Нет, никто, решительно никто не понимал Леонида Саввича в родном доме, и он с грустью и тоской ощущал, как этот дом становится для него все более далеким и чужим…
Однако, немного поостыв, Зинченко все-таки согласился внутренне с тем, что сыну нужен наставник в английском.
Куда сейчас без иностранного? Сам Леонид Саввич знал его плохо, со скрипом: картаво-шепелявый, труднопроизносимый гнусавый язык не давался ему, и Зинченко за годы службы добился лишь того, что выучил несколько расхожих фраз, достаточных для общения с пассажирами. Для того, что сверх, были бортпроводники, отлично подкованные в английском.
Но обратиться Зинченко решил не к ним, а к симпатичной жене пилота Синицына Елене Михайловне. Леночка, как он ее называл, была покладистой, доброжелательной и к нему, Зинченко, относилась с почтением – почти таким, как ее супруг, для которого Леонид Саввич был кем-то вроде эталона пилотажа, и он все наматывал рейс за рейсом, пытаясь догнать и перегнать его, как некогда СССР Америку.
Вот ее-то, Леночку, и искал Зинченко, придя на следующий день на службу. Пройдясь для начала по служебным помещениям, он уловил какой-то шум, доносившийся из кабины тренажера, хотя в это время там никого не должно было быть. Озадаченный Зинченко подошел к двери. Открыв ее, он увидел стажера Гущина, сидевшего за штурвалом.
Взглянув на включенный экран, Зинченко увидел возникающую в тумане взлетную полосу. В ужасающих метеоусловиях на нее медленно опускался самолет, которым управлял Гущин.
Зинченко беззвучно усмехнулся уголком рта. Все ясно. Стажеру не дает покоя его поражение, и он пытается запоздало взять реванш. Зря. Пустая трата времени – ничего у него не выйдет. Тут нужны опыт и сноровка, а у этого выскочки – один гонор. Правда, не без способностей парень, надо признать, но все же…
Зинченко хотел уже выключить прибор, но помедлил. Интересно было посмотреть, как этот стажер снова разобьется всмятку. Прислонившись к стене, Леонид Саввич стал наблюдать.
Лицо Гущина перекосилось до неузнаваемости от неимоверного напряжения, он изо всех сил тянул рычаг на себя, стремясь успеть затормозить. Зинченко мысленно считал секунды до катастрофы – семь, шесть, пять…
Воображаемая полоса вдруг подтянулась к кабине, будто та всосала ее внутрь. Касание!
Зинченко оторвался от стены. Так, вот сейчас самолет врежется в стену, через полсекунды, ну!
Самолет сел. Он буквально чуть-чуть прокатился по полосе и замер, горделиво посматривая сверху глазами иллюминаторов.
Леонид Саввич некоторое время смотрел, не веря в реальность происходящего, затем резко протянул руку к выключателю. Полоса исчезла, свет погас, тишину прорезал скрипучий голос Зинченко:
– Вы что тут делаете?
– Вы видели? Я посадил его! Еще чуть-чуть… – Гущин чуть не задыхался от возбуждения. Пьяный от восторга, он невменяемым взглядом смотрел на Зинченко, ожидая от того похвалы. Посадил! Посадил же! В нереальных условиях!
Зинченко оставался сдержан. Вместо того чтобы кинуться на шею Гущину, он строго произнес:
– Есть замечательное правило. Не прошел тренаж – не лезь в фюзеляж. Кто вам разрешил пропускать занятие по эвакуации?
Гущин поднялся. Поняв, что никакого одобрения от Зинченко он не дождется, двинулся к двери, не ответив на вопрос. Леонид Саввич проводил его задумчивым взглядом. Позабыв о Елене Михайловне, которую искал, он прошел в кабину, занял освобожденное Гущиным место и включил ту же программу.
