За первую неделю экспедиции он изучил все доступные технические тонкости строения перевалочных баз, пытаясь вычислить интересы Лок-Кли. Голова болела, но приблизиться к решению вопроса не удалось. Оставалось ждать сеанса связи и терпеть нескончаемую болтовню ученых Размерности.
Незадолго до прибытия основные нейронные образы перестроились на вещание окружающей среды, и ученые видели, как приближается пологое, завалившееся на бок строение. Кривизна была не дефектом, а расчетом механических автоматов, решивших, что такой дизайн более приемлем для окружающей среды и особенностей ландшафта. «Какого ландшафта?» – думал Мар-Сен, теряясь и чувствуя дискомфорт от вида уходивших за горизонт ледяных пустынь, а интерактивные программы продолжали представление первой перевалочной базы.
Нейронная защита отключилась, и мобильная станция экспедиции заползла в открывшиеся невысокие ворота, едва не зацепив перекрытия. Ученые засуетились. Мар-Сен неловко подыгрывал им, надеясь, что в суете удастся выгадать время и выйти на связь с представителем Лок-Кли.
– А здесь есть другие люди? – спрашивала Ариша дедушку и бабушку. – А мы сможем отсюда связаться с Лафином и сказать, что у нас все хорошо? Он говорил, что будет переживать за нас…
Вопросы казались бесконечными, и Мар-Сен, узнав в последние дни историю девочки и ее семьи, думал, что никогда не решится обратиться в Репродукционный центр, чтобы стать отцом. Разве что встретится достойная женщина, да и то слишком хлопотно… Мар-Сен услышал смех ученых и глупо засмеялся за компанию. Все смотрели на Аришу, и акеми решил, что причиной смеха стала шутка девочки. Мар-Сен старался держаться в последних рядах ученых. Первые ушли проверить работоспособность базы. Вторые суетились, готовясь покинуть тесное пространство мобильной станции. Мар-Сен выгадал удобный момент, отстал от общей группы и, закрывшись в пустой каюте, вышел на связь с представителем Лок-Кли.
– А я уж подумал, что тебя вычислили и вышвырнули на холод Великого ледника, – сухо сказал Нед.
Мар-Сен не понял, шутка это или нет. После недельного общения с учеными Размерности все вообще казалось каким-то призрачным, подменяющим привычные восприятия. Чужой мир. Чужие шутки.
– У тебя мозги замерзли? – хрипло спросил Нед, отреагировав на озадаченное молчание акеми.
Где-то далеко снова громыхнул смех ученых.
– Что у вас там происходит? – насторожился представитель Лок-Кли.
Мар-Сен качнул головой.
– И что это значит? – скривился Нед. – Я что, похож на нейропата, который может читать мысли?
Мар-Сен снова качнул головой. Нед выругался, нелицеприятно высказавшись обо всех акеми, и начал объяснять, как модифицировать передатчик в поисковую систему резонансных отклонений. Никогда прежде Мар-Сен не слышал о подобных поисковых системах в Размерности. Одно дело – иметь возможность определить резонансные отклонения в трехмерном времени Квазара – это могут быть неофициальные разработки резонансных инженеров, ошибки ежедневных обновлений – с последними Мар-Сен лично сталкивался несколько раз, – но что искать в линейном времени Размерности, где существует всего один резонанс? Есть, конечно, теория, предполагающая возможность путешествий во времени, но все это давно признано архаизмом – фантазией человечества, родившейся во времена, когда Подпространство только изучалось.
Эхо прошлого будоражило умы. Ученые гадали: а есть ли эхо будущего? Одна из теорий предполагала замкнутый круг бытия, согласно которому настоящее стремится в будущее, а будущее замыкает петлю и догоняет Прошлое. Другие ученые рассматривали вариант существования высшей силы, построившей для человечества двухуровневый мир как испытательный лагерь: людям следует родиться в материальном мире, развиться и эволюционировать, перейдя в мир энергии, доказав свою состоятельность и способность к дальнейшему развитию после того, как создатели заберут человечество, явив третий уровень реальности.
Еще одна теория, родившаяся в умах ученых многим позже, когда Подпространство изучили вдоль и поперек, рассматривала двухуровневую реальность сформировавшейся к тому времени КвазаРазмерности, как простейшую систему, обеспечивающую необходимой энергией более сложный механизм жизни, где существуют иные законы и порядки. Изученный мир КвазаРазмерности ограничен существованием двух субстанций: энергия и материя, которые взаимодействуют, высвобождая колоссальное количество энергии, необходимое для функционирования чего-то большего, сложного, непостижимого на данном уровне существования. Согласно этой теории доступная пониманию Вселенная рассматривалась крошечным элементом, «атомом» в гигантском строении многоклеточного дома жизни.
