С воинственными воплями пестрая толпа ринулась в атаку, смело, – как-никак ноябрь на дворе и холода уже давно вступили в свои права, надежно сковав неторопливую реку, – перетекая на лед, давя своих же, бежавших в первых рядах и запутавшихся в растянутых по снегу сетях. Вздрогнул воздух, и в бой вступила припрятанная в месте провала пушка. Полыхнув огнем, она отправила первую порцию картечи, целясь прямо в гущу наступавших. Тут же в дело вступили московские лучники, проредившие толпу неприятеля. Атакующие огрызнулись своим залпом, но стрелы, летящие по навесной траектории, в большинстве своем застряли в увешанных тряпками и сетями заборолах, совершенно не побеспокоив людей Дмитрия Донского, в то время как стрелы защитников нанесли изрядный урон. Лед окропился первыми каплями крови. Впрочем, ягайловцы, зацикленные на приступе, не обращали на то внимания, как не замечали чвакающую под ногами невесть откуда взявшуюся мокрую кашу. А к первой пушке присоединились еще две, заблаговременно подготовленные Дмитрием Ивановичем.
Вой штурмующих крепость вдруг обильно сдобрился воплями страха, и середина волны атакующих, просев, вдруг исчезла, разом поглощенная черными водами Вязьмы. То сработала еще одна ловушка, подготовленная Великим князем Московским. Заранее подточенный множеством лунок лед реки лопнул, рассыпавшись на сотни мелких обломков, и литовцы, отягощенные доспехами, неожиданно для себя оказались в ледяной воде. Лошади, проваливаясь задними копытами, молотили передними, кроша ледяную корку, и, без того усиливая панику, воины, утягиваемые вниз доспехами, судорожно хватаясь за крупы насмерть перепуганных животных, пытались удержаться на поверхности.
Отчаянное положение усугублялось еще и тем, что задние ряды, еще не поняв, что происходит, по инерции рвались вперед. Напирая на пытавшихся остановиться перед препятствием товарищей, те сами заталкивали их в воду. Да и лед, не выдерживая такой нагрузки, крошился, поглощая ряды отчаянно орущих воинов. А тут еще и пушки, подливая масла в огонь, расстреливали мечущихся на берегу, заставляя их, ища укрытия от смертоносных ядер, прыгать на лед, и без того увеличивая нагрузку на хрупкое полотно.
А передовой отряд, проскочивший опасное место, увлекшись атакой, столкнулся с другой проблемой: неприступный подъем, обильно политый водой, смерзшийся в ледяной панцирь, сводивший на нет любые попытки штурма. Перегруппировавшись и закрывшись щитами, уцелевшие воины попытались откатиться назад, но поняв, что произошло, и запаниковав, рассыпались на несколько десятков одиноких фигурок, тщетно пытающихся укрыться от стрел защитников крепости.
– Довольно! – на стене появился сам Дмитрий Донской. – Порох со стрелами поберегите. Пригодятся еще. Нам подмоги ох как нескоро ждать придется. Сполохи, вишь, какая незадача, не дотянули сюда. А так бы и беды никакой.
Угомонилось и поредевшее войско атаковавших! Оглушенные таким бесславным началом литовцы, закрываясь щитами и собирая раненых, обожженных и оказавшихся в воде соратников, под задорные окрики и похабные шуточки защитников потянулись на противоположный берег, подальше от жалящих стрел людей Дмитрия Ивановича Донского. И хотя не так много на льду убитых осталось, а все больше раненых, все равно боевой дух атакующих поугас. Теперь уже думки не о приступе, а о том, что с таким количеством болезных делать. Ведь лагерем еще и не разбились и даже костров не разожгли! Как теперь с насквозь промокшими товарищами поступить, да еще и на морозе, от которого даже дыхание перехватывало?! Эти – не жильцы скорее всего уже. А с теми, кто стрелу или чугуна словил, – и вовсе беда! Прихваченные морозом или огнем пожженные, скорее всего, души живо Богу отдадут, а вот раненые еще долго стенаниями своими да видом угнетать воинов будут. Это не считая того, что за ними теперь уход нужен, так, что отяготят они знатно войско Сигизмундово! Вот и получалось, что хоть сейчас – в атаку на оглушенных таким началом ягайловцев. Впрочем, Великий князь Донской рассудительно предположил, что это – передовой отряд, к которому наверняка подмога идет. А с тремя сотнями душ да пусть с пятью сотнями кое-как обученных, но холопов встреча с любым мало-мальски подготовленным отрядом – смерть верная.
