Доверительно улыбаясь, Анакс уводила наркозависимого игромана из густонаселенной части уровня. Незаконные терминалы никогда не принимали в залог тела в обмен на ключи небожителей, поэтому сомнений в том, что убив клона, можно убить настоящего игрока, не было. Даже наоборот – возможно, вернув игрока к реальности, они сделают ему великую милость, не позволив увязнуть в зависимости к игровому нейронному наркотику.
Анакс долго рылась в вещмешке, распаляя нетерпение небожительницы, затем выудила пару пилюль и протянула безволосому игровому клону на раскрытой ладони. Женщина задрожала, глаза вспыхнули безумием.
– Можешь принять их здесь, – сказала Анакс, оглядываясь. – Подворотня тихая. Если доплатишь, то обещаю присмотреть за тобой, пока не вернешься из нейронного трипа.
Небожительница подозрительно закусила губу, затем представила, сколько времени займет возвращение в свою квартиру, и спешно закивала, перечислив требуемое количество кредитов на счет Анакс. Проглотив красную пилюлю, небожительница настроила переносной нейронный модулятор, изживший себя в КвазаРазмерности тысячи лет назад, на произвольный набор и нетерпеливо закрыла глаза. Спустя минуту она отключилась.
Арк-Ми вышел из укрытия. Когда-то давно, в детстве, Прай-Ми часто рассказывал о принципе работы нейронных модуляторов, мечтая построить игровую платформу, используя эти старые технологии. Беда модуляторов заключалась в том, что без нейронных наркотиков они работали как примитивные виртуальные игры, канувшие давно в небытие в силу несовершенства и отсутствия веры игрока в реальность. После приема наркотика проблем с восприятием не возникало, но видения не поддавались контролю. Это были сны наяву, от которых невозможно проснуться. Нейронный модулятор служил связующим звеном между участниками трипа. Обычно люди объединялись в группы, с головой окунаясь в сплав совместных снов, фантазий, восприятий реальности.
Пик использования модуляторов и нейронных наркотиков пришелся на период затяжной Третьей мировой войны, которая длилась так долго, что люди забыли о том, какой была жизнь в мирные дни. Поколение за поколением изоляция в закрытых гигантских комплексах, построенных в океанах, плюс застой и бесконечные проповеди о конце света собирали возле нейронных модуляторов все больше людей, уставших от мрачной, безрадостной реальности. Планета умирала, война стала нормой. На плечах висел груз лишений: нехватка необходимой для нормального функционирования общества энергии, перебои с обеспечением жителей синтетическими продуктами питания, бесконечные стычки внутри комплексов между представителями разных социальных и этнических групп…
– Брат говорит, что нейронные модуляторы служили официальным досугом у колонистов во времена, когда человечество пыталось покорить космос, – сказал Арк-Ми, наблюдая за трипующей небожительницей.
– К черту твоего брата! – отмахнулась Анакс. – Помоги лучше сломать этой наркоманке что-нибудь и вызвать медицинского помощника. Системе наплевать, за что платит игрок. Я оплачу нейронный корсет, и так мы доставим игрового клона твоему брату. В противном случае нас остановит первый патруль силовиков…
Анакс уложила небожительницу на спину и велела Арк-Ми держать руку женщины.
– Главное – не применять официальное оружие, иначе система сообщит о происшествии силовикам, – бормотала Анакс, примеряясь, как лучше нанести удар.
Арк-Ми отвернулся. Хрустнули сломанные кости. Трипующая женщина не очнулась, лишь тихо застонала, но почти сразу успокоилась. Анакс активировала модуль легенды. Медицинский помощник оценил повреждения небожительницы и сообщил о цене лечения. Анакс выругалась, увидев суммы за лечение, сильно завышенные в районах Рая, но вместо того, чтобы отказаться, оплатила необязательную транспортировку пострадавшего. Медицинский помощник сообщил о том, что сломанные кости будут восстановлены в течение получаса, но в ближайшие дни следует избегать нагрузок.
Нейронный корсет окутал тело небожительницы. Анакс взяла модулятор, надеясь, что трип не прервется в дороге, и женщина, придя в сознание, не поднимет крик. Прохожие, признавая в Анакс представителя банды «Двухголовых драконов», смущенно отводили взгляд.
– Чертов нейронный корсет сжирает кредиты быстрее, чем самая дорогая аптечка на средних уровнях, – ворчала Анакс, наблюдая, как истощается ее счет. – Боюсь даже представить, какие цены на самых высоких уровнях.
– Главное, чтобы корсет работал исправно, – сказал Арк-Ми, вспоминая силовиков, с которыми они разминулись пару минут назад.
