– Быстрее, быстрее! – на бегу торопил он.
Беженцы под руководством Гущина и Андрея выбрались наконец из каменистого ущелья на плато. Перед ними виднелся пылающий аэропорт, где лава заливала пространство, и под ее напором рушились ангары. И только пассажирский самолет стоял невредимым на нетронутом пятачке посреди океана огня.
– К самолету! Быстрее! – крикнул Гущин, прибавляя ход.
Валера, Андрей и группа беженцев, пробираясь сквозь завалы обрушенных зданий, бежали за ним. Со скалы тек пылающий поток. Девочка-подросток упала, и Сережа схватил ее за руку. Прихрамывая и держась за руку брата, она с благодарностью взглянула на него и продолжила двигаться к самолету.
Первым к трапу успел Валера. Сердце его колотилось – там отец, отец! Сейчас они все вместе улетят наконец отсюда! Они все спасутся, ура!
– Пап! – крикнул он и тут же осекся. – Тут нет никого…
Он растерянно оглянулся вокруг и помрачнел.
Люди вокруг тут же начали высказывать догадки:
– Они без нас улетели!
– Они нас бросили!
– Я что-то не поняла…
Гущин огляделся по сторонам. Пространство вокруг было залито огнем. Лава толкала перед собой искореженные конструкции. Упала осветительная вышка. Под напором лавы обрушились тросы, державшие водонапорную башню, и она угрожающе накренилась к объятой пламенем второй взлетной полосе.
– Вы здесь главный? Кто командир? – спросила Наталья.
– Я командир. Все в самолет! Быстро! – скомандовал Гущин.
– Отец называется…. – пробурчал тем временем Валера.
Он выглядел совершенно потерянным, будто пережил крупнейшее разочарование в своей жизни.
– Так, Чкалов, собрался! – прикрикнул на него Гущин.
Беженцы лихорадочно рассаживались по салону. Из иллюминаторов было видно, как рушились здания аэропорта. Рабочий пристегивал к креслу Вову.
– А где мама? – спрашивал тот. – Ты говорил, что мама в самолете.
– Она в другом самолете, наверное, – машинально отвечал рабочий, пристегивая ремень.
– В каком? – не унимался мальчик.
– В другом. Пристегнись давай!
Андрей переглянулся с рабочим.
Гущин вошел в кабину, посмотрел на пустые кресла, занял левое и включил приборы. В кабину заглянул Андрей.
– Готово. Все на местах. Что делаем? – спросил он.
Гущин молчал.
– Что делаем, командир? – повторил вопрос Андрей.
– Взлетаем, – ответил наконец Гущин.
– Как?
– Не знаю, – честно произнес Алексей.
– Ясно…
Гущин взглянул на окаменевшего Андрея. У того словно упала пружина, все время державшая его организм на взводе. Столько они сделали, столько рисковали, и вот теперь, когда главные преграды, казавшиеся непреодолимыми были пройдены и спасение уже маячило перед глазами, оказалось, что все зря…
Алексей по выражению глаз понял состояние Андрея и сказал, показывая рукой в окно:
– Вышку видишь? Там вода. А вон там – вторая полоса. Лава сейчас подтолкнет вышку, она опрокинется и зальет огонь на полосе. У нас будет несколько секунд, чтобы взлететь, – и указал перед собой в бушующее море огня.
– А если не опрокинется? – спросил Андрей, но в глазах его снова начал тлеть огонек надежды.
– Обсудим после мягкой посадки. Иди в салон, ты там нужнее, – отрезал Гущин.
Самолет начал выруливать к рулежной дорожке, но путь ему преграждали взорвавшиеся машины и различного рода обломки. В конце концов он выбрался на грунт и, тряся крыльями, двинулся к рулежке. За ним шел пылающий поток, и свободное пространство постоянно суживалось. Сзади взорвался бензозаправщик.
