— Я… польщен, Крокус.
— Теперь меня зовут Резак.
— Не особенно изящно, но вполне подходяще. Но в прежнем твоем имени был намек на смертельное очарование. Уверен, что не хочешь его вернуть?
Резак пожал плечами. — У Крокуса не было… бога-покровителя.
— Разумеется. Но однажды некий человек приедет в Даруджистан. Малазанин по имени. Никто не будет его знать, разве что по репутации. Он услышит рассказы о юном Крокусе, парне, столь изобретательно спасшем город в ночь Празднества много лет назад. Невинном, славном Крокусе. Пусть будет так… Резак. Вижу, у вас есть лодка.
Резкая смена темы удивила Резака. Он кивнул: — Есть.
— С хорошим снаряжением?
— Более или менее. Хотя не для долгого путешествия.
— Разумеется. Куда вам плыть? А можно поглядеть на твои ножи?
Резак вытащил их из ножен и передал богу рукоятями вперед.
— Достойные клинки, — одобрил Котиллион. — Хорошо сбалансированные. В них слышно эхо твоего мастерства, чувствуется вкус крови. Благословить их, Резак?
— Если обойдется без магии.
— Ты не желаешь зачарованного оружия?
— Да.
— А. Ты идешь по пути Раллика Нома.
Резак прищурился. Да, он хорошо его помнит. Как наяву может увидеть. «Гостиница Феникса», Сальти… «Неужели Раллик тоже признал его покровителем? Нет, не могу поверить». — Думаю, мне будет трудно идти по его пути, Котиллион. Мастерство Раллика было…
— Впечатляющим. Да. Но не думаю, что тебе следует говорить о Раллике Номе или Воркане в прошедшем времени. Нет, нет, у меня нет новостей… только подозрения. — Бог вернул ножи. — Ты недооцениваешь свое собственное мастерство, Резак. Может, это к лучшему.
— Не знаю, куда ушла Апсалар, — признался Резак. — Не знаю, вернется ли она.
— Как оказалось, ее присутствие не так уж необходимо. Резак, у меня есть для тебя задание. Ты готов послужить своему покровителю?
— Разве это не очевидно?
Котиллион, чуть помедлив, тихо рассмеялся: — Нет, я не хочу пользоваться твоей… неопытностью, хотя искушение испытываю. Давай начнем дела как полагается. Взаимная выгода, Резак. Связь, основанная на обмене услугами. Так?
— Жаль, что вы не предложили того же Апсалар. — Тут Резак поспешно закрыл рот.
Однако Котиллион только вздохнул: — Мне тоже жаль. Но теперь я веду себя тактичнее. Результат суровых уроков.
— Вы сказали что-то насчет взаимной выгоды. Что я получу, выполнив задание?
— Ну, раз ты не приемлешь благословения и всего прочего, я начинаю теряться. Может, сам предложишь?
— Хотелось бы узнать ответы на некоторые вопросы.
— Неужели?
— Да. Например, почему вы с Темным Троном планировали устранить Лейсин и разрушить империю? Это просто желание мести?
Бог, кажется, вздрогнул. Резаку показалось, что невидимые глаза посуровели. — Силы благие, — проговорил Котиллион, — ты заставляешь меня пересмотреть предложение.
— Я хочу это знать, — настаивал дарудж, — чтобы понять случившееся с Апсалар.
— Ты требуешь, чтобы покровитель оправдывал свои поступки?
— Это не требование. Просто вопрос.
Котиллион долго молчал. Костер погас, только отдельные угли еще мерцали на ветру. Резак ощущал, что где-то в темноте неутомимо бегает вторая Гончая.
— Необходимости, — спокойно произнес бог. — Идет игра, и опасные по видимости ходы могут оказаться всего лишь отвлекающими. А может, сам город Даруджистан лучше служит нашим целям, пока остается свободным, независимым. За каждым движением, каждым разменом таятся различные уровни намерений. Подробнее я объяснять не намерен, Резак.
— Вы… вы сожалеете о содеянном?
— Ты на самом деле такой бесстрашный? Сожаления? Да. Много, много сожалений. Но однажды ты сам можешь понять, что сожаления ничего не стоят. Важно то, как ты исправляешь последствия.
Резак медленно отвернулся, встав лицом к темному морю. — Я бросил монету Опоннов в озеро.
— И не сожалеешь?
— Сам не знаю. Мне не нравилось их… внимание.
