Час настал, и я решительно сдергиваю покрывало.
На камне лежит девушка. Я отлично вижу испуганные, умоляюще глядящие глаза, полуоткрытый беспомощный рот, разметавшиеся по камню волосы… Я знаю ее… Это я.
Черный нож начинает нетерпеливо пульсировать, настойчиво бьется в ладонь: «Час настал, час настал!» Странно, он кажется мне и горячим, и холодным одновременно.
Я заношу руку для удара. Время пришло, и жертва должна быть принесена…
— Нет! — кричу я и бросаю нож под ноги так, что он разбивается на тысячу острых черных осколков. — Я не хочу в это играть! Мне надоели все ваши игры! Понимаете, надоели!
Я не жду ответа, но получаю его.
— Это не игра, Полина, — звучит в голове чей‑то голос.
Бледный глаз луны наклоняется над лесом, и я вижу, что он с любопытством наблюдает за мной.
— Приди ко мне! Я дам тебе силы, я дам тебе власть! — вкрадчиво шепчет мне голос.
Ночь нежно набрасывает мне на плечи плащ, сотканный из мрака, и я вдруг понимаю, что это она разговаривает со мной. Странно, раньше у меня уже были такие сны, но, познакомившись с Королевой диких, я подумала, что это ее рук дело… а тут…
— Кто ты? — спрашиваю я, оглядываясь. Теперь вокруг меня только лес. И камень, и жертва — все исчезло.
— Ты знаешь, — следует ответ.
— Ты тоже хочешь использовать меня! Тебе тоже требуется моя древняя кровь и моя сила?! Что тебе нужно от меня?
Тишина, но я чувствую, что ночь смеется мне в лицо, видимо, ее позабавило мое предположение.
— Мне ничего не нужно от тебя. Я не беру, я даю. То, что положено тебе по праву рождения. По праву ночи, — отвечает мне бесплотный голос, и тьма накрывает меня с головой.
Артур, ход № 4
— Итак, ей снова удалось убежать.
С тех пор как любовь к Отцу больше не переполняла сердце Артура, изменился даже голос старейшины, или молодой вампир просто стал воспринимать его иначе. Теперь голос был похож на шелест песка в пустыне или скрип несмазанных дверных петель — тихий, шелестящий, пугающий… Отец восседал в своем любимом кресле, положив на подлокотники иссохшие руки с желтовато‑белой кожей. Он не спрашивал, он просто констатировал факт, но от его спокойных ровных интонаций по комнате словно пролетел сквозняк.
Артур знал, что сейчас находится всего лишь за полшага от смерти. Их постигла неудача. Логово диких разгромить удалось, но Полины там не было. Она ушла, скрылась через какой‑то тайный ход. Артур почувствовал, что ее нет на заброшенном заводе, когда операция по захвату еще была в самом разгаре. Трещали выстрелы, гулко бахали взрывы гранат, то там, то здесь наружу вырывался огонь, принимаясь жадным языком лизать серые стены… Но Артур уже не участвовал в битве. Он сел на валявшийся во дворе бетонный блок и просидел там до того времени, когда за ним пришли от старейшины.
Он знал их всех. Некогда они принадлежали к одному Дому, и в глазах их горела одна вера, одна преданность — преданность Отцу. Теперь все изменилось. Бывшие братья стали для Артура чужими. Они смотрели на него с ненавистью и презрением — как на отступника, как на злодея, и он даже мог их понять.
— Пойдем, мы отведем тебя к Отцу, — сказали Артуру, в то же время настороженно готовясь дать отпор, если ему вдруг вздумается вступить с ними в схватку.
Но Артур только усмехнулся и, поднявшись, позволил отвести себя к старейшине. Нет, он вовсе не боялся окончательно умереть. Он просто не мог себе этого позволить. Только не сейчас, когда ему нужно заботиться сразу о двоих — о Полине и о матери. В его нежизни вдруг появился смысл. Правда, отыскать мать будет непросто, поэтому главное для него сейчас — Полина.
Артур прямо взглянул в глаза Отцу, на что решались немногие члены Дома.
— Без меня вам будет трудно ее обнаружить, — сказал он отчетливо.
Отец молчал. Его лицо, подобное лицу мумии, не выражало никаких эмоций.
— Я все равно от вас никуда не денусь — у вас моя мать, а Полину я чувствую. Связь между нами еще не оборвалась. Не отправляйте никого следить за мной. Если я обнаружу «хвост», то буду вынужден принять меры. Я сам приду к вам, когда выясню, где она теперь находится.
Отец кивнул, едва заметно склонив голову, и Артур почувствовал, что выиграл. Хотя бы эту маленькую битву, но где уж тут загадывать надолго: дожить бы до завтрашней ночи. А там старейшина наверняка не захочет отпускать их. Возможно, он еще надеется привлечь на свою сторону Полину, ведь удалось же ему сладить с Лиз, которая тоже изначально принадлежала к диким… Нет, все это — заботы завтрашней ночи.
