Он кое-что вспомнил, в щеки бросилась краска стыда, однако волна горячей крови пошла изнутри. Он с удивлением ощутил, как при одном только воспоминании о ее теплом и таком податливом теле в брюках потяжелело, набухло. Его тело вовсе не возражает против упрощенного секса. Совсем напротив, совсем напротив!
Она тихо засмеялась:
– Ты бы видел свое лицо…
Он встрепенулся:
– А что на нем?
– Бедненький, – пожалела она. – Как ты можешь быть в таких… спецвойсках? Ты же весь как на ладони! У тебя крупными буквами написано, что ты меня хочешь, что ты бы меня сейчас раздел, поставил, повернул, попользовал, развернул еще как-то… не поняла, дай всмотрюсь получше…
Дмитрий перехватил ее руки:
– Эй-эй! Ты слишком хорошо нас понимаешь.
– Еще бы. – Ее смех был тихий, затаенный, полный древнего понимания сути мужчин, этих вечных самцов и только самцов. – Я все понимаю… Пойдем в палатку. Я сделаю все, что ты хочешь.
Он в смущении оглянулся на боевиков. Все занимались делами, на них никто не смотрел, но Дмитрий представил, как они будут возиться в палатке, сопеть и вздыхать, а по тонкому полотнищу будут скользить тени молодых мужчин, что будут ходить мимо, слышать, чувствовать…
– Нельзя, – сказал он с усилием, – неудобно.
Она засмеялась, ухватила его за руку:
– Ты что? Ну совсем дикий!.. Как будто они не понимают!
Да, понимают, хотел он сказать. Но не о всех вещах, которые делаем, принято говорить вслух. О чем-то и умалчивается. Правда, это же скованность традициями, а юсовцы – молодцы, они наплевали на традиции, что пришли из викторианской Англии, из эпохи парусных кораблей и пышных жабо. Сейчас жабо не носят, не нужны и эти жабо-манеры…
Все эти мысли суматошно и смятенно носились, сшибались, сталкивались в голове, а за это время он, оказывается, дал себя втащить в палатку, раздеть. Виолетта повалила его на пол, прижала плечи:
– Сдаешься?
Под толстым покрывалом, что заменяло ложе, сминался и принимал нужную форму горячий песок, мягкий и шуршащий. Дмитрий лежал навзничь, снизу шло сухое тепло, а сверху нависало девичье тело, гибкое и женственное, с мягкими валиками жирка в нужных местах и в то же время четко видными ребрышками на боках.
– Это еще посмотрим, – ответил он с усилием.
– Тогда сразимся! – сказала она весело. – Но я тебя побью!
Ее тело рухнуло, прижав его к горячему песку сильнее.
По ту сторону палатки слышались шаги, приближался и удалялся в другую сторону разговор, а если кто-то проходил с солнечной стороны, то по освещенной стене проходила угловая гротескная тень.
Да черт с ними, мелькнула раздраженная мысль. Почему, в самом деле, надо соблюдать эти смешные табу? Почему он должен стыдиться того, что лежит с обнаженной женщиной? Наоборот, пусть завидуют. В Виолетте словно бы воплотились все женщины мира: красивая, чувственная, ласковая, не требующая ничего взамен, готовая развлекать его, чесать и гладить, выполнять любые сексуальные прихоти… даже жаль, что у него их нет, а все так по-простому, без выпендрежа. И хотя сейчас она показывает ему все, что имелось в секс-арсенале человечества, он все равно чувствовал, что словно бы обманывает ее, притворяясь насытившимся…
А затем, после новой опустошающей тело волны, в черепе забрезжила другая мысль, слабенькая, но – другая. Ни фига, пискнула она, здесь не отыщешь нового. Да, мощнее этой страсти нет… наверное, нет, но это уже потолок. Ты уже достиг потолка. Сколько в него ни стучись, ни черта нового не создать, не придумать. Не потому, что человек еще слишком туп или нечуток – это для прыжка по звездам он еще слишком туп, а потому, что здесь… ни хрена больше нет. Хоть так ее поставь, хоть иначе, а оргазм все тот же…
По ту сторону палатки прошли двое. Сильный насмешливый голос Ивана произнес громко и отчетливо:
– Обед готов?..