Гущин включил тумблеры на табло и начал зачитывать приветствие командира. Пассажиры замерли в креслах и с ужасом слушали речь Гущина. Андрей старался улыбаться как ни в чем не бывало. Он сел на приставное кресло напротив Валеры и подмигнул ему. Бухгалтер пересчитывал людей по списку, а закончив, вынул из кармана галстук и начал его завязывать.
Самолет вывернул на рулежку. Впереди было горящее топливо, позади – сжимающееся кольцо лавы.
Гущин смотрел на водонапорную башню. Она покачивалась под напором лавы, но не падала. Лава тем временем выплескивалась прямо под хвост самолета. Гущин сильнее запустил двигатели. Самолет начал движение. Лицо Алексея было сосредоточено, он смотрел неотрывно на башню, которая упорно не хотела падать. Она шаталась, колыхалась, но сохраняла устойчивость. Все вокруг рухнуло – а она стояла!
Алексей считал секунды. Он понимал, что еще чуть-чуть – и падение башни уже не будет иметь никакого значения.
Конструкция качнулась, еще, еще и, завалившись набок, упала резервуаром к рулежной дорожке. Алексей ринулся вперед.
Резервуар раскололся, и тонны воды выплеснулись на дорожку в тот момент, когда к ней на огромной скорости подъехал самолет, преследуемый потоком лавы. Завизжали шасси. Пассажиры закричали от ужаса. Бледный Валера вцепился в кресло, Андрей ободряюще улыбнулся ему.
Девочка подалась к Наталье.
– Мама, я боюсь!
– Мама, если мы умрем, то умрем вместе? – спросил Сережа.
Он ясными доверчивыми глазами посмотрел на мать. Он думал, что если вместе с мамой, то это не так уж и страшно. С мамой ничего не страшно. Вот когда его защемило сиденьем и он сидел в темноте, то боялся, потому что был один. А с мамой можно и умереть.
Мать заставила себя улыбнуться и заговорила спокойно, буднично, таким голосом, каким рассказывала детям сказку по вечерам:
– Закройте глаза. Помните, мы ловили рыбу в озере, там было глубоко-глубоко и очень красиво. Постарайтесь увидеть это озеро перед собой.
И дети послушно закрыли глаза и стали представлять себе все то, что неторопливо рисовала перед ними мама.
Самолет выехал из огня. Резина на шасси горела, но конец рулежки был совсем близко, а за ней – обрыв. Гущин изо всех сил рванул штурвал на себя. Самолет резко задрал нос, угол был настолько острым, что задом лайнер чиркнул по полосе, подняв тем самым сноп искр. Кое-кто из пассажиров вывалился из кресла. Горящие шасси соскользнули со скалы, и самолет полетел вниз, к воде, набирая скорость. А лава со скалы полилась по рулежной дорожке к морю.
Гущин пытался удержать штурвал. Самолет колотило, он двигался сквозь вулканический пепел, вокруг кабины постоянно вспыхивали какие-то огненные частицы. У самой воды самолет выровнял курс, и постепенно ушел наверх в небо. Огонь на шасси погас, и их удалось убрать в шлюзы.
Пассажиры вжались в кресла – они попали в сильную турбулентность. Из сопла двигателя била огненная струя, салон заполнился дымом. Пассажиры снова подняли крик, Андрей пытался их успокоить, вспомнив о своей функции бортпроводника.
Вдруг в кабине раздался тревожный сигнал и замигало табло «Пожар первого двигателя». Валера сорвался с места и бросился туда. Гущин включил противопожарную систему. Вбежал Валера, и тут же прозвучал голос Гущина:
– Спокойно, Чкалов! Ничего страшного, это пепел. Посиди со мной, а то без Зинченко скучно. Давай, не тушуйся.
– Посторонним же нельзя.
– А ты разве посторонний? Давай-давай, смелее!
Растерянный Валера уселся в кресло, которое обычно занимал его отец. Вбежал Андрей.
– Там пожар левого!
– Все под контролем, – из-за плеча бросил Гущин. – Успокой людей.