Анакс заверила, что во время бунтов ни один из игроков не может быть объявлен в розыск, но после встречи с боевыми синергиками Арк-Ми ждал любых неприятностей.
Глава седьмая
Воздух в мастерской был горячим, неподвижным, вязким. Ариша не чувствовала боли, но морщилась, наблюдая, как старый инженер по имени Джорл интегрирует в онемевшую руку старый нейронный модуль невидимости. Родители Саломеи хотели присутствовать на операции лично, чтобы поддержать внучку, но Лафин настоял на том, чтобы они остались в его квартире, продолжая готовиться к предстоящей экспедиции.
– Кто такой Малик? – спросила девочка старого инженера Размерности.
– Малик? – Джорл покосился на Лафина.
Седовласый друг едва заметно кивнул, подтверждая, что девочка говорит именно о призрачном лидере террористической организации «Мункара и Накира».
– Родители моей мамы боятся Малика, – сказала Ариша, продолжая наблюдать за работой Джорла.
Процедура интеграции была старой, с использованием в её базе механических инструментов вместо нейронных. Чтобы провести операцию, Джорл отключил защитную медицинскую программу Ариши, блокировав связь с основной сетью. В противном случае нейронный доктор счел бы интегрируемый модуль инородным телом, активировав процесс отторжения. Да и подключение к системам основного жидкого чипа оказалось бы невозможным.
Лафин наблюдал за работой друга и думал, что Джорл выбрал странный путь – в то время как человечество давно стало частью нейронных сетей, не представляя другого существования, Джорл увлекся старыми технологиями. Взять хотя бы его прерыватели, из-за которых он потерял работу в Иерархии, – система, способная взломать общепринятое нейронное восприятие. Лафин вспомнил доклад Джорла на заседании клириков, когда рассматривались перспективы прерывателей.
– Мы приучили людей к обману. Убедили в непогрешимости системы, заставив слепо верить своим глазам. Люди не чувствуют разницы между реальностью и нейронными образами… – дальше Джорл говорил, что прерывателями смогут пользоваться хранители в качестве оружия в борьбе с адептами «Мункара и Накира», а при дополнительном финансировании существует возможность интегрировать изобретение в разработки резонансных инженеров, расширив вооружение хранителей в Квазаре…
Может быть, перспективы у прерывателей и были, но клирики приняли решение завернуть проект, выслушав вступительную речь Джорла. Все остальное было формальностью…
– А ты боишься Малика? – спросила Ариша, продолжая сосредоточенно следить, как тонкие иглы устанавливают дополнительный жидкий чип на лучевую кость, чуть ниже проксимального сустава. Небольшая нейронная проекция демонстрировала разворачивавшийся под плотью и кожей процесс, позволяя контролировать несовершенную технологию, используемую тысячи лет назад.
– Боюсь ли я Малика? – Джорл снова бросил короткий взгляд на Лафина. – Скорее, клириков.
– Клириков? – Ариша нахмурилась. – Мой отец служит клирикам. Он – хранитель и хочет забрать меня у матери. Думаешь, мне тоже нужно бояться клириков?
– Тебе? Нет. Дети вообще не должны бояться взрослого мира. Для страхов у них есть свои вымышленные злодеи и чудовища.
– А если ребенок нейропат? – как-то по-взрослому серьезно спросила Ариша. – Отец говорил, что это накладывает на детей особую ответственность.
– А ты сама как думаешь?
– Никак не думаю. Я ведь еще ребенок, верно?
– Верно, – Джорл не смог сдержать улыбки.
Установка жидкого модуля оставила несколько шрамов на детской руке: шесть от хирургических игл и один, вспыхнувший алым ожогом, когда активировался главный блок, фиксируя модуль, делая частью костного скелета.
– Жжется! – бросила Ариша недовольный взгляд на старого ученого.
Джорл спешно увеличил воздействие на нервные окончания. Ариша растерянно уставилась на вздувшуюся обожженную кожу.
– Раньше, чтобы скрыть шрамы, люди наносили на тело татуировки, – сказал Джорл, отвлекая девочку. – Это были трехмерные рисунки, соответствующие установленному модулю, но сейчас благодаря современным нейронным медицинским программам от шрама не остается и следа.
– А если я захочу сделать рисунок? – спросила Ариша. – Или как ты это называл? Та-ту-и-ровка?
– А если я захочу сделать рисунок? – спросила Ариша. – Или как ты это называл? Та-ту-и-ровка?
