Всеобщий азарт по поводу большой охоты передался мне, и я ощущала радостное возбуждение и любопытство, а пока развлекалась тем, что дразнила Ловчего, читая ему отрывки из известных мне стихотворений про охоту — от Гумилева до Высоцкого. Стихотворный запас, правда, быстро исчерпался, а моя декламация, увы, не имела оглушительного успеха. Тем более обидно, что читать стихи я умела и любила и моя манера исполнения заслуживала хоть какой‑то минимальной реакции. Ловчий казался истуканом, привезенным с острова Пасхи. Молчаливый и сосредоточенный, он один не выказывал никакой радости по поводу предстоящего. Странно, а я думала, что охота — его стихия.
Мы сели в электричку на небольшой станции, расположенной неподалеку от нас. Каждая группа — в свой вагон. В нашем было совсем не много народа. Несколько бабулек и дедков, тройка парней, аккупировавших скамейки в конце вагона, и, наконец, парочка — светловолосая симпатичная девушка и плечистый парень. Девушка положила голову на плечо своего спутника, а он обнимал ее за талию. Увидев нас с Ловчим, она что‑то прошептала ему на ухо, он ответил, мимоходом поцеловав ее в щечку, и оба весело засмеялись.
Мне не нужно было слышать их слова, чтобы знать, над чем они смеются.
«Ты только посмотри! И откуда они вылезли!»
«Не иначе из‑под земли. Как же мне повезло с тобой, дорогая!»
Кажется, впервые за долгое время я снова задумалась о том, как же я выгляжу. Опустив взгляд, я осмотрела грязные и рваные джинсы и давно уже утратившие свой изначальный цвет кроссовки. Видок действительно просто блеск! Я чувствовала себя одичавшей. Как же я могла дойти до такого состояния! Увидь меня сейчас мама, она бы с ужасом всплеснула руками и немедленно погнала меня в ванну. Стоп. Я опять начинаю теребить еще не зажившие раны. Сейчас она, возможно, просто отвернулась бы от меня или скользнула по мне беглым неузнающим взглядом. Надо привыкнуть к мысли, что больше некому переживать за меня и мой внешний вид. Все это — исключительно мое дело, ничье больше, и только от меня зависит, опущусь ли я до уровня пропахших землей и отбросами диких или останусь прежней. Я исподтишка оглядела своего спутника. Ловчий, очевидно, не заботился об одежде. На нем были все те же рваные джинсы и черная куртка‑косуха. Однако при том он вовсе не выглядел грязным или неаккуратным, грязь отчего‑то словно не прилипала к нему. Хотя его, конечно, не гнали по узким коридорам… Ну ничего, выберусь в город и найду возможность поменять одежду.
Я снова взглянула на парочку. Они уже самозабвенно целовались, ничуть не стесняясь остальных пассажиров. Все это начинало откровенно злить меня. Их любовь показалась мне издевкой. Они опять смеялись надо мной, демонстрируя то, чего я навсегда лишилась. Я смотрела на влюбленных с ненавистью. Они были такие аккуратненькие, словно с картинки: девушка — в красной зимней курточке с меховой опушкой по капюшону, черных брючках и невысоких, с мягким, ложащимся складками голенищем, сапогах. Парень — в короткой светло‑коричневой дубленке, джинсах и коричневых ботинках. Но главным было выражение их лиц — совершенно карамельное, глупое. Они не знали жизни и не умели ценить ее по‑настоящему. Они считали жизнь сладкой конфеткой, на деле она — крепкое вино, то вино, которое так легко покидает треснувший сосуд, темными каплями падая в пыль, на землю.
Не знаю, что на меня нашло, но эта парочка вдруг стала для меня олицетворением всей несправедливости мира, эти незнакомые парень и девушка сделались моими личными врагами.
Как только я осознала это, то нацепила на лицо приветливую улыбку и шагнула к ним.
— Привет! Надеюсь, не помешаю? Меня зовут Полина. Мы с приятелем обожаем туризм, так что не смотрите, что мы такие грязные. Пару дней в лесу у костра — и вас самих было бы не узнать!
Голубые леденцовые глаза девушки изумленно уставились на меня. Знаю, мне бы самой не понравилось, если бы мне навязывала свое общество вымазанная в земле незнакомка.
Однако я, мило улыбнувшись, взглянула на ее парня и как ни в чем не бывало продолжила болтать.
— А вы наверняка тоже занимаетесь спортом. У вас прекрасная спортивная фигура! — восхитилась я, зная, что парня легче купить на лесть. К тому же я действительно хотела им понравиться.
