— У меня нет мужа. Он погиб. Я одна.
Слова падали, словно капли в глубокий колодец. Он слышал их эхо…
— Все равно.
— Не уходи! Я умру, если ты сейчас уйдешь! Понимаешь, умру! — она крепко вцепилась в его рукав. — Думаешь, это пустые слова? Нет, я уже не восторженная гимназистка. Знаешь, я поняла самое главное, — она понизила голос до шепота, а глаза ее расширились. Кажется, только они и остались на худом бледном лице. — Я жила только для того, чтобы увидеть тебя. У окошка. Как глупая принцесса из сказки. Только меня никто не запирал. Я сама. Если бы не приехал, я бы умерла или сошла с ума… — Она остановилась и вдруг, испуганно охнув, поднесла ладонь ко рту. — А если я уже сошла с ума? Если тебя здесь нет? Если…
— Нина!
Он порывисто обнял ее, прижимая к груди. Господи, какая тоненькая! Совсем еще ребенок. И волосы растрепаны, разметались по плечам рыболовной сетью. Разве такой надлежит быть генеральской дочке?!
— Нина, — застонал он, уткнувшись в ее плечо. Его сердце билось как заведенное. И весь огромный мир вдруг сузился до ее распахнутых глаз. И был запах пыли, и сирени, и ее, такой родной, такой знакомый запах…
И была ночь в маленькой комнатке, оставшейся у нее от прежнего дома, и сбивчивый шепот, и бесчисленные прикосновения, и поцелуи то легкие, как крылья бабочки, то обжигающие, как огонь.
И было утро. Серый свет, пробивающийся сквозь шторы.
И его: «Мне придется уйти. Я не могу здесь оставаться».
И ее: «Возвращайся, милый. Я буду ждать. Я всегда буду ждать. Я теперь самая счастливая из всех женщин на свете».
И снова пыль и сирень, сирень и пыль.
Она проводила его до вокзала и, видя, что он никак не решается сдвинуться с места, сама решительно поцеловала и, улыбнувшись: «Иди, раз так надо, но знай, что тебя ждут», медленно пошла прочь.
Он смотрел ей вслед. На ее худенькую фигурку и на разметавшиеся по плечам темные волосы. Он хотел остаться. Догнать ее, сжать ее тонкие пальцы и больше уже никогда не отпускать…
«С любимыми не расставайтесь…»
А он… расстался.
Всего мгновение потребовалось ему, чтобы принять единственно правильное решение. Нельзя отпускать ее одну. И Ловчий, пока Полина еще не ушла слишком далеко, последовал за ней.
— Ты куда?
Хрустальный голос ударил в его незащищенную спину.
Ловчий медленно обернулся. Его Королева хмурила тонкие брови, двумя грозовыми чертами сошедшиеся у ее переносицы. Его Королева. Его прекрасная повелительница, сильная и властная, само воплощение бушующей стихии — на одной чаше весов. А на другой — неумелая девчонка с тонкими, как ниточки, щиколотками и запястьями, похожая на молодого необученного щенка. В ней тоже бурлит сила — юная, опасная, неконтролируемая.
— За девчонкой нужно присмотреть. Она одна не выживет, — ответил Ловчий, стараясь не смотреть Королеве в глаза.
— За девчонкой есть кому присмотреть. Я запрещаю тебе идти за ней!
Глаза ее ярко сверкали, а медные волосы чуть заметно шевелились, как под порывами невидимого ветра.
— За девчонкой надо присмотреть, — повторил он, уже отворачиваясь.
Спину обожгло, словно в нее по самую рукоять всадили острый серебряный кинжал. Но Ловчий, не обращая внимания на боль, вышел прочь. Последнее, что он услышал, — это слово «предатель», брошенное в его стремительно удаляющуюся спину.
Глава 1
Я победила, но чувство триумфа оказалось испорчено. Слова Королевы влились в мои уши жалящей отравой.
