Мир меняется, меняется на глазах. В воздухе витает горьковатый аромат тревоги, как будто из древней тьмы наружу вырывается что‑то большое и страшное. Неужели все это связано с Полиной?! Артур сжал виски руками. Так страшно, как сейчас, ему не было еще никогда.
Когда Артур вошел в «Элис», разговоры там словно по команде смолкли. Бывшие товарищи старательно избегали его взгляда, а в настороженной тишине буквально повисло слово «изгнанник». Он стал парией, он стал другим, не похожим на них, а значит, ему не было среди них места.
И только Януш, поставив на стойку бокал, который он по своей многолетней привычке полировал в минуту задумчивости, улыбнулся и пошел навстречу Артуру, как будто ничего не случилось и они расстались только вчера.
— Добро пожаловать, Артур, — встретил гостя принятой у вампиров фразой Януш. — Как славно, что ты зашел меня навестить.
— Удачи твоему дому, Януш, — Артур пожал протянутую руку. — Вероятно, мне не стоило приходить…
Владелец бара скользнул презрительным холодным взглядом по своим посетителям, которых внезапно одолел нездоровый интерес к дизайну пола или деревянных столешниц.
— Я рад видеть тебя, — сказал он, подчеркнув первое слово, — а тот, кому это не по нраву, может отправляться куда ему вздумается.
В зале царила напряженная тишина, поэтому каждое слово Януша было слышно во всех его углах.
Артур посмотрел на бармена благодарно. Тот никогда не являлся его другом, слишком велика была между ними разница — в возрасте, в опыте, во взглядах на жизнь, однако Януш всегда вызывал у молодого вампира уважение и симпатию.
— Садись, сейчас принесу тебе что‑нибудь, — и Януш скрылся в служебном помещении.
Артур сел за столик в углу и принялся наблюдать, как его бывшие братья, пользуясь отсутствием грозного хозяина, словно крысы, покидают бар.
К возвращению владельца в помещении остался только здоровяк‑охранник и Артур, спокойно сидящий за своим столиком.
— Вот и славно, — заметил Януш, ставя перед Артуром бокал с алым животворящим напитком и присаживаясь напротив него на крепкую деревянную лавку. — Молодежь пошла какая‑то хилая да пугливая, не в обиду тебе будет сказано.
Артур мелкими глотками отпил немного. Здесь, в «Элис», царил покой, в этом уютном маленьком мирке так и хотелось позабыть обо всех опасностях и проблемах, лежащих за прочными надежными стенами. Наверное, это было заслугой Януша, одним из проявлений его многочисленных талантов.
— Нет смысла обижаться на правду, — тихо ответил Артур. — И еще неизвестно, что будет дальше.
Януш кивнул.
— Ты, значит, тоже почувствовал это. Мир меняется, и что‑то произойдет совсем скоро… Может быть, даже завтра. Я бы посоветовал тебе уехать, но вряд ли это поможет. Все только начнется в Москве, а потом… Это только строить долго, хороший пожар может разрушить здания очень быстро.
— Я бы никуда и не уехал, — Артур допил и поставил пустой бокал перед собой.
— Понимаю, из‑за Полины.
— Да. А еще — из‑за моей матери. Она жива, — пояснил он, встретив вопросительный взгляд владельца бара. — Ты поможешь мне разыскать их?
Януш принялся задумчиво чертить на столешнице какие‑то причудливые узоры.
— Я не смогу найти Полину. Она теперь с Королевой. Но ее защищает не только Королева. Чувствую, там есть что‑то еще. Очень древнее, древнее нашей расы. Здесь я тебе уж точно не помощник. А вот с матерью… расскажи, что тебе о ней известно.
К сожалению, Артуру было известно очень мало, поэтому весь рассказ занял совсем немного времени.
— Подумаю, — согласился Януш, — знаешь…
И тут он вдруг замолчал и повернулся к входной двери.
В эту самую секунду дверь отворилась, и в помещение шагнула высокая фигура, закутанная в темный плащ с капюшоном. Охранник было дернулся, чтобы шагнуть навстречу новому посетителю, но владелец бара сделал знак рукой, повелевая ему оставаться на месте, и вышел навстречу гостю сам.
— Gr`etan,[4] — сказал он. — Добро пожаловать.
Тут незнакомец в черном плаще откинул с лица капюшон, и Артур увидел красивое бледное лицо с пронзительными стальными глазами под резко очерченными дугами темных бровей, высокими скулами и волевым подбородком, украшенным ямочкой. Это лицо было красиво неживой, пугающей красотой. Впечатление довершали густые темные волосы, длинные, достигающие самых плеч незнакомца. В этих волосах виднелись несколько тонких косичек.
