Когда узкий канал немного расширился перед входом в каньон, Крит догнала какая-то хагсмара.
— Ты что тут делаешь, Крит?
— Ищу Пенрика. Я слыхала, он сражался в битве над Ледяными когтями?
— Ага, точно. Я тоже там сражалась!
Крит смерила хагсмару внимательным взглядом, но так и не смогла припомнить ее имени.
— Слушай, в той битве против вас сражался один старый вояка, пятнистая сова, — начала она.
— Как же, помню! Его звали Стрикс Хартвел, — перебила хагсмара.
— Кто его прикончил?
— Майкрофт!
— Ты не подскажешь, где его найти?
— В Ледяных проливах.
— Ч-что? — Крит даже слегка пошатнулась от изумления. — Что ты мелешь! Хагсмары не живут в Ледяных проливах… Кроме меня, разумеется.
— А вот Майкрофт живет.
— Ты мне не «воткай»! — рассвирепела Крит. — Ты, ты… Да я тебя! — Она резко развернулась через левое крыло и помчалась обратно.
Не щадя сил, Крит махала своими лохматыми крыльями. Сначала она хотела осмотреть каждую пещеру, каждую расщелину во льду в поисках Майкрофта, но вовремя поняла, что в этом нет никакой необходимости. Совершенно никакой! У нее ведь есть пророческий глаз! Как она могла о нем забыть? Долгие годы Крит искала нужный глаз, и вот, совсем недавно, незадолго до появления на свет Лутты, судьба послала ей в когти молодую пеструю неясыть, заброшенную ветром в Ледяные проливы. Крит лично вырвала у несчастной глаз и спрятала его в глубине своей пещеры.
— Ты принесла перо? — спросила Лутта, когда усталая Крит вернулась домой.
— Нет. Но я узнала, что голова нужной нам совы находится у хагсмара по имени Майкрофт.
Ни Крит, ни Лутта не заметили, что при упоминании этого имени маленький нелепый сопик с тоненьким писком забился в угол пещеры. Ибо он не только хорошо знал Майкрофта, но даже имел с ним дело. Коварный Майкрофт пообещал превратить уродца в сову или в тупика, по его выбору, а взамен потребовал сообщать ему обо всем, что происходит в пещере колдуньи и добывать секреты ее колдовских зелий. Это была очень опасная сделка, но бедный сопик смертельно устал от Крит, ее жутких экспериментов и постоянных оскорблений. Но больше всего он устал быть жалким, уродливым чудищем.
Крит вытащила глаз и с величайшей осторожностью подвесила его над маленькой ледяной пирамидкой. Глаз медленно вращался, отбрасывая золотистые блики на ледяные стены пещеры. Вскоре отсветы начали складываться в какой-то образ.
— Что это такое, тетушка? — спросила Лутта.
— Закрой клюв! Ты мешаешь мне сосредоточиться. Лутта испуганно попятилась, а Крит еще ниже склонилась над глазом.
Майкрофт сидел в своей пещере. Он оказался не слишком крупным хагсмаром, его черный хвост едва доставал до ледяного пола. Вся пещера Майкрофта была завалена страшными трофеями, вырванными из тел его жертв. Сам хагсмар был занят каким-то делом, и Крит беспрепятственно обшарила взором его имущество. Вскоре она нашла то, что искала. На ледяном выступе пещеры стояла голова красивой пятнистой совы. «Эти пятнистые совы вообще ничего с виду, смотреть приятно, — подумала про себя Крит. — А у этого, ишь ты, даже блеск в глазах сохранился!» Крит с трудом подавила радостное волнение. Она непременно раздобудет пару перышек с этой прекрасной головы, а потом… потом…
И тут она оцепенела.
В ледяном котле на полке пещеры плавали две погадки и рыбий хребет! Этого не могло быть. Это было ее собственное зелье, ее тайный рецепт, ее очередная попытка создать колдовской отвар, делающий морскую воду безопасной для хагсмаров! Крит сразу поняла, каким образом Майкрофт мог прийти к такому «открытию».