— Не удивляюсь, — пробормотал Котиллион.
— Еще один вопрос, — сказал Резак, вновь глядя на бога. — Это ваше задание… если я окажусь в опасности, можно ли призвать Слепую?
— Гончую? — В голосе Котиллиона ясно слышалось изумление.
— Да. — Резак поглядел на громадную бестию. — Ее внимание меня… успокаивает.
— Ты столь редкая птица, смертный, что сам не догадываешься. Ладно. Если будет неотложная нужда, позови ее — и она придет.
Резак кивнул. — А теперь — чего вы желаете от меня?
* * *Солнце встало над чистым горизонтом, когда вернулась Апсалар. Резак успел поспать несколько часов и встал, чтобы похоронить Реллока у линии прибоя. Он еще раз проверял трюм лодки, когда тень упала рядом с его собственной.
— У тебя были посетители.
Он покосился на нее, вгляделся в бездонные черные глаза. — Точно.
— Теперь у тебя есть ответ на мой вопрос?
Резак нахмурился, потом вздохнул и кивнул. — Да. Мы едем исследовать один остров.
— Остров? Далеко ли?
— Не очень. Однако он отдаляется.
— Ага. Понятно.
«Понятно. Ага».
Чайки вопили, кружась над их головами, спеша в море. Превращаясь в белые искорки, они летели на юго-запад.
Резак налег на нос, толкая суденышко в воду. Влез на борт. Апсалар взобралась следом, стала к рулю.
«Что теперь?» Бог дал ответ.
* * *В мире, который Тисте Эдур называют Зародышем, не было рассветов уже пять месяцев. Небо стало серым, свет странно искаженным, рассеянным. Пришел потоп, потом наступили дожди. Мир был разрушен.
Но даже в обломках сохранилась жизнь.
Десятка два здоровенных головастых сомов выползли на облепленную илом стену. Они были длиннее, чем двое взрослых людей. Твари успели нарастить жирок; серебристые брюха тяжело распластались по камням. Их кожа высохла, черные спины покрылись паутиной трещин. Тускло блестели неподвижные маленькие глазки.
Казалось, эти глаза не способны заметить одинокого Т'лан Имасса.
Отзвуки любопытства все еще звенели в иссохшей, порванной в клочья душе Онрека. Скрипя суставами и узловатыми веревками сухожилий, он присел около ближайшего сома. Ему показалось, что твари не умерли. Еще недавно рыбы не обладали конечностями. Кажется, он стал свидетелем метаморфозы.
Вскоре он выпрямился. Волшебство, позволявшее стене выдерживать неизмеримый вес нового моря, еще сохранилось на этом участке. На других оно исчезло, отчего возникли широкие бреши и вода потоками изливалась на другую сторону. Мелкое море распространялось. Придет время, заподозрил Онрек, и остатки стены превратятся в единственные острова этого садка.
Бурное наступление моря застало их врасплох, разбросало среди водоворотов. Т'лан Имасс знал, что кое-кто выжил, найдя спасение на стене или грудах плавучего мусора, восстановив форму. Охота может возобновиться.
Но Куральд Эмурланн, даже раздробленный, плохо подходит Т'лан Имассам. Без Гадающего по костям Онрек не может призвать силы Телланна, дотянуться до сородичей, сообщить, что еще жив. Для большинства его собратьев это могло стать достаточной причиной для… капитуляции. Бурные волны, из которых он недавно выбрался, предлагают истинное забвение. Раствориться в воде — единственный путь бегства от вечного ритуала. Даже среди логросов — Хранителей Первого Трона — были избравшие такой путь. Онрек знал об этом. Но есть и худшие решения…
Он сам лишь мельком подумал об окончании бытия. Правду говоря, он гораздо меньше тяготился бессмертием, нежели большинство собратьев.
Видите ли, в мире есть много вещей, на которые стоит посмотреть…
С его широких плеч свисала шкура энкар» ала, белесая и в пятнах. Он приобрел ее сравнительно недавно — чуть более тысячи лет назад. Еще одна тварь, возненавидевшая его с первого взгляда. Хотя, может быть, он и поспешил срубить голову зверя черным волнистым клинком…
Сом, решил Онрек, еще нескоро вылезет из старой кожи. Он опустил меч и прошел дальше. Необыкновенная, длиной в континент стена Зародыша сама по себе была диковиной. Воин чуть поразмыслил и решил пройти ее из конца в конец. По крайней мере, до непреодолимой бреши.