Все ускоряя и ускоряя шаг, я уже почти бежала вдоль занесенной снегом дороги, мимо унылых пустырей, словно надеялась оставить то, что меня страшило, далеко позади.
«Этого не может быть. Она обманула меня, решила напугать. Просто так, из мести за то, что я осмелилась выступить против нее», — повторяла я, но и сама не верила в собственные слова. Я вспоминала белый домик из своего сна, а еще то, как притащила в мир снов Виолу. Неужели мною и вправду завладела тьма? Все дело в моей крови? Я почувствовала, что у меня в кармане лежит что‑то теплое, и вспомнила, что положила туда серебряную звездочку. Теперь она нагрелась, словно подавая мне какой‑то знак. Я сочла его благоприятным. Звездочка уже выручила меня сегодня, позволив опомниться от того кошмара, который я сделала собственной жизнью.
Конечно, в словах Королевы была доля правды, но остальное — вздор! Моя кровь чиста. Во снах я видела своих предков, которые сражались с вампирами и скорее противостояли тьме, чем следовали ее путем. Значит, все зависит только от меня. Это мой собственный выбор. Пускай у меня появились новые враги — для меня это не впервой. Врагов у меня всегда было много. Не то что друзей…
Ну хорошо, я ушла от Королевы. Забавно, я тот самый колобок:
Интересно, бывает ли так, чтобы все время от кого‑нибудь уходить и не приходить при этом никуда! От этой мысли я резко остановилась, тут же послышался визг тормозов, и стекло притормозившей рядом со мной машины опустилось.
— Ты что, девочка, тебе жить надоело?! — заорал на меня водитель — огромный, словно медведь, тучный мужчина с лысой головой. — Пьяная, небось, или обкуренная? — он настороженно принюхался.
— Нет, все в порядке. Просто иду, — ответила я.
Он, щурясь, вгляделся в меня:
— Совсем ведь молоденькая. Одна, на трассе. Небось, поругалась со своими и ушла из дома.
Я кивнула. Примерно так и было, не посвящать же незнакомца в подробности, в которые он, впрочем, наверняка и не поверит.
— А может, я тебя обратно отвезу? Ну поссорились — с кем не бывает. Помиритесь еще…
Он явно пытался меня утешить. Глаза у него были голубые, спокойные. За неуклюжей внешностью человека‑горы наверняка скрывалось доброе сердце. Таких людей не так уж много, больше равнодушных и злых, поэтому, встречая их, вдруг начинаешь больше ценить людей.
— Нет, спасибо, все будет нормально, — я улыбнулась.
— Ты в Москву? — уточнил он.
— Да, у меня там друзья, — ответила я, подумав о Димке и… об Артуре.
Водитель распахнул передо мной дверцу:
— Садись!
— Нет, не надо…
Мне не хотелось бросать на этого человека хотя бы тень своих неприятностей. Мне вообще лучше держаться от людей подальше. Мало ли что.
Но он, разумеется, меня понял неверно:
— Не бойся, я не обижу! Я не маньяк какой‑нибудь, а попадись мне педофил и извращенец, самолично бы ему ноги поотрывал!
Мне стало смешно. Попадись мне маньяк или извращенец, ему осталось бы только посочувствовать. Хорошо человеку‑горе. Он не знает темной стороны вещей и не представляет никого хуже тех, кого показывают по телику в криминальной хронике.
— Да садись же ты! — он рассерженно хлопнул ручищей по сиденью рядом с собой. — Придумала чего: ночью по трассе разгуливать! Мало ли на кого и вправду нарвешься!
— Спасибо, — я села рядом с ним. Не потому, что боялась, но уж очень соблазнительным показалось исходившее от него тепло беспокойства и заботы. Кто‑то, пусть чужой и незнакомый, действительно волновался обо мне.
«Только не забывайся!» — велела я себе, нащупывая через карман серебряную звездочку. И от прикосновения к ней и вправду становилось легче и спокойнее.
* * *
Его утро, как всегда, начиналось с молитв, вознесенных к Господу. После, приведя в порядок собственную душу, он занялся телом: постоял под струей бодрящей холодной воды, тщательно побрил щеки и подбородок, придирчиво разглядывая себя в зеркало, и втер в кожу чуть пахнущий шиповником и розой лосьон.
Завтрак у него был самый скромный — жидкая геркулесовая каша. Поблагодарив Бога за ниспосланную пищу, мужчина поел. Во время работы он всегда питался очень скромно и придерживался поста, даже не мечтая о мясе. Зато по завершении очередной миссии обязательно позволял себе нежнейший бифштекс средней степени прожарки и бокал хорошего красного вина не менее чем десятилетней выдержки в дубовой бочке. Впрочем, до этого было еще слишком далеко. Сейчас он едва приступил к выполнению задания.
А поэтому, помыв тарелку и почистив зубы, он надел синие джинсы, черную куртку и черные ботинки и вышел из дома. Он шел, ничем не выделяясь среди других людей. Неприметный мужчина, на таком взгляд и не задержится, скользнет мимо.
«Враг не дремлет. В России, в Москве, появилась девочка, ставшая самим исчадьем Сатаны. Она необычайно сильна и наделена особыми способностями. Благодаря ей вампиры выйдут из своих подземелий и зальют кровью весь мир. Если хотите узнать о ней, обратитесь к магам ложи Белой розы. Они следят за ней и в меру своих сил помогут предотвратить беду», — это сообщение итальянец получил всего неделю назад, и пришло оно от его всегдашнего информатора. Мужчина никогда не видел его лично и не знал ни его имени, ни положения, однако полагал, что осведомитель, как и он сам, имеет некоторое отношение к Ватикану. Не зря объединяла их благородная цель истребления нежити, и информатор уже несколько раз указывал ему на место нахождения наиболее опасных и коварных тварей. Итальянцу нравилось думать, что его неведомый друг близок к Папскому престолу и, возможно, когда‑нибудь он выйдет из мрака, чтобы вместе — спиной к спине — вступить со злом в последнюю решающую битву.
Думая об этом, мужчина уверенно шел по улице. Вторым его талантом была прекрасная память и умение ориентироваться. Поэтому он без труда миновал два перекрестка, свернул в проулок и вышел к небольшому стеклянному кафе.
Мужчина не спешил войти внутрь, а сначала, остановившись у витрины, оглядел небольшой зал. Был будний день, время приближалось к одиннадцати, и посетителей можно было пересчитать по пальцам. За столиком в углу сидела странная парочка: пожилой мужчина и молодая длинноволосая девушка. Перед ними стояло уже по две чашки кофе и тарелочки из‑под десерта. Оба — и мужчина, и девушка — то и дело беспокойно поглядывали на вход.
Посмотрев на них, пассажир Британских авиалиний чуть заметно презрительно поджал губы. Ему не нравилось прибегать к услугам тех, кто называл себя «магами ложи Белой розы», однако выбирать не приходилось. Сейчас не до чистых рук, возможно, Господь простит ему прегрешения, совершенные во исполнение воли Его. А потом, когда с детьми Сатаны, кровососами, будет покончено, придет время вплотную заняться его пасынками — нехристями‑магами.
Пара за столом проявляла явные признаки нетерпения, и итальянец, тяжело вздохнув, вошел в кафе. Однако прежде, чем подойти к ним, взял себе чашечку кофе. Разумеется, без сахара.
Когда он поставил свою чашечку на стол, за которым сидела странная парочка, оба вздрогнули и с удивлением уставились на него.
— Pater noster, qui es in caelis… — произнес мужчина тихо, но настойчиво.
— Anctificetur nomen tuum,[7] — откликнулась девушка, еще не придя в себя от изумления.
— Ну слава богу, — вздохнул ее спутник, ничуть не смущаясь тем, что упоминает Господа всуе. — Скажи ему, Анна, что мы принесли ему то, что он просил.
Девушка перевела, и ее пожилой спутник с облегчением выложил на стол небольшой сверток в непрозрачном черном пакете с ручками.
Итальянец кивнул и, не дотрагиваясь до пакета, флегматично отхлебнул свой кофе.
— Черт с ним, — тут же переходя на обитателей нижнего мира, сказал пожилой господин. — Мы все, зависящее от нас, сделали, теперь его время. Пойдем, Анна.
Девушка поднялась, и парочка скрылась за дверью.
На лице иностранного гостя не отразилось никаких эмоций, но он заметно расслабился. Видно, что встреча не доставляла ему большого удовольствия.
Итальянец провел в кафе еще минут десять. Он неторопливо допил кофе, поглазел на улицу и лишь затем взял со стола оставленный ему пакет и вернулся в квартиру, где остались его вещи. Причем прежде, чем войти, он внимательно осмотрел и даже понюхал скважину, куда вставлялся ключ, и изучил состояние коврика для ног.
Видимо, любопытство не являлось его слабой стороной, потому что он вовсе не торопился посмотреть на то, что ему принесли, он сначала разделся, вычистил ботинки и отряхнул куртку от невидимых миру пылинок. И лишь затем, помыв руки и надев тонкие хлопчато‑бумажные перчатки, взялся за принесенный пакет.
В свертке находилось то, что требовалось ему в настоящий момент для работы: кусочек белой ткани с легким, словно морозным, узором и несколько темных длинных волос, перевязанных красной ниткой.
Мужчина осторожно извлек эти вещи из пластикового пакетика и, положив перед собой на блюдечко, зажег толстую церковную свечу и принялся громко читать молитву.
Если бы ему сказали, что его методы работы попахивают волшбой, он бы искреннее удивился и вознегодовал. Никакой волшбы. Только желание угодить Господу. Только исполнение грязной работы. Он истово хотел, чтобы мир стал лучше, поэтому и брал на себя такую работу. Ведь для того, чтобы улицы были чистыми, нужен тот, кто будет подметать их. Вот и он считал себя простым дворником, нимало не гордясь тем, что делал. В его труде не было ни единой капли романтики, зато целый океан ответственности. И мужчина, разумеется, прося у Господа прощение за свое тщеславие, втайне радовался, что за все время практики осечек у него не случалось.
Когда молитва была прочитана, он закрыл глаза и сосредоточился, пытаясь уловить ускользающее отражение своей цели. Пробираться к ней оказалось нелегко. Ее словно бы окружало непроницаемое кольцо тьмы. Но недаром он являлся представителем света. Тьма, как всегда, дрогнула и отступила.
Мужчина вздохнул, открыл глаза, загасил свечу и убрал вещи обратно в пакет. Самая сложная часть работы позади. Теперь, когда он настроился на цель, он будет следовать за ней неумолимо и неуклонно, пока Господь не сведет их в одной точке пространства. И мужчина чувствовал, что это случится совсем‑совсем скоро.
Настроение его улучшилось, и он даже вышел из дома, чтобы побродить по центру Москвы. Никогда не следует пренебрегать возможностью осмотреть достопримечательности и поднять собственный культурный уровень. Он поступал так во всех городах, где ему только приходилось бывать по работе.
* * *
— Ну вот и приехали!
Обаятельный громила‑шофер, всю дорогу пытавшийся развлечь меня непринужденной болтовней, остановился у тротуара и обеспокоенно покосился на меня:
— С тобой точно все в порядке? Что‑то ты мне не нравишься. Выглядишь измученной, ишь, бледная какая — как мел.
На душе стало легко. Этот человек не хотел от меня ну абсолютно ничего. Ему не требовалось подыскать себе замену или использовать меня для борьбы с враждебным лагерем. Он был добр ко мне просто так, от чистого сердца.
— Нет, спасибо, все нормально, это у меня кожа светлая, — отговорилась я, вылезая из машины.
