Один день тьмы - Екатерина Неволина 21 стр.

Она умоляюще смотрела на него.

Ловчий расхохотался.

— И ты пришла спасать меня? Ты?! Разве я давал тебе право меня спасать? Ты — моя собака, и помни свое место!

— Я помню, — Виола униженно склонила голову. — Я лягу у твоих ног и сделаю все, что ты скажешь. Но, пожалуйста, опомнись! Не дай ей погубить себя! Разве ты не видишь, что она губит все, к чему прикасается! Она хуже ядовитой змеи! А ты спас меня… там, в поезде, помнишь…

Девушка протянула к Ловчему руку, но тот грубо оттолкнул ее.

— Убирайся отсюда, это не твое дело! — досадливо сказал он. — И передай Королеве: пусть готовится. Мы присоединимся к ней. Время пришло.

Скрип карандаша по шершавой бумаге… Медленно, до безнадежности бесконечно. Шорох падающего на пол листа — и снова только монотонный скрип… Целые сутки, до последней секунды наполненные этим скрипом.

Ловчий знал лишь один способ избавиться от этого. Так себе способ, однако лучшего у него не было.

Итальянец ждал. Господь велел ему набраться терпения, и он подчинялся своему Господу.

Он не имел права на ошибку, зная, как коварно зло. У сатаны есть множество способов смущать людские души. Его собственная жизнь была посвящена уничтожению тех, у кого и вовсе не имелось души. Он называл их куклами сатаны и ради того, чтобы очистить мир от этой скверны, даже был вынужден иногда общаться с теми заблудшими душами, что отвернулись от Господа и предались лжи и магии. Его заботило только служение, и он знал, что Бог направит его ровно в нужный час в нужное место, как бывало уже не раз.

А поэтому вновь и вновь перечитывал знакомые строки Библии.

Придет ли время, когда зло будет полностью искоренено, а землю унаследуют праведники?… Работы предстояло еще очень много: покончить с куклами сатаны, а затем заняться остальными грешниками. Скорее всего, до светлых времен наступления рая на земле он не доживет, но хотя бы будет знать, что всю свою жизнь посвятил этой великой цели.

— Итак, сын мой, я счастлив, что мои дети успели вовремя.

Старейшина говорил так, словно ничего не произошло. Отец всегда предпочитал сохранять хорошую мину, сколь дурна ни была бы игра. Артур, уже оправившийся после страшной раны, стоял перед ним, не отводя глаз. Им не нужно было слов. Они прекрасно понимали друг друга с полувзгляда. Ни один из них не был готов простить другого, но оба были пока слишком нужны друг другу. Больше всего молодому вампиру хотелось взять Отца за шкирку и, хорошенько встряхнув его, спросить, осталось ли в том хоть капелька человеческого или он даже в своей прошлой жизни не знал, что такое любовь, сострадание, совесть. Но, увы, позволить себе этого он не мог. Ставка слишком высока. Спектакль должен идти своим ходом.

Артур опустился на одно колено и коснулся лбом массивного перстня на высохшей руке старейшины, с отвращением играя отведенную роль:

— Благодарю, Отец мой.

— Жаль, что ты опоздал и девчонка успела совершить непоправимое. Мы все глубоко опечалены тем, что произошло с нашим дорогим гостем. — В провалах глаз старейшины не отражалось никаких чувств, но если бы можно было вообразить себе какое‑то из них, это была бы насмешка.

— Она чрезвычайно сильна, Отец. Если бы не ваши дети, я не мог бы больше служить вам и своему роду.

Артуру хотелось закрыть лицо руками от стыда — каждое его слово было насквозь пропитано ложью. Однако он говорил именно то, что следовало. От этого зависела отнюдь не его жизнь.

— Встань, сын мой. Я выслушал тебя. Есть ли у тебя какая‑нибудь просьба?

Негромкий голос старейшины был слышен во всех уголках приемного зала, теряясь где‑то между бархатных драпировок стен. Сегодня в зале собрались не только его дети — среди них, особняком от них, стояла группа тех, кто прибыл из Лондона вместе с прославленным рыцарем, личным ставленником патриарха. Речь о том, что пора проинспектировать, как идут дела Московского Дома, под влиянием последних горестных событий сама собой сошла на нет. Посланцы Английского Дома стояли, почтительно склонив головы. Но Артур ни секунды не сомневался: они слушают, они внимают, подмечая самые мелкие детали.

— Да, Отец, у меня есть одна просьба, — Артур спиной ощущал исподволь направленные на него взгляды — цепкие, пытающиеся прощупать, но не беспокоился: пока что власти старейшины хватает для того, чтобы свободно действовать на своей собственной территории. — Молю вас, позвольте отправиться за девчонкой, — продолжил Артур, не поднимая головы.