А сегодня, идя по затихшим коридорам Дома, Артур чувствовал себя победителем. Другие вампиры сторонились его. Петр, управляющий Домом, испуганно отступил и отвел глаза, когда Артур шагнул ему навстречу.
— Моя мать сейчас в Доме? — спросил его Артур.
— Я… я не знаю, о чем ты, — Петр теребил свой пояс, на котором лениво позвякивали ключи, не решаясь поднять взгляд на молодого вампира.
— О своей матери. Ты знаешь все, что творится в доме, поэтому просто ответь, здесь ли она.
— Я не имею права… — Петр, пятясь, отступил еще на шаг, но Артур снова шагнул к нему. — Она… Здесь ее нет.
Артур чувствовал, что управляющий его по‑настоящему боится. Ну что же, в положении изгоя тоже были свои плюсы.
— Ты знаешь, где она?
— Откуда? Я всего лишь управляющий, — еще шаг, и Петр уперся бы в стену.
— Да, я понял. Я возьму машину?
— Любую из свободных, — произнес Петр.
— Спасибо тебе.
Артур чуть было не протянул Петру руку, но вовремя вспомнил, что сейчас этот жест не будет воспринят хорошо. Поэтому он улыбнулся и направился к выходу.
— На твоем месте я искал бы пропавшую женщину среди слуг, — тихо сказал ему вслед Петр.
Артур задумчиво кивнул: это было логично. Среди слуг, работающих на Дом, были люди. Артур никогда не обращал на них особого внимания — они преданно служили Дому, без колебаний выполняя все приказания и при необходимости легко были готовы вскрыть себе вены и отдать ради хозяев свою жалкую жизнь. Одни из слуг выполняли грязную работу — убирали, мыли посуду, шили, другие служили в охране (что давало Дому преимущество в дневное время) или работали шоферами. Все они, как знал Артур, проходили строгий отбор, и на их психику воздействовали так регулярно, что слуги забывали свою прошлую жизнь и постепенно утрачивали собственную личность, становясь скорее собственными отражениями, послушными куклами в руках вампиров. И чем больше срок службы — тем невозможнее возвращение к прежнему. Если мать Артура действительно среди слуг, за семнадцать лет от нее должна была остаться одна оболочка. Но так ли это? Стоит ли искать ее, чтобы потом испытать боль и разочарование?
Стоит, в любом случае стоит, пока остается хотя бы самый слабый лучик надежды.
В многоуровневом гараже, словно на параде, выстроились ряды блестящих машин. От огромных джипов до крохотных резвых спортивных кабриолетов. «Роллс‑Ройсы», «Лексусы», «Ягуары» всевозможных мастей и окрасок. Самая старая из них — «Кадиллак» начала ХХ столетия — принадлежала старейшине. Это была его любимая машина, похожая скорее на безлошадную карету, чем на современное транспортное средство. Правда, подчиняясь требованиям времени, мотор на старом «Кадиллаке» давным‑давно перебрали, и, бывало, на ночных выездах экипаж старейшины производил на дорогах фурор. Рядом с «Кадиллаком» стоял более скромный черный джип с тонированными стеклами. В нем Отца возили в неурочное время.
Пройдя через строй всех этих парадных машин, словно выставленных на ярмарку человеческого тщеславия, Артур отыскал скромную «Субару Импреза». Эта не слишком большая машина имела вполне мощный двигатель и казалась ему наиболее соответствующей его целям.
Артур сел за руль, включил зажигание и выехал из гаража. Перед воротами его продержали минут пять. Очевидно, охранник получал разрешение на его выезд в вышестоящей инстанции. Но вот, с жалобным металлическим скрипом, створки разошлись в стороны, путь был свободен.
Артур до предела выжал педаль газа, и машина, словно застоявшись в гараже, резво рванула с места. В приспущенном окне победно трубил ветер. Ярко‑красная «Субару» с каждым пройденным километром все дальше оставляла за собой старинный особняк в глухом Арбатском переулке и все то, что когда‑то составляло жизнь Артура.
Глава 7
Молочно‑белая гладь была неподвижна. Я осторожно погрузила руку в воду и стала смотреть на разбегающиеся под пальцами круги. Списать все, что я видела, на бред было бы слишком легко. Но кто и с какой целью разговаривал со мной в этом странном видении? Я научилась с опаской относиться к тому, что предлагают мне даром, со словами: «Возьми, девочка, и будь счастлива». Это означает лишь то, что потом мне предъявят такой счет, который я вряд ли смогу оплатить.