Да и неприятель, поняв, что с ходу не взять хорошо подготовленную крепость, решил сменить тактику. От массы отделились трое всадников, которые, яростно стегая лошадей, унеслись прочь. Остальные, откатившись на порядочное расстояние, принялись разбивать лагерь.
– За подмогой, шельмы, отправились, – проворчал московский князь, наблюдая за происходящим. – Ну, православные, готовьтесь. Бомбарды развернут. Зырян – в бою лих да удачлив. Дойдет до сполоха ближайшего. Не может быть, чтобы не дошел.
Словно бы прочитав эти мысли, от лагеря по направлению к городу двинулась группа дружинников.
– Эй, князь! – подойдя вплотную к берегу, прокричал один из них. – Это зову тебя я: Фрол!
– Чего тебе, смерд?!
– Руси Великой нужен один князь! – прокричал в ответ тот.
– Ты с ним сейчас говоришь, Фрол!
– Нет, Дмитрий Иванович. Московское княжество – заплата на кафтане. С одной стороны – Орда, с другой – нижегородцы, с третьей – Великое Литовское княжество! Неужто думаешь, что крошечному уделу всех одолеть дано.
– С помощью Божьей и Мамая, и Тохтамыша одолели. Даст Бог, и с остальными сладим!
– Склони голову, Дмитрий Иванович! И грех не возьмешь великий на душу, животы сохранив и свой, и тех, кто под хоругви твои соберется! Склони и крови великой пролиться не дай! Признай Ягайло своим правителем и королем Польши и всея Руси!
– Ягайло уже король Польши? – расхохотался в ответ Дмитрий Иванович. – Не быть тому!
– Бог на стороне больших дружин! А тебе времени – до утра! Остыть да решение принять верное! – что-то скомандовав сопровождающим, предатель, резко отвернувшись, пошагал прочь. Двое ратников, расплывшись в хищных улыбках, сбросили в снег какой-то мешок и, довольно о чем-то переговариваясь, пошли вслед за диаконом.
– Не дошел Зырян, – Дмитрий Иванович зло сплюнул под ноги. – Вот он, твой четвертый Иуда, коль сон твой не от лукавого, – резко повернувшись к Булыцкому, оскалился правитель.
– Я же его в Москве еще от смерти уберег, – зло отвечал учитель. – Знать бы наперед, так и палец о палец не ударил бы!
– Пустое, – усмехнулся в ответ Великий князь Московский. – Тебе за свои грехи на Суде Страшном отвечать, ему – за свои. Ты свою душу от греха уберег, а Фрол на посулы купился.
– Дозволь нам, князь, – окликнул мужа один из защитников.
– Чего?!
– От того он и не дошел, что дружинник. А как простой кто пойдет, так, глядишь, и проскочит. – К собственному удивлению, Дмитрий Иванович увидал Ивашку со Стенькой Вольговичей.
– Вы?!
– Мы, – улыбнувшись, отвечали парни. – Говаривали же: сгодимся.
– Вам-то куда? – раздраженно буркнул Дмитрий Иванович. – Дружинник, вон, сгинул, а вы!..
– Ух, мы с братом на ноги споры! Быстрее ветра домчим!