– Как я их успокою?!
– Ласково, – усмехнулся Алексей. – Ты ж мужик…
Самолет продолжало трясти, он двигался сквозь пепел и огонь. Гущин рванул штурвал на себя. Валера, сжавшись в командирском кресле, наблюдал за ним.
* * *В штабе авиакомпании царило столпотворение. Собрались все: гудели многочисленные консультанты, морщил лоб Михаил Павлович Смирнов, старший диспетчер Тамара Игоревна хмурила брови, глава авиакомпании Шестаков надрывался у микрофона, пытаясь выйти на связь с пилотом. На столе перед ним были разбросаны карты и чертежи.
– Что? Что? Что противопожарная система? – кричал в микрофон Шестаков. – Не слышу!
– Там поблизости есть какая-нибудь полоса? – спросил тем временем один из консультантов.
Другой мрачно ответил:
– Какая полоса?! Там везде океан.
Шестаков отвернулся от микрофона, зажал его рукой и спросил помощника:
– Гущин где? Гущина вызвали? Он нужен срочно!
– Едет Гущин… – ответил помощник.
Имелся в виду Гущин-старший, который за несколько минут до этого, по обыкновению, печатал на своей машинке, когда раздался телефонный звонок. Он не подозревал ни о землетрясении в Канвуу, ни о том, что в его эпицентре сейчас находится его сын. Спокойно снял трубку… Спустя пять минут он уже ехал в такси по ночной Москве.
– Первый отключил. Иду на одном, – проговорил в микрофон Алексей Гущин – слава богу, связь со штабом была исправна.
Алексей не знал, какая паника и напряжение царят сейчас там – ему хватало собственных забот. Нужно было вывезти самолет с людьми, а это с каждой минутой становилось все труднее – в следующий миг, словно издеваясь над ним, вспыхнул сигнал тревоги и появляется надпись: «Пожар второго двигателя». Валерка подпрыгнул в кресле и посмотрел на Гущина.
Алексей не знал, какая паника и напряжение царят сейчас там – ему хватало собственных забот. Нужно было вывезти самолет с людьми, а это с каждой минутой становилось все труднее – в следующий миг, словно издеваясь над ним, вспыхнул сигнал тревоги и появляется надпись: «Пожар второго двигателя». Валерка подпрыгнул в кресле и посмотрел на Гущина.
– Пожар второго, – стараясь сохранять хладнокровие, сказал Алексей. – Включаю систему пожаротушения, двигатель отключаю. Включаю первый.
– Может взорваться, – мрачно констатировал Смирнов за спиной Шестакова.
– Может взорваться! – повторил Шестаков. – Как слышно, прием!
Гущин покосился на Валерку и подмигнул ему.
– Слышу вас. Пока все нормально.
– Есть возможность идти на одном? – спросил Шестаков.
– Пока держусь, – неопределенно ответил Алексей.
Он всеми силами пытался удержать бешено колотящийся штурвал. Ошеломленные пассажиры наблюдали, как из сопла двигателей летели огненные хвосты. Самолет трясся, как в лихорадке. Андрей посмотрел на замершего от ужаса Вову и протянул ему набор летных конфет. Крылатая машина, оставляя за собой огненный след, неслась сквозь тучу вулканического пепла.
– Готовьте ближайший аэропорт, – проговорил Гущин в микрофон.
– Будет тебе ближайший, – ответил Шестаков. – Что двигатели?
– Тянут. Давай, друг, давай!
Последние его слова были обращены к самолету, который из последних сил преодолевал вулканический пепел. Наконец пелена просветлела. За ветровым стеклом вспыхнули звезды, и турбулентность прекратилась. Гущин перевел дух. Руки его ходили ходуном.
– Что там? Не молчи! – нетерпеливо воскликнул Шестаков.
– Пепел прошел. Пожар потушен.
– Сколько протянешь? Не слышу… – говорил Шестаков в микрофон.