– Хочешь татуировку? – Джорл, не отрываясь, следил за приборами, уменьшая блокировку нервных окончаний в соответствии с уменьшением причиняемой операцией боли.
– Если ты говоришь, что раньше все так делали, то почему мы должны поступать иначе?
– Потому что раньше так было принято, а сейчас есть хорошие нейронные медицинские программы, к тому же мы не хотим, чтобы кто-то посторонний знал о твоем дополнительном модуле.
Джорл несколько раз проверил интеграцию модуля и только после этого отключил блокировку основной нейронной сети. Медицинские программы активировали проверку повреждений – важный момент: если сейчас инородное тело будет обнаружено, то начнется отторжение. Интеграция не пользовалась спросом, поэтому практики было мало. Жидкий модуль пробовали прятать в кишечнике, в мозгах, зубах… Оптимальной, согласно последним исследованиям, оказалась интеграция измененного жидкого модуля, разделенного для удобства на части, в губчатое костное вещество. Куда сложнее оказалось установить связь с мозгом, который и так был перегружен связью с основным жидким чипом. Джорл бился над решением проблемы последние полтора года, но лучшего решения кроме механической активации придумать не смог.
– Давай, проверь, как работает твой новый чип, – велел старый инженер Арише.
Девочка послушно прикоснулась к месту, где раньше на коже был шрам. Модуль невидимости активировался почти мгновенно, заставив Лафина тревожно вздрогнуть, – Ариша пропала, словно ее и не было.
– Ух ты! – раздался из пустоты радостный голос девочки. – Мои руки стали прозрачными…
Она начала вращаться, изучая новое состояние. Нейронные образы, скрывавшие тело, не успевали за быстрыми движениями, выдавая преломления визуального восприятия.
– Ты должна двигаться как можно меньше, когда активируешь модуль, – сказал Джорл. – Это поможет избежать перегрузок и сбоев.
– Нам нужно, чтобы ты успокоилась и замерла, – велел Лафин.
Ариша проворчала что-то себе под нос и подчинилась. Несколько секунд нейронный образ продолжал сбоить, затем нормализовался.
– Теперь попробуй отключить модуль, – попросил Джорл.
Девочка проявилась из пустоты, продолжая хмуриться из-за того, что ей не дали повеселиться.
– Ты не должна перегружать модуль, – предупредил Джорл. – Если он сгорит, то тебе будет очень больно. К тому же если это случится во время экспедиции, то никто не сможет отремонтировать тебе модуль и, когда вы вернетесь в жилые комплексы, тебя обнаружат. Ты понимаешь, какие последствия будут у тебя и твоих родных, если тебя обнаружат среди членов экспедиции?
Ариша кивнула, но хмуриться не перестала.
– Ты должна контролировать работу модуля, – давал указания Джорл. – Если почувствуешь жжение, значит, система перегружена. Чем больше ты двигаешься, тем больше энергии приходится тратить на создание невидимости.
Джорл попросил девочку снова активировать модуль и долго изучал работу основных систем. Главной проблемой оставалось взаимодействие с нейронными сетями Размерности. Особенно подмена координат охранных сетей. Вторгнуться в чужие системы, подменив основные базисы, намного сложнее, чем обмануть глаза, преломив свет, используя технологию, заброшенную тысячи лет назад.
– Думаю, будет проще использовать прерыватели, установив блокировки для систем проверки, чем интегрировать модуль невидимости в общие нейронные сети, – сдался Джорл после получаса неудачных попыток сделать Аришу невидимой для электронных систем проверки. – Если все сделать правильно, то перераспределенная нагрузка окажется минимальной и прерыватели продержатся достаточно долго.
Следующий час Джорл объяснял старому другу принцип работы прерывателей. Ариша забавлялась с новой игрушкой: активировала модуль невидимости, подкрадывалась ко взрослым и пыталась напугать. Затем заскучала, забралась на старый сбоивший нейронный диван, который с трудом мог удержать длительное время детское тело, и незаметно заснула, забыв деактивировать модуль невидимости.
– Ариша? – занервничал Лафин, решив, что девочка сбежала, пока они обсуждали детали.
Суета и хаотичные поиски заставили Аришу рассмеяться – детский задорный смех, который она сдерживала до последнего. Два старика хотели отчитать ее за шалость, но вместо этого рассмеялись вместе с ней.
– По крайней мере, пользоваться невидимостью она научилась хорошо, – подметил Лафин, когда вечером рассказывал бабушке и дедушке Ариши детали визита к инженеру.