— Да нет, не особо, просто хожу в качалку, не часто, раз в неделю. А туризм тоже люблю, вот только никак не затащу Ленку пожить в палатке… Кстати, это Лена, а я — Макс, — представился он.
Через пять минут мы уже болтали, словно закадычные друзья.
Эти идиоты даже не задумались над вопросом, где наши рюкзаки и прочее походное снаряжение. Вот и вправду повезло. Дураков нужно учить.
— А что твой друг не подходит к нам? — спросила вдруг Лена, кивая на стоящего у передней двери Ловчего.
— Он немного замкнут, но ничего, сейчас попробую уговорить его.
Я обернулась к Ловчему и поманила его рукой.
«Иди сюда, — сказали мои глаза, — я нашла славное развлечение и прекрасный ужин. Мы же не потащимся в Питер натощак?»
Он чуть приподнял брови:
«Королева сказала сделать все тихо».
«Мы и сделаем тихо. Ну соглашайся! Это моя охота!»
И Ловчий подошел к нам.
Последний перегон мы ехали в вагоне уже вчетвером.
А потом я вышла на улицу, поправляя отделанный мягким мехом воротник темно‑красной куртки. Однако радости не чувствовалось. Только пустота. Только бесконечная, словно вселенная, пустота. Неужели она теперь будет со мною всегда?
Почему так, это несправедливо!
Я посмотрела на низко нависшие над землей звезды. Они с любопытством пялились на меня. «Ну что, особенная девочка, теперь ты довольна?»
Мне было так плохо, что захотелось запрокинуть голову в небо и завыть — глухо, надсадно, бессмысленно.
— Спасибо, что помог, — сказала я Ловчему и неожиданно для самой себя поцеловала его в гладкую холодную щеку.
Артур, ход № 5
В этот раз он опять видел ее словно наяву. Она находилась в месте, где почти не было света, а по известковой пористой стене медленно стекала вода. Какая‑то пещера или склеп, а может быть, заброшенная шахта. Артур ясно ощущал запах сырой земли и старых замшелых камней.
Полина казалась принцессой, заточенной злодеями в неприступной башне.
— Полина! — не удержавшись, позвал он.
Она замерла — напряженная, словно натянутая струна, настороженная, как хищник перед схваткой. Когда его руки коснулись ее, Полина вздрогнула.
— Полина! Отчего ты не смотришь на меня?
Ему пришлось силой разворачивать ее к себе.
Ее лицо было изможденным и белым‑белым, почти прозрачным. Глаза закрыты, губы плотно сомкнуты. Она казалась маленькой девочкой, птичкой, пойманной птицеловом. Такая тонкая, испуганная и одинокая. Заблудившаяся принцесса в черном лесу, полном злых гоблинов.
Артуру захотелось взять ее за руку и увести прочь, скрыть ото всех на свете. Ему захотелось быть рядом с ней всегда. Чтобы крепко сжимать эти тонкие длинные пальцы, видеть эту тень на щеке от длинных ресниц, эту улыбку, похожую на цветок, распускающийся навстречу солнцу — сначала робкую, неуверенную, затем — сияющую, счастливую…
Он целовал ее, чувствуя, что сердце снова трепещет в груди только от того, что Полина рядом.
А потом все закончилось, и он снова остался один. Еще более одинокий, чем раньше. Как жаль, что невозможно остановить мгновение! Как печально, что нельзя остаться в сказке навечно.
«Тук… тук…» — стук сердца постепенно стихал, и вот, содрогнувшись в последний раз, оно вновь замерло в своей ледяной неподвижности. Сердце вампира не может биться долго. Артур не помнил, чтобы оно билось до встречи с Полиной.
Он приехал к дому, где жили приемные родители Полины. Старейшина сказал, что она была здесь недавно и убила одного из его людей. Теперь, заглянув в окно, Артур все понял. Для старейшины все они — лишь куклы, подвешенные на ниточках марионетки, тщетно дергающиеся в попытке сорваться со своего крючка.
Артур уже собирался спуститься с крыши, когда разглядел внизу знакомую фигуру. У подъезда, где раньше жила Полина, стоял парень и, задрав голову, смотрел вверх. Конечно, он не мог различить на крыше Артура, зато тот заметил и узнал его. Теперь главное — не упустить.
Через две минуты Артур уже был внизу. Парень неподвижно стоял на том же месте, словно дожидался его.
— Дима? Привет! — окликнул его Артур.
Димка Фролов вздрогнул, словно очнулся ото сна, и растерянно провел по лицу рукой, затем узнал Артура, и переносицу его пересекла глубокая вертикальная складка. Артуру показалось, что весь он словно подобрался, набычился.
— Что ты здесь делаешь, Димка?
