Вика не реагировала. Она думала о том, где сейчас Андрей, Гущин и Валерка. В первую очередь – Андрей. Сегодня он был… Сегодня он был каким-то не таким. Впрочем, сегодня все было НЕ ТАКИМ. А может быть, в этом непривычном ключе она разглядела его истинного? Может быть, мальчик-стюардесса с девичьим лицом, маменькин сынок и ненастоящий мужчина – это и было выдумкой? Ее, Викиной выдумкой, ждущей в подтверждение того, что ты мужик, брутальности и даже грубости? А она, мужественность, может быть, вот – в перетаскивании на себе раненых, в заботе о них, в чутком слове женщинам, детям…
Вике было горько, очень горько отчего-то. К горлу постоянно подкатывал ком, суживал его в трубочку, давил изнутри. И хотелось плакать. Но не от страха, хотя и от страха тоже, а отчего-то еще – чего-то нового в ней и пока непонятного. Поэтому она не слушала ни вздорную гречанку, ни упоенную своим горем Попову, ни заходящуюся в визге Балашову, упиравшую на то, что ей непременно надо на материк, – никого. Она лишь бросала взгляды на гору и молилась про себя, хотя никогда не умела этого делать и сейчас говорила наугад, в надежде, что КТО-ТО свыше простит ей ее самовыдуманные слова.
Рядом что-то делала врач. Она и в этой ситуации не забывала о раненых, поочередно подходила к каждому – щупала, трогала, бинтовала, мерила температуру… Беспаспортный Крылов ходил за ней по пятам и безропотно выполнял мелкие распоряжения: подавал бинты, склянки с лекарствами, инструменты…
Ольга, дотащив носилки с мужем и сыном до самолета, обессиленная сидела прямо на земле. Олег с болью и жалостью смотрел на нее. Жену ему было жаль, а себя – нет. Маленький Сашка вцепился в руку Ольги и просил:
– Мама, давай поедем домой. Мне страшно.
– Поедем, сынок, – безучастно кивала Ольга, сжимая ручонку сына, а у Олега сердце рвалось оттого, что он ничего, совсем ничего не может сделать…
С нескрываемой тревогой в глазах Александра вышла из самолета и прошагала к Зинченко. Все проводили ее насторожившимся взглядом. Александра торопливо подошла к командиру и тихо сказала, стараясь держать себя в руках, хотя готова была закричать во все горло:
– Леонид Саввич, по радио сообщили – там совсем плохо. Лава идет на город. Скоро тут будет. Очень скоро! – не удержавшись, вскрикнула она, и к ним тут же повернулся десяток голов.
Леонид Саввич успокаивающе поднял руку, стараясь не хмурить брови, но они словно прилипли к переносице.
…А лава неукротимо надвигалась. Она змеей уже пробралась в город, выжигала дома и улицы, с шипением растворяла их и спешила дальше, пожирая все подчистую, как изголодавшийся зверь.
Существует мнение, будто ад находится в центре земли. Сейчас казалось, будто здесь, на одном из островов Тихого океана, земля прохудилась, и из образовавшегося отверстия вся жуткая адова сущность полезла наружу.
Неожиданно над головами скучившихся внизу беженцев послышался вой. В общей массе жутких звуков не все обратили на него внимание. Однако в небе появилась приближающаяся точка, и первой ее заметила Балашова и рванулась туда – это был самолет!
Заметил это и Петя и, возбужденно дернув за собой Машу, шепнул:
– Пошли!
– Куда? – растерялась та.
– Ты что, не видишь? Это самолет иностранной авиакомпании! – затараторил Петя. – Пока наши тут ковырялись – иностранцы помощь прислали! Пошли, пока места не заняли!
– А Максим Петрович? – не хотела идти, вывинчивала руку из Петиной Маша.
– Да ну его! Вечно он в последний момент куда-то девается! Поди, снова пепел собирает.
– Я без Максима Петровича не полечу! – всегда кроткая Маша стала сама решимость.
Петя раздумывал недолго.
– Тогда держи! – он сунул ей рюкзак и со всех ног помчался к садившемуся самолету.
Там уже стояла Балашова, от нетерпения притопывавшая ногой. Дверь открылась, и она втиснулась в нее, расталкивая локтями стоявших в очереди беженцев. Петя успел вбежать в последний момент. Двери закрылись.
– Ну, вот видите, самолет же взлетает! – ухватилась за Вику гречанка. – Давайте тоже садиться, что вы стоите! Вы не можете нас оставить! Мы же погибнем!
Вика отрицательно качала головой, ища глазами Зинченко – сигнала к посадке от него не было.
– Полоса короткая, – обосновал свое решение командир.
– Да что вы врете-то! – возмутилась гречанка. – Вон же самолет взлетает!
И тыкала пальцем вперед, где самолет уже выруливал на взлетную площадку.
