Вид у нее такой, что покарабкается на крышу небоскреба по пожарной лестнице, чтобы самолично проследить путь отступления стрелявшего, но, к счастью, все-таки вбежала в здание и, сбросив скорость среди жильцов в холле, прошла со мной к лифту.
К моему неудовольствию, консьержка даже не спросила, кто мы и к кому идем, что значит – снайперу было совсем вольготно. Выходящие из всех шести лифтов жильцы нами не заинтересовались тоже, в мире растет отчужденность, куда катимся, всяк по себе, а как же сингулярность, брать ли в нее таких равнодушных…
Кабинка возлифтила обоих на семидесятый этаж, дальше поднялись по лестнице к полуоткрытой металлической двери.
Ингрид вскрикнула горестно:
– Даже не пришлось взламывать! Открыл или вообще без замка… Безобразие! Ты не притрагивайся к ней, не притрагивайся!
Дверь она приоткрыла носком туфли, ринулась по металлической лесенке наверх.
– Верно, – сказал я ей в спину. – Если кто с крыши спрыгнет, управдома посадят.
– Чего? – крикнула она, не расслышав.
– Или теперь, – спросил я, – свобода самовыражения? Как-то не слежу за законодательством. Все равно меня почему-то не спрашивают.
На крыше солнечно, сухо, но не пыльно, ветерок выдувает все до последней песчинки. Ингрид, опережая меня, ринулась к бортику. Я охватил там пространство взглядом, перед глазами запрыгали тысячи фоток снайперов, стреляющих с крыши, но все кадры из боевиков, десятки типов винтовок, есть совсем чудовищно длинные, как у Соколиного Глаза, что еще тот снайпер, некоторые винтовки с насадками поверх ствола почти на всю его длину…
Она присела на корточки и осторожно щупала кончиками пальцев бетонное покрытие.
– Пусто, – сказал я, – или совсем пусто.
Она резко обернулась.
– Что?
– Свинья этот твой снайпер, – сказал я с досадой. – Ну что за свинья чистоплотная? Раньше всегда оставляли пару окурков, слюни, сопли, не говоря уже о стреляных гильзах. А этот сморкался в платочек, интеллигент хренов, гильзы унес с собой, а сам точно был в презервативе! Весь.
– А что насчет винтовки Сэвиджа? – спросила она, глаза сузились, словно сама смотрит на меня поверх мушки. – Ты откуда знаешь?
– Я не знаю, – возразил я, – а предполагаю. С такого расстояния лучше всего достать из барретовской, но она великовата, чтобы пронести через толпу. То же самое и насчет нашей российской «Орсис Т-5000», это лучшая снайперская в мире, но ее не понесешь вот так, как ты носишь дамскую сумочку… кстати, не представляю тебя с нею.
– Заткнись, – рявкнула она.
– Можно еще израильский галац, – продолжал рассуждать я, – дальность и точность у него хороши, но размеры… только вот компактность в транспортировке.
Она спросила враждебно:
– А ты откуда знаешь?
– Так я ж кина смотрю, – повторил я и шмыгнул носом для убедительности. – А в кинах всегда подолгу заряжают и перезаряжают перед зрителем! Особенно когда девки с вот такими!.. Смотрела «Спасатели Карибу»?.. Там эти фотомодели двенадцать раз переодеваются догола и обратно, семь раз щелкают туды-сюды затворами… или как они у вас называются… Представляешь, голые девки с вот такими и снайперскими винтовками среднего и даже дальнего вида действия?.. А когда выскочили из джакузи и расхватали эти штуки?.. Что, в самом деле не смотрела?
Она отвернулась, поднялась и, перегнувшись через барьер, долго вглядывалась вниз, а потом в сторону рощи и домика, в квартире которого застрелили Германа.
С семидесятого этажа тот смотрится совсем крохотным, однако окна достаточно широкие и светлые, через оптический прицел можно рассмотреть, что там в каждой из комнат, выходящих в эту сторону.
– Ветерок, – сказал я, – здесь обычно устойчивый, а сейчас так и вовсе десять сантиметров в секунду. Это прям как черепаха Зина у моих родителей…
– И что? – спросила она враждебно.
– Ничего, – сообщил я. – Снайперы такую малость в расчет вовсе не берут. Говорю, работать ему было комфортно. Легкие деньги… Нет, в снайперы не пойду, не смотри так. Я уже намылился в полицейские с мигалкой.
Дверь с металлическим лязгом отодвинулась, Ингрид крутнулась, выхватывая пистолет, но на залитую светом ламп площадку из темноты выдвинулся грузный и запыхавшийся полицейский, я узнал ее подручного Андрея.
– Быстрые вы оба, – сказал он с одобрением. – Я ближе был, но ты опередила… Следов нет?