Может быть, это Королева проверяет мою лояльность? Нет, тут что‑то другое. А я уже почти поверила в то, что дележ моей души благополучно завершен. Так нет же — нашлись новые соискатели. Маги? Я вспомнила совет, на котором присутствовала, и усомнилась в том, что разные школы могли договориться о чем‑то. Хугин? Какой‑то маг‑одиночка? Все эти предположения не следовало сбрасывать со счетов, однако пока ни одна из версий не казалась мне удовлетворительной.
Вокруг было тихо, и только капала сочащаяся из стен вода. Монотонно и усыпляюще однообразно.
Я провела мокрой ладонью по лицу. Умом я понимала, что вода в пещере должна быть холодной, просто ледяной, однако тело уже не чувствовало это. Артур говорил, что вампиры постепенно забывают вкусы и ощущения. Неужели со мной это происходит так быстро? Что же мне делать без привычных ориентиров? Сейчас они были потеряны и во внешней, и во внутренней жизни. Так же как я не ощущала температуру воды, я не ощущала границы, за которыми заканчивалась реальность. Такое ощущение, будто я — мячик, которым игроки ловко перебрасываются на поле. Но сдаваться я вовсе не собиралась. В детстве я читала притчу про двух лягушек, которые свалились в кувшин с молоком. Одна сразу же смирилась со своей печальной участью, пошла ко дну и захлебнулась, а вторая держалась на плаву, пока все молоко в кувшине не оказалось сбито движением ее лапок в масло, и тогда выпрыгнула наружу. Я теперь точь‑в‑точь как та лягушка. Под моими ногами — пустота. Вот и остается двигать лапками.
Пришедшее на ум сравнение развеселило меня, и я даже рассмеялась. Мой смех дико прозвучал в абсолютной тишине пещеры.
Еще раз взглянув на неподвижную поверхность пещерного озерца и убедившись, что ничего мистического в нем нет, я двинулась обратно по узкому, как труба, проходу.
Этот разговор я услышала неожиданно. Пористые стены пещеры отлично глушили все звуки, поэтому до последнего момента я не догадывалась, что в гроте кто‑то есть.
— Пожалуйста, не прогоняй меня…
Я едва узнала голос Виолы — просительные интонации совершенно ей не свойственны. Замерев, я прижалась к стене. Разумеется, меня учили, что подслушивать — нехорошо, но если уж плюешь на правила, то лучше — на все скопом.
— Ты сломал всю мою жизнь, — продолжила она, не дождавшись ответа от невидимого мне собеседника. — Но я не жалуюсь, — поспешно добавила Виола, — я уже почти привыкла. И я хочу быть полезной. Ты же говорил, что тебе нужна собака. Хочешь, я буду приносить тебе дичь в зубах? Хочешь? Только скажи!
Боже мой! Она и вправду унижается! Посмотрели бы сейчас на нее наши одноклассники!
— Пожалуйста, позволь мне просто быть рядом!
Где‑то я уже видела подобную сцену, только в более мягком варианте. А! Ну конечно, на школьном дворе, когда Виола разговаривала с Артуром. Только тогда она так не унижалась. Говорят же, что история повторяется дважды: в первый раз как трагедия, во второй — как фарс.
Мне не было жаль Виолу, я чувствовала, будто нахожусь в зрительном зале и наблюдаю театральную постановку. Виола, кстати, некогда занималась в театральной студии и всегда имела склонность к пафосным ролям. Интересно, с кем она так?… Неужели…
Что‑то громыхнуло, и Виола взвизгнула.
— Если мне потребуется собака, я тебе свистну. Сам. А пока не путайся под ногами, — спокойно произнес очень знакомый голос.
Ну конечно! Кому еще может потребоваться собака, как ни Ловчему!
Я осторожно из‑за угла заглянула в грот. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как Ловчий отшвырнул от себя Виолу с такой силой, что она отлетела в угол пещеры, и, не оглянувшись, ушел прочь.
Виола тихо и надрывно взвыла и с силой ударила кулаком об пол. В ноздри тут же ударил манящий запах крови, и я судорожно сглотнула.
Должно быть, этот звук привлек внимание моей извечной соперницы. Она подняла голову и посмотрела в мою сторону. Я едва‑едва успела спрятаться за выступом стены.
— Кто здесь? — спросила Виола напряженным голосом.
Я поняла, что скрываться незачем. Даже к лучшему, что она меня почуяла.
Выйдя из своего укрытия, я зааплодировала.
— Великолепно! Какие чувства! Какая экспрессия! Да тут на «Оскара» тянет! — изрекла я с показным восхищением.
Виола молча поднялась с пола. Я чувствовала, что она на взводе. Еще слово — и бросится на меня, однако я испытывала странный подъем. Меня словно несло течением быстрой реки — ни малейшей возможности остановиться.