Артур замер, не в силах пошевелиться. Он знал обладателя этих мертвых холодных глаз, хотя встречал его всего лишь раз. Это было, когда молодой вампир еще находился в Англии, при дворе самого патриарха.
— Рад принимать тебя под своей крышей, — говорил меж тем Януш, обращаясь к гостю на родном для того языке. — Не ждал увидеть тебя так скоро.
— Благодарю тебя, брат, — ответил тот голосом, в котором звенела сталь, — я прибыл сюда по делу.
По какому делу сюда прибыл тот, кто внушал ужас всему Английскому двору, Артур уже догадался.
Темноволосый с мертвыми глазами прошел к одному из столов и тяжело опустился на скамью. Артур знал, что его спокойствие и медлительность обманчивы, как обманчив первый весенний солнечный день. За всем этим таилась невероятная мощь семисотлетнего рыцаря, ставшего ныне темным рыцарем ночи и носящего гордое, многозначительное прозвище — Меч патриарха. Не знающий промаха карающий меч.
И в этот момент Артур понял, что Полине, как никогда, угрожает страшная опасность.
Глава 4
День мы провели в сыром грязном подвале. До нас здесь обитали бомжи, но при нашем появлении они быстро исчезли, даже не попытавшись отстаивать права на свою территорию, как бегут шакалы при появлении львов. У бомжей, как и у бродячих собак, неплохо развито чувство опасности, и это иногда здорово выручает их. Мои новые товарищи были сыты и довольны прошедшей охотой, поэтому преследовать столь жалкую дичь не стали, а вместо того, расположившись с удобством, завели разговор о прошедшей ночи. Сладких воспоминаний хватило на весь день. Слушая их, я тихонько радовалась, что не присутствовала при этом. Теперь я лучше понимала Ловчего: спутать охоту и скотобойню никак нельзя.
Я, соскучившись, просила у Ловчего отпустить меня прогуляться, но он даже не стал меня слушать.
Наконец, день закончился. Настала ночь, и дикие, радуясь, как выпущенная на волю младшая группа детского сада, высыпали на улицу. За день меня одолела такая тоска, что я даже подумывала, не пойти ли мне с ними. И то развлечение, пусть и немного сомнительное.
— Пойдем, — неожиданно поманил меня Ловчий.
— Куда? — я так растерялась, что застыла, как дура, хлопая ресницами.
— На охоту. Или ты передумала?
— Нет! Иду!
Мы вышли из подвала, и я заметила у дома Виолу. Она проводила нас недобрым взглядом, который едва‑едва не прожег в моей спине дырку.
Ловчий быстро шел по серым пустым улицам окраины города, я следовала за ним, без любопытства поглядывая по сторонам. Вскоре мы вышли к небольшой железнодорожной станции. Наблюдая, как легко Ловчий ориентируется даже в незнакомой местности, я начинала подозревать, что это — один из его талантов или просто звериное чутье, не подводившее его, кажется, ни разу.
Мы сели в электричку. Спрашивать, куда мы едем, было бесполезно. Скорее всего, мой молчаливый спутник ответит: «На охоту», и этим и ограничится.
Наш путь привел нас к высокому серому зданию. Оно почти терялось на фоне других питерских зданий и тем не менее обладало своими художественными особенностями. Высокие арочные проемы окон, женские фигуры‑кариатиды, поддерживающие крышу, лепные цветы. Кажется, все это относилось к стилю модерн и было построено где‑то в конце девятнадцатого века. Темно‑серый цвет удивительным образом обезличивал все строения, сводя на нет все их архитектурные излишества, зато это здание смотрелось вполне органично на фоне такого же темно‑серого пасмурного неба.
На здании не имелось никаких табличек, однако оно, возможно, из‑за своей серости казалось мне очень казенным.
Ловчий обошел вокруг него и встал неподалеку от одной из дверей — так, что его не было видно ни от дома, ни с дороги. У подъезда стояло несколько дорогих машин. Одну из марок я узнала сразу — точно такая же была у отца Виолы, и он иногда приезжал на ней за дочерью в школу.
Я присела на корточки рядом с Ловчим и тоже принялась ждать, что же будет. Он стоял совершенно неподвижно — тело расслаблено, глаза прикрыты. Со стороны могло показаться, будто он задремал.
Минут через десять, когда я стала терять терпение и уже хотела спросить, чего же мы ждем, к подъезду подъехал большой белый «Мерседес» из породы тех длинных и странных машин, которые обычно арендуют для свадеб или прочих пышных церемоний.
Минут через десять, когда я стала терять терпение и уже хотела спросить, чего же мы ждем, к подъезду подъехал большой белый «Мерседес» из породы тех длинных и странных машин, которые обычно арендуют для свадеб или прочих пышных церемоний.