– Ни малейших, – подтвердила она со злостью. – Надо посмотреть все по дороге с лестницы. Мог коснуться дверной ручки, перил, задеть плечом стену… Пусть не отпечатки, такие люди перчаток не снимают, но хоть что-то!
– Надо смотреть, – согласился он. – Я там внизу выставил охрану. Профи становятся все профессиональнее, но и средства обнаружения все глазастее.
Я поддакнул:
– Еще бы обучить полицию ими пользоваться, вообще искоренили бы преступность!
Он посмотрел на меня с укором, а Ингрид велела зло:
– Заткнись, яйцеголов! Андрей, пересмотри записи видеокамер, установленных у входа в здание напротив сквера.
– А также соседних, – добавил я.
– А также соседних, – сказала она, – чьи камеры захватывают этот сектор. Да, все понял верно. Действуй!
Полицейский кивнул.
– Будет сделано, герр дженераль!
На меня посмотрел с сочувствием, но ничего не сказал. Я проводил его взглядом, он дверь за собой оставил предупредительно распахнутой, слышно было, как грузно спускается, тяжело ступая по металлу.
– Ты как фельдфебель! – сказал я ей. – Чувствуется кастовость как в выправке, так и в голосе. Дед кадровый военный? Весь род от Рюрика на воинской службе царю-батюшке?
– Отец у меня искусствовед, – сухо отрезала она. – А мама архитектор. Что, обломился?
– Еще как, – признался я. – Кто же думал, что твои родители из самых низов, а ты вон какую ошеломляющую и просто головокружительную карьеру сделала! Гордятся небось. Знакомым тычут твою фотку в милицейской фуражке.
Она фыркнула.
– Пойдем отсюда. Здесь уже все, больше ничего не отыщешь.
– Я вообще ничего не отыскал, – признался я. – Разве что прицел у него должен быть с противобликовостью… или как это называется? Ну, такой толстый и длинный, как труба телескопа, а то солнце бьет прямо в глаз…
Она уставилась злыми глазами.
– А ты откуда знаешь?
Я фыркнул.
– Ты совсем дикий человек! Великий Ленин сказал, что самое важное из искусств – это кино, а в фильме «Схватка над морем» снайпер как раз и стреляет из «Сэвиджа». Меньше бы шлялась по ночным клубам и подпольным боям без правил, тоже посмотрела бы этот шедевр от Асилума. Говорят, на «Оскара» выдвинут, что давно пора. Это же Асилум, а не какой-то зачуханный Мэтро Голдвин Майер…
Она не слушала, быстро сбегая по ступенькам, хотя, думаю, название фильма запомнит, чтобы поймать меня на брехне, что закончится очередным обломом, там в самом деле роскошная девка с вот такими и в мокрой-премокрой майке красиво стреляет из «дакота лонгбоу», всякий раз откидываясь и встряхивая ими плавно так и настолько ритмично, что больше уже ни на что и не смотришь.
Автомобиль не сказал ни слова, когда мы вышли из небоскреба и вяло плюхнулись на сиденья, хотя по нам видно, что облажались. Ингрид ткнула пальцем в экран монитора, указывая, куда ехать и оставив право выбора маршрута за электронным мозгом.
Я где-то ослабил контроль, новый выброс монбланов информации в мозг ударил как тараном, накрыл, засыпал с головой, я с ужасом ощутил, что если вот прямо сейчас не справлюсь, то через минуту на моем месте будет бормочущий и всхлипывающий придурок, что снимает с себя чертей и видит инопланетян.
Ингрид заметила что-то, спросила с беспокойством:
– Тебе плохо?.. Побелел весь… Дать таблетку?
– Нет таких таблеток, – прошептал я и закрыл глаза, – но есть мы… наша воля… наша сила… мы выше… мы рулим… блин, я же венец творения, а не тварь дрожащая!
Она выждала, а я постепенно перекрывал канал за каналом в мозгу. Мы то, чем нас делает наша воля… или не дает сделать безволие, постепенно стало легче, а головная боль отпустила.
Ингрид посматривала встревоженно, переспросила еще разок:
– Лучше?.. Морда начала розоветь… а то был как покойник.
– Это у меня реакция на грубость, – прошептал я. – На твою и… вообще на грубость бытия и вселенной. Интерфейс мог быть и подружественнее… Можно начать улучшать мир с тебя.
Она фыркнула.
– Я само совершенство!
– Кто бы сомневался, – согласился я.
– Рада, что признал.
Впереди показалась автозаправочная станция, я кивнул в ее сторону.
– Заедь на минутку.
– В ухо? – спросила она деловито. – В какое?
– Узнаю нашу самую гуманную, – сказал я. – Вижу, какое ты совершенство. Вон туды заедь!