— Ну как знаешь. И давай поосторожнее! В другой раз по ночам не шляйся, — наставительно произнес он, нажимая на педаль газа.
Я смотрела, как грузовик отъехал от остановки.
Алый восход заливал небо кровью. Мои родители тоже когда‑то уезжали в восход. Уезжали, чтобы уже никогда не вернуться. И мне вдруг стало тревожно и неприятно.
Повинуясь какому‑то странному инстинкту, я вышла на дорогу.
— Эй! — закричала я, изо всех сил махая руками. — Вернитесь!
Водитель, видно, заметил меня в зеркале заднего вида, потому что машина сбавила скорость… И в этот миг неизвестно откуда взявшийся на пустой дороге бензовоз, вильнув, словно потеряв управление, на полном ходу врезался в грузовик.
Всего один миг, и все звуки и цвета смешались и вспыхнули: оглушительный скрежет металла, гулкий грохот взрыва, нереально яркое пламя и черный‑черный дым.
Меня отшвырнуло на асфальт, а рядом подскакивало и крутилось почерневшее колесо.
Если бы я не отвлекла внимание водителя, он бы, вероятно, смог уйти от столкновения.
Если бы я не села в его машину, он бы наверняка уцелел.
Глядя на алое с черным — огонь и дым, — я думала о том, что приношу только зло, только горе, только смерть. Все те, кто сталкивается со мной и помогает мне, гибнут. Причем скорее рано, чем поздно. На мне словно стоит печать. Я отравляю все вокруг, все, к чему только прикоснусь…
— Что случилось?
— Девочка, она ранена?
Вокруг начали собираться люди, и не оставалось ничего другого — только встать с асфальта и побежать прочь.
Я бежала по пробуждающимся улицам города — мимо заспанных людей и довольно урчащих машин. Я смотрела только себе под ноги и старалась не думать ни о чем другом — только о том, что видела. Вот трещинка в асфальте, похожая на ветку дерева, вот куча грязного снега у обочины, вот — зеленая пивная банка…
Я проклята. И ничего с этим не поделаешь, сколько бы я ни старалась измениться, результат получается один. Есть ли смысл сопротивляться, если я все равно приношу лишь смерть и горе?…
— Ты меняешь этот мир, разъедаешь его, как ржавчина, — послышался в ушах знакомый вкрадчивый голос.
Тьма, как всегда, нашла подходящее время, чтобы пообщаться со мной.
— Почему, почему так происходит?!
— Потому, что ты — ворота. Потому, что ты слишком яркая для этого мира. Это твоя судьба. Не сопротивляйся ей. Чем сильнее твое сопротивление — тем больше жертв. Неужели ты этого хочешь?
Я бежала по пустым улицам черно‑белого города, одна во всей вселенной.
— Зачем ты меня мучаешь? Чего ты хочешь?! — закричала я, остановившись в центре перекрестка и запрокинув голову к угольно‑черному беззвездному небу.
— Я хочу помочь тебе, — шепнула тьма, заглядывая мне в глаза. — Ты — последняя из своего рода. В тебе — сила многих и многих поколений. Это опасный дар. Он слишком тяжел для человека, даже для того, кем ты теперь стала.
На этот раз она говорила вполне разумно. Она больше не предлагала мне власть и силу. Напротив, давала шанс снять с плеч тяжкое бремя… Но разве могу я поверить ей? Разве могу я поверить хоть кому‑либо… Разве только Артуру…
— Артур?! — тьма, прекрасно слышавшая все мои мысли, презрительно рассмеялась. — Ты же знаешь: вы с ним из разных кланов. Он слишком предан своему Дому. Он не сможет быть рядом с тобой, вы только измучаетесь оба. К тому же ты знаешь, кому из вас придется расплачиваться за ваше чувство. И это будешь вовсе не ты. Ты уцелеешь. Твоя сила и твое проклятие защитит тебя, но вот он…