Теория была призрачной и больше напоминала одно из канувших в небытие религиозных учений, где понимание дома жизни приравнивалось к поискам Бога в прошлом. Ученые акеми – алхимики современного мира, – ссылаясь на дом жизни, стали выдвигать теорию о неизбежном вознесении человечества и отказе от материальности, доказывая, что Квазар – это единственно возможный путь развития, предвещая в недалеком будущем рождение новых существ, которые придут на смену нынешнему главенствующему виду на планете. Дети Квазара предполагались как живые существа, сохранившие свойственное людям восприятие реальности, но утратившие неразрывную связь с материальным миром, диктуемую наличием биологических оболочек. Дети Квазара должны были рождаться непосредственно в трехмерном времени Подпространства.
Идея Детей Квазара вспыхнула и угасла, как и большинство алхимических проектов акеми. Впрочем, не избежала этой судьбы и теория дома жизни, теряя популярность от поколения к поколению. Второе дыхание в умирающие проекты вдохнула находка в ремонтных полостях жилого комплекса Galeus longirostris, сделанная инженерами Размерности совместно с акеми и учеными Энрофы – единственный союз непримиримых соперников за всю историю КвазаРазмерности.
Находка была названа «послание прошлого, оставленное потомками далекого будущего». Ходили слухи, что кто-то тысячи лет назад, живший в доквазаровую эпоху, предупреждал мир настоящего о грядущих бедах, о которых он узнал от очевидца. Послание предполагало возможность путешествий во времени и вызвало настоящий переполох в научных кругах, возродив забытые истории о замкнутом круге существования изученной реальности, согласно которому настоящее, оставляя эхо прошлого, стремится в будущее, которое, заканчивая круг, догоняет Прошлое. Только на этот раз понятие круга времени изменили, учитывая двухуровневую реальность, наличие миров энергии и материи, взаимодействие которых осуществляется посредством пересечения линейности времени материального мира с трехмерным временем Подпространства, в результате которого каждое мгновение выделяется необходимая для существования Вселенной энергия.
На этот раз центром изученного мира было названо Настоящее, а круг изменился, замыкаясь на «здесь и сейчас». Новая теория рассматривала замкнутое время как непрекращающийся процесс взаимодействия прошлого и будущего, которые сталкиваются в настоящем, высвобождая необходимую для существования мира энергию. Снова заговорили о предопределенности и бесконечном повторении прожитого. Ряд ученых организовал науку, обещавшую вычислить количество прожитых изученной Вселенной жизней-кругов. Они говорили, что при должном финансировании станет возможным предсказание важных событий, а также исправление совершенных в прожитых прежде жизнях ошибок.
Десятки схожих учений вспыхнули и погасли, дав толчок к новому пониманию схем жизнеустройства, трактовавших замкнутый круг жизни как плитку многоуровневости бытия, где существует бесконечное множество запрограммированных вариантов выбора, необходимых для стабильного функционирования простейшего элемента, коим является изученный мир в сложном строении многоуровневого дома жизни.
Одной из теорий запрограммированной предопределенности являлся замкнутый круг, включавший в себя неизбежный коллапс и обновленное начало мира, необходимые для непрерывного функционирования замкнутой системы изученной Вселенной в сложных схемах жизнеустройства. Согласно теории путешествия во времени были возможны, так как не могли изменить запрограммированный процесс, а являлись частью существующего уравнения изученной жизни – переменой, призванной привести формулу к логическому порядку, так как жизнь не может развиваться по невнесенному в плитку бытия сценарию. Эту теорию поддерживали многие ученые, как в Размерности, так и в Квазаре, но после того, как Институт всемирной иерархии принял решение реквизировать найденное в Galeus longirostris «Послание», наделавшее так много шума, заверив общественность, что это не более чем тонко исполненная подделка, ажиотаж начал стихать…
Сейчас, модифицируя передатчик в поисковую систему резонансных отклонений, Мар-Сен не мог удержаться, чтобы не напомнить Неду, что подобный прибор признан бесполезным, после того как Иерархия объявила найденное благодаря такому прибору «Послание будущего» подделкой.
– В материальном мире, где время линейно, может существовать только один резонанс, – напомнил Мар-Сен представителю Лок-Кли. – Мы ничего не найдем здесь, если, конечно, ты не собираешься отправить меня каким-то образом в Подпространство.
– Забудь о Подпространстве, акеми, – прошипел раздраженно Нед. – Ты будешь искать отклонения в материальном мире. Изучишь эту базу, затем следующую, пока не найдешь отклонения.
– Мы что, ищем новое послание? – Мар-Сен не смог сдержать улыбки.
Нед щедро озвучил серию угроз и прервал связь, снова оскорбив напоследок оторванных от реальности акеми.
«Главное – хорошо платят», – сказал себе Мар-Сен, считая единицы Влияния, перечисленные на его счет Лок-Кли.
Покинув мобильную станцию последним, Мар-Сен долго стоял в разгрузочном секторе перевалочной базы, наблюдая за суетой нелепых восьминогих машин, готовившихся провести основные базовые проверки прибывшего транспорта. «Ну и уродцы», – думал Мар-Сен, наблюдая за механическими жуками. Хотя после стройности Квазара вся Размерность, особенно если не была заретуширована нейронными образами, казалась уродством. Но что касается перевалочной базы, то местная архитектура выглядела пиком несуразности. Это признавал не только акеми, но и другие инженеры Размерности.
– Главное, что механические автоматы сделали это место пригодным для жизни, – говорил дед Ариши.
– Но логики я все равно не вижу, – возмущалась Ранет после того, как заблудилась в серии переплетенных коридоров.
– Ты просто не можешь привыкнуть, что нейронные сети здесь действуют не так, как в жилых комплексах, – смеялся Волв – еще один участник экспедиции. – Скажи спасибо, что исправно работают физические функции организма, а о нейронных помощниках на каждый день лучше забыть. Я на днях попробовал получить доступ к общественной базе данных, так на запрос не пришло даже официального отказа, хотя я пробовал раз сто…
– Продолжай в том же духе каждый день, и когда вернемся через три года, твой жидкий чип перегорит от обрушившихся тысяч ответов на невыполненные запросы, – сказал специально обученный геолог по имени Марл. – Не веришь мне – спросил у Идолы и Орлана. Их чипы тоже выгорели незадолго до экспедиции.
– Они выгорели не из-за множественных запросов, – снисходительно улыбнулся дед Ариши, но вдаваться в подробности, объясняя основные причины сбоя, отказался.
Подобных разговоров за несколько дней пребывания на перевалочной базе было много. Мар-Сен всегда старался держаться в центре, привлекая к себе внимание вначале и незаметно исчезая спустя какое-то время. Смех ученых разносился по несуразным, запутанным коридорам – пребывание на первой базе предполагало полную проверку мобильной исследовательской станции, но для ученых занятия так и не нашлось. Оставалось коротать время за разговорами, так как основные развлекательные функции нейронных сетей были заблокированы. Последнее правило предложили социологи и аналитики, решившие, что подобный ход поможет ученым сблизиться.
Курсируя по коридорам с активированным прибором поиска резонансных отклонений, Мар-Сен чувствовал себя полным идиотом. «Что хочет найти здесь Лок-Кли?» – думал он, мысленно рассматривая все возможные варианты использования собранной модифицированным передатчиком информации. На третий день за акеми повсюду стали следовать крупные механические жуки, которые, судя по всему, решили, что человек не может самостоятельно ориентироваться в пространстве. Машины не имели голосовых модулей и связывались с ученым посредством нейронного интерфейса. Какое-то время Мар-Сен пытался игнорировать их, но машины оказались до безумия настойчивыми. Монотонные указания верного маршрута поступали в мозг, прерывая естественный ход мыслей. На третий день акеми готов был все бросить, несмотря на то, что не обследовал и половину перевалочной базы. Плюс ко всему прибор поиска резонансных отклонений работал медленно, и Мар-Сен не знал, что раздражает его больше: бесконечные напоминания машин, вгрызавшиеся в мозг, или эта медлительность анализатора.
– Как думаешь, что можно прятать на перевалочной базе? – спросил Мар-Сен геолога по имени Марл.
– Прятать? – Марл смерил акеми растерянным взглядом.
Мар-Сен неловко соврал о слухах, дошедших до него, когда он жил в Galeus longirostris.
– Только не говори, что все акеми – чокнутые, – спешно добавил Мар-Сен.
– Чокнутые? – Марл нахмурился. – Я что, похож на инженера Размерности?
Ученые натянуто рассмеялись, затем Марл сказал, что его дочь живет с ученым акеми. О последнем Мар-Сен знал, но притворился, что удивлен. Еще до того, как покинуть комплекс, Лок-Кли говорил:
– Если что-то пойдет не так, единственный, кто поможет тебе, – Марл.
«Сейчас все определенно идет не так», – убеждал себя Мар-Сен, хоть Лок-Кли и подразумевал иные обстоятельства.
– Я понимаю, что ты геолог, но… – Мар-Сен пристально вглядывался Марлу в глаза. – Как думаешь, какие секреты хранят эти стены?
– Стены?
– База! – нетерпеливо всплеснул руками Мар-Сен.
Геолог нахмурился. У него были густые брови, которые отвлекали акеми, не привыкшего видеть у жителей Квазара волосяной покров. Он заставлял себя смотреть Марлу в глаза, но снова и снова концентрировался на бровях.
– На мой взгляд, здесь все странное, – пожал плечами геолог, услышал тяжелый вздох Мар-Сена и спешно добавил, что ходят слухи, будто подобные перевалочные базы существуют не только на Земле, но и на планетах, которые когда-то давно пытались колонизировать люди. – Говорят, там работали такие же автоматы, как и здесь. По мне, так жуткая история, особенно если представить, что случится сбой и программа местных автоматов вернется к базисным настройкам. Представляешь, что будет, если они начнут бесконтрольное строительство, превращая все вокруг в одну большую колонию, развиваясь, совершенствуя собственные технологии и самих себя?
– Думаешь, такое возможно?
– Не знаю.
– А как с этим могут быть связаны резонансные отклонения?
– Наверное, никак, если, конечно, автоматы не смогут освоить эту науку и не начнут переносить себя в мир Подпространства. Хотя я не особенно понимаю, зачем это нужно. Разве что деление ради деления, цель которого – поглотить все доступное пространство.
– А какую выгоду из этого может извлечь человек?
– Человек? – Марл снова нахмурился. – Наверное, никакой.
– Тогда зачем… – Мар-Сен готов был спросить напрямую о том, какую выгоду на подобных базах может искать скандально известный монополист, но его остановил сигнал общего сбора, ворвавшийся в мозг, прервав естественный ход мыслей. – Ненавижу, когда такое происходит, – проворчал акеми, и Марл, который получил такой же вызов, согласно закивал.
Сообщение требовало в срочном порядке направляться в разгрузочный сектор. «Может быть, они пронюхали, что я работаю на Лок-Кли?» – лихорадочно думал по дороге Мар-Сен. Коридоры странной формы изгибались, кренились, словно сговорившись усилить чувство тревоги. Мар-Сен услышал далекие оживленные голоса и споткнулся.
– Что с тобой? – спросил Марл, придержав акеми за руку, не позволяя упасть.
Они вошли в разгрузочный сектор, где восьминогие машины-жуки продолжали обследовать мобильную станцию. Никто не замечал их. Ученые оживленно спорили, окружив неясный силуэт.
– Ну, что скажешь? – спросили ученые, увидев Мар-Сена.
– А что я должен сказать? – растерялся он, уставившись на странное призрачное существо.
– Ну, ты ведь акеми, – сказал дед Ариши. – Посмотри на нашего гостя и скажи, что думаешь об этом.
– Что думаю? – Мар-Сен все еще ожидал, что его осудят за связь с Лок-Кли, а тут…
Он заставил себя собраться. Существо, окруженное учеными, не двигалось, терпеливо позволяя изучать себя. Оно было похоже на человека, но не имело материальной основы – пульсировало и перетекало, словно ему было сложно сохранять подобную форму.
– Это что, какой-то нейронный сбой? – спросил Мар-Сен первое, что пришло в голову.
Ожидавшие от него вразумительных объяснений ученые разочарованно выдохнули.
– Ты же акеми! – сказала Ранет. – Разве вы не должны разбираться в подобном?
– Акеми работают в Квазаре, – окончательно запутался Мар-Сен. – Почему вы решили, что я должен разбираться в ошибках нейронных сетей?
– Это существо не имеет отношения к нейронным образам, – сказала Ранет. – Мы проверили. Оно полностью автономно. Сеть нужна ему только для того, чтобы сохранять приемлемую для нас оболочку.
– Тогда я тем более не знаю, что это такое! – Мар-Сен вздрогнул. Внезапная догадка мелькнула в голове яркой вспышкой. – Вы что… Вы думаете… Вы думаете, что это дитя Квазара? – спросил он.