— Сопик! — обернувшись, завизжала она, но уродца уже и след простыл.
Не помня себя от ярости, Крит вылетела из пещеры. Сначала она бросилась на север, потом повернула на юг. Битый час она искала мерзкого урода, но все было тщетно, и ей пришлось вернуться домой с пустыми когтями. Крит заглянула в волшебный глаз, но тот, будто назло, подернулся мглой, и она ничего не увидела. Куда подевалась эта проклятая тварь? Неужели помчался предупредить Майкрофта? Как узнать? Она была бессильна — по крайней мере до тех пор, пока глаз снова не прояснится. Какая мука — быть слепой и беспомощной! Ну ничего, она умеет ждать. Уж чего-чего, а терпения ей не занимать! Но Крит просто с ума сводила мысль о том, что еще один хагсмар живет рядом с ней в Ледяных проливах, и не просто живет, а ворует ее тайные рецепты, чары и заклинания! Куда катится этот мир? Неужели в нем совсем не осталось ни чести, ни благородства?
Она ждала целую ночь, и следующую, и еще две, и только на четвертую ночь глаз наконец прояснился. Крит ожидала увидеть сопика в ледяной пещере. Она была уверена, что он полетел предупредить Майкрофта, однако на этот раз пещера колдуна оказалась пуста. Голова красивой пятнистой совы по-прежнему стояла на ледяной полочке. Что-то тут было не так… Может быть, это ловушка? Возможно, проклятый сопик все-таки успел предупредить Майкрофта о ее планах? Снова заглянув в волшебный глаз, Крит прошептала древнее заклинание, специально предназначенное для того, чтобы открывать сокрытое и делать невидимое видимым. Ну-ка, ну-ка… Она сдержанно ахнула. Пещера осталась пуста, ни сопика, ни Майкрофта нигде не было видно. Значит, пора!
— Летим, Лутта. Пора раздобыть тебе перо!
Глава XVII Ледяной дворец
Сияние Ледяного дворца было видно за много лиг вокруг. В ясный, солнечный день зрелище просто завораживало своей красотой. Острые ледяные шпили сверкали, словно серебро, в синем небе. Изрезанные ветрами стены, мосты и башни слепили глаза, и ни один бриллиант в мире не мог бы соперничать с этим лучезарным блеском. Но еще более великолепным дворец казался в лунные ночи. Подлетая к нему, мать Тео болтала, не закрывая клюва.
— Ах, сынуля, видел ли ты такое чудо? Подумать только, как высоко взлетел наш Шадик! Теперь это все принадлежит ему, ты представляешь?
— Но что случилось с лордом Аррином? — спросил Тео.
— Разве я тебе не говорила? Он больше никто. После битвы в Далеко-Далеко, где этот жалкий неудачник позволил себя разбить, он утратил все наше уважение. Часть его войск разлетелась, а некоторые хагсмары решили создать собственные армии. Кажется, я слышала про армию Ульрики.
«Кажется ей! — с возмущением подумал Тео. — Она говорит об этом так небрежно, словно это пустяки! Ей безразлично, кто и за что сражается в нашем мире. Ей плевать, кто на чьей стороне. Ну да ладно, Глаукс ей судья. Если я правильно понял, наши враги теперь дерутся друг с другом — хагсмары, мятежные совы, краали и прочая шваль. Правильно Сварр сказал: такие времена — настоящий пир для стервятников!»
Желудок у Тео тревожно сжался при виде хагсмаров, рассевшихся на ледяных стенах дворца. На фоне сверкающего льда их крылья казались особенно черными. Подлетев ближе, Филма издала обычные позывные виргинских филинов — четыре долгих уханья и два коротких, а потом еще три раза коротко ухнула.
— Это наш новый клич, сыночек, — пояснила она, поворачивая голову к Тео. — Теперь все знают, что прилетела мамочка Шадика. Ох, сынок, они все такие любезные, такие галантные! Ты просто не представляешь, какими почестями нас окружают! Как-никак, мы теперь важные птицы, вроде как особы королевской крови.