– В ухо? – спросила она деловито. – В какое?
– Узнаю нашу самую гуманную, – сказал я. – Вижу, какое ты совершенство. Вон туды заедь!
– У меня почти полный бак, – напомнила она.
– А у меня пустой, – пояснил я. – В верхней части. Умру, если не сожру сейчас хотя бы бутерброд.
Она сказала озадаченно:
– Думала, ученые только шоколад жрут, он же для каких-то там мозгов.
Автомобиль ринулся было под навес заправочного модуля, но Ингрид торопливо велела проехать к крохотному кафе, где водилы успевают схватить бутерброд и стакан кофе, пока их машины заправляют бензином или дизелем.
Я выскочил, как только автомобиль остановился. В желудке не только квакает, но почти голодные спазмы, а когда влетел в крохотный магазинчик, то чувствовал близость к голодному обмороку.
Ингрид вскинула брови, когда я ввалился в машину и рухнул на сиденье, прижимая к груди четыре бутерброда с толстыми кусками мяса.
– С ума сошел? Я столько не съем!
– Вообще-то это я себе, – пробормотал я, – но если хорошо попросишь… один могу дать… отрывая от сердца.
Она покачала головой.
– Один возьму, но только для того, чтобы ты не лопнул. А то вдруг понадобишься, а ты весь лопнутый. И салон потом чистить.
– Я худой, – пробормотал я, – не так уж и много придется…
Глава 10
Едва выехали на дорогу, засветился экран, побежали данные из аналитического отдела полицейского участка, там уже просматривают записи не только этого небоскреба, но и соседних.
Ингрид процедила сквозь зубы, что нам везет как утопленникам, никто не выходил из здания со снайперской винтовкой в руках.
– Да еще так, – согласился я, – чтобы следом по асфальту волочился парашют. Без такой приметы вашим спецам трудно будет заметить снайпера?
– Не остри, – огрызнулась она, – дело серьезное.
– Чё, правда?
– Смотри, – сказала она, не реагируя на грубость, – остальные тысячи входящих и выходящих смотрятся вполне прилично!
– А преступники все должны быть со зверскими рожами?
– Но компьютерная программа, – возразила она, – что сличает лица всех попадающих в кадр с фотографиями разыскиваемых преступников, ничего не нашла… Позовите Колесниченко!.. Игорь, слушай, прогони все лица, попавшие в кадр, через твои дополнительные проги. Надо сличить с фотографиями тех, кто живет в том доме или давно уже ходит к кому-то на вязку.
Из динамика донесся тяжелый вздох и безнадежный голос:
– За какой срок?
– От вчерашнего дня, – сказала она. – Всех, кто приходил раньше, временно отсеять. А кто сегодня впервые… их в отдельный файл.
– Будет сделано, – донесся ответ.
– Почему без видео? – спросил я. – Он там без штанов?
– Ну и что, – ответила она, – если жарко? Но он видит нас, а ты для него посторонний. Посторонним не стоит без острой необходимости знать, кто у нас работает в секретном отделе и что делает.
Я фыркнул.
– Секретный отдел?.. Да там у вас проходной двор! А что те две девки делают, одна с сиськами, а вторая с ногами?.. Не похоже, что там работают. Или у вас работают, сидя на столе?..
Она нахмурилась.
– А ты откуда знаешь?
– Предположил, – ответил я нагло. – У меня острый аналитический ум. Без этого нам, великим ученым, не делать кардинальные открытия, меняющие мир и силовые структуры.
Она буркнула:
– Проверю, насколько он у тебя острый.
– А если удостоверишься?
– Два дня буду мыть за тобой посуду, – ответила она.
Полицейский участок выглядит обычным старомодным зданием, массивным и малость угрюмым, бетонные блоки перед ним выкрашены в нейтральный цвет, сверху вазы с цветочками, все так, чтобы жизнь выглядела мирной, но теперь я оценил тщательную подготовку к отражению любой атаки. Дескать, любимый город может спать спокойно, но мы здесь знаем, что покой нам только снится, потому к нападению и беспорядкам госдеповских демократов всегда готовы…
В коридоре навстречу спешит, быстро-быстро перебирая точеными ножками, хорошенькая стройная девушка с копной оранжевых волос, в облегающем топике и в красных туфельках на высоких каблуках.
Увидев Ингрид, засияла кукольными голубыми глазами, прокричала тонким голоском:
– Ингрид, я по тебе соскучилась!.. Распечатка уже с утра на твоем столе!
Ингрид сказала благосклонно:
– Хорошо, живи. Пока бить не буду, лапочка.