Спустя час, взмыленный и злой, Зинченко проходил вместе с Гущиным через металлоискатель. Сколько он ни пытался, ему так и не удалось посадить злополучный самолет. Более того, он уверился в безнадежности этого занятия и если бы не видел своими глазами, как это проделал Гущин, – никогда не поверил бы.
Однако перед полетом Зинченко постарался вернуть себе обычный невозмутимый вид. Хвалить Гущина он не собирался. Не хватало еще, чтобы этот пилот, который и так воображал слишком много, возомнил себя круче своего наставника! Наверняка получилось у него это случайно, а может быть, вообще какой-то сбой в системе. Иначе не объяснишь.
При проходе через устройство у Гущина снова зазвенело в карманах, и Зинченко злорадно ухмыльнулся про себя. Безответственный растяпа, вот и все. Он отвернулся от Гущина и потерял к нему интерес, потому что навстречу им шествовал Шестаков со своей свитой. Обменявшись привычными рукопожатиями, они разошлись. На выглядывающего из-за плеча Зинченко Гущина глава авиакомпании даже не взглянул, но он – слава богу, на сей раз ума хватило! – даже и не лез вперед.
Зинченко хотел пройти к самолету, но неожиданно резко поменял траекторию: слева он заметил Елену Михайловну Синицыну, которую так и не нашел, поддавшись соблазну пройти немыслимое испытание, которое сам же придумал для своего стажера. Синицына тоже заметила Зинченко, сразу расцвела, заулыбалась так, что на пухлых щеках появились ямочки, и сердечно произнесла:
– Здрасьте, Леонид Саввич.
– Привет, Леночка, ты мне и нужна. – Зинченко, поймав удивленный взгляд Гущина, нахмурился и отвел Елену Михайловну в сторону подальше от любопытных ушей.
Он смущался, как и всегда, когда приходилось обращаться к посторонним людям с какой-нибудь личной просьбой. Когда приходилось отдавать приказы – не стеснялся ничуть, а в таких вот случаях даже терялся и чувствовал себя крайне неловко.
– Понимаешь, Леночка… – осторожно начал он. – Есть тут один охламон. Надо подтянуть его по английскому.
– Родственник? – осведомилась Елена Михайловна.
– Да какой там родственник! – поморщился Зинченко и недовольно добавил: – Сын! Ты же у нас специалист, может, поможешь?
Леночка с готовностью закивала маленькой изящной головкой:
– Не волнуйтесь, Леонид Саввич. Мой Коля все равно летает, у меня времени вагон.
Обрадовавшись такому скорому удачному раскладу, Зинченко вопреки себе принялся нахваливать сына:
– Он вообще способный! На лету все схватывает! – Потом, спохватившись, строго добавил:
– Только оболтус. Ты послаблений не делай! Всерьез с ним, всерьез! Значит, заглянешь вечерком?
– Конечно, Леонид Саввич! – Елена Михайловна, кажется, искренне рада была услужить Зинченко. Да и к тому же при постоянных полетах мужа ей было скучновато, а занятия с великовозрастным оболтусом – какое-никакое развлечение.
– Ну, вот и хорошо, – удовлетворенный Зинченко повернулся к Гущину, но не увидел его.
Поводив глазами по залу, обнаружил его кривляющимся около окна и сначала не понял, что происходит. Алексей размахивал руками и корчил рожи. Подойдя ближе, Зинченко понял в чем дело: за окном по трапу поднималась в свой самолет пилот Александра Кузьмина, на которую этот ушлый Гущин уже положил глаз.
«Наш пострел везде поспел», – подумал Зинченко, вслух же одернул Алексея:
– Стажер Гущин!
Алексей обернулся. Зинченко посмотрел на Александру. Она улыбалась. С явным сожалением оторвавшись от окна, Гущин пошел вслед за Зинченко. Им предстоял следующий совместный рейс.