– Заканчиваю, – ответил другой голос, – а ты смели пока кофе.
– Сделаю, – сказал Иван. – А кто не успел, тот опоздал.
– Да, – ответил голос от костра, – тогда поедим без опоздателей…
– Опоздунов, – поправил Иван. – Или опозданцев… черт, не выйдет из меня лингвиста…
Шаги удалились. Дмитрий с усилием поднялся, Виолетта лежала навзничь, раскраснелась. По всему телу пламенеют пятна от его безжалостных пальцев. Глаза сияющие, накусанные губы и груди разбухли и стали вдвое крупнее. Вытянутые соски торчат, как наконечники пуль, кожа блестит от влаги.
– Встаем, – сказал Дмитрий. – Слышала, что задумали эти мерзавцы?
– Обед без нас?
– Да.
– В самом деле мерзавцы, – согласилась она весело. – У меня тоже волчий аппетит. И хотя во всем моем теле не осталось ни единой целой косточки… ты просто зверь!.. к вашему котлу я поползу хоть на брюхе! Зато ух и наемся…
Костер горел, как показалось Дмитрию, особенно ярко. Солнце уже склонялось к закату, долина оказалась в гигантской тени. В накаленном воздухе чувствовалось ожидание ночи, поэтому огонь из бесцветного превратился в насыщенное золотом бешено полыхающее пламя.
Боевики сидели и лежали вокруг костра. Ал-Мас примостил на треноге кофейник. Так готовили кофе их далекие предки, открывшие целебные свойства этого напитка, пусть же и теперь так.
Иван настраивал гитару. Он тоже застыл и смотрел на приближающихся почти восторженными глазами. Они были просто красивы: мужественный и смуглый, как араб, Дмитрий, золотоволосая и чистая, как пери, Виолетта. Ее крохотная юбочка не скрывала ее наготу, она подходила к костру молодая, но уже созревшая, спелая, все ощутили зов молодой самки, готовой тут же раздвинуть ноги.
Едва Дмитрий с Виолеттой подошли к костру, Иван запел сильным красивым голосом. Пел он по-арабски, на ходу подставляя слова. То ли в нем умер великий лингвист, то ли такой шедевр никаким переводом не испоганишь, но слова звучали красиво и торжестенно:
Слушали его удивленно, только Ас-Зайдин переспросил, что такое «тайга». Иван объяснил, что это такая пустыня, на которой тесно-тесно растут огромные и толстые деревья, высокие настолько, что низкое небо опирается на их верхушки, а вместо раскаленного песка – снег, и жара такая, что птицы замерзают на лету и падают на промерзшую землю комочками льда.
Дмитрий похлопал Ас-Зайдина по плечу, тот откатился в сторону, Дмитрий и Виолетта сели в круг. Боевики смотрели круглыми глазами. Глаза Ас-Зайдина заблестели, он старался вообразить ту дивную сказочную землю, где птицы от жары на землю комками льда…
– А я еду за туманом, – повторил он мечтательно, – за… мечтами… и за запахом тайги… Как здорово!
Моджади сказал саркастически:
– Тебе хорошо, у тебя счет в банке за миллион долларов. Тебе за мечтами можно!..
Ас-Зайдин спросил быстро:
– А ты? Ты бы за деньгами поехал?
Моджади пожал плечами:
– Сейчас – нет. Но шайтан может подстеречь, когда я не так тверд.
Дмитрий перехватил его быстрый взгляд, слишком скользящий, чтобы быть случайным. Да и Иван тоже покосился в сторону своего командира. Виолетта переводила непонимающий взгляд с одного на другого.
Пожаловалась Дмитрию:
– Ничего не понимаю! А почему ехали в эту тайгу?
– Великая стройка, – объяснил он с неловкостью.
Виолетта просияла:
– А, все понятно! Туда были брошены большие деньги из бюджета! Еще – направлены финансовые потоки разных фирм, у людей появилась возможность заработать быстро и много. Конечно, поедут многие!
Иван повернулся в сторону красивой американки, сказал осторожно:
– Однако в этой песне как раз про тех, кто ехал не за деньгами.
Она удивилась:
– А за чем же?
– За туманом, – объяснил он очень серьезно. – Тайга – это дикое место. Там надо было спилить деревья, выкорчевать пни, проложить дороги, заасфальтировать, лишь потом завозить оборудование… А дома и удобства – намного позже.
– А где жили? – спросила она недоверчиво.
– В палатках, – ответил Иван спокойно. – В которых летом нет спасения от комаров и мошки, а зимой – от морозов. Да и жрать никогда не подвозят вовремя… Как раз то, что надо. Ведь ехали не за длинным… хе-хе… долларом.
Она смотрела непонимающе, потом вдруг догадалась, глаза заблестели:
– За золотом? Большие залежи?
– Крупнейшие, – подтвердил Иван. Дмитрий наконец уловил в голосе напарника не холодок, а даже нечто вроде отвращения. – Золотые самородки валялись на поверхности, размером с кулак! А уж с орех или горошину – так повсюду, где жилы выходят на поверхность.
Арабы переглядывались. На их лицах читались то озадаченность, то смятение, но в их черных глазах Дмитрий начинал улавливать и некое понимание. Он ощутил тянущую пустоту. В сердце натянулась тонкая струна, тонко-тонко звенела.
– Так бы и сказал, – засмеялась Виолетта. – А то «за туманом»!
– Так бы и сказал, – засмеялась Виолетта. – А то «за туманом»!
Дмитрий проговорил тихо:
– Виолетта… они в самом деле ехали за туманом и за запахом тайги. Золотые самородки блестели под их ногами! Но люди смотрели не под ноги, а на звезды, на вершины кедров. Золото втаптывали, не глядя… Туда, где ему место: в грязь…
Она рассудительно покачала головой:
– Если не поднимали золото, то, значит, это было запрещено. Но если все-таки ехали в эти дикие места, то им платили очень много. Так?
– Нет, – ответил он, отвел взгляд, не мог смотреть в ее красивое непонимающее лицо. – Нет… там платили не больше. А если и больше, то не настолько, чтобы из-за этого бросать квартиры… А ведь бросали. Был закон: кто ехал в тайгу – терял прежнюю квартиру.
Она сказала сердито:
– Что-то ты говоришь не так. Разве каждый не старается заработать много и быстро? Каждый должен зарабатывать побольше, чтобы отложить денег на спокойную старость. Чтобы в последние годы жизни могли подключить к системе с принудительной прокачкой кислорода через легкие, к капельнице. Это обходится недешево, но если у вас в молодости был хороший заработок, если вы регулярно откладывали часть денег…
Она щебетала, просвещала, ее голосок звенел чисто и мелодично, а вокруг повисло долгое тягостное молчание. Она сидела среди них, юная и чистая, и в то же время словно инопланетянка или существо, выращенное в пробирке: умное, правильное, рациональное.
Наконец Иван сказал с двусмысленной улыбкой:
– О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут, покуда не призовут на страшен Господень суд…
Виолетта удивилась:
– Но ведь сейчас общемировые ценности пришли и сюда, на Восток…
Дмитрий напрягся, горло сжало спазмами, но на этот раз выдавил то хриплое, что упиралось все это время, вцеплялось когтистыми лапами в глотку и не желало выходить на свет:
– Он хочет сказать, Виолетта, что мы… из России.
ГЛАВА 45
Она вздрогнула, обвела боевиков расширенными глазами. В тишине было слышно, как щелкают в костре мелкие угольки.
Виолетта спросила потрясенным шепотом:
– Как?.. Вы… все?
Все молчали, смотрели на Дмитрия. Он покачал головой:
– Только мы с Иваном.
Она перевела дыхание:
– Фу, а я думала… откуда в России такие черные? У вас же там всегда зима!
Боевики тихонько переглядывались. Все двигались медленно, словно опасаясь спугнуть нечто, что сейчас взмахнет крыльями и пугливо улетит. Или упадет и разобьется с хрустальным звоном.
Дмитрий тоже молчал, ошарашенный. С какой легкостью она приняла, что он – из России! Но должна же понимать, что он не простой турист. Еще тогда, когда уничтожили наркобарона!
– Тогда все понятно, – заговорила она со светлой улыбкой. – А то, когда я рассказала о тебе одному знакомому, он все не мог понять такой жестокой расправы с наркобароном. В газетах писали, что вся семья была убита зверски… Теперь понятно, что это сделали русские, вы же звери! Правда, вы спасли тысячи американских школьников от смерти, так как поставки героина в мою страну почти прекратились… А тот, что все-таки завезли, стоил так дорого, что не всякий взрослый мог купить…
Иван сердито покосился на Дмитрия. Он не знал, что его напарник когда-то спасал чертову Америку от наплыва наркотиков.
– Теперь я понимаю, – сказала Виолетта радостно. Ее лицо раскраснелось, глаза блестели. – Наши спецслужбы сотрудничают! Наши не могут выполнять некоторые… особо деликатные работы, у нас законы, общественное мнение, а вот вам, русским, можно… А вообще-то у наших стран много общего! У нас точно так же ехали осваивать Дикий Запад! А у вас – Дикий Восток. Или – Дальний Восток. А так все похоже, даже все одинаково!
Иван с облегчением перевел дыхание. Похоже, он тоже удивился легкости, с какой американка приняла, что они из другого блока. Или она в самом деле считает, что весь мир уже пляшет под дудку Империи.
– Да, это точно… – согласился он поспешно. – Даже золотишко у нас в копях одной пробы. У вас ехали в Колорадо, а у нас по всей Сибири мыли, копали, самородки доставали… Только одна особенность есть, есть…
Говорил он настолько загадочным тоном, что Дмитрий тут же спросил жадно:
– Какая?
– Золото в Колорадо и в Сибири одинаковое, – сказал Иван неторопливо. – И ехали его добывать тоже совсем не дворянчики… Копали, отказывая себе во всем. Спали на камнях, ели всякую дрянь, погибали от цинги… Отбивались от бандитов, хунхузов, многие так и не выбирались из своих ям, гибли. Верно? Верно. Все одинаково, ты права. Что в Сибири, что в Колорадо. Но вот когда наконец выкапывали те самые золотые самородки… гм… что у вас делали?
Она сказала счастливо, словно сама своими руками достала из земли пригоршню бесценных золотых самородков:
– Кто-то клал в банк и жил на проценты. Но таких было мало. Все остальные покупали либо магазин, либо ресторанчик, либо основывали свои фирмы.
Иван переспросил:
– Все?
– Все, – ответила она.
Иван оглядел боевиков странно заблестевшими глазами.
– А теперь скажу вам, – сказал он медленно, – как поступали у нас… Вот наш мужичишка копал, замерзал, терял зубы от цинги, но наконец отыскал эти золотые самородки. Накопал, набил полную сумку. Возвращается из тайги в город… Ну, вот он входит в город. Грязный, голодный, с выпавшими зубами и кровоточащими от цинги деснами. Весь в лохмотьях, подошвы сапог подвязаны веревками. Первым делом бросает в первую же лавку золотой самородок, берет взамен мешочек золотых монет и разбрасывает по улице. За ним бежит толпа народу, понятно. Теперь надо одеться мужичку, понятно… Но не пойдет же он просто так по улице? Да еще по грязной?.. Понятно, ему тут же стелют под ноги лучшие шелка, всю дорогу устилают коврами. Самые богатые купцы выбегают навстречу, кланяются, зазывают в свои магазины. А он идет, денежки разбрасывает направо и налево… Вот остановился перед одним магазином. Но не станет же входить как все люди? Тут же купец велит рушить стену для дорогого гостя, для почетного покупателя! Мужик милостиво заходит. Через пролом в стене. Смотрит. Выбирает самые дорогие ткани. Те, которые патриарху всея Руси на рясу, он берет на портянки. Тут же садится, снимает сапоги и на свои вонючие лапы наматывает ткань, за метр которой можно купить имение!.. Приобувшись, идет дальше… И так в каждом магазине: пробивают в стене для него особый проход… за все платит, ессно… покупает только лучшее, лучшее… наконец добирается до лучшего в городе кабака. Понятно, за ним валит вся голытьба, которую он угощает. Неделю-другую вовсю гудит, поит коней шампанским, разбрасывает деньги пачками. Все гулящие девки его обхаживают…
Он умолк на миг, американка смотрит потрясенно, усмехнулся. Она широко распахнула прекрасные глаза:
– Но это… это немыслимо!
– Да?
– Нелепо! Так не может быть! Вы придумываете такое… такое, что я даже не знаю!
Иван покачал головой:
– Практически каждый золотоискатель… я говорю о русских золотоискателях, вот так входил в город. За пару недель спускал миллионы, затем снова возвращался в тайгу гнить заживо, в надежде найти снова золотую жилу. Иногда находил и во второй раз, и в третий, и даже в десятый. Но всякий раз заканчивалось одинаково. Не знаю, что уж в нашем характере?
Арабы переглядывались, посмеивались. Но в смехе, сдержанных улыбках, одобрительных взглядах Дмитрий видел странное понимание. Эти люди, ушедшие из благополучного города в эту продуваемую горячими ветрами пустыню, где днем камни лопаются от зноя, а ночью вода замерзает в ямках на песке, эти люди его понимают.
Чуть подбодренный, он возразил:
– Да что там времена дореволюционные! Мой отец работал геологом в Уссурийской тайге. Платили тогда бешеные деньги… ну, помимо жалованья, получали еще всяческие надбавки за таежные и прочие неустрои. А деньги выдавали только после выхода из тайги, сразу за восемь месяцев. И всякий, получая деньги, клялся, что вот на этот раз не пропьет, не прогудит, а сразу бегом же в сберкассу, положит на счет, будет снимать только на полезное и нужное… Куда там! У конторы уже вьются разнаряженные девчонки, доступные и такие сладкие, мягкие, теплые, податливые, на все согласные… И вот мой батя, как и все, говорит себе, что вот только с этой разок, а потом сразу на почту… Через пару недель очнется от загула, весь пуст, как в голове, так и там, ниже… И снова в тайгу!
Иван сказал со смехом:
– А я жил во Владике…
– Где-где?
– Владивостоке, дурень. Там у нас всякий знает, что такое возвращение китобойной флотилии, кальмароловной или любой сейнерской… Несколько месяцев в море, шутка ли!.. Я сам застал это время, мальчишкой прибегал на причал. Мой отец на сейнере рыбу ловил… На причале оркестр, родня, а также все шлюхи не только с Владивостока, но из других городков в это время стягиваются на причал. Даже на конкурсах красоты не увидишь разом столько молодых и красивых женщин! Все одна к одной красотки, веселые, улыбающиеся, готовые скрасить тебе жизнь, готовые, как ты говоришь, выполнить все твои желания, даже самые-самые… Милиция тоже не дремлет: за несколько минут до того, как корабли причалят, она делает массовую облаву, всех этих красоток хватает и рассовывает по «черным воронам», везет на выяснение. Понятно, что предъявить ничего не могут, да и не предъявляют, тут важно дать моряку сразу на трапе не попасть в их загребущие лапы. Дать ему шанс…