– А ведь добегут! Кузовок ох как шибко тягали! – горячо вступился Булыцкий. – Пусти! Все ведь одно сгинем, если весть никто не донесет. Дружина-то в Москве только собирается. Да и пойдет она на Смоленск, а не на Вязьму. А коли так, то и сам ляжешь, и дружину погубишь.
– А как предаст? Фролу подобно?
– Вот те крест, – яро перекрестившись, да так, что и повода не осталось сомневаться в их честности, хором выпалили Вольговичи.
– Как же отправить вас, а? Может, их, – Дмитрий Иванович кивком указал на разбитый лагерь противника, – попросить гонцов еще двоих не трогать, а?
– А пусть ночью смерды побегут, – тут же нашелся что ответить Ивашка.
– Верно. Кто смердов-то ловить будет? – тут же добавил Стенька.
– Эти – будут. Эти шибко теперь глядеть будут за теми, кто из крепости выходит.
– Все одно пройдем! – упрямо повторили парни. – Вон, оденемся легко да харч брать не будем и – в путь. Все одно зипун теплый мешается, а с харчем если, заподозрят чего. Мы – привычные, – скромно улыбнулись парни.
– Дойдут, – совершенно уверенный в правоте товарища, кивнул трудовик.
– Кличут-то как? – посмотрев на неказистого добровольца, поинтересовался Дмитрий Иванович.
– Ивашкой кличут, – подбоченясь, отвечал один.
– Стенька я, – добавил другой.
– Ивашка да Стенька Вольговичи, – негромко, но твердо добавил Булыцкий.
– Бог вам в помощь, Ивашка да Стенька Вольговичи. С Иваном Васильевичем перетолкуем, да там и решим, как лучше. Есть, что ли, раненые?! – обратившись к ратникам и получив отрицательный ответ, Дмитрий Иванович удовлетворенно хмыкнул. – Гляди, Никола. Как ты рядом, так и убиенных нет. Бог тебя, Никола, зело как уважает. И мне, грешнику окаянному, стало быть, должно.
– Там Андрей Ольгердович; что ль, оклемался, родной, – подбежал к защитникам Некомат.
– Там Андрей Ольгердович; что ль, оклемался, родной, – подбежал к защитникам Некомат.
– Пойдем, – удовлетворенно кивнул князь. – Есть что спросить.
Уже пришедший в себя ратник поведал: дружина, с которой столкнулась немногочисленная рать объединенных князей, была под командованием Сигизмунда Кейстутовича, которому самим Ягайло, невесть как прознавшего о маршруте и малочисленности русской дружины, была поставлена задача встретить войско Великого князя Московского и не дать ему попасть в Вязьму, а тем паче – в Смоленск. Пятитысячный отряд схлестнулся с полуторатысячной объединенной дружиной союзников князя Донского, и лишь чудом удалось выйти союзникам Дмитрия Ивановича из сечи; один из ратников смог прорваться к обозу с порохом для бомбард, подорвав его вместе с самим собой. Пока оглушенные литовцы приходили в себя, князья, пользуясь суматохой, вывели из окружения остатки своих армий. В итоге, нанеся серьезный урон Сигизмунду, полторы сотни дружинников с огромным трудом вышли с поля боя. Вот только лишь горстке через несколько дней дойти до Вязьмы удалось.
Как прорывались сквозь пургу, не помнил. Уверен лишь был, что и Сигизмундовы войска потрепало непогодой, вот только вряд ли это единственный отряд, отправленный вероломным Ягайло против Дмитрия Донского. А раз так, то и выбора другого не было, кроме как гонца еще раз отправлять; долго Вяземская крепость устоять не могла.