По полю к нему несся служитель аэропорта, отчаянно размахивая светящимися палочками и запрещая взлет. Гречанка надрывалась во всю мощь зычного тембра. Зинченко оставался окаменевшим.
– Не слушайте ее! – вступилась Попова и одернула гречанку: – Без вас разберутся! Сказано нельзя – значит, нельзя!
– А ты чего лезешь? – взбешенная гречанка готова была вцепиться Поповой в волосы.
Пошла цепная реакция: люди, видя, что рядом кто-то может спастись, а они сейчас проворонят свой счастливый билет, заголосили на разные лады. Спонтанно произошла разбивка на два лагеря: одни ратовали за то, чтобы лететь, другие в страхе молили о том, чтобы подождать еще.
Вика встрепенулась, поднялась, вспомнила о своих профессиональных навыках и вместе с другими бортпроводницами пыталась унять поднявшийся хай. Гречанка, махнув рукой, побежала догонять самолет. Но тот уже набрал ход и, урча на ходу двигателями, должен был взмыть в небо…
Зачирикали недовольно китайцы Лю и Чен, высыпая обвинения на головы друг друга, замахали тоненькими ручками-прутиками… Гречанка остановилась, в бессильном отчаянии заломила руки, глядя на уносящийся вперед самолет, опустилась на землю.
– А где Петя? – крутил головой вулканолог, безуспешно пытаясь отыскать своего любимца.
– Он улетел на том самолете… – пролепетала Маша, глядя вслед уносящейся стальной птице.
Самолет удалялся, увеличивая скорость и рев. Еще миг – и… Вдруг он скрипнул и пошел юзом – передняя нога попала в трещину. Накренившись на крыло, самолет на боку понесся по перрону, затем вспыхнул, охваченный пламенем, и с разгону, будто слепой, врезался в стоявшую машину…
Взметнулись вверх и в стороны пылающие обломки, пространство озарилось исполинской вспышкой, а следом послышался такой удар, что у всех заломило в ушах…
Лю и Чен вмиг умолкли; потрясенный мужчина с камерой впервые за все время опустил ее вниз и замер с раскрытым ртом. Наиболее мощное зрелище так и осталось незапечатленным.
Ольга обеими руками схватила Сашу и прижала его к себе, а Олег – их обоих. Он плакал и целовал жену и сына и благословлял свое ранение, благодаря которому они, возможно, и остались живы, потому что не могли добраться до того злосчастного самолета. Пока живы. А дальше – неизвестно. Но сейчас это было неважно.
* * *Фары высветили огромный каменный завал, перегородивший дорогу в горы. В узком просвете Гущин различил тоненькую фигуру девочки-подростка, которая грязным пальцем тыкала назад и что-то говорила плача – слов нельзя было различить, но и так все было ясно: позади остались заваленные люди.
Валера первым выскочил из машины и, спотыкаясь на камнях, стал пробираться в направлении, куда указывала девчонка. Гущин и Андрей за ним. Навстречу им бежала растрепанная женщина.
– Вы русские? – на бегу спросила она.
– Да-да, русские, не волнуйтесь, все будет хорошо, – скороговоркой проговорил Андрей. – Вы кто?
– Я тоже русская, я юрист… Но это неважно! У нас там ребенок застрял, не можем вытащить! – Глаза женщины были широко распахнуты.
Андрей взял ее за локоть, поддерживая, и они вместе полезли вверх. Миновав завал, они увидели лежавший на боку автобус, смятый под гигантскими глыбами. Вся передняя часть его была совершенно расплющена.
Здесь тоже было много раненых. Они полулежали на земле, вокруг них хлопотали женщины. Они были перепуганы, но сквозь прорывавшиеся слезы пытались оказать помощь: перевязывали, подкладывали под головы сложенные валиком мягкие вещи…
Мужчины пытались палками раздвинуть намертво сжатые челюсти автобуса. Возле одного из них крутился мальчик лет семи. Мужчина в рабочей спецовке, изо всех сил нажимая на палку, сердито говорил ему:
– Вова, я же говорил тебе – не отходи от тети! Стой там!
Перепуганный Вова отступил назад, к женщине, не меньше его скованной страхом. Та машинально прижала мальчика к себе.
Мужчина-рабочий поднатужился, расширив отверстие, и попытался втиснуться в него, но безрезультатно: щель была слишком узкой. Мужчина с досадой отбросил палку.
К нему подскочил другой мужчина, который все это время пытался руководить процессом, что удавалось ему явно плохо. Он подхватил палку и стал совать ее в щель.
– Ребята, ну давайте же! – в отчаянии обратился он к остальным.
Все были вымотаны, сил не оставалось. Рабочие сгрудились вокруг, побросав свои импровизированные подручные инструменты.
