Однажды, решив все-таки добиться своего, он нагло постучался в их лабораторию, под надуманным предлогом стараясь проникнуть внутрь. Последнее, что он помнил, был звук лязгающего замка. Изнутри отодвигали тяжелый засов. Потом Гаврила очнулся на кладбище. Был яркий солнечный день, и он сидел на чьей-то могиле. Оглядевшись и пытаясь понять, как он сюда попал, Гаврила с ужасом прочитал на надгробной плите свое имя и дату смерти. Не помня себя от страха, мужчина сорвал куртку, пытаясь прикрыть жуткую надпись. А потом бросился бежать. Он никому не рассказывал о произошедшем. И сам постарался забыть обо всем.
Впрочем, Гаврила не был бы самим собой, если бы спустя пару дней не вернулся на кладбище. Он должен был убедить себя в том, что эти дешевые фокусники просто загипнотизировали его. Следовательно, все привиделось в дурном сне. Но стоило дойти до кладбищенской ограды, как ноги сами вывели к нужному месту. Там среди множества старых могил удивительным образом остался незанятый пятачок пространства. Как раз для одного человека – мелькнуло в голове. И на этом пятачке лежала его куртка.
Гаврила обнял себя за плечи. Каждый раз при воспоминании об этом его била дрожь. Но он быстро взял себя в руки и посмотрел на часы. Судя по всему, эта нечисть должна была давно уйти от хозяина. Мужчина вышел из подвала и стал подниматься по крутой винтовой лестнице наверх.
Васген нервно ходил по кабинету. Его дочь опаздывала, очень опаздывала. Где этот хренов шофер блуждает? Могли бы и позвонить, если застряли в пробке.
– Васген Аршакович, к вам начальник службы безопасности, – включила селектор секретарша, – говорит, что срочно.
Васген поморщился. Ему явно было не до разборок с конкурентами.
– Пусть заходит, – буркнул он секретарше.
– Васген Аршакович, во сколько вы посылали машину с шофером и телохранителем за вашей дочерью? – с порога спросил бывший эфэсбэшник. Это был крепкий мужчина, ненамного младше Васгена. В свое время его взяли на работу не только за хорошие связи, но и за умение быстро принимать решение в сложных ситуациях.
– Что с ней случилось? – чересчур громко спросил Васген, понимая, что теряет самообладание.
– Я думаю, вам лучше посмотреть самому.
Васген вышел вместе со службистом из кабинета. На лифте они спустились в подземный гараж. Черный бронированный «лексус» поблескивал полированными боками. Но даже с такого расстояния было видно, что в машине никого нет, кроме шофера.
– Где она? Где моя дочь? – закричал Васген, распахивая дверцу со стороны шофера, и уставился на пустое лицо с бессмысленным взглядом. Из уголка опущенных губ у человека, сидящего за рулем, текли слюни.
– Что с ним? – Васген обернулся к Игорю.
– Пока не знаю. Возможно, психотропные вещества. Скажу, когда проведем анализы. Телохранитель в таком же состоянии был найден в багажнике. Мы обнаружили машину в двух кварталах от нашего офиса. Я сразу же на всякий случай послал людей к вам домой.
Васген схватился за голову. Кто мог сделать это? Первым на ум пришел Карен. Мог же мужик разозлиться из-за отказа выдать за него дочь? Будто прочитав его мысли, службист добавил:
– Нам обязательно нужно переговорить с вами, чтобы выяснить круг подозреваемых. Возможно, это конкуренты, а возможно – личная месть. И еще, личная рекомендация: не сообщайте пока об этом в милицию. Вполне вероятно, речь идет о шантаже или выкупе. Тогда преступники сами заявят о себе.
– Пошли ко мне в кабинет, – махнул ему рукой Васген. И тут у него мелодично заиграл телефон. – Да, – ответил он. – Да, я практически освободился. Веди немцев в переговорную на подписание, я буду минут через десять.
Если те, кто украл его дочь, рассчитывали сорвать контракт, то они очень сильно просчитались, подумал Васген, он не позволит развалить свой бизнес. Потому что ему есть кому его передать – дочери. А ее он обязательно найдет. Даже если ему придется вывернуть наизнанку этот город, – и Васген уверенными шагами направился к лифту, не обратив внимания на то, как озадаченно смотрит на него начальник службы безопасности.
Лиза ощупью пробиралась по темному коридору. Здесь было абсолютно темно и холодно. Стены, которых она касалась, стараясь определить направление, были мокрыми и скользкими на ощупь. Лиза остановилась передохнуть. Она пробиралась уже минут пятнадцать. Хотя, может, в темноте ей казалось, что время идет быстрее? Но она не собиралась останавливаться.
Все произошло быстро. Слишком быстро. Сначала за ней заехал папин телохранитель. Потом они вместе спустились в машину. Телохранитель, которого она знала с детства как дядю Артура, всю дорогу рассказывал ей анекдоты, стараясь рассмешить. Добрый здоровый дядька до сих пор считал ее маленькой девочкой. А потом… Лиза задумалась, пытаясь точно вспомнить, что произошло.
Потом машина остановилась. Нет, сначала было чувство безотчетного страха. Шофер резко нажал на тормоз. Он удивленно смотрел на кирпичную стену, неожиданно появившуюся посередине дороги. Лиза тоже никак не могла понять: каким образом они свернули к этой стене? Ведь только что ехали по проспекту. Незнакомый мужчина постучал в стекло бронированной дверцы. У него было обычное, разве что слегка бледноватое лицо. Нос с горбинкой. Усталые темно-серые глаза. Человек сказал ей открыть дверцу машины. Лиза отрицательно покачала головой. Этот тип явно не внушал ей доверия. Более того, чувство тревоги нарастало. Лиза повернулась к телохранителю, ища защиты и поддержки, и увидела, что он пристально смотрит в лицо женщине, заглядывающей в окно машины с другой стороны.
– Дядя Артур, что происходит? Я боюсь, – затеребила она его за рукав.
Всегда добродушный Артур повернулся и посмотрел на нее невидящим взглядом. Он сбросил ее руку и потянулся к неподвижно сидящему шоферу, чтобы разблокировать дверцы машины.
Происходящее было нереальным, слишком нереальным. Все вокруг застыло, будто в замедленной съемке. Лиза видела, как дядя Артур, медленно, очень медленно разблокировал дверцы. Словно со стороны она слышала свой голос. Она, кажется, что-то говорила или кричала дяде Артуру, стараясь привлечь его внимание. А потом дверцы открылись и странный мужчина, в дурацком балахоне, что-то бормоча себе под нос, стал вытаскивать ее из машины.
Лизе было плевать на его бормотания. Она знала одно: этот придурок ее пугал. И поэтому, выворачиваясь, она (спасибо акриловым ногтям, которые ее заставила сделать к свадьбе тетки мама) разодрала ему лицо. Мужчина взвизгнул от неожиданности и вывалился из машины. Самое ужасное было то, что ни шофер, ни телохранитель не подавали никаких признаков жизни. Они как истуканы сидели в машине, глядя прямо перед собой. Следующей в открытую дверцу заглянула женщина. Длинные русые спутанные волосы свесились ей на лицо, мешая смотреть. Она грязно выругалась (что бы сказала мама Лизы?!), отбросила волосы и, бормоча непонятные слова, уставилась на девушку. Лиза почувствовала, как страх когтистой лапкой вцепился в ее солнечное сплетение. Женщина протянула к ней руку и поманила к себе. Затем отпрянула назад и снова выругалась:
– Твою мать, эта сучка меня видит!
– А я что говорю?! – визгливо поддержал голос где-то рядом.
Лиза никогда не слышала, чтобы женщины так ругались. От омерзения ее передернуло. Но тетка не собиралась отступать. Откинув со лба вновь наползающие пряди, она сунулась в машину. За что и получила от Лизы ногой в живот. Тетка взвыла и исчезла.
Лиза быстро осмотрелась. Она от удивления даже раскрыла рот. Стены перед машиной не было! Более того, они стояли на проспекте, буквально в паре кварталов от папиной работы. Поток машин плавно обтекал их «лексус». А рядом, буквально в нескольких метрах от них, по улице шли люди, не замечая происходящего.
– Помогите! – изо всех сил закричала Лиза. Ей действительно показалось или на нее обратила внимание бабушка, сидящая на остановке? – Помогите! Убивают! – еще раз крикнула Лиза.
– Заткните ее. Я еле держу барьер, – раздался мужской голос.
– Я подержу. А вы вдвоем ее тащите. Все-таки мужики, – ответила им женщина.
Мужчины сунулись в машину с двух сторон. Лиза сопротивлялась, как могла. Но они выволокли ее наружу за волосы, скрутили руки. Лиза упала на колени, порвав колготки и больно стесав ногу. От боли и унижения она заплакала, как маленькая. И тут на заднем сиденье зашевелился Артур. Не понимая, что происходит, он медленно вылез из машины. Казалось, он ничего не видит, а просто движется на звук плача. Артур действительно ничего не видел. Вернее, видел маленькую девочку пяти лет, бегущую ему навстречу. Вот девочка запнулась о порожек и, упав, громко зарыдала.
– Девочка моя, – произнес Артур. Он вздрогнул, теперь он понял, что какие-то странные люди волокут Луизу в невзрачную синюю «шестерку», стоящую за их машиной. Профессионально отметив городской номер на «шестерке», Артур бросился к Луизе на помощь. Но тут женщина со странно вытянутыми в сторону тротуара руками, стоящая между «шестеркой» и их машиной, повернулась к нему. Она выбросила вперед руку, успев раскрыть ладонь прямо перед его лицом. И Артур застыл.
– Девочка моя, – произнес Артур. Он вздрогнул, теперь он понял, что какие-то странные люди волокут Луизу в невзрачную синюю «шестерку», стоящую за их машиной. Профессионально отметив городской номер на «шестерке», Артур бросился к Луизе на помощь. Но тут женщина со странно вытянутыми в сторону тротуара руками, стоящая между «шестеркой» и их машиной, повернулась к нему. Она выбросила вперед руку, успев раскрыть ладонь прямо перед его лицом. И Артур застыл.
Хлопнули дверцы. Женщина небрежно щелкнула пальцами. Сам собой открылся багажник «лексуса» и телохранитель свалился в него, как мешок с мукой. Затем женщина села на место водителя в «шестерку». На заднем сиденье, тщетно сопротивляясь, между двумя мужчинами сидела Лиза.
– Оглушите ее, что ли, – посоветовала она одному из них.
– Я тебе не боец, а экстрасенс, – мрачно проворчал он.
– Все сама, сама, – женщина плавно повернулась и нанесла Лизе мощный удар в челюсть. Голова девушки безвольно откинулась назад. Мотор машины пару раз чихнул, но завелся. «Шестерка» на удивление мягко тронулась с места, объехала «лексус» и двинулась вперед по проспекту. А бабушка, сидящая на остановке, удивленно проводила ее взглядом.
Потом Лизу притащили в этот подвал. И теперь она шла, пытаясь найти выход. Другой выход, а не тот, со ступеньками и железной дверью, через который ее втолкнули сюда.
– Что за странное место, будто лабиринт какой-то, – подумала она про себя и услышала стон. Лиза постаралась пойти быстрее и лбом уперлась в стенку. Стон точно несся из-за нее. Лиза на ощупь обследовала всю стену. Так и есть, внизу оказался лаз. Именно оттуда шел звук. Она с трудом в него протиснулась, проклиная природную полноту. Еще не хватало здесь застрять. Впрочем, лаз был небольшой, всего-то толщиной в кирпичную стенку. За ним она уперлась в другую кирпичную стену. Но ее, как выяснилось, можно обойти. И там… Лиза зажмурилась, дневной свет показался ей таким ярким. Хотя он едва просачивался в полуподвальное окошко. Лиза сделала несколько шагов – и застыла. У стены, привязанный к трубе полулежал какой-то человек. Она осторожно подошла поближе. К горлу Лизы подступил комок, но она не стала плакать. Разбитые губы, синяк на скуле. Заплывший от побоев правый глаз. Лиза нежно откинула со лба человека непослушный рыжий чуб.
– Илья, Илюша, ты меня слышишь?
Парень застонал и открыл глаза.
– Лизка, я так рад тебя видеть, – и он постарался улыбнуться. Потом наморщил лоб. – Почему ты здесь? Я ведь им ничего не сказал.
– Давай-ка я лучше тебя развяжу, – и Лиза стала распутывать его руки.
Светловолосый, бережно запаковав пузырек с лекарством, вышел из кабинета и направился к машине. Дома он, сняв куртку, сразу же прошел в комнату к дочери.
Жена уже была там. «Хотя, – грустно подумал он, – она там уже последние несколько лет. С тех пор как его дочери поставили этот страшный диагноз». Живой спортивный ребенок, которым они гордились, их умница, отличница на глазах стала превращаться в маленького ребенка. В перспективе, по словам врачей, она должна была стать овощем. Используя свои служебные связи, он обошел всех светил традиционной медицины. Профессоры хмурились или улыбались, разводили руками или ободряюще хлопали по плечу, но все говорили: к сожалению, сейчас нет лекарств, позволяющих полностью вылечить эту болезнь. Хотя ремиссия в принципе возможна. Они с женой были согласны и на ремиссию. Но лекарства требовали денег. Постоянных больших денег. Сначала продали дачу, доставшуюся в наследство от отца. Потом поменяли свою шикарную четырехкомнатную квартиру в центре на малогабаритную двушку. А врачи все продолжали тянуть из них деньги. Он уже понимал, что для них его дочь – только источник заработка. Но когда смотрел в умоляющие глаза жены, когда она рассказывала про очередное чудо-лекарство, которое вроде бы помогает, рука сама тянулась к бумажнику.
И тут появился он. Хозяин. И сам предложил помощь, упомянув про какие-то новые разработки. Тогда Светловолосый ему, конечно же, не поверил. Шарлатаны, экстрасенсы, колдуны. Все они одним миром мазаны. Он был отчаявшимся отцом, но не полным идиотом. Но Хозяин всунул ему в руки лекарство и сказал, что ему не нужно денег. Сам Светловолосый, разумеется, никогда бы не решился дать непонятную жидкость дочери. Но жена, глядя на угасающего ребенка, проявила удивительную твердость, сказав, что им все равно нечего терять. Они буквально влили в свою малышку чайную ложку коричневатой маслянистой жидкости.
На следующее утро дочка ворвалась к ним в спальню с радостным криком и потребовала завтрак. Как будто бы не было тех страшных месяцев, проведенных в больницах, бесконечных капельниц, пустого взгляда в потолок. Их дочь опять превратилась в умницу, отличницу, постепенно встала на коньки. Потом опять пришел Хозяин. Он предложил увольнение из органов, хорошую работу и очень хорошую зарплату. И объяснил, что лекарство для его дочери является экспериментальным. И, вполне возможно, может потребоваться еще не один раз. И Светловолосый впервые в своей жизни сдался. Он очень хотел, чтобы все было как прежде. Жена без темных кругов под глазами, веселая дочь, радостно встречающая его после работы. Родительские собрания, на которых он мог сидеть с гордо поднятой головой. Он согласился на все условия. Надо сказать, что лекарство действовало хорошо. За прошедшие несколько лет оно потребовалось всего два раза. И каждый раз они с женой испытывали шок, обнаружив дочь в жутком состоянии трехлетнего ребенка, путающего слова. Теперь наступил третий раз.