— Ты понимаешь, сын мой, что в этом случае действуешь на собственный страх и риск?

Старейшина хотел уже сейчас отмежеваться от своего непокорного и опасного сына и обеспечить себе оправдание. На всякий случай.

— Да, Отец.

— Хорошо. Пусть будет так.

Артур снова припал к перстню.

— Она убила тебя. Помни об этом! — Губы старейшины едва заметно дрогнули, произнося эти слова.

Артур поднял голову и, прежде чем пятиться назад, согласно ритуалу, взглянул отцу в лицо. Темно‑вишневые глаза молодого вампира были спокойны и безмятежны.

— Я принял решение, — произнес он одними губами, забыв добавить положенное по церемониалу слово «отец».

Покинув приемный зал, Артур отправился в «Элис».

Мир стремительно менялся, и даже знакомое кафе вдруг стало не таким, как прежде. Едва ступив на порог, Артур всем сердцем почувствовал эти изменения.

— Я уезжаю, — спокойно сказал Януш, ставя перед Артуром бокал с фирменным коктейлем. — Здесь мне больше нельзя оставаться. Я и тебе посоветовал бы уехать немедленно, однако знаю, что ты не послушаешься доброго совета.

— Не послушаюсь, — подтвердил Артур, проводя пальцем по краю бокала. — Объясни мне, что случилось.

Януш устало опустился на скамейку напротив него.

— Мир меняется. Тьма активизировалась, найдя подходящий для себя объект. Девочка… Полина — очень мощный проводник. Если тьма подчинит ее полностью, в мире воцарится хаос. Неужели после того, что произошло, ты еще надеешься отвратить Полину от тьмы и спасти ее?

— Я в это верю, — ответил Артур тихо.

Януш помолчал.

— Хорошо, — наконец, сказал он, — на это сейчас единственная наша надежда. И, если тебе все‑таки удастся это, уезжай из Москвы. Немедленно. Старейшина Московского Дома еще сильнее накалил обстановку. Нет, не возражай, я знаю, что он через тебя устранил Меч патриарха, стремясь сохранить свой статус и суверенитет своего дома. Теперь все дело в Полине. Если старейшина найдет и нейтрализует ее — патриарх простит его, ведь победителей не судят. Он никогда не отпустит ее. Тебе тоже нужно опасаться: никому не нужен такой опасный свидетель. Вы оба слишком опасны и слишком непредсказуемы, особенно теперь.

— Спасибо, я знаю, — Артур залпом допил свой напиток и поднялся, собираясь уйти. — Хорошей дороги, Януш, куда бы она ни лежала.

— Погоди, — остановил его бармен. — Помнишь, ты просил меня кое о чем. Так вот, мне удалось достать адрес. Пусть это будет моим прощальным подарком.

Артур взял из его руки сложенный вчетверо листочек бумаги. Всего три коротких строчки. Тот мост, что соединит его с прошлым.

— Ты сделал для меня так много, как никто другой. Я твой вечный должник, — сказал он, серьезно глядя в глаза бармену.

— Не надо, — тот устало махнул рукой. — Отыщи Полину и увези ее из Москвы. Спрячьтесь где‑нибудь на краю света так, чтобы вас никто не нашел, — и тогда мы с тобой будем в расчете.

За дверью лежала ночь. Сам воздух был пропитан нетерпеливым ожиданием, и блеклые пятна фонарей казались сверкающими глазами многоглазого любопытного чудовища.

Все должно решиться уже скоро. Времени больше не осталось.

Глава 4

Время обернулось вокруг меня тугой серебряной змеей, связав меня по рукам и ногам, заворожив холодным блеском своих чешуек. Я смотрела на себя словно со стороны, из далекого далека. Я уже ушла слишком далеко, чтобы самой разорвать этот круг, и так бы блуждала где‑то на границе мироздания, если бы не Ловчий.

Он встряхнул меня и заставил подняться из‑за стола.

— Пойдем, — сказал он, — пришла пора присоединиться к Королеве. Ты сможешь изменить этот мир, выпустить его застоявшуюся дурную кровь.

Я посмотрела на него. Во мне снова начинали пробуждаться чувства. Первым подняло голову любопытство.

— Ты всегда будешь меня спасать? — поинтересовалась я. — Даже если я этого не захочу?

Ловчий не ответил. Он никогда не отвечал на провокационные вопросы.

— Кем ты был, как тебя зовут и кто такая Нина? — спросила я. Имя «Нина» я в последнее время слышала почти физически. Оно словно бы висело между нами в напряженном густом воздухе.