Девушка улыбнулась мне, извиняясь за ее грубость, и поспешила дальше по коридору, стуча каблучками, как молодой олененок, с головы до ног хорошенькая, игривая, со звонким звенящим голоском. Ингрид уловила мой мужской взгляд и сказала словно невзначай, что это Макавея, она вообще-то человек серьезный, но выглядит так, словно кокетничает напропалую, из-за чего иногда и возникают неловкие моменты.
Я что-то уловил, уточнил:
– Неловкие для кого?
Она сказала с одобрением:
– Для тех, кто неверно оценивает ситуацию. Она достаточно упорно упражняется в тренировочном зале, учится рукопашному бою.
Я оглянулся вслед этой рукопашнобойной Маккавее, она уже исчезает в дверях, энергично и кокетливо двигая тугими даже на вид ягодицами.
– А что ей надо в бумажном отделе?
– С чего-то же надо начинать, – отпарировала она. – А ты хотел сразу генералом?
– Упаси господи, – сказал я. – Но, думаю, эта девочка в бумажном отделе не останется до конца жизни.
– Хочешь сказать, с такой фигурой?
– Она вообще хороша, – ответил я безмятежно.
Не отвечая, она толкнула дверь аналитического отдела, там все тот же огромный зал на десяток столов с дисплеями на столешницах и системными блоками на полу под ногами, куртки на спинках стульев, настольные лампы в виде абажуров, настольные телефоны старой конструкции, но с защищенными линиями, пара больших экранов на стене, зашторенные окна, но теперь я вижу здесь намного больше, чем тогда, в первый раз.
Я мазнул взглядом по лицам, моментально собрав всю информацию о каждом, начиная с момента рождения, поведения в детском саду, школьных отметках, записях в социальных сетях, всех эсэмэсках и телефонных разговорах.
На экранах, в которые всматриваются эти аналитики, мелькают в быстром темпе не только лица, но и скелеты, отдельные кости, голые черепа, что, понятно, тоже в базе, но это для них мелькают, как и для меня, если смотрю глазами, но я уже привык получать всю информацию напрямую и даже не пугаюсь, человек ко всему привыкает, а потом наглеет и хочет чего-то еще сверху, как та бабка от золотой рыбки.
Или та обезьяна, что вот так наглела-наглела и от великой наглости и непомерных амбиций стала человеком, а остальные, скромные и правильные, так и остались, как положено, сидеть на деревьях.
Ингрид подошла к тому парню, что в прошлый раз был завом по криптографии Колесниченко. Думаю, он и сейчас все еще Колесниченко, если не получил повышение за выслугу лет, в милиции это, говорят, быстро, тут на пенсию уходят рано, а в криминальные структуры – еще чаще.
Он обернулся к нам на крутящемся кресле, бодрый и веселый, доложил браво:
– Все загружено на полную мощность! На подозрении все, кто прячет рыло намеренно или нечаянно.
– Таких отделил? – спросила Ингрид.
– На особый контроль, – заверил Колесниченко. – Заново просматриваем каждое движение, каждый жест!
Хлопнула дверь, быстро вошел Андрей, сразу направился к нам.
– Я слежу, – сообщил он. – Ребята пашут неотрывно, но я велел искать характерные особенности, как ты любишь. Левшей, переученных и скрытых, ботаников, бывших военных…
– Отлично, – сказала она, – спасибо, Андрей. Ты всегда готов подставить плечо.
Он смущенно улыбнулся.
– У меня своей работы завал, но твоя намного важнее! А у меня мелочь, бытовые драки…
Колесниченко заверил Ингрид:
– Уже половину пересортировали заново!
Она покосилась на меня, я осматриваюсь с самым скептическим видом, дескать, аппаратура классная, но хотя метод хорош сам по себе, однако здесь эти силовые, какие могут быть результаты?
– Кстати, – сказала она с нажимом, – что у вас делали Далила и Белинда?.. У них что, работы нет?
Он дернулся.
– Ингрид… да их вроде бы не было…
Но даже я уловил смущение в его голосе, а Ингрид, профессионально заточенная на выявление брехни, сказала резче:
– Что?.. Ты хочешь сказать, ты в самом деле отключил видео?
Колесниченко дернулся, бросил лютый взгляд на соседа, тот съежился и едва не заполз под стол, наконец Колесниченко пробубнил виновато:
– Они отчет приносили…
– Вдвоем? – спросила Ингрид с сарказмом.
Она в самом деле разозлилась, только я понимаю, злится не столько на них, сколько на меня, снова все угадал, аналитик хренов, яйцеголовый, специалист по дрозофилам и нематодам, а туда же, сидел бы у себя и мышам уколы ставил, так нет же, тыкает мордой в такое вот непотребное, гад, теперь вот в самом деле придется посуду мыть, а это унизительно, когда не по своей воле, а по проигрышу.