– Ну что, принес? – одними губами прошептала жена.
– Да, – сказал он едва слышно и протянул лекарство.
Жена кивнула и улыбнулась.
Впрочем, они зря шептались. Бледная девочка тринадцати-четырнадцати лет спала.
Он взял жену за руку. Маленькая хрупкая рука утонула в его ладони.
– Все будет хорошо. Мы ее обязательно вылечим, – и он нежно сжал пальцы жены.
Глава 7
Егор и лешачиха одновременно обернулись на шум. Прямо на них шел большой бурый медведь. Егор не столько испугался, сколько поразился. Медведь шел на задних лапах, как дрессированный. Более того, он так скалил зубастую морду, что Егор готов был поклясться: медведь улыбается.
– Батюшка, вы ж его перепугаете, – выпалила лешачиха и, подскочив, стала между медведем и Егором.
– А чего меня бояться, – неожиданно пробасил медведь. Он сел, потом встряхнулся, как собака после дождя. И на глазах у Егора превратился в здорового бородатого мужика. Как и Пороша, он был обут в лапти. Густые волосы пепельного цвета были аккуратно зачесаны на левую сторону. Но больше всего Егора поразила его куртка. Рекламу этой навороченной модели для туристов он не так давно видел по телевизору.
– Что, приглянулась? – Леший заметил его пристальный взгляд. – Извини, подарить не могу, дареное не дарится, знаешь ли. Это мне один смешной человечек отдал. По-нашему не говорит, лопочет что-то смешное. Ну, я смекнул, что он заблудился. И к людям-то его и вывел. А он обнимать меня стал и куртку с себя стянул и мне отдал. Ну, здрав буде, Егор, – леший протянул ему шестипалую руку. – А меня Митрофанычем зовут.
– Здравствуйте, – кивнул Егор, протягивая руку в ответ. У него возникло четкое ощущение, что пожимает он не человеческую ладонь, а корень какого-то узловатого дерева.
– А ты хиловат для колдуна, – усмехнулся мужик и встал в полный рост, – только не обижайся.
– Я не обижаюсь, – сказал Егор, с удивлением глядя на человека, который был минимум на полметра выше его.
– Батюшка, мы же договорились у околицы повстречаться.
– Да больно вы долго, – сказал мужик, – я уж беспокоиться начал.
– Егор по лесу ходить не умеет, – объяснила задержку лешачиха.
И от этого простого объяснения, а также от пристального взгляда, которым одарил его леший, Егор почувствовал, что краснеет.
– Да уж, – дипломатично произнес леший.
– Я уже умею, – сказал Егор, поднимая на Митрофаныча глаза.
– Ну, коли умеешь, тогда пошли, а то матушка блинов напекла. Как бы не простыли к нашему приходу, – и леший, сделав шаг, тотчас исчез из виду.
– Держись, – лешачиха протянула ему ладошку.
– Спасибо, я сам. – Егор упрямо сжал кулаки.
– Ну, сам – так сам, – согласилась девушка.
И он действительно пошел! Если бы движение требовало чуть поменьше концентрации внимания, то Егор не удержался бы и обязательно запрыгал от восторга, как обрадованный щенок. Но он хорошо помнил случай с бабушкиной дорогой. И старался держаться у плеча лесной девушки. Со стороны он будто бы шел рядом с ней, легким шагом прогуливаясь по лесу. Разве что лес проносился мимо с бешеной скоростью. Вот только что он стоял у мшистой покосившейся ели, ан нет. Теперь его обступил молодой еловый подлесок, после чего Егор с лешачихой оказались на обрыве у широкой полноводной реки и, перешагнув ее махом, очутились в непролазной чаще.