Труба Иерихона - Юрий Никитин 31 стр.


– Располагайся, – сказала она весело. – Тебе джин, виски или что-то покрепче?

Он не понял, что она имеет в виду под «покрепче», отмахнулся:

– Покрепче. Я имею в виду тебя.

Она обернулась от бара. Тонкие брови удивленно вспрыгнули на середину лба.

– Как, ты еще не в постели?.. Или ты задумал прямо в кресле?

– В кресле? – пробормотал он. – Да, я много чего задумал. Но все потом, на закуску.

Почему-то ощутил неловкость, но разделся, рухнул на мягкое ложе. Снова ощутил неназойливое внимание конструкторов и дизайнеров, сконструировавших такое чудо. Все тело, напряженное, с бухающим сердцем, начало расслабляться. Из глубин на периферию пошло тепло.

Он вытянулся, раскинул руки. Тело снова отдыхало, словно он пробежал десяток километров в полной нагрузке десантника.

Она подхватила маечку снизу, глаза загадочно блеснули. На мгновение эти два чудесных озера полускрылись: сквозь тонкую ткань он видел ее смеющиеся глаза, затем последовал каскад быстрых движений, вслед за маечкой на соседнее с ним кресло полетели шортики. Трусики она отправила тоже следом. Бесцеремонно, без всяких замедленных эротичных танцев, с непосредственностью молодой дикарки, не понимающей условностей цивилизации.

Дмитрий наблюдал за нею из-под полуопущенных век. Грациозная, крепкая, как свежее спелое яблочко, она легко двигалась, нимало не смущаясь наготы, вытаскивала из бара фужеры, тарелочки, ложки и ложечки, вилки и ножи всех форм и размеров.

– Что это будет? – спросил он.

– Сейчас узнаем, – ответила она. – Погоди…

Он наблюдал, как она отправилась в другую комнату: с прямой спиной и тонкая в талии. Оттопыренные ягодицы эротично двигаются, ноги длинные и такой совершенной формы, что ему захотелось хотя бы родинку, пятнышко, только бы нарушить это словно бы компьютерное создание, компьютерный спецэффект…

Слышно было, как хлопнула дверца холодильника. Ви­олетта негодующе вскрикнула, через мгновение Дмитрий увидел ее в дверном проеме с бутылкой шампанского.

– Представляешь, – сказала она возмущенно, – в этом номере нет ничего поесть! Только коньяки, водка, вина, мерзкое пиво собственного изготовления…

– Жуть, – согласился он. – Какое пиво могут сварить арабы?

Она села на край ложа. Ноги она раскованно держала раздвинутыми, и Дмитрий никак не мог удержать взгляд на бутылке шампанского, такой огромной в ее тонких руках.

– Лежи, лежи, – предупредила она. – Я сама отку­порю.

– Да это вроде мужское дело, – сказал он с неловкостью.

Она засмеялась, он осекся. Женским делом стали даже бокс, футбол и поднятие тяжестей, что за глупости он вякает. Будто даже не из России, а из Сибири вовсе.

Пробка негромко хлопнула. Шампанское оказалось охлаждено ровно настолько, насколько нужно. Дмитрий наблюдал, как умело она наполнила оба фужера, взял один.

– Виолетта… Ты даже не представляешь, как я счастлив!

– Представляю, – ответила она хитро. – Здесь на этом солнце такая бешеная радиация! Половая активность повышается впятеро.

– Дурочка, при чем тут активность…

Не дослушав, она двинула свой фужер навстречу. Звякнуло, звук был такой же чистый и серебристый, как ее смех. Дмитрий, затаив дыхание от нежности, смотрел, как она пьет, как ее губы прикасаются к стеклянному краю, почти видел, как оранжевое искристое вино двигается по тонкому, почти прозрачному горлу…

Не допив, она нащупала трубку телефона.