Сначала открылась дверца со стороны водителя, и оттуда вышел высокий крепко сложенный брюнет, без сомнения, вампир — я почувствовала это вдруг и так ясно, как будто сама видела его становление. Он внимательно огляделся, разумеется, не заметив нас в нашем убежище, затем почтительно распахнул пассажирскую дверцу и застыл, вытянувшись во весь рост, словно на параде.
Целую минуту ничего не происходило, все было тихо. Затем из машины показался господин среднего роста, в черной шляпе и черном пальто, подбитом по воротнику гладким черным мехом. Даже шляпа не мешала разглядеть его странную прическу с пышными бачками по краям лица. Волосы уже были тронуты сединой, так что на вид ему было лет за сорок, исключая, конечно, ту добрую сотню лет, когда он уже не старел и почти не изменялся. Господин оперся на черную отполированную трость с красивым резным набалдашником, а из недр машины тем временем показался еще один персонаж. На этот раз — девушка. Совсем юная, лет семнадцати, в длинной пушистой шубке, с золотистыми распущенными волосами. Самое удивительное, что она‑то была живой! Я нутром чувствовала, как бьется кровь в ее жилах.
Удивленная, я взглянула на Ловчего. Тот смотрел на приехавших по‑особенному, и его тонкие губы кривила презрительная насмешка.
Шофер и, видимо, по совместительству охранник подошел к двери подъезда, стукнул особым образом, и дверь распахнулась. Я увидела, как усатый швейцар низко поклонился господину с тростью, а тот, не глядя ни на кого, прошел внутрь вместе с прильнувшей к нему девицей.
Охранник‑шофер последовал за ними, и дверь тут же закрылась.
Я снова перевела взгляд на Ловчего. Он довольно улыбался.
— Кто они? — не выдержала я.
— Какая‑то шишка из Питерского Дома, — сообщил Ловчий, с отрешенным видом чистя ногти небольшим складным ножом. — Бывший генерал. Ненавижу генералов. Завидная добыча.
— А девушка? Она же… — я не решалась произнести слово «живая».
— Да, — равнодушно кивнул Ловчий. — Она одна из слуг. Она помогает ему ненадолго чувствовать себя живым. А еще он пьет ее кровь. Понемногу, как хорошее вино. Впрочем, готов поспорить на что угодно, что иногда он увлекается, и девушек приходится заменять…
— Ты имеешь в виду, что он их убивает?! Но это же недопустимо! В Московском Доме не пьют живую кровь! Только донорскую…
Ловчий на миг отвлекся от своего занятия и презрительно посмотрел на меня.
— И ты им поверила? Хотя, конечно, не все вампиры могут позволить себе такую роскошь, но некоторые избранные — уж точно. Да и что значит смерть какой‑то безвестной девчонки? Ничего! Это маленькое недоразумение всегда так легко замять.
— А что об этом думает девушка? Почему не сбежит?
Ловчий по‑прежнему занимался своими ногтями.
— Девушка привязана к своему господину, — небрежно сообщил он. — Она даже получает определенное удовольствие в тот миг, когда вампир пьет ее кровь, и подсаживается на это как на наркотики.
Я вспомнила свои ощущения, когда поила кровью раненого Артура, и кивнула.
— К тому же, — продолжил Ловчий, — со временем она становится все бесполезнее ему, утрачивая свои человеческие качества и живость. Люди не могут жить рядом с вампирами и оставаться прежними. Постепенно из них исчезает… — он задумался, подбирая слово, — начинка. Они превращаются в ходячую оболочку, привычно исполняющую свои прежние обязанности.
— А что это за место? — снова спросила я. — Нечто вроде клуба «Элис» в Москве?
— В общем да. Место для развлечений. Местная шайка проводит здесь время. Пьет, играет в бильярд, создавая видимость какого‑нибудь старого столичного клуба. Эти господа умудряются устроиться так, будто ничего на свете не изменилось и на дворе по‑прежнему как максимум девятнадцатый век.
— А ты? Сколько тебе лет? Как тебя зовут? — вдруг поинтересовалась я.
Ловчий бросил на меня яростный взгляд и отвернулся. Странно, мой вопрос вызвал в нем совершенно человеческие чувства. Мне даже показалось, будто ему больно. С чего бы это?…
Мы помолчали. Ловчий взял в руки прутик и принялся аккуратно обстругивать его.
— Мы будем охотиться на того генерала? Ты знал его?
Мне, безусловно, следовало бы заткнуться, но журналистская натура не давала покоя. Вопросы буквально распирали меня.
— Они все одинаковы, — бросил Ловчий, отвечая только на последний вопрос.