— Кем ты был, как тебя зовут и кто такая Нина? — спросила я. Имя «Нина» я в последнее время слышала почти физически. Оно словно бы висело между нами в напряженном густом воздухе.

Я сказала почти наугад, но Ловчий болезненно дернулся и отвернулся.

— Пойдем. У нас мало времени, — произнес он холодно.

Но меня уже было не обмануть, я знала, что с этим именем у него связано что‑то важное… и еще… мне ужасно хотелось узнать его собственное имя. Он отчего‑то упорно не называл его. Возможно, не помнил.

Мы вышли из дома, где пробыли все это время (даже не знаю, сколь длительно оно было), и молча направились к вокзалу. У меня на языке так и вертелся еще один, последний, вопрос. И наконец, я задала его.

— Ты знаешь, что Артур жив?

Сама я поняла это почти сразу. Когда‑то наши сердца были связаны одной ниточкой. Сердце Артура и мое. Затем, поверив в его гибель, я сочла эту связь оборванной и сама отсекла ее от себя. Но теперь, после новой встречи, сердце болело и тянуло. Что это еще, как не натяжение той самой ниточки? Я чувствовала, что Артур выжил, но наша любовь смертельно заболела. Нить вот‑вот может порваться и тогда… Ромео и Джульетты из нас не получилось. Как говорится, не судьба.

Ну что же, нужно идти дальше.

— Да, знаю. Его забрали слуги его создателя, — сказал Ловчий, когда я уже перестала ждать ответа.

Королева не теряла времени даром. Ее войска были собраны. Вся Москва была взята в невидимое пока что кольцо, готовое сжаться по мановению ее руки.

«Это твой час, — шептала мне тьма, соблазняя силой и властью. — Он будет твой. Артур будет лежать у твоих ног. Он отвернется от своих и поклонится тебе! Ты можешь заставить его сделать это».

Теперь я лучше понимала то, что должно произойти. Все это — очередная игрушка тьмы, и мы — и я, и Королева — пешки в ее руках. Мы обе нужны ей для розыгрыша готовящейся партии, а потом она столкнет нас с доски. Или оставит. Все зависит от того, как пойдет дело. А еще мне было жаль Королеву. Долгое время она оставалась единственной фавориткой, и вот — только поглядите — выскочка, девчонка, инициированная буквально вчера.

В лагере диких на меня смотрели настороженно. Меня боялись, и я оставалась для них чужой, после ссоры с Королевой и моего ухода ситуация еще усугубилась. Королева вышла ко мне лишь однажды. В сторону Ловчего она даже не посмотрела, но я почувствовала ее ненависть и досаду. Я умудрилась отнять у нее не одну, а сразу две любви. Не многовато ли для сопливой девчонки?…

— Завтра ночью у людей будет праздник. Это подходящее время для начала нашего выступления, — объявила Королева. — Мы, — она едва взглянула на меня, — отправимся к ТЕМ и разгромим их Дом. Они не должны увидеть рассвет.

Я кивнула. Задание было вполне понятно.

Сегодня Королева снова была в белом. В белом и алом. Она по‑своему готовилась к битве, хотя, по‑моему, с успехом могла бы выступать в театре.

— Нас проведут по подземным коммуникациям, — продолжила она. — Твоя цель — нейтрализовать их ментальный удар. Мы должны ворваться в Дом и уничтожить тех, кто сидит там. Если встретишь своего мальчишку, убей.

— Я уже пыталась сделать это, — мне доставляло удовольствие слышать собственный голос, полный покоя и безразличия. Сколь мало времени ни оставалось, у меня еще была возможность выбора. И вовсе не обязательно, что я сыграю именно так, как хочет госпожа тьма. Королева была ее фавориткой слишком долго, чтобы оставаться свободной, в то время как я смогла убить часть себя и теперь летела, как отпущенный на волю воздушный шарик. Я была тем числом «икс», что проставляется в задачке на месте неизвестной величины, только вычислить меня вовсе не просто.

Он чувствовал, что не должен покидать Москву в это время, но ничего не мог с собой поделать: один раз он уже не успел. Он оставил мать совсем одну, думая, что никогда не поздно вернуться за ней и… опоздал, опоздал на целых семнадцать лет. Сейчас или никогда.

Артур гнал машину на пределе скорости. На одном из поворотов «Субару» повело, и он едва уклонился от встречного столкновения с огромной фурой. Раздумывать было некогда. Педаль до отказа — и только вперед. Нужно еще вернуться в Москву. До того, как произойдет нечто непоправимое.