Женщина-юрист подскочила к неудавшемуся руководителю и набросилась на него:
– Вы мужчина или кто? Сделайте что-нибудь!
– Я бухгалтер, – как мог оправдался тот, не прерывая своего занятия.
Гущин наблюдал за всем этим процессом, мысленно прикидывая более эффективный способ. К нему подбежала женщина средних лет, глаза ее были заплаканы, но в них теплилась надежда. Она посмотрела на него – высокого, сильного, с мужественным лицом – и прорыдала:
– Мой сын! Сережа! Помогите, помогите! Он застрял!
Ей вторила девочка-подросток – та самая, что показала им дорогу:
– Он там, там! Вот чего он туда полез?
Женщина раздражилась от этого вопроса и сильно дернула девочку за руку. Алексей понял, что это была мать обоих детей.
– Успокойтесь, мы поможем, – отозвался он и пошел к автобусу.
Металлическая крыша его была почти придавлена сверху к сиденьям. Алексей попытался повторить маневр рабочего и пролезть в щель, но и ему это не удалось – слишком тесно. Гущин выпрямился, покусывая губы и раздумывая, как еще можно проникнуть в заклинившее пространство.
Сзади сильная рука отодвинула его в сторону одним движением, и Алексей увидел, как Валерка, извиваясь, будто уж, своим гибким телом, буквально ввинтился внутрь.
– Валера! – выкрикнул Алексей, пытаясь ухватить мальчишку за плечо, но тот уже исчез в проеме.
– Пусть, пусть! – твердила мать мальчика, во все глаза наблюдая за процессом и шевеля губами – видимо, молилась.
Женщина-юрист подошла к отверстию, в котором скрылся Валерка, и, наклонившись, громко заговорила сверху:
– Он живой, слышите? Осторожнее – камни двигаются!
Бухгалтер пытался ее оттащить:
– Не мешайте! Всем должны заниматься специалисты!
– То-то и видно, какой вы специалист! – огрызнулась женщина.
Но бухгалтер, приободрившись и веря в могущество прибывших на подмогу людей, стал быстренько организовывать остальных:
– Так, товарищи, без паники! Сейчас поедем! Подходим к машинам и рассаживаемся! Слаженненько, товарищи!
Гущин невесело усмехнулся про себя. Специалисты! Знал бы он, какие это специалисты – парень-стюард да мальчишка-школьник. Впрочем, оба они, Андрей и Валерка, вели себя сегодня с мужеством профессиональных спасателей.
Алексей посмотрел на щель. Оттуда не доносилось никаких звуков. Может быть, Валерку тоже защемило, и ему самому требуется помощь… Но Гущин сейчас был бессилен ему помочь, оставалось только уповать на ловкость пацана.
А Валерка, пробрался внутрь по узкому, как бутылочное горлышко, проходу, вскоре увидел впереди зажатого между сидений мальчишку. Впрочем, не его самого, а лишь огромные, насмерть перепуганные глазенки, в темноте глядевшие на него с последней надеждой.
– Цел? – непринужденно спросил Валерка, делая вид, будто дело пустячное. – Давай, ползи ко мне!
– Не могу, – прохныкал мальчишка. – Ногу зажало!
Валерка выругался про себя, но вслух ничего не сказал, лишь потихоньку, по сантиметру, стал продвигаться вперед. Получалось плохо, и он периодически останавливался, стараясь сгруппироваться так, чтобы тело стало одним сжатым стержнем.
Гущин наверху, возложив спасение Сережи на Валеру, стал готовиться к отправлению, помогая женщинам и другим детям перебраться через завал. Вместе с Андреем они встали по обеим его сторонам, подавали руки, поддерживали, переправляли… Мальчик Вова жался в сторонке и никак не хотел переходить.
– Ты чего, пацан? – спросил его Андрей.
– Мне холодно, – поежился Вова.
– Идите в машину, – обратился Андрей к рабочему, показывая на микроавтобус, который привел он.
Рабочий – по всей видимости, отец – набросил на мальчика свою огромную куртку, укрывшую ребенка, будто плащ-палатка, и, положив на плечо свою тяжелую руку, повел к автобусу.
Алексея что-то больно ударило по голове. Он посмотрел наверх: с неба сыпались каменные обломки и вулканический пепел.
– Разворачивай машины! – бросил он Андрею.
– Куда? – бросилась наперерез женщина-юрист. – Без ребенка нельзя!
Гущин сам это понимал. Он повернулся к раскуроченному автобусу. В его металлическом теле застрял еще и Валерка – в сущности, тоже еще ребенок, более того – за него он считал себя лично ответственным.
– Успокойтесь, женщина, – обратился он к той.
– Я никуда не поеду! – кричала та.
– Идите лучше к микрику, помогите рассадить людей. – Гущин легонько подтолкнул ее к автобусу, возле которого распоряжался Андрей, распределяя места для беженцев.