– Алло, дежурный?.. В моем номере только вино, это безобразие!.. Через десять минут жду обед на двоих… Нет, ничего определенного, на ваш выбор. Жду!

Она повесила трубку. Дмитрий сказал с мягким упреком:

– Зачем ты их пугаешь? Да и поели мы неплохо…

– А что? Им здесь хорошо платят. Пусть работают.

– Да нет, им бы проще выполнить определенный заказ. А когда на их выбор, будут трястись, как бы угодить…

Она наморщила лобик:

– Да? Ну тогда обязательно к чему-нибудь придерусь.


В дверь осторожно стукнули. Виолетта тронула пультик, дверь распахнулась. Человек в униформе вкатил трехэтажный столик. Дмитрий дернулся, они оба голые, покрывало на том конце комнаты.

Виолетта велела весело:

– Тащи сюда!.. Та-а-ак, а это что?.. А, мясо по-гурски… Ставь посредине…

Молодой араб, стараясь не смотреть на обнаженную белую женщину, неуклюже переставлял на стол возле ложа блюда с мясом, рыбой, деликатесами, путался с зеленью, руки подрагивали, от молодой женщины идет сильный чувственный запах, ноги она держит раздвинутыми, золотые волосы способны свести с ума. Молодой франк вон застыл, ему неловко, эта женщина словно бы послана самим Иблисом…

Пухлые коралловые губки Виолетты капризно изогнулись.

– Что такое?.. Разве салат из маукрии можно класть к мясу?..

– Это, – пролепетал посыльный, – это не маукрия…

– Я же вижу красные полоски! – заявила Виолетта. – Вон! Разве это не маукрия?

– Это фицелия, – выдавил посыльный. Пот крупными каплями стекал по лицу, капал на белоснежную рубашку. – У нее тоже… полоски. Их часто путают, уж простите… Но это фицелия, клянусь!

Виолетта закусила губку, на лбу образовалась едва заметная складка. В глазах появилось задумчивое выражение.

– Гм… Ладно, оставь, – сказала она. – Я расставлю все сама.

Она приподнялась, вытащила из сумочки банкноту. По лицу бедного араба текли крупные капли пота, губы вздрагивали, а вытаращенные глаза стали отчаянными.

Когда за ним закрылась дверь, Дмитрий выдохнул:

– Ну ты даешь…

Она удивилась:

– А что не так?

– Да ты ж ему теперь будешь сниться всю жизнь! Не жаль парня?

Она капризно надула губки:

– Не одеваться же ради тех двух минут, пока он вкатит столик с обедом? А потом снова раздеваться… Не слишком ли много чести для простого посыльного?

Дмитрий перевел дыхание:

– Вообще-то он, конечно, не король… Гм, ты уверена, что здесь, на Аравийском полуострове, уже настолько американизировалось…

Она расхохоталась:

– Нет, ты же знаешь, что даже у нас еще не настолько… Но почему бы не обшокировать этих лакированных обезьян? К тому же они, эти туземцы, от комплекса неполноценности всегда стараются забегать вперед. Как это называется… быть королистее… м-м-м… папистее…

– Быть большим роялистом, – сказал Дмитрий, – чем король. Или большим папистом, чем папа римский. Да ты, оказывается, еще умница. Не только здесь стараются забежать вперед в раскрепощенности! Я знаю по крайней мере еще одну такую страну…

Виолетта села, умело разложила мясо на тарелочках. Дмитрий снова засмотрелся на ее ладное тело.

Она показала язык:

– Что?.. Это вот мясо по-гурски…

Дмитрий только сейчас обратил внимание на тарелки с горкой блестящих ломтиков, похожих на студень, выплеснутый в декабре за окно. Кроме этого, которое по-гурски, тоненько позвякивали широкие фужеры, а бутылка шампанского искрилась инеем.

– К черту это гурское, – ответил он грубо. – Я знаю мясо послаже.