Примерно на середине дороги сзади послышался рев милицейской сирены. Ему что‑то кричали в громкоговоритель, однако он не стал слушать. Уже почти на подъездах к нужному месту дорога оказалась заблокирована несколькими грузовиками и автомобилями. Выявить слабое звено в этой цепи оказалось делом секунды. Артур направил машину так, чтобы не причинить вред людям, и, ударив по касательной в крыло чьей‑то «Лады», вытолкнул ее в кювет и пронесся дальше. Весь перед его собственной машины был основательно разбит. Артуру стало жалко храбрую красную машину, однако ничего не поделаешь. Вырвавшись из окружения, он оставил ее на обочине и продолжил путь бегом. Теперь севшие на хвост гаишники окончательно потеряли его.

Он добрался до небольшого Подмосковного санатория уже в сумерках и долго смотрел на желтевшие приветливыми огнями окна, стоя среди голых деревьев у входа в главный корпус. Его мать была за этими стенами. Он не видел ее целых семнадцать лет. Сейчас, когда оставалось сделать один‑единственный шаг, Артуру стало страшно. Он не боялся тогда, когда бросился защищать Полину и вступил в сражение с легендарным Мечом патриарха. Он не боялся, бросая вызов старейшине и всему Московскому Дому. Он боялся сейчас, стоя за шаг до встречи с собственным прошлым. Нелегко открыть ту дверь, что уже закрылась за спиной.

На сердце было неспокойно. «Полина, — кольнуло Артура. — Ей угрожает опасность. Я должен находиться рядом». Это решило исход его колебаний, он распахнул скрипучую дверь и вошел в здание.

Его мать была в маленькой комнате на третьем этаже. Она только что сменилась с дежурства и сидела перед телевизором, все еще одетая в белый фартук горничной. Ее лицо, когда она обернулась на стук, ничего не выражало. Бледная, словно засушенная кожа, спокойные глаза, в которых не промелькнула ни единая искра узнавания.

— Добрый вечер, — произнесла она ровным безжизненным голосом, — слушаю вас.

Артур застыл на пороге, не в силах произнести ни единого слова.

— У вас какие‑либо жалобы? Пожалуйста, обратитесь к дежурному администратору.

— Мама…

Она по‑прежнему смотрела на него, не узнавая.

— Мама! Неужели ты совсем не помнишь?…

Она с минуту непонимающе молчала, а потом сухие губы сложились в натянутую улыбку.

— Одну секундочку, я сейчас. — Она отступила в ванную. Артур услышал шум льющейся воды и через него такой знакомый и вместе с тем чужой голос: «Он пришел. Он здесь, поспешите».

Дверь, ведущая в прошлое, окончательно захлопнулась. Уютный мир его детства навсегда остался за спиной. Артур опустил голову, чувствуя в ушах чудовищный грохот. Он был безумцем, считая, что все еще возможно исправить. Есть вещи, которые не изменить уже никогда.

У него не было родителей. Ни отца, ни матери.

— Пожалуйста, присядьте. Что‑нибудь хотите? У меня есть специальный коктейль для вас. Вон там, в холодильнике.

Оказывается, вода уже перестала литься, и чужая женщина с таким знакомым лицом вернулась в комнату. Ее холодные глаза казались похожи на две космических дыры.

— Простите, я ошибся. Перепутал комнаты, — сказал Артур, отворачиваясь к двери.

— Постойте!.. Сын?… Артур?…

В ее голосе по‑прежнему была пустота. Великое ничто.

Артур, не слушая ее, вышел и быстро направился прочь. Он потерял время абсолютно зря. Главное, чтобы эта ошибка не оказалась роковой.

Последние часы перед выступлением я провела на холме, глядя в заснеженную даль и сжимая в руке серебряную звездочку. Если бы я умела молиться, я бы молилась. Я не знала, какое решение будет правильным. Меня не учили выбирать между злом и злом.

В книгах часто бывает понятно, что хорошо, а что плохо. Черное и белое лежат на разных полюсах, разделенные жирной чертой. В жизни все не так. Помню, я прочитала где‑то, что белый медведь на самом деле черный, просто свет на его шкуре преломляется таким удивительным образом, что она кажется белоснежной. Вот это уже больше похоже на жизненную правду.

У меня вообще полным‑полно вопросов. Например, нужна ли эта война, которую жаждет Королева. Война — это всегда кровь и смерть. Но, с другой стороны, девушка в черном считала, что она изменит наш мир. Тот, который полон страха и боли, где есть бездомные животные и брошенные люди. Тот, в котором существуют Дома, страшные обитатели которых властны не только над телом, но и над разумом. Здесь забывают и предают, прощаются, но не прощают. Нужен ли он, такой мир?