Юрист немного постояла, но, вняв твердому голосу Гущина, быстро пошла помогать. Однако у входа дорогу ей перегородил бухгалтер, властно произнеся:
– Стойте здесь!
Нервы женщины не выдержали, и она протестующе выпалила:
– Слушайте, что вы тут командуете? Кто вас уполномочил?
Бухгалтер с важностью в голосе принялся что-то объяснять, но женщина, не слушая его, махнула рукой и, переменив свое решение, побежала обратно к завалу.
Алексей нагнулся над махиной автобуса и взывал:
– Валера! Валера!
Сейчас ему хотелось только одного – чтобы парень отозвался, дал понять, что жив. Тогда бы все можно было исправить. Алексей чувствовал в себе такой злой задор, что готов был голыми руками разворошить эту груду металлолома.
Валерка не откликался. Алексей прислонил ухо к искореженной крыше автобуса. Оттуда не доносилось ни звука. Гущин ждал и думал, как поедет назад, что скажет Зинченко, как вообще он сможет уехать, оставив тело Валерки под тяжестью навалившегося железа?
– Ну что там у вас? – послышался нетерпеливый голос.
На гребне завала показалась женщина-юрист. Она увидела каменное лицо Алексея и добавила, словно в оправдание:
– Теряем же время!
Алексей не ответил и отвернулся. Немая груда металла горой застыла рядом.
– Ну что же вы? – не отставала женщина.
– Идите в машину! – рявкнул Алексей.
Валерка слышал крики Гущина над головой, но ответить не мог: сверху давил, опускаясь все ниже, потолок, и грудная клетка его была стиснута так, что едва хватало пространства, чтобы потихоньку, по капле, втягивать в нее воздух, дабы не лопнули легкие.
Превозмогая напряжение, он упорно полз вперед, упираясь руками в дно и подтягивая тело, будто безногий инвалид. Периодически он чуть приподнимал голову и смотрел на забившегося в углу Сережу, но видел лишь два огромных огонька его глаз.
Потолок наседал и на мальчишку, он неумолимо опускался. Лопнул, не выдержав давления, пластиковый плафон над головой Сережи, и тот в страхе зажмурился.
– Не бойся. Я здесь, – хриплым шепотом выдавил Валерка – это все, на что были способны его связки.
Преодолевая последние сантиметры, он приблизился к мальчику и, протянув руку, дотронулся до его ноги. Она была намертво зажата сиденьями. Валера осторожно попытался выдернуть ее из тисков. Мальчик закричал, и Валера убрал ладонь.
– Я попробую приподнять сиденье, – с присвистом просипел он. – А ты тяни ногу на себя. Понял?
Мальчишка послушно закивал. Однако это было проще сказать, чем сделать – сиденье застыло как влитое, не поддаваясь Валере.
Потолок скрежетал под напором камней и оседал все ниже. Он вот-вот готов был придавить и Сережу, и Валерку.
– Давай, давай! – упрашивал Валера, протягивая руку.
Он потянул мальчишку на себя. Тот, понимая, что это единственный шанс, позабыл про боль и подался навстречу. В ноге что-то дернулось и кольнуло, а следом стало просторно и легко. Сережка не верил своим глазами – нога высвободилась! Он даже поболтал ею туда-сюда, чувствуя колкие мурашки.
– Ну, слава богу, – выдохнул Валера. – Теперь давай за мной. Быстро!
Они поползли назад уже вдвоем. Сережка подволакивал ногу, но двигаться ему было легче – все-таки он был мельче Валеры. Как две ленты они стелились по полу, стремясь не соприкасаться с нависшим потолком, в любую секунду готовым захлопнуть им выход и оставить в западне.
Валера двигал локтями и подтягивал корпус, Сережа на отставал. Еще чуть-чуть, еще – и сверху показался свет, появился глазок отверстия. Валера изогнул тело и подался наверх. Спустя мгновение, он уже стоял на крыше автобуса и вытаскивал за руку мальчишку…
К ним тут же бросились со всех сторон, мать подхватила Сережу на руки и, обливаясь слезами, целовала его чумазое лицо. Сбоку брата тормошила девочка. Она тоже плакала и приговаривая:
– Серега! Дурак! Ты специально, да?
В четыре руки они с матерью потащили мальчишку прочь, подальше от греха и от распластанного как рыба камбала автобуса.
Гущин с силой схватил за шиворот Валерку, дернул на себя.
– Я тебе что сказал, сопляк?! – сквозь зубы процедил он, едва сдерживая и ярость и радость оттого, что видит его живым.
– А вы иначе б не разрешили, – тяжело дыша, улыбнулся Валерка, без страха глядя в сузившиеся зрачки Гущина.
Алексей в сердцах наподдал ему, бросив: