– Все! Пошло теперь новое дело у тебя, Дениска! Это твое!
Володарский нашел для Арбенина первые заказы, пусть небольшие, но значимые. И покатило, покатило, вроде понемногу и незаметно, но быстро и споро раскручиваясь и набирая обороты.
И первая выставка, в которой Денис участвовал, и нежданное признание, и первые непростые заказчики.
Со временем Арбенин перебрался в построенный дом, обживаться, а Михаил Захарович отказался – неуютно ему нигде, кроме своей квартиры. Конечно, когда работали над чем-то масштабным, переезжал к Денису и жил подолгу, месяцами. Дело пошло, появились деньги. Денис стал дорого одеваться, без идиотства денежно-понтового. Хорошая, стильная одежда оказалась комфортней в носке у известных марок. Арбенин приобрел пару костюмов для официальных выходов, остальное без выкрутасов, но дорогое.
И неожиданно Денис сделал для себя небывалое открытие – им усиленно стали интересоваться женщины. Поделился с Михаилом Захаровичем, тот только посмеялся:
– А как ты думал? Состоятельный мужик при деле может позволить себе быть уродливым, эгоистичным, главное, чтоб не жадным, и все женщины будут его! А ты у нас красавец, богатырь, да к тому же молодой и неженатый!
Но недолго для Арбенина бравурно музыка женского интереса играла!
Он оставался все тем же малоразговорчивым, порой угрюмым мужиком, который девяносто девять и девять десятых процентов своей жизни, мыслей, порывов любви отдавал своему делу.
Поучаствовать в его тратах нашлось вдруг превеликое множество желающих барышень, и, странное дело, немногословность и замкнутость Дениса они принимали за легкую форму дебилизма и недалекость ума. И брались активно учить жизни, уму-разуму, тайно радуясь, что такого лоха легко можно окрутить и вертеть им к собственному удовольствию, как душа нежная пожелает.
Люди тупы, эгоистичны, самовлюбленны и недальновидны. А расчетливые, хитрые барышеньки обогащают этот список еще и стервозностью.
Знакомиться с Арбениным дамы начали везде, выказывая личную, порой навязчивую инициативу, – в кафе, ресторанах, на выставках, которые он посещал по профессиональной и деловой необходимости, на бензозаправках, оценив стоимость его машины и прикида, в магазинах – словом – везде, куда ступала в общественных местах нога Дениса Васильевича.
Поначалу он пугался такой женской активности настойчивой, потом привык и даже начал пользоваться, но, как и прежде, дальше одной – максимум трех постельных встреч дело не шло. Да и ладно, Денис не парился, привык уже по жизни.
Одна балерина, которой его представили на выставке мебельной как автора понравившегося ей произведения искусства, домогалась Арбенина долго, планомерно и упорно. Он всячески уклонялся от такого «тарана», и не без причины. Балеринка была, на его взгляд, слишком уж худой, одни кости, мелкой и субтильной, ему и дотрагиваться до нее казалось страшно, не то что спать с ней!
Но дама столь настойчиво его окучивала, что они оказались-таки у нее дома.
Вечер обещал многое изысканным столом, музычкой, соответствующей моменту, свечами-шампанским…
Дама как скакнула на Дениса, не ожидавшего такой прыти, впилась поцелуем и потащила в кровать. Молниеносно разделась, как солдат-второгодок, легла в вычурно изысканной позе, демонстрируя балетное тело, и выдвинула требование:
– Ты меня трахай сразу и сильно! Только ни в коем случае не трогай руками, они у тебя вульгарно грубые, пролетарские какие-то, еще поцарапаешь.
Денис ни раздеваться, ни трогать руками не стал.
– М-да, – сказал, задумчиво ее разглядывая, – извини, но не по тычинке пестик.
И ушел. Но урок усвоил.
Следующей случилась та самая кандидат филологических наук. На юбилее у одного из коллег, известного мастера-краснодеревщика мировой величины.
Происходило мероприятие в одном из самых престижных ресторанов Москвы, и в числе гостей была и эта филологичка. Непьющий Арбенин терпеливо выслушивал ее пьяненькие рассуждения, не самые глупые, надо заметить, и принял приглашение дамы в постель.
Опьяневшая в меру, возбужденная, она не обратила внимания на его ногу, а Денис старательно прикрывал увечье, она покрикивала, стонала, торопила. Словом, получилось все неплохо. И дважды. В третий заход дама решила возбудить Дениса иным, известным всем способом. Уселась между его ног, стянула с него одеяло…
И уставилась на шрамы, вмиг протрезвев от такого зрелища.