Всю дорогу Зинченко вел самолет сам, туда и обратно. Алексея не допускал к штурвалу ни на секунду. Гущин, чувствуя свою вину и даже искренне раскаиваясь, благоразумно помалкивал и не встревал, хотя у него буквально руки чесались. Наконец, уже перед самой посадкой, он не выдержал и, когда Зинченко уже ответил диспетчеру, что производит посадку на двадцать пятую полосу, решил вмешаться.
– Управление принял! – выкрикнул он и вопросительно посмотрел на Зинченко. Тот смотрел ровно перед собой, ничего не отвечая и оставляя тем самым слова Гущина без внимания. Алексей повторил с просительными интонациями:
– Управление принял! Леонид Саввич, разрешите произвести посадку! По всем правилам, тютелька в тютельку, обещаю!
– Отставить! – не поворачивая головы, отозвался Зинченко. – Сегодня сложные метеоусловия. А художества ваши мы видели.
Гущин помрачнел и буркнул:
– Вас понял.
В салоне тоже шла подготовка к посадке, и бортпроводники окружили пассажиров, помогая им произвести необходимые манипуляции и проверяя, по всем ли правилам затянуты ремни. Спокойная и деловитая, как всегда на службе, Вика зачитала предупреждение пассажирам:
– Пристегнуть ремни, подготовиться к посадке.
Андрей, занимаясь своим делом, со стороны любовался ею. Своенравная и едкая, Вика его очень привлекала. И было странным и непонятным, почему она так упорно и порой даже агрессивно игнорирует его ухаживания.
Вот и сегодня, когда он подошел к ней на кухне, чтобы помочь убрать пластиковые контейнеры, в которых подают пищу пассажирам, отшила его резко и даже грубо. Андрею ничего не оставалось, как усесться в кресло и отвернуться. Такая Вика ему не нравилась. Налет развязной вульгарности, который она на себя напускала, абсолютно ей не шел и очень сильно удешевлял. На своей должности она была совсем другой – вежливой, улыбчивой, грамотной. Да и с девушками-коллегами держалась хоть и раскованно, но культурно. А вот рядом с ним превращалась в какую-то оторву. И это при том, что сам Андрей никогда не позволял себе не то что нецензурных, а даже просто грубых слов.
Вика же, с раздражением складывая контейнеры стопкой, бросила взгляд на уткнувшегося в окно Андрея. Тоже мне, обиделся! Нечего лезть куда не следует! Видит же, что Вике неинтересны его приглашения, и цель у нее здесь своя. Вике шел двадцать девятый год, скоро тридцатник, и пора было срочно выходить замуж, иначе потом можно было всю жизнь летать туда-сюда, не заботясь больше ни о чем, ибо никому до этого не будет никакого дела. Но в мужья Вике нужен был не абы кто, а непременно состоявшийся летчик. Еще лучше – командир экипажа. Но эти все давно были женаты, причем пристегнуты своими женами к себе крепче, чем ремнями безопасности. Но Вика не сдавалась. Зря, что ли, она шла столько лет к этой цели, тренировала вестибулярный аппарат переворотами и кувырками и зубрила ненавистный английский?
Ее мечта сбылась наполовину: бортпроводницей она стала, и даже старшей в бригаде, а мужа так и не нашла. И чем ближе становилась казавшаяся страшной отметка «тридцать», тем ниже опускала Вика планку требований. Пусть не командир, и даже не пилот, а хотя бы стажер – молодой, симпатичный… Как, например, новенький Леша Гущин. Чем не жених? Ровесник Вике, служил в военной авиации, правда, пока особых успехов по службе нет, но в умелых руках подтянется. А Викины руки были уж куда как умелыми!
Но Гущин как-то не проявлял интереса к Вике. Букет, правда, подарил, но это было так топорно, поспешно и смазанно, что почти и не считается. И с тех пор – все. Как отрезало. Зато Андрей с каждым разом проявляет все больше активности! Но вот уж кого Вике даром не надо было, так это коллегу. Еще чего не хватало – муж-стюард! Стюардесса! Кому рассказать – стыдно будет. Вика засунула собранные контейнеры в шкаф, заперла на ключ и присела. Самолет пошел на посадку, началось снижение.