— Не твое дело, — буркнул тот, засовывая руки глубоко в карманы. Артур готов был поспорить на что угодно, что пальцы Фролова сжаты в кулаки.
— Что ты здесь делаешь, Димка?
— Не твое дело, — буркнул тот, засовывая руки глубоко в карманы. Артур готов был поспорить на что угодно, что пальцы Фролова сжаты в кулаки.
— Мне нужно поговорить с тобой о Полине.
Димка кивнул, словно не услышал ничего особенного.
— Я так и знал, — процедил он после недолгого молчания. — Сразу, как только ты появился, я понял, что ты принесешь ей одни неприятности.
Артуру не хотелось говорить прямо здесь, под взглядами людей старейшины. Молодой вампир не знал, где они прячутся, но физически ощущал их присутствие и даже не сомневался: они рядом, они смотрят, они ждут.
— Пойдем поболтаем в другом месте, — предложил он.
Фролов скривился:
— Может, тебя еще чаем напоить? Хотя нет, чай ты не пьешь. Или пьешь? Кто ты? — спросил он вдруг абсолютно без перехода.
Артур усмехнулся. Если дело пойдет такими темпами, существование вампиров перестанет быть секретом. И что тогда? Начнется большая война? Их запрут в резервации, окруженной полосой интенсивного ультрафиолетового излучения, и присвоят порядковые номера? Но обманывать Димку ему не хотелось.
— Тебе лучше не знать, — ответил он, отворачиваясь. — Если хочешь говорить со мной — пойдем, нет — оставайся.
Артур повернулся и быстро зашагал прочь, и не сомневаясь в том, как поступит Фролов.
И вправду за спиной послышались торопливые шаги, и запыхавшийся Фролов догнал его у угла дома.
Некоторое время они шли молча. Димка тихо сопел, словно обиженный ребенок. Артур все молчал, и тот, наконец, не выдержал.
— Ну что, это место тебя устраивает? — кивнул он на одну из стоявших у дорожки скамеек. — Ты хотел что‑то сказать.
Спрашивать Фролова, не видел ли он Полину, совершенно бессмысленно. По нему и так ясно — не видел. Несмотря на Димкину замкнутость, читать его было легко, как открытую книгу.
— Полина в беде, — сказал он вместо этого. — И она сейчас… не такая, как раньше.
Димка кивнул, как будто то, что говорил Артур, было понятно, привычно и прекрасно укладывалось в его личную картину мира.
— Возможно, ты встретишь ее. Пожалуйста, сразу же сообщи мне об этом. Я оставлю свой номер… — продолжал между тем Артур.
— Ты меня типа вербуешь? Как в приключенческих фильмах? — спросил Фролов, разглядывая носки своих ботинок.
— Я тебя не вербую. Я прошу тебя помочь Полине. Понимаешь, сейчас, может быть, только я смогу встать между ней и тем, что ей угрожает. Мне обязательно нужно найти ее!
Димка поднял голову и взглянул Артуру в глаза.
— Ты сможешь ей помочь? — спросил он шепотом.
Артуру очень хотелось соврать, сказав что‑нибудь веселое, типа: «Ну да, конечно, а ты как думал», — но вместо этого он тихо покачал головой:
— Не знаю, но я очень постараюсь.
Димка задумался.
— Ну ладно, диктуй номер, — наконец, согласился он.
Когда номер был записан, между ними вновь воцарилось молчание. Димка ни о чем не спрашивал. Должно быть, он понимал, что Артур не ответит на его вопросы, а может, просто боялся услышать на них ответы.
— Спасибо, ну, прощай, — Артур уже поворачивался, чтобы идти прочь, когда вдруг решился задать свой вопрос. — Кстати, не знаешь, где‑нибудь в Подмосковье пещеры есть?
И Димка снова словно и не удивился.
— Есть. Мои знакомые лазили. В Подмосковье добывали камень в основном по берегам рек. В общем, там их около сотни. Это тех, что известны, а сколько еще не найдено и не вскрыто…
Артур кивнул.
— Я твой должник, — серьезно сказал он.
— Спасешь Полину — и мы в расчете, — буркнул Димка и, подняв воротник куртки, быстро пошел прочь.
Зайдя в интернет‑кафе, Артур открыл поисковик и принялся изучать информацию о пещерах. Самые известные из них находились к югу от Москвы, неподалеку от аэропорта Домодедово. Вряд ли дикие избрали убежищем самые посещаемые из них, например Съяны, однако там же находились и давно заброшенные, засыпанные пещеры. Место тоже показалось Артуру удобным: рядом аэропорт, где постоянно толпились люди, в такой суете какой‑нибудь наивный приезжий может стать легкой добычей. Чтобы проверить свое предположение, Артур зашел на сайт, где лежала база данных с оперативной информацией. К счастью, пароль там уже год как не менялся. Молодой вампир выставил фильтр и отсмотрел информацию о происшествиях в интересующем его районе. Так и есть. За несколько последних суток — сразу три трупа и двое пропавших. И это только по милицейским данным. На деле убитых может оказаться гораздо больше. Спрятать труп зимой легко. Вон сколько снега навалило за последние дни.