А вообще с самого начала удача на стороне Великого князя Московского пока была: и ягайловцев уже дважды потрепали, порядочно жмудь деморализовав, и в Вязьму и Великий князь Московский, и отряд Василия Дмитриевича проскочили. И хоть оказались они сейчас как в мышеловке, а все лучше, чем если бы в поле открытом с тем же Сигизмундом повстречались. Там уже, принимая во внимание численное превосходство, все гораздо плачевней бы для русичей сложилось. А еще понятно было, что и воевода не шибко сметлив…
Посоветовавшись с Иваном Васильевичем, решили, что этой ночью побег холопов из крепости осажденной устроят. Для этого Рюрикович, собрав на площади всех жителей, скорбно объявил об опасности уже и так все понявшим вяземцам.
– Беда пришла в город наш, да такая, что и не миновать. Один приступ с помощью Божьей отбросили, да все одно, ворога не побили. А ворог силен. У ворога подмога – под боком. Чуть свистнул, и – на тебе! Дружина, что туча, солнце закрывающая. Мне отсюда – ни ногой. Отродясь Вязьма наделом Рюриковичей была, так и сгинуть здесь суждено, стало быть, – замолчал Иван Васильевич, словно бы с мыслями собираясь. Собравшиеся же вокруг жители, крестясь и охая, уставились на оратора. – Меня прах предков держит да рода гордость. Вас – ничего. Никого неволить не буду и судить никого не стану. Вон, – кивнув на дыру в частоколе, сплюнул князь, – прореха. Желаете судьбу испытать да животы сохранить ежели, – бегите. Я козни строить не буду. Как ворог, – то мне неведомо; мож, если поймает, живота лишит, а мож, и отпустит. Кому знать? Одно только скажу, – горестно помолчав, продолжал он, – с собой не дам ничего. Мне еще оборону держать; не обессудьте. Животы спасете ежели, и на том слава Богу. Все. Теперь подите. Бог вам и суд, и помощь, – развернувшись, он решительно ушел с площади.
Толпа, погудев еще несколько минут, разбившись на отдельные группы, начала растекаться.
Глава 12
Ближе к полуночи к прорехе начали стекаться перепуганные, воровато зыркающие по сторонам фигурки. Настороженно вглядываясь во мрак, они, перекрестившись, ныряли в дыру и ссутулившимися одинокими тенями, быстро-быстро семеня, тикали прочь, подальше от разбитого напротив главных ворот лагеря противника. Не оборачиваясь в сторону родных стен, они стремились как можно скорее раствориться в полумраке ночи. Один, другой, третий… Итого – дюжина. Последними во тьме исчезли двое парней, одетых, в отличие от предыдущих беглецов, в легкие зипунишки, поверх которых накинуты были белоснежные исподние рубахи, маскировавшие пареньков и делавшие их совершенно незаметными на снегу. Решительно шагнув за пределы опоясывавшего крепость частокола, они, не проявляя ни толики страха, а скорее, разумную долю осторожности, неторопливо, словно разминаясь и пробуя силы, потекли в ночь.
– Дай Бог, чтобы дошли, – крестясь, проводили гонцов взглядами князья. – Ладные хлопцы. Толк будет. Сложись, как должно, – в дружине им место.
Остаток ночи провели на частоколе, пытаясь угадать судьбы покинувших крепость, но до утра до самого тихо было.
Небо светлело; утро вступало в свои права, пробуждая дремлющую крепость. Вот уже захлопали двери, и народ потянулся по своим делам. Кто – в церковь, кто – к соседу, а кто и просто, зевая и потягиваясь, выходил приветствовать поднимающееся светило. Все так, словно бы и не было осады и вчерашнего штурма. Не в состоянии уйти в укрытие, Булыцкий напряженно вглядывался в пришедший в движение лагерь неприятеля. Там уже тоже кипела жизнь: кашевары потянулись к чанам, ратники, перекрикиваясь, принялись деловито осматривать бомбарды, пялившиеся на стены замершего в ожидании города.
– Маешься, хоть один дойдет ли? – рядом с преподавателем возник Дмитрий Иванович. Задумчиво посмотрев на лагерь неприятеля, он, сложив руки на груди, замер, словно каменное изваяние.