Идола и Орлан слушали молча, изредка осудительно качая головами. Родители Саломеи вообще стали слишком ворчливыми и хмурыми после того, как адепты Малика выжгли им жидкие чипы. Присматриваясь к ним, Лафин думал, что, возможно, все человечество превратилось бы в подобных ворчунов, если бы не было нейронных сетей. Обнаженная реальность пугает и смущает. На протяжении всей истории человечество пыталось прятать реальность. Начиная с набедренных повязок и заканчивая нейронными образами. Наверное, стремление к самообману заложено у людей на генетическом уровне.
Незадолго до официального отбытия экспедиции Лафин встретился со знакомым социологом, и они долго обсуждали, как отразится длительная изоляция от официальных нейронных сетей на членах экспедиции. Выслушав все за и против, социолог пришел к выводу, что ожидать можно всего что угодно.
– Вероятно, они привыкнут и все закончится на начальной стадии дискомфорта, а возможно, лишения окажутся критичными и сознание начнет отторгать новую неприглядную реальность, – сказал социолог.
Вместе с ним Лафин обратился в Институт всемирной иерархии, разработав систему адаптации для членов экспедиции, предполагавшую ежедневные подключения к имитации нейронных сетей Жилых комплексов. Как быть с двумя членами, которые считались коренными жителями Квазара, так и не было решено. Впрочем, продвигая свою идею, Лафин преследовал целью посеять небольшой хаос и дополнительную суету, связанную с установкой нового оборудования в грузовом отсеке, где предстоит находиться Арише во время отбытия.
Девочка выглядела спокойно, принимая перемены с настороженностью, но в то же время и с присущей только детям беззаботностью. Больше всех нервничали Идола и Орлан. Особенно после того, как их вызвали в основной медицинский центр и долго решали, как жидкие модули могли выйти из строя. В конечном счете клирики настояли на частичной интеграции стандартных жидких чипов, предусматривающих медицинский контроль и переработку потребляемой и выделяемой энергии. Процедура была сложной, и медики не гарантировали, что пара ученых сможет покинуть центр до намеченных сроков экспедиции. Ждать, конечно, их никто не собирался, и была вероятность, что если продолжить подготовку, то Ариша отправится в экспедицию одна.
Идола нервничала и хотела отказаться от задуманного. Орлан был более сдержан, но и ему спокойствие давалось с трудом. Плюс сказывалась нервозность от постоянных медицинских процедур, связанных с восстановлением базисных функций выжженных адептами жидких чипов. Несколько раз Лафин порывался встретиться с Веспо и попросить посодействовать, но помощь старого друга и так была неоценимой. Оставалось ждать.
– А если у нас ничего не получится, то можно я оставлю модуль невидимости? – спросила Ариша за день до отправления экспедиции.
Лафин тщетно пытался связаться с родителями Саломеи. Лишь ближе к вечеру, когда он лично прибыл в медицинский центр Иерархии, ему сообщили, что Идола и Орлан покинули реабилитационное отделение. Спустя два часа они прибыли в его дом. Лафин связался с бывшей студенткой и просто хорошим другом по имени Ранет, которая была членом экспедиции, и попросил помощи в установке необходимых для обмана нейронных сетей прерывателей.
– И каким будет наказание, если хранители узнают о том, что я помогла спрятать на мобильной станции постороннего? – спросила Ранет, пытаясь представить, как выглядит девочка, отец которой хочет превратить ее в нейропата.
– Очевидно, порицание, – сказал Лафин. – У тебя ведь не было прежде порицаний?
– Нет.
– Значит, бояться нечего. Я, например, получил свои порицания, когда был младше, чем ты сейчас. Четыре или пять… Сейчас не помню. Но с тех пор прошло почти полсотни лет, и, как видишь, ничего. Ни одного нового порицания…
Лафин поджал губы, чтобы не рассказать о своем давнем друге, с которым некогда получил свои первые порицания. Было это еще во времена приобретения необходимых навыков и знаний, чтобы стать полноценным членом общества. Потом Лафин попал в Институт всемирной иерархии, в отдел анализа и систематизации данных хронографов. Работа рассматривалась как временная, но Лафин привязался, полюбив изучаемые в отделе отголоски прошлого. Они очаровали его, подчинили, не позволив создать семью и вынудив забыть о друзьях. Нет, Лафин никогда не жалел, что выбрал подобный путь, но и забыть, как встретил друга детства, который набрал критические тридцать порицаний, не мог. Друг сам нашел его – пришел и сказал, что скрывается от закона, потому что если хранители доберутся до него, то отправят на перевоспитание в Коррекционный центр. Друг говорил, что если проводить анализ его порицаний, то он получит как минимум десять-пятнадцать лет высылки в Подпространство.