— Ах, бедняжка! — продолжала я, горестно качая головой. — Вот что значит: не везет в любви! Ты всегда хочешь заполучить себе самых крутых парней, и вот такой облом! Заметим, уже во второй раз!
Виола тихо зарычала и бросилась на меня. Вот дурочка! Ни ума, ни фантазии! Дразнить ее оказалось проще простого.
Я отступила на шаг и создала свою любимую ледяную стену, о которую Виола не замедлила со всех сил приложиться головой.
— Что с тобой? — с деланой участливостью поинтересовалась я. — Совсем ослабела от переживаний? Ноги уже не держат?
На Виолу было страшно смотреть. Ее когда‑то красивое лицо исказилось чудовищной гримасой гнева, на пальцах выросли когти, царапающие каменный пол, так, как будто она собиралась доцарапаться до центра земли.
— Ты еще ответишь за это! Я тебе все припомню! — змеей прошипела моя соперница.
— Развлекаетесь? — прозвенел неожиданно хрустальный голос.
Королева стояла в одном из коридоров, глядя на нас равнодушными зелеными глазами.
— Полина, когда закончишь, зайди ко мне, — сказала она и, не слушая ответа, удалилась.
— Видишь, как оно иногда бывает, — меня, видно, потянуло на педагогические беседы. — Вспомни школу! Теперь мы поменялись местами.
— Ты проклята! Проклята! — кричала Виола, даже не пытаясь подняться с пола.
— Так же, как и ты, — согласилась я. — Мы стоим друг друга, не правда ли? Только одной из нас больше везет. И на этот раз это я.
В самом большом из гротов собралась целая компания диких. Они сидели вокруг костра, видимо, разведенного скорее по еще не утраченной человеческой привычке, чем из необходимости тепла и света. Еще возбужденные недавним боем, они травили друг другу байки. Я тоже остановилась послушать.
— И вот они прут на меня с четырех сторон. Автоматишки на весу, морд совсем из‑под касок не видно, — с удовольствием рассказывал медведеподобный детина со спутанными, словно свалявшаяся шерсть, темно‑каштановыми волосами. — Вот, думаю, маловато на меня послали! Встал и давай их колошматить! Автоматишки их — хрясь! — об одно колено перешибаю…
— А в меня гранатой кинули, — не дожидаясь окончания рассказа, вступил в разговор другой дикий, отличающийся от товарища, на мой взгляд, только черным цветом волос и наличием бороды, — слышу «бабах», аж уши заложило, а потом сверху плита — БАМ! Дом‑то уже хлипенький. Прям по голове шандарахнуло, ну да ничего. Взял я эту плиту, поднатужился и прочь сдвинул. И ведь ничего! — он похлопал себя по лохматой голове, демонстрируя, что ничего ей родимой от столкновения с плитой не сделалось.
— Так тем, у кого башки целиком каменные, им ни кирпичи, ни бетонные плиты не страшны! Как вышибить мозги оттуда, где их отродясь не было?!
Вампиры захохотали, и рассказчик, к моему удивлению, отнюдь не обиженный, присоединился к товарищам, смеясь едва ли не громче всех.
— Да что вы здесь рассказываете, — вмешался в беседу третий, — московские — сосунки и шушера! Я их всех одной левой!
Он потряс левой рукой с бугрящейся мускулатурой, и я увидела, что вместо правой у вампира короткий обрубок. Должно быть, он потерял руку в одном из сражений.
Присмотревшись к диким, я заметила, что среди них не слишком часто, но встречаются инвалиды. У кого‑то не хватало руки, у кого‑то глаза, однако это вовсе не служило поводом для особенного отношения к раненому герою. Все были на равных. Если сможешь обходиться одной рукой, побеждать в бою и добывать себе пищу — живи, кто ж тебе мешает, не сможешь — погибнешь, а на твое место в стае придет сильный и здоровый новичок. Выживает сильнейший. Кстати, руки, глаза и прочие части тела у вампиров не регенерировали. В случае получения травмы рана быстро закрывалась — организм вампира бережно относится к крови и старается не допустить ее потери в больших количествах, но это являлось почти единственным преимуществом вампира перед человеком. Другим было полное отсутствие шрамов. Это немаловажное достоинство, учитывая характер диких. Иначе, думаю, их лица были бы покрыты плотной сеткой всевозможных шрамов и рубцов.
— И вот я разворачиваюсь и… — увлеченно говорил тем временем очередной рассказчик.
Я смотрела на них и удивлялась абсурдности происходящего. Те истории, что рассказывали друг другу дикие, очень походили на обычные байки у костра, да и сами они, освещенные бликами огня, казались людьми. Когда‑то, только узнав о диких, я представляла их ужасными монстрами, а теперь думала иначе. То ли мои представления не соответствовали действительности, то ли изменилась я сама…