Позади него послышались шаги, и в штаб вошел Гущин-старший.
– Кто за штурвалом? – спросил он у Смирнова.
– Стажер зинченковский. Недавно на работу взяли, – хмуро ответил тот, ни о чем не подозревая.
На лице старого авиаконструктора не дрогнул ни один мускул, будто он знать не знал никакого стажера и в глаза его никогда не видел.
– Держусь пока, – ответил Алексей Шестакову и взглянул на сжавшегося в кресле Валеру. – Ну что, Чкалов? Девушка-то у тебя есть? Пойди проверь, что там в салоне.
Валера вышел в салон, оглядывая перепуганных пассажиров. Пройдя мимо Сережи, потрепал того по голове.
– А кормить будут? – ни к селу ни к городу спросил бухгалтер, поправляя галстук.
– А то как же! – хохотнул Валерка. – Первое, второе и третье, как полагается! Еще и коньячку поднесут!
Он прошелся между рядами, деловито оглядывая пассажиров и гордый оказанным ему доверием Гущина. А Алексей не зря выпроводил Валерку – ему необходимо было остаться одному. Он оглянулся, проверил – не слышит ли кто – и сказал в микрофон:
– Двигатели забиты пеплом. Первый, кажется, все же вышел из строя. С шасси проблемы. Нужны пожарные и «Скорая».
Присутствующие в штабе напряженно переглядывались. Тамара Игоревна, рисовавшая что-то на клочке бумаги, подняла голову.
– Надо готовить Петропавловск, – сказала она. – Дальше улететь не смогут.
– Там полоса тяжелая – сопки, – возразил ей один из консультантов.
– Я в курсе. Но надо готовить Петропавловск – это единственный шанс.
Тамара Игоревна была очень опытным диспетчером, и к ее мнению стоило прислушаться. Шестаков поглядел на нее внимательно и склонился к микрофону.
– Мы готовим Петропавловск-Камчатский.
И добавил уже помощнику:
– Передайте в Петропавловск – на полосу пожарных и «Скорые».
Гущин прислушивался к голосу, доносившемуся из наушников. Он пробивался слабо, но слова можно было разобрать:
– Топливный бак поврежден при взлете. Видимо, утечка. Запасы топлива уменьшаются. До земли не хватит.
Сердце у Алексея радостно забилось: этот противный скрипучий голос сейчас прозвучал для него как музыка!
– Леонид Саввич? – спросил он в микрофон.
Зинченко на секунду оторопел, не веря своим ушам, а потом закричал:
– Леша? Леша! Вы живы?
– Живы! – обнадежил его Гущин.
Зинченко дрожащей ладонью сжимал наушники, силясь не упустить ни слова из того, что говорил Алексей – слышимость была плохой. Александра, сидевшая рядом, почувствовала, что руки и ноги ее охватила небывалая слабость… Она закрыла глаза и постаралась взять себя в руки.
– Леша, где Валера? – вибрировал от напряжения Зинченко.
– Здесь. Все в порядке.
– Дай мне его! – прокричал Леонид Саввич.
Гущин сделал знак вошедшему Валере – мол, возьми наушники и надень. Тот в недоумении надел наушники.
– Валера! Ты слышишь меня? – услышал он голос отца.
Валерка не раздумывал.
– Я бы тебя никогда не бросил, – проговорил он и снял наушники.
– Валера, Валера! – кричал Зинченко.
Он не слышал, что сказал сын, да и неважно ему было это сейчас. Главное, он убедился, что сын жив. Жив!
– Леонид Саввич, это я, – ответил Гущин.
У старого пилота сдавило грудь. Сквозь спазм и подступающие слезы он выдавил:
– Спасибо, Леша.
Александра вслушивалась в голос Гущина, но в целом держала себя в руках.
– Живы, – коротко сказал Зинченко, освободившись от наушников.
Гущин тем временем глядел на насупившегося Валеру.