– Какое отвратительное, неэстетичное уродство! – заявила она, брезгливо скривившись. – Почему ты меня не предупредил, я бы не стала с тобой спать! Мне теперь всю ночь будет это сниться!
Понятное дело, Арбенин ушел. Да и фиг бы с ней, дура, хоть и кандидат наук. Но запомнил.
Была еще история с девулькой молодой, достававшей его своей «великой любовью» с первого на него, то бишь Арбенина, взгляда. Она так вообще потащилась за ним в Милан на выставку, поселилась в одной гостинице и пробралась к нему в кровать. Устав объяснять ей, почему он ее не хочет, Денис просто откинул одеяло и демонстративно выбрался из кровати, ничего не скрывая.
Ее в момент сдуло в туалет, где она и вывернула унитазу всю свою великую любовь и с первого, и со второго взгляда. Всю. И торопливо, нервно одеваясь, поделилась мнением:
– Такая мерзость! Арбенин, тебе вообще нельзя спать с женщинами!
Скатертью дорога, по крайней мере отстала!
Он не обижался, «складировал» шрамы скальпельные на душе, убеждаясь лишний раз в своем уродстве. Нет, не все так печально! Были и другие женщины, которые делали вид, что не замечают увечья, не сбегали и не высказывались на этот предмет.
А потом он встретил Викторию. На выставке.
Она искусствовед, и именно по теме мебельного искусства девятнадцатого-двадцатого веков, довольно известный специалист в этой области. Имя Арбенина к тому времени уж легендами обросло, и Виктория искала с ним знакомства, руководствуясь деловыми интересами, как она акцентировала при встрече. От общения Арбенин не уклонился. Они стали встречаться, делая упор исключительно на рабочих интересах.
Виктория, конечно, не Невельская, и при всем ее специальном и серьезном образовании до Ленки ей далеко – не так глубоко в теме, не до деталей ремесленных и мастерства.
Но Невельскую Денис тогда не знал, а общаться с человеком, разделяющим твои интересы и не из числа коллег ему было интересно и приятно, тем более Вика не пугала его кокетством или напором определенной направленности. Мило, приятно, без намеков на более близкое знакомство.
Денис расслабился и отзывался на любое ее предложение о следующем дружеском свидании, даже один раз привез ее к себе в дом, удовлетворив просьбу Виктории показать мебель из своей коллекции. Осмотр прошел на высшем уровне – тщательный. От прихожей до мансарды третьего этажа, дружески, профессионально, не более.
Но почти сразу после этого, буквально через пару дней, они оказались в постели. Без переломов, без особых моментов, как правило сопутствующих таким переменам. Обыденно как-то.
После одной из кафешно-разговорных встреч Виктория сказала без жеманства и игрищ в страсти:
– Денис, мне думается, что нам пора двигаться дальше. Мы друг другу нравимся, нас объединяет общность интересов, это хорошая основа для дальнейших отношений.
Разговор происходил у Арбенина в машине, когда он подвозил Вику домой. Выслушав это замечание, Арбенин молча поменял маршрут и привез ее к себе за город.
Руки его Викторию не раздражали, она только попросила: «Вот здесь и здесь не трогать, мне щекотно», а увечье ноги в ту ночь и не заметила. И еще долго не замечала.
Через неделю перебралась с вещами к Денису в дом, активно взявшись было за переустройство жилья. Он попросил ничего не менять.
– Я ж искусствовед, Деничка, мне виднее, как должно быть. У тебя композиции в комнатах плохо продуманы, да и общая обстановка не выдержана в единой концепции.
– Мне так удобно, – окончательно и бесповоротно утвердил Арбенин.
Виктория отступила, нашла иное применение талантам.
Гости.
Разные «нужные» люди, ее друзья бесконечные. Второй и третий этажи гудели месяцами, как потревоженный улей. Виктория придумала устроить домашний кинотеатр и фильмотеку собрала богатую. И уговорила Дениса построить баню. За баню, кстати, ей отдельное большое арбенинское спасибо.
Странно, но, прожив с ним несколько месяцев, Вика так и не обратила внимания на его хромоту и не заметила увечья, при том что сексом они занимались много и часто.
Это потом, гораздо позже, Денис понял, что по большому счету был ей безразличен. Викторию интересовала только она сама, ее желания, и она примеряла новую жизнь на себя, обустраивалась в ней, вполне довольная своим материальным и социальным статусом, на порядок поднявшимся именно благодаря тому, что она теперь считалась подругой, гражданской женой Арбенина.
Денис разобрался бы в ней, в ее расчетах, интересах, расщелкал бы все ее заходы, да не до этих дел ему стало.
Виктория понравилась его родителям и теперь в его «субботы» всегда ездила с Арбениным, мило щебетала с мамой, выказывала «уважуху» отцу.
А вот Михаилу Захаровичу не нравилась совсем.
– Я знавал ее батеньку. Хитрый такой хорек, расчетливый. И эта такая же, только лучше умеет скрывать.
И первый раз Арбенин не послушал своего мудрого наставника. Послушал, но значения его словам не придал.
Володарский стал сильно побаливать, кашлять недобро, почти отошел от дел. Денис старался почаще забирать наставника к себе: присмотреть, подлечить, и воздух тут замечательный «продышаться», да и дело под боком, а без дела Михаил Захарович не мог.
Ворчал старый мастер, что дома ему сподручней, но от заботы не отказывался, принимал благодарно. Однако самым весомым аргументом пожить вместе стало то, что Денис делал «Россиниаду», такое старик пропустить не мог.
Виктория морщилась из-за постоянного присутствия Михаила Захаровича в доме, но недовольство свое не озвучивала, держала при себе. А Денис ничего не замечал, с головой уйдя в дело, все музыку дерева слушал. Они с Володарским и дома-то почти не появлялись, приходили лишь поспать, а что там делала Виктория в это время, Арбенин не интересовался.
Хотя и раздражался постоянно, не находя спокойствия в доме, заполненном гостями, в котором вечно кто-то шастал.
– Кто у нас? – спрашивал недовольно Арбенин.
– Это… – и далее шло перечисление «близких и замечательных» друзей.
Родители Дениса, не большие любители загородного отдыха, приезжали к нему в основном летом, да на Новый год и дни рождения, а сейчас и вовсе перестали.
– Ой, к нам приехали те-то, и свободных комнат нет, – «печалилась» Вика, когда старшие Арбенины собирались их навестить.
Денис заводился недовольством, требовал никого не приглашать хотя бы на время, пока он не закончит работу, Виктория обещала, но наутро Арбенин обязательно сталкивался с гостями разнообразными в кухне.
Отмалчивался. Работал.
И настал великий и значимый день, когда Арбенин закончил свою «Россиниаду». Михаил Захарович посмотрел и вдруг всплакнул, испугав Дениса.
– Ну вот, Денис Васильевич, ты и превзошел своего учителя! – торжественно, со слезами, поблескивающими в глазах, объявил Володарский. – Теперь мне настал черед у тебя учиться!
И в тот же вечер потребовал отвезти его домой, а перед дверью своей квартиры попросил Дениса остаться в Москве на пару дней, не уезжать, у него дела задуманы важные.
«Задуманными делами» оказалось завещание. Наставник позвал Дениса рано поутру к себе и распорядился:
– Так, Денис Васильевич, забери-ка ты себе этот шкафчик и софу.
– Да зачем, Михал Захарыч? – сопротивлялся Денис.
– Я решил! – ответил Володарский. – Через два часа юрист придет, нам еще многое надо успеть!
Он трепетно передал Денису в руки три толстые тетрадки с подробным описанием за многие года для кого, когда и какие работы делал, имена и фамилии, координаты постоянных клиентов и нужных людей.
– Это передаю тебе для работы. Тебе – настоящие, а для сыновей я другие сварганил, где записал, что ты на меня работал и что многое, по незнанию своему ученическому, мне отдавал, мол, ничего тебе от нашей совместной работы не перепало, только зарплата, да и та не вся. Мои войну начнут, а ты не при делах будешь, решат, что «лошок» Арбенин. Я кое-где по дому денежку попрячу, чтоб нашли, порадовались, а вот это тебе, – и он протянул Денису в руки большую, тяжелую матерчатую сумку.
Денис расстегнул молнию, извлек содержимое и обалдел! Старинный инструмент для работы краснодеревщика, цены которому не было и быть не могло, и большая, тяжеленная катушка золотой проволоки.
– Раньше тебе не говорил и не показывал, – торжественно произнес Михаил Захарович. – Для этого дня берег, когда ты превзойдешь меня в мастерстве! Знал, что ты поталантливее старого Володарского, вот и ждал!
– Нет, Михал Захарыч, нет, – отказывался от всего сразу Денис, пораженный до глубины души. – Мне вас и не догнать, и не постичь никогда! И это же богатство невероятное, у вас же сыновья!
– Сыновей своих люблю, но им не понять истинной ценности этого. Продадут, да и все! А это другое. Не деньги. Мне этот инструмент от учителя моего достался, а ему от деда. Точнее и ладнее инструмента нет, при всех современных технологиях! Он тебе как раз по руке будет, у Сафрона Лазаревича и деда его рука большая была, сильная, как у тебя. И проволока эта знатная, в ней золото особой пробы, сейчас тоже не сыщешь такой. Будешь вещь какую великую делать, пустишь в память о Володарском. И еще скажу тебе, Денис Васильевич, напутственное слово. Ты о себе перестань как о калеке ущербном думать, Виктории этой особо не доверяйся. Гнать не гони, что ж одному бирюковать, но женщину свою жди и ищи. Придет к тебе, как Катерина моя ко мне, негаданно! Ну, это я так, по стариковски, – улыбнулся мудрой, грустной улыбкой Володарский и неожиданно хитро подмигнул: – Ну, иди, сейчас юрист пожалует, опись моего имущества делать и завещание составлять.
– Михал Захарыч, ты меня не пугай! – взмолился Денис. – Ты что, помирать собрался?
– Да нет, – успокаивающе похлопал Дениса по плечу Володарский. – От дел хочу отойти, так, поделывать помаленьку для души. Из московской мастерской меня никто не гонит, ценят. Ее уж иным передали, да я у них как мамонт почетный. Попросили парнишку одного в ученики взять. Хороший парнишка, Бог таланту не дал, но к ремеслу охоч. Поучу еще. Ты приезжай, навещай старика, к тебе уж не поеду, тяжело мне.
С тем и отправил из квартиры, заспешив, чтоб, значит, с юристом Денис не столкнулся, «а то этот прохиндей все моим доложит!».
Через неделю Михаил Захарович Володарский умер на семьдесят девятом году жизни за своим рабочим столом в мастерской. Остановилось сердце.
Денис переживал такое тяжкое горе, невосполнимую потерю, сердце плакало, плакало и болело…
– Как жаль! – вздохнула Виктория. – Эпоха ушла! Великий Володарский!
Похлопала сочувствующим жестом Арбенина по плечу и по-деловому поинтересовалась:
– Когда похороны? Где? Надо своих обзвонить.
Он не сказал ей ничего, не мог, боялся: наговорит всякого или выгонит к черту!
Уехал в Москву. Заперся в квартире. Мама звонила, вздыхала:
– Деничка, мы с отцом так тебе сочувствуем! Ну что ж тут поделаешь, возраст.
Он ответил еще на несколько посыпавшихся звонков, односложно, старясь отделаться побыстрей. А потом и вовсе отключил все телефоны.
Пролежал полночи, проживая боль утраты, как сиротство горькое, провалился в сон, в котором улыбался ему Михаил Захарович да подбадривал:
– Да ну, Дениска, не беда! Присмотрю за тобой, не думай, не брошу!
Разбудил Дениса звонок в дверь. Проснувшись с колотящимся сердцем, он посмотрел на будильник – шесть ноль пять утра.
Кого там?
Распахнул дверь с единственной целью – погнать незваного гостя взашей!
Вадим. Уставший, умотанный, с щетиной суточной на щеках и ввалившимися глазами, отодвинув замеревшего на пороге Дениса, ввалился в квартиру.
– Из Красноярска летел. Хрен знает что, рейс прямой только утром, пришлось тащиться через чертовы кулички с пересадкой! – стягивая с себя дубленку, не останавливаясь, говорил он.
Затем повернулся к Денису, у которого ком в горле застрял от благодарности, и совсем другим тоном, откинув треп:
– Привет, братан!
Они, хлопнув ладонями в рукопожатии, обнялись, постояли.
Суетно бесполезные вопросы «как ты?» или сочувствие, выражаемое словами пустыми, были для этих мужчин так же нелепы и невозможны, как верблюд на вершине Эвереста.
– Знаю, помянуть у тебя нечем, с собой привез, – проходя в кухню, известил Вадим.
Он ни о чем не расспрашивал, не произносил печальных слов утешения, рассказывал о делах, бизнесе, занесшим его в Красноярск, пока они в четыре руки накрывали на стол.
Сели. Денис поминать «батю» водой не стал, сердцем поминал, Вадим поднял рюмку:
– Светлая память! – и хлопнул.
Принялся есть с аппетитом, не переставая что-то рассказывать про жену новую, на свадьбе Арбенин присутствовал, женщина ему понравилась. Может, в этом браке Вадим остепенится? Про дочь, большую уже, с претензиями, так бы и продолжил болтать, но его прервал звонок в дверь.
– Это Санек, теперь все в сборе! – другим, не балабольным тоном сообщил Вадим.
Сашка прилетел из Питера, где находился по делам службы, уж как смог вырваться, неизвестно.
Только двое самых близких ему людей понимали, кого потерял Денис и что сейчас переживает.
Только они.
Похороны прошли помпезно, с размахом. Присутствовали многие известные люди, представители министерства культуры, медийные личности. Не обошлось без пафосных речей над гробом и «горестных» лиц сыновей, принимавших соболезнования.