Артур закрыл базу, расплатился и, сев в свою быструю алую «Субару», поехал в предполагаемый район поисков. Он пока не строил далеко идущих планов, надеясь обзавестись ими на месте.
Дорога оказалась ужасной. Несмотря на довольно поздний час, автомобильные пробки никак не желали рассасываться. Хищная «Субару», так и рвущаяся вперед, недовольно урчала, ползя среди моря других машин.
вспомнил Артур известное с детства стихотворение. В пробке оно обретало новый, особенный смысл.
Он выехал из Москвы уже в одиннадцатом часу и еще через полчаса добрался до места. Здесь можно осмотреться и сосредоточиться.
Артур откинулся на мягкую анатомическую спинку и, закрыв глаза, мысленно потянул за нитку. «Полина, — позвал он, — Полина».
И тут же в уши ему ворвался ритмичный перестук колес, слегка спотыкающихся на местах стыка рельсов, рев поезда, грохот сложенных в вагоне ящиков… Он прибыл слишком поздно. Полина уже стремительно удалялась от Москвы.
«Полина», — прошептал он в последний раз и открыл глаза.
Глава 3
Вам никогда не казалось, будто вас окликают? Тихо и удивительно настойчиво?
Этот зов разбудил меня в грохочущем вагоне товарняка, мчащегося из Москвы по направлению к Петербургу.
Я очнулась и обнаружила, что задремала, прислонившись к плечу Ловчего. Он вдруг стал очень добр ко мне, и я все больше и больше уверялась в том, что отчего‑то интересую его. И этот интерес сильнее, чем интерес охранника к охраняемому объекту.
Так вот, услышав, как кто‑то отчетливо произнес мое имя, я вздрогнула и огляделась. Никого.
— Ты звал меня? — спросила я у своего спутника.
Он молча покачал головой и отвернулся.
Я встала и прошла по вагону. Кроме нас, здесь были только ящики с какими‑то фруктами. Я открыла один из них и вынула глянцево блестящий оранжевый апельсин. Он пах довольно приятно, но я вдруг подумала, что уже не помню, каковы на вкус эти апельсины. Разломив плотный плод, я сжала рукой его нежную мякоть. Между пальцами, словно кровь, потек липкий апельсиновый сок. Когда‑то я любила апельсины…
Это воспоминание отчего‑то привело меня в бешенство, и я, с раздражением отшвырнув бесполезный плод в угол вагона, принялась тщательно вытирать руки о шершавую бумагу, лежащую на дне ящика.
— Апельсины, — с отвращением произнесла я, пнув один из ящиков. — Это же надо, мы, как Чебурашка, едем в вагоне с апельсинами.
— Апельсины… — задумчиво повторил Ловчий.
Я с удивлением взглянула на него. Он отсутствующим взглядом уставился в глухую стену вагона. Любопытно бы знать, о чем он сейчас думает… А ведь он вовсе не такой, каким казался мне с начала нашего прямо‑таки странного знакомства…
Ловчий, ход № 5
На хрустальном блюде лежали апельсины. Круглые, ярко‑оранжевые, они приковывали к себе взгляд, казались сосредоточием жизни — оранжевая сочная мякоть под тонкой пористой кожей. Он смотрел только на них, не решаясь поднять глаза на Павла Андреевича.
Они с Ниной только что вернулись с катка. Разрумянившиеся от мороза и от смеха, счастливые и безмерно довольные этим коротким зимним днем.
— Пойдемте, я провожу вас, — предложил он и повел Нину к трамваю.
— А мы разве не пешком? — удивилась она.
Он засмеялся:
— Нет, шиковать — так шиковать!
Он уже давно откладывал деньги, жалованье юнкерам платили весьма скромное, на трамвае не накатаешься… Цена за два билета составляла не больше не меньше — целых десять копеек, что равнялось почти что половине его месячного жалованья, правда, маменька тоже помогала деньгами, но обычно он старался тратить поменьше, зная, как тяжело они ей достаются — именьице у них было совсем бедное. Но сейчас ему хотелось тратиться — скоро в училище выплата жалованья, а пока как‑нибудь перекантуется.
Важный усатый кондуктор принял деньги, и они вошли в вагон.