маршировала вверх по лестнице, три девицы спешно инсценировали следы уборки: включали воду, прятали пустые бутылки в вихаревскую сумку, сдвигали посуду. Для пущей убедительности Хазова даже нацепила на Василису кухонный фартук и завернула той рукава до локтя:
– Главное, не дыши в их сторону, – раздавала она последние инструкции и косилась на мирно сопящего Вихарева.
Зрелище, представшее взгляду ворвавшихся в квартиру ладовских родителей, не имело ничего общего с тем, что ожидала увидеть у себя в доме Галина Семеновна. Стекла в серванте, равно как и на окнах, были целы и невредимы, янтарные картинки висели на своих местах, а на полу не было следов битой посуды.
– Вот видишь, Галя, – с опаской улыбнулся ей Юрий Васильевич и икнул: – Все в порядке.
– Здравствуйте, Галина Семеновна, – прихватив стопку грязной посуды, обратилась к старшей Ладовой одноклассница ее дочери, при этом нацепив на лицо выражение глубокого раскаяния. – Извините нас, пожалуйста.
– Нас – это кого?
– Нас – это нас, – повесила голову Низамова, стараясь ни в чем не отставать от Юльки.
– Я Гуля, – Галина Семеновна никак не могла успокоиться, – от тебя такого не ожидала.
– Я тоже, – на всякий случай согласился с женой Ладов, потому что очень надеялся на продолжение банкета.
– Я теть Галь, сама от себя такого не ожидала… – потупилась Гульназ и покосилась на застывшую со стопкой тарелок в руках Хазову.
– Это, знаете ли, болезни роста, – повела свою партию Юлька. – Каждый подросток рано или поздно должен решить для себя вопрос о том, что он собирается делать со своей жизнью: будет ли он курить, пить, воровать, употреблять наркотики… Психологи уверяют, что это не компания ищет человека, а человек – компанию, поэтому дело взрослых – принимать своих детей такими, какие они есть. Возможно, именно эта практика приятия близких со всеми их недостатками и есть залог честных и дружественных отношений между родителями и детьми.
Услышав это, Ладовы вытаращили глаза и уставились на одноклассницу дочери с выражением искреннего изумления. Житейский опыт говорил им о том, что перед ними не шестнадцатилетняя девица, а по меньшей мере инструктор по делам несовершеннолетних, но глаза уверяли их в обратном.
– Кроме того, – Хазова просто наслаждалась произведенным эффектом, – наблюдения над собственными ощущениями в процессе курения убедили меня в том, что это занятие мне неприятно. И я приняла решение: никогда не курить. Согласитесь, могла бы я быть уверенной в правильности своего выбора, если бы не приобрела этот опыт?
Ладовы согласно кивнули, не проронив ни одного слова.
– В любом случае, – Юлька перешла к завершающей части своего выступления, – я еще раз прошу извинить меня и мою подругу, – Гулька в знак причастности к извинениям быстро пристроилась к хазовскому плечу, – за причиненные неудобства.
Дожидаться ответа Василисина одноклассница не стала и с гордо поднятой головой продефилировала на кухню, держа на вытянутых руках стопку грязных тарелок.
– Подожди-ка, Юля, – наконец пришла в себя Галина Семеновна. – А твой папа согласен с таким подходом?
– Мой папа, – обернулась Хазова, – с ним вообще не знаком. Он слишком занятой человек. И у него совершенно нет времени на то, чтобы подумать, чем живет его собственная дочь, – последняя фраза произносилась Юлькой с особой интонацией горечи.
«Слава богу, – подумала Хазова, – папа сейчас этого не слышит». Мысленно Юлька попросила прощения у «занятого человека» и тут же нашла своему поступку достойное оправдание: «Если для дела, то можно и соврать».
Последняя реплика одноклассницы Василисы произвела в сознании правильной и ответственной Галины Семеновны эффект разорвавшейся бомбы.
– Господи! – чуть не заплакала старшая Ладова и, догнав Хазову, заключила ее в объятия вместе со стопкой грязной посуды. – Бедный ребенок! Бедная девочка!
Это была победа. Враг был разбит наголову, моральные потери минимизированы, мир восстановлен.
– Говорил я, надо было вторую рожать, – расчувствовался Юрий Васильевич, и мечта о продолжении банкета, например, в честь примирения, приобрела реальные очертания.
– Ну, где посуда-то? – выглянула из кухни Василиса и застала Юльку в объятиях собственной матери.