— А когда Шадик станет настоящим владельцем замка?
— Очень скоро, мой милый, очень скоро! Жду не дождусь, когда смогу назвать моего дорогого мальчика королем. Во дворце состоится пышная церемония… Кажется, она называется коронирование, да?
— Коронация, — рассеянно поправил ее Тео, думая о своем: «Как же все это произошло? Каким образом Шадик смог встать во главе такой огромной силы?»
Он как раз хотел спросить об этом, но тут мама снова восторженно залепетала:
— Ах, вы только посмотрите! Кажется, со времени нашего прошлого визита тут стало еще больше хагсмаров! Тео, детка моя, сейчас ты увидишь тронный зал и своего дорогого брата, восседающего на ледяном троне хратгарских королей! Подумать только, мой сын сидит на древнем троне! Разве это не прекрасно?
Тошнота подступила к горлу Тео, когда они вошли во дворец и проследовали по ледяным коридорам в тронный зал. Теперь он понял, почему хагсмары предпочитали сидеть снаружи. Великолепный дворец гнил изнутри! Гнилой лед! Тео никогда не думал, что это крепкое выражение может быть чистой правдой. Внутри ледяные стены помутнели и стали ноздреватыми, словно подтаявший снег. Внезапно Тео понял, что напоминает ему этот гнилой, пористый лед. Однажды в Сиртгаре он увидел в дупле дерева медовые соты, и эти соты были точь-в-точь похожи на начинку ледяного дворца! Сладкий гнилой лед! Дворец гнил и разлагался, поэтому лишь внешние его стены были безопасны для хагсмаров.
Интересно, как долго хагсмары останутся верными своему предводителю и королю — этому жалкому, щуплому совенку, съежившемуся на гниющем троне? С тех пор как Тео покинул родное дупло, его брат почти не прибавил в росте. Его всклокоченные перья торчали во все стороны, словно их уже давно никто не чистил и не приглаживал, хотя это очевидно было не так. Сразу четверо сов — воробьиный сычик и три сычика-эльфа — деловито копались клювами в оперении Шадика, выклевывая блох у него над ушами и между когтей.
Интересно, как долго хагсмары останутся верными своему предводителю и королю — этому жалкому, щуплому совенку, съежившемуся на гниющем троне? С тех пор как Тео покинул родное дупло, его брат почти не прибавил в росте. Его всклокоченные перья торчали во все стороны, словно их уже давно никто не чистил и не приглаживал, хотя это очевидно было не так. Сразу четверо сов — воробьиный сычик и три сычика-эльфа — деловито копались клювами в оперении Шадика, выклевывая блох у него над ушами и между когтей.
— Мама? — подался вперед Шадик.
— Да, деточка моя! Смотри, кого я к тебе привела! Шадик мгновенно посуровел и отчеканил:
— Сколько тебе повторять, что ко мне следует обращаться по-военному — командир Сильный Коготь! — Он высокомерно повернулся к Тео: — Добрый вечер, брат. Давно не виделись. Я слышал, ты все это время занимался науками? Насколько я помню, в тебе никогда не было ни солдатской жилки, ни военной косточки! — Он повернулся к находившимся в зале совам и пояснил: — Мой брат Тео с детства отличался склонностью к наукам. Он не боец. — Совы загудели, как показалось Тео, неодобрительно. — Совсем не боец!
Шадик слетел с трона. Да, это был легендарный трон хратгарских королей, высеченный в целой глыбе льда в виде дерева с множеством ледяных ветвей, на которых могли рассесться король, королева, принцы и принцессы. Но сейчас большая часть ветвей сгнила и отвалилась, а некогда величественный трон выглядел так, будто с трудом выдерживал вес чахлого Шадика и его свиты из четырех крошечных сычиков.
Тео решительно шагнул вперед, но Шадик истерически взвизгнул и замахал на него крыльями:
— Стой там, где стоишь! Не приближайся!