Сидящий за штурвалом Зинченко смотрел прямо перед собой, отдавая команды Гущину, который выполнял их четко и быстро. Их совместные действия были слаженными и грамотными. Но, несмотря на профессионализм обоих летчиков, кабину потряхивало. За окном висел сплошной туман, и управлять самолетом в таких условиях действительно было нелегко. Со стороны Алексей видел, как напряжен Зинченко, как пульсирует синяя жилка на его виске.
Командир смотрел прямо перед собой, а Алексей поглядывал по сторонам. Внезапно он заметил с правой стороны нависшую над их машиной тень.
Скорее инстинктивно Гущин резко толкнул ручку РУД вперед, накрыв своей ладонью лежавшую на ней руку Зинченко и, кажется, причинив ему боль, потому что Леонид Саввич тут же громко одернул его:
– Вы что делаете?
Самолет рванулся вверх, повинуясь приказу Алексея, все откинулись назад, в том числе наверняка и пассажиры в салоне. Гущин этого не видел, но мог догадываться. Но тень же была, он явственно видел ее!
– Вы что, с ума сошли? Вы что делаете? – возмутился Зинченко, который ничего не заметил.
Отшвырнув руку Гущина, он принялся выравнивать самолет. Вокруг прежнему висела пелена тумана. Больше ничего не было.
– Мне показалось, что… – оторопело пытался объяснить Алексей, растерянный до крайности, но Зинченко лишь зло отмахнулся.
Ничего доверить нельзя! Вообще непонятно, как дальше работать с этим стажером? Его же до самостоятельных полетов допускать невозможно!
Леонид Саввич благополучно посадил самолет и откинулся в кресле. На лбу его блестели капельки пота. Гущин, ни слова не говоря, отстегнул ремень и, не дожидаясь выхода пассажиров, покинул кабину.
Зинченко не стал его удерживать. Трудный полет отнял у него много сил, и Леонид Саввич передыхал, используя выдавшуюся свободную минутку. От этого занятия его отвлек заглянувший в кабину Николай Синицын.
– Леонид Саввич, как вы? – участливо спросил он.
– Туман-то какой, – только и вымолвил Зинченко, не открывая сомкнутых век.
– Но если бы не вы! – воскликнул Синицын.
Зинченко помрачнел. Очередная мальчишеская выходка Зинченко вышла боком.
– Да уж, наделали делов! Я еще ему всыплю, стажеру этому! – пообещал он, хотя вовсе не был обязан отчитываться перед Синицыным.
Но тот, кажется, находился в совершенно ином настроении.
– А что стажер? – непонимающе спросил он. – При чем тут он? Там что-то капитан недотумкал и повел машину на полосу, когда вы садились. Но вы-то как увидели в таком тумане?
– Что увидел? – не понял Зинченко.
Он раскрыл глаза и резко сел, выпрямив спину.
– Турецкий боинг! Если б вы так лихо не среагировали и не рванули на второй круг – страшно подумать! Вот это, я понимаю, ас!
Синицын улыбался, с искренним восхищением глядя на Зинченко. Леонид Саввич почувствовал себя не очень хорошо. Это что же получается? Гущин рванул ручку не просто так, не из баловства, а потому что разглядел в этой тьме адовой тень турецкого боинга, которого, по всем правилам, там быть не могло? Углядел в тот момент, когда он, Зинченко, и ухом не повел? Ничего себе!
Леонид Саввич взволновался не на шутку. Поступок стажера – неожиданный, почти героический – впечатлил его до глубины души. И главное, не сказал ничего! Вышел молча. А он еще и отчитал его.
Зинченко поднялся с кресла и вышел из самолета, намереваясь догнать Гущина и поговорить, но того уже нигде не было видно.