Она счастливо пискнула в его сильных руках. Дмитрий жадно бросил ее на ложе, Виолетта со смехом обхватила его за шею.

ГЛАВА 36

Дыхание еще не вернулось к нему, когда в сердце кольнуло, словно заноза, а в мозгу тут же оформился неприятный вопрос. Виолетта лежала рядом, раскинув руки и ноги, в полном изнеможении, на белом нежном теле медленно исчезают красные пятна от его рук и полосы… ага, это он ее так загибал, на верхней губе блестят мельчайшие капельки пота.

Она смотрела на него с радостным изумлением. Он спросил хриплым голосом:

– Извини, это не мое дело… но ты сейчас так далеко от своего дома. А как же твои… домашние?

Она перевела дух, вскинула бровки в искреннем удивлении:

– Хочешь спросить, что делает муж? Работает, как обычно, в страховой компании. Два месяца тому его повысили. Сейчас получает на двести долларов в неделю больше. У него хорошая работа, он не может ее оставить, чтобы ехать со мной… А у меня тоже хорошая работа. Так приятно, понимаешь, быть цивилизаторшей! Гасить их дурацкие споры, нести свет в дикарские души, не слыхавшие о Фрейде! У нас женщины давно перестали сидеть квочками возле работающих мужей. Мой контракт закончится через два месяца. По возвращении мы запланировали ребенка.

Он выпустил из груди задерживаемый воздух, стараясь сделать это понезаметнее. Прекрасная новость, ее от мужа отделяет еще два месяца!

И Тихий океан в придачу.

А меня, подумал он со сладкой дрожью в теле, ничего не отделяет. И можно многое придумать, многое решить, многое повернуть иначе.

– Виолетта, – сказал он с трудом, – ох, Виолетта…

– Что с тобой?

Дмитрий с трудом заставил себя слезть с великолепной постели. В огромном зеркале отразилась сухощавая мускулистая фигура. На чистой коже выступили крохотные капельки пота. Сейчас бы еще в одну руку виноградную гроздь, а в другую… в другую… что там было в другой у Диониса, бога пьянства и разгула? Пьянства и этого… как его, расслабления? Бога оттяжки, балдежа?

– Сегодня у меня встреча, – ответил он с усилием. – Черт…

– Во сколько? – спросила она деловито.

– В шесть… О, дьявол! Уже опаздываю.

– Одевайся, – предложила она, – а я пойду подгоню к подъезду машину.

Он испугался:

– Голая?

Она смешливо наморщила носик:

– А что, у меня плохая фигура? Ладно, для твоих пуританских взглядов уж оденусь. А ты можешь выпрыгнуть прямо из окна, так ближе. Ты в окна прыгать умеешь?

– И в окна, и через окна… Ух ты! Оставайся так, пока не приду!!!

Обнаженная, чистая, как рыбка, и свежая, как земляничка утром, она в грациозной позе стояла у окна в садик. Солнечные лучи пронизывали ее кожу по краям, она казалась окруженной розовым ореолом.

– Что? – переспросила она непонимающе. – Что ты… Ах вот ты о чем!..

Он слышал ее счастливый смех, когда кубарем скатывался по ступенькам. Машина стояла у подъезда.


Молчаливый погонщик верблюдов, которого Дмитрий тут же окрестил Магометом, вел его на окраину города. Дмитрий подозрительно посматривал в сгорбленную спину – какие только люди не работают на зарубежные спецслужбы, – но шел послушно: этот человек назвал пароль правильно.

Инстинктивно ожидал увидеть трущобы с плоскими крышами, услышать кричащих ишаков, собирался проталкиваться сквозь массу голопузых детишек на улице – насмотрелся в Душанбе, но здесь на окраине располагались такие дворцы, что он ощутил: действительно в центре города ютится едва ли не беднота. И хотя беднотой трудно назвать пузана, что занимает квартиру в шесть комнат, но здесь частные имения… Или виллы, как их все чаще зовут.