– Во как! – подмигнула ей Низамова, наивно предположившая, что ураган пронесся мимо. Но не тут-то было. На явление собственной дочери Галина Семеновна отреагировала особым образом.
– А с тобой у меня будет отдельный разговор… И с тобой, – старшая Ладова грозно посмотрела на Гульку.
– Я же извинилась, – промямлила Низамова и захлопала ресницами.
– Иди, девочка, – легко подтолкнула Юльку к кухонным дверям Галина Семеновна и заговорила словно с трибуны, обратившись к Гульназ: – Ты для меня как дочь.
– Ну да, – мрачно согласилась с ней Гулька.
– Не «ну да», а «да», – встрял в разговор старший Ладов.
– Мам, ты чего? – Василиса решила перевести огонь на себя.
– А того, – провозгласила Галина Семеновна. – Я конечно, Васька, тебя обнюхивать не буду, – втянула она в себя воздух, – но сразу скажу: какого рожна не хватает тебе и твоей подруге?
– Нам всего хватает, – ответила за обеих Низамова.
– Наверное, не всего, раз тянет на приключения. У тебя, Гуля, вообще родители медики. Наша-то хоть на него могла насмотреться, – кивнула старшая Ладова в сторону супруга. – Дурной пример заразителен. Если отец курит, то почему мне нельзя? А ты-то? Ты-то, дорогуша?
– Теть Галь, – голос Василисиной подруги приобрел особую пронзительность. – Я просто дура. Честно!
Назвать вслух Гульку «дурой» у Галины Семеновны язык бы не повернулся, но выразить свое согласие с выдвинутым тезисом ей очень хотелось и поэтому она себе под нос пробурчала:
– Не без этого…
– Только, пожалуйста, теть Галь, не говорите моим. Я вам за это, когда стану стоматологом, все зубы бесплатно лечить буду. Правда! Отработаю…
– А мне? – снова встрял Юрий Васильевич, раздраженный тем, что мечта о простых жизненных радостях так и не становится былью.
– И вам, – тут же пообещала Низамова. – Золотой пожизненный абонемент.
– Да разве в этом дело? – вдруг снова раскипятилась Галина Семеновна. – Разве в этом? Вон Юля про доверие говорит. А какое доверие? Вот, пожалуйста, вам – доверие. Можно у нас собраться? Можно. Пожалуйста! Собирайтесь, сколько хотите. Никто, между прочим, Васька, из родителей на такое не пошел, только мы с отцом – два дурака. Но я даже подумать не могла! Что моя-я-я-я! Со-о-обственная! Дочь! На моем же собственном балконе будет стоять с сигаретой в зубах.
– Она не стояла с сигаретой в зубах, – встряла Юлька, почувствовавшая, что дело приобретает какой-то незапланированный оборот, а ведь впереди было еще два этапа дознания: выбитый в туалете косяк и прикрытый скатертью Вихарев. – Это я.
– Мы, – с готовностью добавила Гулька.
– Да какая мне разница! – в голосе старшей Ладовой зазвучали слезы. – У вас свои родители. Но моя дочь! Моя-я-я дочь! И такой удар в спину.
– Да что я сделала-то, мам?! – не выдержала Василиса. – Ты меня так чехвостишь, как будто я преступление какое-то совершила. Ну хочешь, понюхай меня! Дыхнуть даже могу, – рискованно предложила она матери, рассчитывая на известное благородство Галины Семеновны.
– Ни за что! – гордо отказалась та и победоносно посмотрела на мужа: – Я ни за что не буду опускаться до этого.
– Правильно, Галь, не опускайся, – поддержал ее Юрий Васильевич, пытаясь сократить дистанцию между мечтой и действительностью. – Давай, в честь примирения. И дело с концом!
Галина Семеновна от этих слов поперхнулась и тяжело дыша уставилась на супруга.
– Как-то ты это, Галь, смотришь на меня странно, – с Ладова постепенно начал спадать хмель. – Недобро как-то. Не по-человечески.
– Моя мама точно так же, – бросилась на выручку ладовскому отцу Гулька, но Галина Семенова смерила ее таким взглядом, что та быстро заткнулась.
– Да делайте вы что хотите, – махнула рукой старшая Ладова и, резко отодвинув разграбленный стол в сторону, плюхнулась на диван.
– Сво-о-о-олочь! – заорал потревоженный Вихарев, как-то по причине сна не заметивший, что праздник давным-давно подошел к концу и что он не у себя дома.