— Добрый вечер, — вежливо поздоровался Тео и намеренно сделал паузу. Как он и ожидал, Шадик тут же выкатил грудь и напустил на себя угрожающий вид. — Добрый вечер, командир Сильный Коготь, — закончил Тео.
В эти несколько секунд Тео успел понять самое главное — его брат искренне забыл или намеренно выбросил из головы их общее прошлое. Шадик больше не помнил, сколько раз старший брат защищал его от отцовского гнева, утешал и успокаивал, помогая залечить не только пощипанные крылья, но и больно раненное самолюбие. И еще Тео понял, что Шадик не просто слегка помешался от собственных успехов, а полностью сошел с ума. Безумный огонек плясал в его янтарных глазах.
— Разве он не прекрасен, Тео? — шепнула ему на ухо Филма. Тео подумал про себя, что, если она еще раз скажет слово «прекрасно», он отрыгнет прямо в тронном зале. — Ты заметил, как величественно он держит себя, дорогуша?
— Мы с семьей проследуем в банкетное дупло, — заявил Шадик, поворачиваясь к сычикам. — Прошу вас составить нам компанию, мои малютки.
Карликовые сычики радостно защебетали, раскланиваясь.
Банкетный зал был похож на большую помойку. Повсюду валялись остатки обглоданных леммингов, снежных белок и ледяных крыс, но никто, казалось, не обращал на это никакого внимания. Подтаявший лед был перепачкан кровью. Как ни голоден был Тео, у него мгновенно пропал аппетит, и он отвернулся от сов, вносивших в зал свежую дичь.
— Рассказывай, как поживаешь, братик, — пропищал Шадик, поворачивая голову к Тео. — Все учишься? Надеюсь, ты еще не стал Глауксовым братом? — пошутил он и тут же настороженно покосился на свою свиту. Сопровождавшие его совы истерически захихикали. Было очевидно, что здесь принято с презрением относиться как к науке, так и к чрезмерно вдумчивым совам.
— Я… — выдавил Тео и замялся. — Да… можно и так сказать. Я занимаюсь наукой и подумываю о принятии обета.
«Вообще-то это почти правда. Зачем уточнять, что я дал обет на далеком острове в Сиртгаре и принес клятву быть Ночным стражем и верным подданным законного короля?»
Впервые в жизни, если не считать войны и безвыходных ситуаций, Тео испытывал настоящую слепую ярость. «Похоже, при виде моего брата в самой миролюбивой сове проснется воитель!»
— Не думаю, что у обитателей этого дворца есть время на подобные… занятия. В наше суровое время это было бы недопустимой роскошью, не правда ли? — напыщенно проговорил Шадик, крутя головой во все стороны, чтобы видеть устремленные на себя взгляды. Разумеется, брата он не удостоил своим вниманием.
«Он стал вести себя очень странно, — отметил про себя Тео. — И говорит неестественно — скажет слово и замолкает, выдерживая паузу. И эти странные взгляды — спесивые и жеманные в одно и то же время. Мой брат сошел с ума. Но неужели никто этого не замечает? Ладно мама, матери могут быть слепы, но куда смотрит Виг? А эти совы, которые порхают вокруг него? Как ему удается отводить им всем глаза? Как он сумел собрать вокруг себя всех этих сов и хагсмаров? Неужели никто, кроме меня, не видит, что этот дворец насквозь сгнил изнутри? И неужели единственными разумными существами в этом дворце остаются хагсмары, сидящие на балюстрадах и башнях?»
Внезапно взгляд его упал на пятнистую сову, подносившую своему военачальнику и будущему королю сочную ледяную крысу. Сова приближалась изящными шажочками, низко склонив голову, всем своим видом выражая раболепство, подобострастие и угодливое преклонение перед великим владыкой. Голова подданной была опущена, но Тео успел заметить золотой блеск в ее темных глазах — очень умных темных глазах совы, умело скрывающей свой ум. В этот короткий миг Тео успел понять, что во всем дворце он единственный, от кого не укрылся умный взгляд пятнистой совы. И единственный, кто узнал ее. Ибо перед ним была Эмерилла, дочь Стрикс Струмажен и Стрикс Хартвела!
Глава XVIII Быть Эмериллой
Крит искусно вплела перо в оперение Лутты.
— А теперь выслушай меня хорошенько, дорогуша. Выглядеть, как пятнистая сова, — это только полдела. Ты должна стать ею. Перья с головы Хартвела позволят тебе, до некоторой степени, превратиться в Эмериллу. Мы с тобой знаем, что ты отлично умеешь подражать характерному крику пятнистой совы, этому протяжному «хуу-хуу, хуу-хуу». Ты с великолепной точностью переняла неподражаемый изгиб бахромы на крыльях пятнистых сов во время виражирования и научилась думать, как думают эти совы. Теперь тебе предстоит научиться думать, Как Эмерилла. Ибо мне стало известно, что безумный молодой король, поселившийся на странном дереве, ищет Эмериллу, как хаги ищут свою жертву. Ты — главная часть моего плана по захвату волшебного угля. Если ты сумеешь стать Эмериллой, уголь станет моим!
Так что слушай и запоминай, Лутта. Ты уже знаешь, что хагсмары лишены того, что совы называют «настоящим желудком», но эти перышки позволят нам получить нечто очень-очень похожее. Странная вещь, эти совиные желудки! Никакого проку от них нет, уж это я тебе точно скажу. Куда лучше хагсмарский желудок — незамысловатый орган пищеварения, не отягощенный ненужной чувствительностью и способностью к так называемым эмоциям.
— Что такое эмоции? — спросила Лутта.
— Глупые чувства, которые мешают действиям, — отчеканила Крит, строго глядя на Лутту своими черными бусинками-глазками. — Это будет самая сложная часть твоего задания, детка. Ты должна будешь поступать, как сова с чувствительным желудком, но в то же время решительно подавлять любые фокусы со стороны этого глупого органа. Запомни, дорогуша, желудок может быть смертельно опасен. Поняла?
— Да, тетушка.
— То-то же. В твоем задании нет места эмоциям и прочим глупостям, которые грозят помешать нашему плану. Ты ведь не хочешь сорвать мой план, Лутточка?
— Нет, ни за что! Никогда! — выкрикнула Лутта и вдруг почувствовала странный укол в желудке. Что-то внутри нее корчилось, болело и содрогалось. Она впервые испытывала боль в желудке, пусть и не в настоящем. Это было очень странное чувство. Пожалуй, его нельзя было назвать совсем неприятным. Честно говоря, эти странные корчи позволили Лутте почувствовать себя более… более… Она задумалась, подыскивая нужное слово, и ответ пришел сам собой: более настоящей.
Но Лутта не могла позволить себе этого. Она должна была отправиться на остров, лежащий далеко на юге, и выкрасть оттуда уголь Хуула. И никакие шуточки так называемого желудка не могли ей помешать.
Когда Крит впервые услышала об угле и Великом Древе, которым правит молодой идиот, вознамерившийся очистить мир от магии, она сразу же приступила к разработке стратегии. Разведка Луттиных хагов снабдила ее всеми необходимыми сведениями, но для этого дела, как оказалось, требовались знания совсем иного рода. Необходимо было понять, что представляет из себя этот странный король, который не только сумел завладеть источником самой могучей силы, но и пожелал избавить от него мир. Пришлось прибегнуть к чарам. Сорвав с ледяного крюка высушенный совиный желудок, Крит опустила его в особый раствор и зашептала странные слова. Это было сильнейшее заклинание, позволявшее проникать в сны, и его нужно было произнести дважды: сначала правильно, а потом задом наперед, и без единой ошибки! Вот что шептала Крит: «Виблин спурр криблин спурр виблин Хуул Луух нилбив ррупс нилбирк ррупс нилбив».