Высокий забор с ажурным рисунком, ни намека на живое, строгие геометрические узоры, телекамера слежения, массивные и вместе с тем словно бы воздушные ворота…

За забором простирается зеленое поле, словно бесконечная площадка для гольфа, а в глубине к синему небу устремился белоснежный дворец. На фоне чистого неба он выглядел как будто сотканный из пены, легкий и воздушный. Мавританский, почему-то мелькнуло в голове.

От ворот к дворцу повела прямая, как стрела, дорога, идеально чистая и ровная, а по обе стороны тянулись пешеходные дорожки. По всему полю время от времени прямо из земли выбрызгивались сверкающие струи.

Араб бросил несколько слов в коммуникатор. Бесшумно и быстро поднялась дверь. Что поразило Дмитрия, что металлическая дверь наматывалась на железный штырь, словно полотно, однако бесшумно и плотно.

Размеры дворца впечатляли даже сейчас, когда преуспевающий бизнесмен мог выстроить хоть небоскреб, а на месте бедных лачуг местных жителей протянулись аккуратные коттеджи.

У дверей стояли крепкие парни в традиционной одежде бедуинов, но с современными десантными автоматами в крепких загорелых руках. Рослые, подтянутые, они именно стояли по обе стороны двери, а не сидели, играя в кости или уставившись в ящик.

Дмитрий увидел на их лицах жадную надежду, что он окажется диверсантом, и тогда они могут доказать свою нужность, преданность вождю племени. К тому же наверняка старшему из их огромного рода.

Дмитрий назвал пароль, постоял, пока телекамера сканировала его лицо. Один из стражей всмотрелся в экран, палец замедленно коснулся кнопки. Дверь медленно и торжественно отворилась.

Навстречу пахнуло пряными ароматами. Тысяча и одна ночь, подумал Дмитрий невольно.

За спиной голос произнес:

– Ждите здесь.

Дмитрий не двигался, здесь ценят спокойствие и выдержку. Мужчина должен встречать с неподвижным лицом и прямой спиной все, что уготовила судьба.


Минут через пять вверху послышались голоса. По широкой мраморной лестнице быстро спускался человек в белой одежде. Длинные полы почти касались ступеней, на голове белый бурнус, лицо смуглое, торчащие усы, белые зубы в сдержанной улыбке.

Следом двигались двое крепких бедуинов, но по знаку хозяина остановились на полдороге.

– Меня зовут аль-Касим, – сказал усач светлым голосом. – Я не знаю, откуда вы, но друзья просили принять вас, как брата.

Дмитрий дал себя обнять, проводник откланялся и неслышно ушел. Шейх обнял Дмитрия за плечи, рука твердая и горячая, лестница повела обоих наверх, а затем Дмитрий ошалело смотрел по сторонам, поражаясь великолепию залов, доспехов средневековых воинов в нишах стен.

У дальней двери, богато инкрустированной драгоценными породами дерева и самоцветами, стоял крепкий парень, резко контрастирующий с обстановкой современным десантным костюмом и ультрасовременным автоматом.

Шейх подвел Дмитрия ближе, парень с почтительным поклоном отворил перед ними дверь, ухитрившись не отвести автомат от груди гостя ни на миллиметр.

– Эта комната, – сказал шейх, усы приподнялись в горделивой улыбке, – уж точно не прослушивается.

– А остальные?

– Жучков нет, – объяснил шейх, – дважды в день все проверяется. Но теперь такая техника, что можно прослушать издали… Но только не здесь. Эта аппаратура влетела в три миллиона, но она того стоит.

Дмитрий осторожно опустился в мягкое кресло. Воздух в комнате свежий, чистый, с неуловимым запахом оазиса. Компьютер на столе, широкий плоский экран, даже клава самого последнего дизайна – шейх только в одежде придерживается традиций. Да еще, конечно же, ни на шаг от предписаний Корана.