* * *А Алексей уже и не думал об этом. Сбежав от Зинченко, он шел, тыча кнопки на мобильном телефоне и набирая номер Александры.
– Алло! – послышался ее мягкий голос.
– Саша, простите, это Алексей, – торопливо заговорил Гущин. – У меня к вам просьба огромная… Хотелось бы кое-что обсудить, и мне без вашего совета просто не обойтись! А дело важное. Да-да, очень важное! – подчеркнул он. – К тому же я предлагал вам пойти в ресторан – может быть, как раз сейчас это будет удобно? Нет, не отмечать полет, нет! По делу.
И сердце его радостно забилось, когда Александра вдруг ответила:
– Ну, хорошо. По делу так по делу. Где и когда?
– В семь в «Журавле», – расцвел Гущин.
Вечером того же дня Александра с Гущиным сидели в ресторане друг против друга. Алексей все не мог поверить, что Саша согласилась на эту встречу, и медлил, стараясь ее продлить. Он двигал приборы, перекладывал нож и вилку из одной руки в другую и чувствовал, что совершенно не знает, как с этим управляться.
– Я голодный, а вы? – махнув наконец рукой на эту хитрую науку, проговорил он.
– А у меня мало времени, – холодновато ответила Александра.
Гущин не стал показывать, что не поверил: куда ей торопиться-то? Мужа и детей, равно как и любовника, у нее нет, из полета она только что вернулась… Дистанцию держит, гордость показывает… Что ж, пусть так.
– Спасибо, что все-таки согласились, – искренне проговорил он.
– Ну ладно, давайте к делу, – резюмировала Александра и приготовилась слушать.
– Я хотел вас спросить про Зинченко… – мялся Алексей, перекладывая приборы.
Александра нетерпеливо следила за его манипуляциями.
– Леша, вы дикарь? Цивилизация началась с того, что удобно. Смотрите, это сюда. Это так.
Она как-то очень ловко и быстро переложила приборы, чтобы показать, как надо. Алексей совершенно не считал что это удобно. Проще всего, когда одна вилка, одна ложка и один нож. На все случаи жизни. Но спорить не стал – Александра и так держалась отстраненно и постоянно демонстрировала, что страшно спешит, и только любезность заставила ее прийти сюда.
Он улыбнулся и проговорил, как бы оправдываясь:
– Отвык я в армии от этого. У нас там только вилка да нож.
– А суп как? – поинтересовалась Александра.
– Из горла! – весело просветил ее Алексей.
– Так, оставьте ваши гусарские шуточки! – Александра постучала малюсенькой вилочкой по столу.
Алексей и не знал, что можно есть такой – будто из детского набора посудки. Разве что косточки из вишни выковыривать…
– Даже не знаю, как с вами разговаривать! – признался Алексей. – Все время вы норовите под дых. Может, хотя бы на ты перейдем?
– Нет, – отрезала она, строя из себя гордячку. – Так что вы хотели?
– Ну вот опять! – расстроенно откинулся назад Алексей. – У меня всегда так.
Он показал, как его вырубают одним ударом, Александра засмеялась впервые за все время их встречи, и глаза ее сразу же стали не темно-серыми, а нежно-голубыми.
– Да ладно вам! Вы везунчик, сразу видно! – проговорила она.
– Как раз наоборот! – горячо возразил Алексей. – Сегодня вот опять Зинченко на меня накричал.
– Значит, сорвался… – сделала вывод Александра. – Но если бы не он, вы бы тут со мной не разговаривали. Вы знаете про турецкий самолет? Это вообще-то ЧП!
Гущин поглядел на нее пристально, но возражать не стал. Не хотелось ему описывать, как все было на самом деле, да и не о Зинченко вовсе он хотел говорить и не о самолетах… Просто выбрал удачный повод. И уже за это мысленно благодарил Леонида Саввича – если бы не его фигура, то Сашу сложно было бы выманить в ресторан. А так чуть-чуть приврал – и она пришла.