– Ну, ты могуч… – проговорил он насмешливо, но в этой фразе сквозил настолько явный укор, что Валерка тут же выкрикнул запальчиво:
– Он нас бросил!
Алексей посмотрел на него снисходительно.
– Тебе пять лет, что ли? Он ждал до последнего, самолет дозаправил! Хватит скулить, Чкалов!
И, отвернувшись от насупившегося Валерки, крепче взялся за штурвал.
Шестаков, более-менее разобравшись с Гущиным-младшим, переключился на Зинченко:
– Зинченко, что у вас?
– Теряем горючее, – ответил тот и обернулся назад. Нужно было что-то решать…
В трюме замерли перепуганные беженцы. Они не знали, что их ждет впереди. Послюнявив платок, Сесиль вытерла грязь с лица Свена. Вулканолог поил Машу из своей фляги.
– Я не пью, – пыталась было она сопротивляться.
– Дурочка, это же вода! – засмеялся тот, ласково приобняв ее за шею.
От неожиданности этой заботы Маша вдруг рассмеялась ему в ответ и залпом выпила половину фляжки…
Зинченко принял решение и сообщил о нем в штаб.
– Буду пытаться сесть на воду. Вы подгоняете корабли и… забираете всех, кто уцелеет.
У Гущина, который слышал голос Зинченко, вытянулось лицо. Валера, заметив реакцию Алексея, тоже взял наушники и начал прислушиваться.
Консультант в штабе кивнул, услышав слова Зинченко.
– Другого выхода нет.
– Можете подогнать хоть весь флот, но сажать грузовой с пассажирами по такой волне – самоубийство, – отрезал Гущин-старший.
– Есть какие-то инструкции для таких случаев? – несколько растерянно поинтересовался Шестаков.
– Да какие могут быть инструкции?! – махнул рукой Гущин-старший.
Тамара Игоревна задумчиво молчала.
– Леонид Саввич, вы меня слышите? Сколько у вас там осталось? – спросил Алексей.
– Всего ничего и еще столько же, – мрачно ответил Зинченко.
Стрелка указателя топлива нервно подрагивала на нулевой отметке. Самолет резко шел вниз. Люди в трюме закричали от страха.
Валера поглядел на Гущина.
– Я однажды по телику видел – один акробат с самолета на самолет перелазил.
Гущин задумался, а потом решился.
– Есть одна идея. Как говорит один человек – завиральная.
Валера не понял – всерьез Гущин говорит или понарошку, смеясь над его идеей. Отец Гущина в штабе, услышав эти слова, напрягся.
– Завиральная – это как раз то, что сейчас нужно, – отозвался Зинченко.
– Короче, вы снижаетесь на минимальную высоту, например, на три тысячи. Это возможно?
– Ну? – нетерпеливо произнес Зинченко, стараясь понять, что задумал Алексей. Но внимал каждому его слову. Он уже не раз убеждался, что в небе Алексею нет равных. И все его даже самые безумные идеи на поверку оказываются не только правильными, а единственно возможными.
Алексей продолжал:
– Если давление будет приближено к нормальному, я попытаюсь открыть дверь. У вас в трюме наверняка есть лебедки. Могут быть тросы… Какие-нибудь штуковины для перевозки больших грузов, подвесы какие-нибудь, ремни…
Зинченко мигнул Александре, и та, в один момент все поняв, поднялась и вместе с бортпроводницами поспешила обследовать трюм, пытаясь отыскать лебедки. Пассажиры, сидевшие на полу, напряженно наблюдали за происходящим. Гречанка опасливо подвинула к себе сумку. Вулканолог пытался отвлечь Машу, чтобы она не напряглась раньше времени. Саша вместе с девушками методично обходили трюм.
Наконец, были обнаружены клети и тросы. Вышедший из оцепенения представитель авиакомпании подошел к Александре и помог проверить лебедку. Когда убедились, что работает, та вернулась в кабину и кивнула Зинченко – мол, все в порядке.