Пожелав Джонни спокойной ночи, он тихо вышел. Джонни чувствовал смертельную усталость, но заснуть долго не мог.
Глава девятая
1
Первую операцию Джонни назначили на 28 мая. Вейзак и Браун подробно объяснили ему, в чем ее суть. Она будет проходить под местным наркозом: врачи не хотели рисковать и использовать анестетики общего действия. Первая операция будет на связках коленей и лодыжек. Его связки, сильно укоротившиеся за время сна, удлинят с помощью полимерных тканей. Их уже использовали при операциях на сердечных клапанах. Вопрос не столько в том, приживутся ли искусственные связки или организм отторгнет их, сколько в способности ног воспринять эти изменения. Если результаты окажутся хорошими, последуют еще три операции: на бедрах, локтях и, возможно, на шее, которую Джонни едва поворачивал. Оперировать будет Реймонд Руопп; он и разработал методику. Руопп специально прилетит из Сан-Франциско.
– А чем заинтересовала Руоппа моя персона, если он такая «суперзвезда»? – спросил Джонни. Новое слово суперзвезда он узнал от Мари. Она назвала так лысеющего певца в очках, Элтона Джона.
– Вы недооцениваете свою уникальность, – ответил Браун. – В Соединенных Штатах можно по пальцам пересчитать людей, очнувшихся после такой продолжительной комы, как у вас. В этой малочисленной группе только вам удалось полностью восстановиться после сопутствующего коме повреждения мозга.
Сэм Вейзак был более откровенен.
– Вы – подопытный кролик, понимаете?
– Что?!
– Именно так. Посмотрите, пожалуйста, на свет. – Вейзак направил луч в левый зрачок Джонни. – Вам известно, что я могу увидеть ваш зрительный нерв с помощью этой штуки? Глаза – не просто зеркало души. Они – один из краеугольных камней, на которых держится вся мозговая деятельность.
– Подопытный кролик, – мрачно пробормотал Джонни, глядя в ослепительно яркую точку луча.
– Да, – подтвердил доктор, выключая прибор. – И незачем себя жалеть. Многие технологии, которые делают вашу операцию возможной, были отработаны во время войны во Вьетнаме. Подопытных кроликов в больницах для ветеранов предостаточно, верно? Такого ученого, как Руопп, заинтересовала ваша уникальность. Есть человек, находившийся в коме четыре с половиной года. Можно ли снова поставить его на ноги? Очень любопытная проблема. Он уже спит и видит, как напишет об этом монографию и опубликует ее в «Нью-Ингланд джорнал оф медисин». Он ждет этого, как ребенок – новых игрушек под новогодней елкой. Для него вы не существуете как живой человек, как Джон Смит, которому больно, который пользуется подкладным судном и должен позвать сестру, если у него чешется спина. И это хорошо! Его руки не будут дрожать. Улыбнитесь, Джонни! Этот Руопп похож на банковского служащего, но он лучший хирург в Северной Америке!
Но улыбаться Джонни совсем не хотелось.
Он прилежно прочитал все брошюры, принесенные матерью. Они повергли его в уныние и заставили серьезно усомниться в том, все ли в порядке с ее рассудком. Автор одной из них, Салем Кирбан, поразил его нездоровым и каким-то языческим интересом к жестокостям апокалипсиса и геенны огненной. Другой описывал приход Антихриста в стиле низкопробных фильмов ужасов. Остальные представляли широкий спектр самых безумных идей: Христос жил под Южным полюсом, Бог перемещался на летающих тарелках, Нью-Йорк был Содомом, а Лос-Анджелес – Гоморрой. В брошюрах говорилось об изгнании нечистой силы, о ведьмах и самых разных известных и неизвестных вопросах подобного рода. Джонни не понимал, что общего у этих брошюр с религиозной, но вполне здравомыслящей женщиной, какой он оставил мать перед тем, как впал в кому.
Через три дня после случая с фотографией матери Вейзака в палату Джонни заглянул худощавый черноволосый журналист из бангорской «Дейли ньюс» и, представившись Дэвидом Брайтом, спросил, можно ли получить короткое интервью.
– А врачи разрешили? – осведомился Джонни.
– Вообще-то я не спрашивал, – признался Брайт.
– Что ж, я в вашем распоряжении.
– Даже не знаю, как благодарить вас! – Брайт сел у кровати Джонни.
Первые вопросы касались аварии и ощущений Джонни после выхода из комы, когда он узнал, что проспал почти половину десятилетия. Джонни отвечал честно и откровенно. Потом Брайт сообщил, что, по сведениям из «одного источника», после аварии у Джонни появилось своего рода «шестое чувство».
– Вы спрашиваете, ясновидящий ли я?
Брайт пожал плечами:
– Можно и так выразиться.
Джонни много размышлял над тем, что сказал Вейзак. И чем больше думал, тем сильнее в нем крепла уверенность, что Вейзак поступил правильно, повесив трубку и не став разговаривать с матерью. Эта ситуация ассоциировалась у Джонни с сюжетом рассказа Джейкобса «Обезьянья лапа». Лапа могла исполнить три любых желания, но цена, которую приходилось за это платить, была непомерной. Пожилая пара попросила у лапы двести фунтов стерлингов и действительно получила их, правда, в качестве компенсации за смерть их единственного сына, погибшего в результате несчастного случая на фабрике. Затем мать попросила вернуть ее сына, и вскоре тот постучался в дверь. Чтобы жена не увидела обезображенный труп, вызванный ею из могилы, старик использовал последнее желание и отправил его обратно. Как и говорил Вейзак, есть вещи, которые лучше потерять, чем найти.
– Нет, – ответил Джонни. – Я такой же экстрасенс, как и вы.
– Но мой источник утверждает…
– Это неправда.
Брайт, не скрывая сомнения, улыбнулся и, немного поразмыслив о том, стоит ли проявлять настойчивость, открыл чистую страницу в блокноте. Он начал с вопросов о планах Джонни на будущее, о том, что он помнит об аварии.
– Так чем же вы все-таки собираетесь заняться, когда выйдете отсюда? – поинтересовался Брайт, закрывая блокнот.
– Я еще серьезно не думал об этом. Пока пытаюсь привыкнуть к мысли, что нашего президента зовут Джеральд Форд.
– В этом вы не одиноки, мой друг, – засмеялся Брайт.
– Наверное, вернусь к преподаванию. Больше я ничего не умею. Но сейчас еще слишком рано думать об этом.
Поблагодарив Джонни, Брайт вышел. Статья появилась через два дня – накануне операции на ногах. Ее поместили на первой полосе под броским заголовком: «Джон Смит – современный Рип ван Винкль. Долгий путь из прошлого в будущее».
Там было три фотографии. Одну сделали для ежегодного выпускного альбома школы (примерно за неделю до аварии), вторую – в палате. Фотограф запечатлел Джонни похудевшим и осунувшимся, с согнутыми руками и ногами. Между этими двумя был снимок искореженной машины, лежавшей на боку. В статье Брайта не говорилось ни слова ни о шестом чувстве, ни о даре предвидения.
– Как вам удалось избежать расспросов об экстрасенсорных способностях? – спросил Вейзак Джонни тем же вечером.
Джонни пожал плечами:
– Мне он показался приличным парнем. Наверное, решил, что давить не стоит.
– Может, и так, – согласился Вейзак. – Но этого Брайт не забудет, во всяком случае, если он хороший журналист. А в этом сомневаться не приходится.
– Почему?
– Я навел о нем справки.
– Стараетесь не дать меня в обиду?
– Мы делаем все, что можем. Нервничаете из-за завтрашней операции, Джонни?
– Нет. Скорее, боюсь ее.
– Это естественно. Я бы и сам боялся.
– А вы там будете?
– Да, но не в самой операционной, а в соседнем помещении, откуда можно наблюдать за ходом операции. Но там все в одинаковых халатах, так что меня вы вряд ли узнаете.
– Наденьте что-нибудь, – попросил Джонни, – чтобы я мог узнать вас.
Вейзак посмотрел на него и улыбнулся:
– Хорошо. Я нацеплю на халат свои часы.
– Отлично! А доктор Браун? Он тоже там будет?
– Доктор Браун сейчас в Вашингтоне. Завтра он выступает с докладом в Американском обществе неврологов. Я читал его доклад. Очень приличный, правда, на мой взгляд, излишне категоричен.
– А разве вас не приглашали?
Вейзак пожал плечами:
– Я не люблю летать. Боюсь полетов…
– А может, предпочли остаться на операцию?
Вейзак лукаво улыбнулся, развел руками и промолчал.
– Он меня недолюбливает, верно? – спросил Джонни. – Я про доктора Брауна.
– Похоже, так, – согласился Вейзак. – Он считает, что вы нас дурачите. Выдумываете по каким-то своим причинам. Может, стараетесь привлечь к себе внимание. Но не судите о нем только по этому, Джон. Его склад ума не позволяет ему мыслить по-другому. Его, скорее, следует пожалеть. У Брауна острый ум, и он далеко пойдет. Он уже сейчас получает заманчивые предложения и когда-нибудь уедет из наших холодных мест, оставив Бангор навсегда. Отправится в Хьюстон или на Гавайи, а то и в Париж. Но у него есть свои слабости. Браун – как механик – разобрал мозг на составные части и не обнаружил никакой души. Значит, ее не существует. Совсем как русские космонавты, которые облетели вокруг Земли и не увидели Бога. Это – практицизм механика, а механик – всего лишь ребенок, умеющий обращаться с двигателем. Но, пожалуйста, пусть это останется между нами.
– Обещаю.
– А сейчас вам надо отдохнуть. Завтра тяжелый день.
2
Во время операции знаменитый доктор Руопп запомнился Джонни только массивными очками в роговой оправе и большим жировиком слева на лбу. Все прочее скрывали шапочка, маска, халат и перчатки.
Джонни заранее сделали два укола: демерола и атропина. Пока его везли в операционную, он чувствовал себя в удивительно приподнятом настроении. Анестезиолог держал в руках шприц с новокаином. Такой большой иглы Джонни еще не видел. Ему сделали укол между четвертым и пятым поясничными позвонками, значительно выше cauda equina – пучка корешков спинномозговых нервов, похожего на конский хвост. Боли он почти не ощутил.
Джонни лежал на животе, впившись зубами в руку, чтобы не закричать.
Он не знал, сколько прошло времени, но боль постепенно начала стихать. Ее сменило какое-то странное давление. Ниже пояса он не чувствовал ничего.
Над ним склонился Руопп.
Настоящий бандит в зеленом! – подумал Джонни. Совсем как Джесси Джеймс, только в роговых очках. Кошелек или жизнь?!
– Вам удобно, мистер Смит? – осведомился Руопп.
– Да. Но повторения не хочется.
– Можете почитать журналы, если угодно. Или понаблюдать за операцией в зеркало, если это не смутит вас.
– Хорошо.
– Сестра, что у нас с давлением?
– Сто двадцать на семьдесят шесть, доктор.
– Отлично! Ну что, начнем?
– Если останется вкусненькое, не выбрасывайте, – сказал Джонни и удивился, что его шутка вызвала дружный взрыв смеха. Руопп одобрительно похлопал Джонни по плечу затянутой в тонкую перчатку рукой.
Джонни видел, как Руопп выбрал скальпель, и его руки исчезли за зеленой ширмой, которая крепилась к металлическому обручу наверху. Выпуклое зеркало отлично отражало происходящее, правда, в несколько искаженном виде.
– Вот так! – произнес Руопп. – Вот так, так-так-так… а вот и то, что нам нужно… так-так… хорошо… тампон, пожалуйста. Сестра, ради Бога, шевелитесь… да, сэр… а теперь, похоже, нам нужно это… нет, подождите… давайте мне не то, что я прошу, а что мне нужно… вот так, хорошо. Накладку, пожалуйста.
Медсестра передала Руоппу хирургическими щипцами нечто, похожее на связку переплетенных тонких проводков. Тот осторожно подцепил ее пинцетом.
Как в итальянском ресторане, подумал Джонни. И кругом все залито соусом для спагетти. При этой мысли его затошнило, и он отвернулся. Из галереи наверху за ним пристально следили другие члены бандитской шайки. Их глаза были пустыми, безжалостными и пугающими. Потом Джонни заметил Вейзака – тот стоял третьим справа, и спереди к халату были пристегнуты часы.
Джонни кивнул ему.
Вейзак кивнул в ответ.
Джонни стало легче.
3
Когда Руопп соединил икры с коленями, Джонни перевернули. Операция продолжилась. Анестезиолог спросила, как он себя чувствует. Джонни ответил, что, учитывая обстоятельства, все нормально. Она поинтересовалась, не хочет ли он послушать музыку, и Джонни с благодарностью подтвердил, что хочет. Через несколько мгновений операционную заполнил до боли знакомый проникновенный голос Джоан Баэз. Руопп продолжил оперировать, а Джонни вдруг охватила сонливость, и он задремал. Когда Джонни очнулся, операция все еще продолжалась. Вейзак тоже находился на месте. Джонни поднял руку, привлекая его внимание, и Вейзак снова кивнул.
4
Через час все закончилось. Джонни отвезли в послеоперационную палату. Медсестра, дотрагиваясь до пальцев его ног, спрашивала, чувствует ли он что-нибудь. Довольно скоро чувствительность восстановилась.
Вошел Руопп – его бандитская маска болталась теперь сбоку лица.
– Все в порядке? – осведомился он.
– Да.
– Операция прошла отлично, – заверил его Руопп. – Я надеюсь на лучшее.
– Хорошо.
– Будет больно, – предупредил Руопп. – Возможно, даже очень больно. Сначала и сама терапия будет очень болезненной. Придется потерпеть.
– Потерплю, – пробормотал Джонни.
– До свидания.
Руопп вышел. Джонни подумал, что он, возможно, спешит на площадку для гольфа, надеясь, что еще успеет пройти несколько лунок до темноты.
5
До чего же больно!
К девяти вечера заморозка отошла полностью, и Джонни лез на стену от боли. Ему запретили шевелить ногами без помощи двух медсестер. Казалось, колени обмотали ремнями, утыканными острыми шипами, и крепко их затянули. Время остановилось. Он изредка поглядывал на часы, не сомневаясь, что прошло не меньше часа, а стрелки показывали каких-то четыре минуты. Джонни полагал, что не способен выдержать такую боль даже минуту, но минута проходила, и все начиналось сызнова.
Он подумал, сколько еще мучительных минут ждет его впереди, и они представились ему в виде устремленной ввысь цепочки монет для автомата длиной в пять миль. Его охватила глубокая депрессия. Они будут его мучить до самой смерти. Операции на локтях, бедрах, шее. Терапия. Ходунки, инвалидное кресло, палки.
Будет больно… Придется потерпеть.
Нет уж, подумал Джонни. Терпи сам! Даже близко не подходи ко мне со своими орудиями мясника. Если помощь заключается в этом, то мне ее точно не надо!
Постоянная пульсирующая боль разрывала тело на части.
Низ живота обдало теплой волной.
Он обмочился.
Джонни Смит повернулся лицом к стене и заплакал.
6
Через десять дней после первой операции и за две недели до следующей Джонни, оторвав глаза от книги «Вся президентская рать» Боба Вудворта и Карла Бернстайна, увидел в дверях Сару. Она явно замешкалась.
– Сара! – воскликнул он. – Это действительно ты?!
– Да, это я, Джонни.
Он окинул взглядом Сару в элегантном светло-зеленом льняном платье. Перед собой, словно закрываясь щитом, она держала маленькую коричневую сумочку. Осветленная прядь волос придавала ей особый шарм, и Джонни ощутил укол ревности – Сара сама это придумала или тот мужчина, с которым она жила и спала? Сара была очень красива.
– Входи же! – пригласил он. – Входи и садись.
Она вошла, и Джонни вдруг подумал о том, каким видит его Сара. Тощий, он сидит, скособочившись, в кресле у окна, вытянутые ноги лежат на пуфе, на нем больничная сорочка с завязкой на спине и дешевый казенный халат.
– Как видишь, я приоделся, – сказал он.
– Ты выглядишь молодцом!
Сара поцеловала Джонни в щеку, и у него пронеслись сотни воспоминаний, будто кто-то мастерски тасовал двойную колоду карт. Она опустилась в другое кресло, положила ногу на ногу и одернула подол платья.
Они молча смотрели друг на друга.
Джонни видел, как она нервничает. Дотронься до нее кто-то в этот момент, Сара вскочила бы как ужаленная.
– Я не знала, стоит ли приходить, но мне очень хотелось, – сказала она.
– Я рад, что ты пришла.
Как незнакомые люди в автобусе, печально подумал он. Но это же неправильно!
– Как ты? – спросила она.
Он улыбнулся:
– Побывал на войне. Хочешь увидеть мои боевые шрамы? – Джонни поднял до колен полу халата и показал начинавшие заживать, но еще красные неровные надрезы, перехваченные швами.
– Господи, что они с тобой делают?!
– Пытаются заново собрать Шалтая-Болтая, – пошутил Джонни. – Вся королевская конница, вся королевская рать, все королевские лекари. Так что…
Он умолк, потому что она заплакала.
– Не говори так, Джонни. Пожалуйста, перестань!
– Извини. Просто я… пытался пошутить. А на самом деле? Действительно пытался пошутить или хотел сказать: спасибо, что пришла навестить, а меня режут на куски?..
– Как ты… Как ты можешь шутить над этим? – Сара достала из сумки бумажную салфетку и вытерла глаза.
– Вообще-то мне это несвойственно. Наверное, при виде тебя… это такая защитная реакция, Сара.
– Тебя собираются отсюда выписывать?
– Рано или поздно. Это как «прогон через строй» в старые времена – читала об этом? Если останусь жив после того, как каждый индеец ударит меня томагавком, то окажусь на свободе.
– Этим летом?
– Не думаю… вряд ли.
– Ты не представляешь, как мне жаль, что так вышло, – едва слышно проговорила Сара. – Я пыталась понять, почему… или как все было бы… не могу уснуть… если бы я не съела той злосчастной сосиски… если бы ты остался, а не поехал домой… – Покачав головой, она подняла на него заплаканные глаза. – Иногда мне кажется, что шансов на выигрыш не было вовсе.
Джонни улыбнулся:
– Двойное зеро. Выигрыш хозяина. Помнишь? Я перехитрил «Колесо», Сара.
– Да. Ты выиграл больше пятисот долларов.
Он смотрел на нее, все еще улыбаясь, но теперь улыбка была озадаченной, почти болезненной.
– Хочешь, я повеселю тебя? Мои доктора считают, будто я выжил потому, что получил в детстве какую-то серьезную травму головы. Но я ничего так и не вспомнил. И родители тоже. Но каждый раз, думая об этом, я вспоминаю то «Колесо фортуны» и чувствую запах горелой резины.