Время тянулось медленно. Никак не могу привыкнуть к необычному для себя ритму жизни. Раньше времени всегда не хватало: уроки, журналистский кружок, интересные книги, читаемые мной запоем… Дни проносились, будто я смотрела на них с бешено вращающейся карусели. Теперь же времени вдруг оказалось в избытке, или я пока что не понимала, как тратить свою персональную вечность.
К дому подъехали еще несколько машин, оттуда выходили вампиры и скрывались за массивной дверью клуба. Ловчий никак не реагировал на них, и я понимала, что жертву он себе уже выбрал и будет ждать ее хоть до скончания веков. Мне не оставалось ничего иного, как тоже запастись терпением.
Маясь от скуки, я посматривала вокруг и едва не пропустила момент, когда бывший генерал и его юная спутница вышли из здания. Я только заметила, как напрягся Ловчий. Его ноздри чуть заметно раздувались, как у охотничьей собаки, почувствовавшей добычу, а сам он весь был напряжен и собран. Наблюдать за ним оказалось даже интереснее, чем за его жертвой. Никогда не ощущала такого азарта. От Ловчего он шел волной, да что уж там — девятым валом!
Хлопнула дверца машины, довольным котом заурчал мотор, и «Мерседес» осторожно тронулся с места.
— За ними, — тихо скомандовал Ловчий, и мы, по‑прежнему стараясь не покидать тени деревьев, бросились бегом за набирающей скорость машиной.
Ловчий легко бежал впереди меня, с сумасшедшей ловкостью огибая кучи грязного снега, пни, урны, перескакивая через ограды и молнией пересекая открытые пространства. Все эти препятствия, будто сами избегали его и, как нарочно, попадались под ноги мне. Нет, конечно, я преувеличиваю. На мою долю достались далеко не все питерские ограды, не все кучи снега удостоились принять меня в свои объятья. Только половина из них, но, по чести сказать, мне хватило и этого.
Вскоре я потеряла Ловчего из вида, однако, как ни странно, по‑прежнему четко осознавала, куда мне бежать. Выходит, с тем, кто дал тебе свою кровь, у тебя и вправду возникает особая связь, ничуть не слабее, а возможно, и крепче любви. Некое своего рода единение. Хотя, возможно, мою чувствительность обостряли мои собственные способности.
Минут через пятнадцать спринтерского забега я добралась до невысокого красивого дома. Ловчего я заметила сразу. Он стоял, глядя на одно из темных окон, и улыбался. Я уже говорила, что у него совершенно особенная улыбка? Сравнение с волчьим оскалом показалось бы тут наиболее уместным.
— Он там? — спросила я, проследив его взгляд.
Ловчий молча кивнул и поманил меня пальцем, кивком головы указав на будку, в которой сидели два охранника.
Он двигался впереди меня. Незаметный, как тень тени. Мне казалось, будто он танцует, и, глядя на него, я испытывала восхищение напополам со жгучей завистью.
Подобравшись к будке, Ловчий остановился и подождал, пока я преодолею последние разделяющие нас метры и присоединюсь к нему.
Он что‑то бормотал себе под нос. Прислушавшись, я с удивлением поняла, что это стишок:
Я осторожно взглянула в окно. Двое — я вдруг почувствовала, что это — молодые вампиры, — переговаривались, лениво поглядывая в мониторы. Кажется, спокойная жизнь не пошла Питерскому Дому на пользу — непохоже, что его обитатели серьезно готовы к неприятностям, а ведь до них уже должны были дойти сведения о событиях прошлой ночи. Или еще не дошли? Ну, насколько я уже успела узнать Ловчего, Питерский Дом, без сомнения, услышит о нас, причем в самое ближайшее время.
Держась в тени будки, подальше от камеры, направленной на ворота, Ловчий одним прыжком перемахнул через ограду и оглянулся, явно ожидая от меня подобных подвигов. Никогда не числила среди своих родственников обезьян, да и физическая подготовка никогда не являлась моей сильной стороной. Я молча пожала плечами, демонстрируя полную безнадежность этой затеи. Но Ловчий протянул мне руку, недвусмысленно намекая на то, что прыгать через забор все‑таки придется. Я коснулась его руки и невольно дернулась. От его ледяной ладони словно пробежала искра, и на миг я увидела странную картинку: белый снег, испещренный некрасивыми красными пятнами, прожегшими его до самой земли, лежащее прямо под ногами тело в серой шинели с неестественно вывернутой головой, пустые блеклые, как у мертвой птицы, глаза, догорающий костер с опрокинувшимся котелком, валяющимся на седых от пепла углях… Секунда — и все пропало. Но Ловчий тоже почувствовал что‑то, потому что крепкая сильная рука ощутимо дрогнула, а по лицу пробежала непонятная гримаса — то ли удивление, то ли боль, то ли испуг.