– Кто-о-о-о это-о-о-о?! – схватилась за сердце Галина Семеновна, и перед глазами пронеслась вся ее бесполезная, в сущности, жизнь.
– Мама, – схватила ее за руку Василиса и зажмурилась. – Это же Вихарев.
– Какой еще Вихарев? – На Галину Семеновну нашло какое-то помутнение, что и понятно: в собственном доме ее так громко сволочью еще никто не называл.
Напуганный Василисин одноклассник забился в угол дивана и закрыл локтем глаза, потому что перед ними поплыли картины жестокой расправы, причем в нескольких сериях. Он, разумеется, ничего не помнил ни про выломанный косяк, ни про отказ Тюрина взять его с собой. Но про то, что он находится ночью в чужом доме, не совсем, так сказать, в нормальном состоянии, да еще и покрыв «сволочью» какую-то тетку, он оказался способен подумать за эти несколько секунд трагического пробуждения.
– Ну-ка, Галя, отойди, – насупился Ладов и двинулся в сторону найденыша. Серый на приближение хозяина дома отреагировал молниеносно, закрыв голову руками.
Этот жест не ускользнул от глаз Василисиных родителей, они переглянулись, а Галина Семеновна прижала ладонь к губам и с ужасом посмотрела на дочь.
– Я просто не успела тебе сказать, – прошептала ей Василиса, и правда не собиравшаяся утаивать правды.
– Теть Галь, – бросилась к ней Низамова. – Правда, Васька не врет. Мы хотели вам все рассказать сами, просто не успели. Его нельзя было домой отпускать такого.
– Какого? – выдохнула Галина Семеновна и оглянулась на напуганного Вихарева.
– Дайте я скажу, – помрачнела Хазова и села рядом. – У Серого родители, знаете, такие… – она мельком взглянула на Вихарева. – Как это сказать… Блин, не знаю даже…
– Тебя как звать-то? – навис над парнем Ладов, внимательно изучая обезображенную фингалом физиономию Васькиного одноклассника.
– Сергей, – буркнул тот и отвел взгляд.
– Дядя Юра, – протянул ему руку Василисин отец. – Ладов.
– Я понял, – подтвердил Вихарев и пожал мозолистую ладонь нависшего над собой мужчины. – Извините.
– А с лицом чего? – поинтересовался Юрий Васильевич и присел рядом.
– Пробка… – Вихарев был немногословен.
– В смысле «пробка»?
– Он шампанское открывал, – объяснила Низамова и втиснулась между Юлькой и «дядь Юрой».
После этих слов Галина Семеновна снова схватилась за сердце, хотя до сегодняшнего дня вообще не знала, где оно находится.
– Ну, хотя бы не драка, – подытожил Юрий Васильевич и задумался, как быть дальше: – И что теперь с тобой делать?
– Да я счас уйду, – Вихарев попытался встать с дивана, но тут же был водворен обратно Василисиным отцом.
– Сиди пока.
– Галина Семеновна, – Юлька даже решилась взять старшую Ладову за руки. – Пожалуйста, не отпускайте его. Его ж дома убьют.
– Не убьют, – вздохнул Сергей и снова попытался подняться. – Ну, или не до конца…
– Сиди, – снова вернул его на место Ладов и посмотрел на жену исподлобья. – Ну что, Галь, с ним делать будем?
Галина Семеновна промолчала.
– Теть Галь, пожалуйста, – заворковала Низамова и, перегнувшись через Юльку, зашептала: – Придумайте что-нибудь. Все равно уже время час ночи. Ну, куда он пойдет?
– Домой, – ответил за «теть Галю» Вихарев и встал.
– Никуда ты не пойдешь, пацан, – прорычал Юрий Васильевич и взял операцию по спасению Василисиного одноклассника в свои руки. – Решай, Галя.
– Что значит «решай, Галя»? – возмутилась Ладова. – Вы только представьте, что подумают о моей дочери? И ведь никто не станет разбираться, что, кроме Васьки, здесь были другие дети.
– Это ты про что, мам?
– Про то! – нахмурилась Галина Семеновна. – Знаю я, как дурная слава впереди человека бежит.
– Да какая дурная слава? – в один голос воскликнули Низамова с Хазовой.
– А такая! – поджала она губы. – Накормили, напоили и спать уложили. Вы, девочки, по домам, а нам с этим жить.