– Мне нужно в помощь хотя бы троих-четверых, – сказал он. – Завтра прибудет некий груз…

– Оружие? – спросил шейх с интересом.

– Да, – подтвердил Дмитрий. Подумал с завистью, что этим ребятам ничего не надо, кроме оружия, в то время как нашим куда нужнее вера в правоту своего дела. – Хорошее оружие. Нестандартное.

– О, для коммандос, – сказал шейх понимающе. – Прекрасно! Я сам отберу лучших бойцов. Если надо, можно даже втрое больше.

– Нет, троих будет достаточно, – ответил Дмитрий. – Четверых, но не больше.

– Почему?

Дмитрий улыбнулся:

– Больше не поместится в легковом автомобиле.

Шейх воскликнул:

– Если дело только в этом, то возьмите хоть трейлер!

– Есть данные, что юсовцы и здесь отслеживают со спутников движение всех крупных крытых машин. Если мы на трейлере приблизимся к охраняемому объекту, туда сразу же пойдет сигнал тревоги.


После шейха он уже почти привычно побродил по городу. На то он и турист, чтобы бродить и щелкать хлебалом на местные достопримечательности, заодно проверится и на предмет хвостов.

Городок даже по понятиям среднего американца утопает в роскоши. Многоэтажные дома состоят из простор­ных квартир, у самых бедных арабов – квартиры из трех-четырех комнат, а основная часть жителей предпочитает собственные коттеджи. Он уже знал, что на каждую семью приходится по два роскошных авто, на каждого ребенка – по мощному компьютеру: в княжестве развернута сеть юсовских фирм, что постоянно апгрейдят компы, в каждой семье два-три широкоформатных ящика по приему цифрового телевидения через спутники.

В стране имперцами развернута сеть ресторанов, кафе, баров, дискотек, борделей, казино. Срочно выстроены стадионы, куда заманивается молодежь: пусть бьют друг друга за проигрыши своих команд, чем сообща бросятся изгонять, по сути, захватчиков.

Макдональдсы на каждом углу, но еще больше дорогих ресторанов. Княжество богато нефтью, Империя за все платит, хотя Дмитрий подозревал, что пока что Империя платит тройную цену, чтобы ошеломить привыкших к простоте арабов, сломить, разрушить старые ценности, и как можно быстрее. А пока не опомнились, всобачить свои, юсовские.

Впрочем, это уже почти их страна, так что деньги вкладывают в самих же себя…

Впереди дверь казино распахнулась, двое молодцев в безупречно белых костюмах вывели под руки третьего. Тоже в шикарном костюме, но помятый, а черные волосы растрепались жидкими мокрыми прядями. Дмитрий на миг встретился глазами с этими двумя, первым отвел взгляд.

В глазах этих парней, красивых джигитов с яростными лицами, увидел такой стыд за третьего, что едва не сказал им что-то успокаивающее вроде: да ладно, все мы немножко свиньи… но спохватился: это для русского быть свиньей – привычно, а для некоторых из мусульман – все еще страшнейшее из оскорблений.

Пьяный почти висел на руках друзей. Один, высокий, черноусый, с худым жестоким лицом, тащил зло, дергал, вполголоса ругался сквозь стиснутые зубы. Второй, смуглый толстячок с выбритым до синевы лицом, поддерживал пострадавшего почти нежно. Дмитрий видел, как толстые губы двигаются размеренно, готовые сложиться в снисходительную усмешку.

Пьяного джигита тащили, вели, он выделывал ногами кренделя, потом резко остановился, перегнулся в поясе. Изо рта под сильнейшим напором, как из брандспойта, хлынул поток мутной жижи. Парня крючило, мышцы сокращались с такой силой, что едва не рвались от натуги, а дрянь с отравой впополаме выбрасывалась порциями на другую сторону улицы.

Назад Дальше