– Маюсь, – коротко отвечал учитель. – Бог даст, так дойдут, – скрестив пальцы на удачу, процедил Николай Сергеевич. – Мож, зарядом угостить? – кивком указав на орудия неприятеля, трудовик посмотрел на правителя. – Недалече. Пушкам до них достать – раз плюнуть.
– Пустое. Пороху у них все одно нет. Да и у меня – кот наплакал. Задаром переводить его – грех.
– А чего тогда орудия подтянули?
– Знать, подмогу ждут. Хоть и жмудь, а голову очертя не пойдут боле. Нахлебались.
– Что за жмудь?
Беседу мужей прервал пронзительный вопль «Помилуйте!!! Не губите!!!», так же внезапно утихший, как и возникший.
– Наши, кажись, – перекрестившись, чуть слышно пробормотал Дмитрий Иванович. – Дай Бог, чтобы не твои Вольговичи.
– Тять, – к наблюдателям присоединился Василий Дмитриевич, – никак наших половили?
Словно бы в подтверждение догадки князей, лагерь неприятеля пришел в движение. Несколько вооруженных ратников, окружив, повели к берегу несколько человек, в которых можно было узнать беглых холопов. Понукаемые литовцами, мужики, вооружившись заступами, молотами и еще какими-то инструментами, держась вне зоны досягаемости стрел, на виду у защитников принялись долбать промерзшую землю. Понуро уткнувшись в снег, они, стараясь не бросать отчаянных взглядов в сторону крепости, монотонно работали инструментами, ладя четыре довольно глубокие лунки. Поначалу пятеро, но по мере того как к лагерю стекались небольшие группы по два, по три воина, ведущие по беглецу, количество работавших достигло десяти. К тому времени из прилеска конники проволокли несколько грубо обтесанных стволов деревьев. Побросав их рядом с лунками, те, покрикивая и яростно стегая мужиков плетками, набросились на несчастных, заставляя их работать быстрее. Продолбив ямы должной глубины, пленники, пригреваемые хлесткими ударами, стеная и моля о пощаде, принялись за стволы, ладя из них грубые перекладины.
– У, псы! – в сердцах выругался Дмитрий Иванович. – Висельни ладят! Шельмы! За стенами следите, чтобы ни одна душа не подошла, пока балаган этот!!! – прикрикнул он на оставившего свой участок воеводу. – С этими решено все! Не дай Бог вместе с ними оказаться! Есть среди них Вольговичи-то твои? – жадно вглядываясь в лица приговоренных, князь обратился к пришельцу.
– Не видать вроде.
– Дай-то Бог.
– Позволь, князь, – рядом с мужчинами возник рыжий детина – бомбардир, в котором Николай Сергеевич без труда узнал того самого меткого стрелка, что на стрельбах, устроенных для Ягайло, с братьями так ловко поразил мишени. Зло поглядывая на происходящее действо, он судорожно сжимал горящую головешку, готовый в любой момент наказать душегубов доброго веса камнем.
– Кончено с ними, – остановил его муж. – А ты порох побереги. Бог ведает, когда приступу быть. Пригодится еще.
– Только волею твоею милованными им быть, – перекрестившись, рыжий зло сплюнул в сторону лютующих воинов.
А те продолжали. Едва лишь только конструкция была собрана, поднята и зафиксирована, через перекладину перекинули десять канатов. Под гневные крики высыпавших на стены горожан и свободных от патрулирования стен дружинников литовцы, накинув несчастным петли на шеи, по команде подоспевшего к месту казни Фрола разом натянули веревки, поднимая в воздух корчащиеся фигурки.
– Видел, Дмитрий Иванович, что ждет тебя и твоих людей?! – сделав шаг вперед, прокричал диакон. – Склони голову, и великий король Ягайло обещает сохранить твою жизнь, а митрополит Московский Фрол – молиться за спасение души грешного Димитрия!