Он зашагал. Обернутые шкурами ноги шаркали по камням, кончик меча в левой руке чертил беспорядочные полоски по сухой глине. Куски грязи пятнали рваную кожаную рубаху и ремни, на которых висело оружие. Мутная, густая жижа проникла во все раны и трещины тела и теперь вытекала струйками с каждым тяжелым шагом. Когда-то у него был шлем, ценный трофей юности; однако его разбили во время последней битвы с джагутским семейством Джаг Одхана. Боковой удар меча срезал также часть черепа, правый висок и макушку. Джагутские женщины обладают недюжинной силой и яростной решимостью, особенно когда их загоняют в угол.
Небо над головой было тошнотворного цвета, но он успел привыкнуть. Этот фрагмент давно разрушенного садка Эдур оказался самым большим из им виденных, больше даже удерживаемого Треморлором, Домом Азата в одханах. Он познал период стабильности, позволивший подняться цивилизации. Ее мудрецы сумели использовать силы Эмурланна, хотя не происходили от Тисте Эдур.
Онрек лениво размышлял, не создали ли ренегаты — Имассы, которых они ловили, рану, ставшую причиной затопления целого мира. Это казалось вероятным, учитывая, как ловко они сумели скрыть свои следы. А может, вернулись Тисте Эдур, чтобы предъявить права на прежние свои владения.
Да, он может почуять серокожих Эдур — они проходили здесь, и недавно, прибыв из иного садка. Разумеется, слово «чуять» приобрело для прошедших ритуал Телланна новое значение. Обычные чувства по большей части умерли вместе плотью. Для его глубоких глазниц, к примеру, мир стал калейдоскопом тусклых красок, а тепло и холод безошибочно определялись по скорости движения частиц. Слова мерцали ртутными облачками дыхания — если говоривший был живым. В ином случае он чувствовал звуки, сотрясавшие воздух, причем скорее зрительно, нежели на слух.
Поэтому он быстро заметил теплокровное тело, лежавшее неподалеку. Стена здесь медленно оседала. Вода хлестала между выпирающих каменных блоков. Вскоре сооружение полностью рассыплется…
Тело не двигалось. Оно было сковано цепями.
Еще пятьдесят шагов, и Онрек оказался рядом.
«Вонь» Куральд Эмурланна была здесь чрезвычайно сильной, ее даже можно было увидеть как лужу вокруг лежащего на спине мужчины. Поверхность шла рябью, словно от мелкого постоянного дождя. Глубокий неровный шрам изуродовал широкий лоб пленника; макушка его была лысой и мерцала магической эманацией. В его рот был вставлен металлический язычок, чтобы лишить способности разговаривать, однако язычок сместился, как и повязка на глазах.
Серые как слюда, немигающие глаза смотрели на Т'лан Имасса.
Онрек еще немного постоял над Тисте Эдур, а потом перешагнул его и продолжил путь.
Сзади раздался слабый, измученный голос: — Погоди.
Неупокоенный воин помедлил, оглянулся.
— Я… я готов торговаться. За свободу.
— Я не интересуюсь торговлей, — ответил Онрек на эдурском.
— Ты ничего не желаешь, воин?
— Тебе нечего мне дать.
— Ты презираешь меня?
Скрипя сухожилиями, Онрек склонил голову набок. — Эта часть стены готова обрушиться. Не желаю здесь задерживаться.
— А я, по-твоему, желаю?
— Вживаться в твои чувства — бесполезный труд. Я не желаю представлять себя на твоем месте. Зачем это мне? Ты скоро утонешь.
— Разбей цепи, и мы продолжим разговор в более безопасном месте.
— Наш разговор не стоит таких усилий.
— Я обязуюсь всё улучшить, дай только время.
— Вряд ли. — Онрек отвернулся.
— Стой! Я поведаю о твоих врагах!
Т'лан Имасс вновь медленно обернулся. — Моих врагах? Не припоминаю, чтобы рассказывал тебе о них, Эдур.
— Ох, все и так понятно. Я был одним из них. Ты нашел меня здесь — вот доказательство, что я больше не враг.
— Значит, ты изгой среди своего народа, — заметил Онрек. — Не верю я предателям.
— Я не предавал свой народ, Т'лан Имасс. Звания предателей заслуживают те, что меня сковали. Так или иначе, вопрос доверия не решить переговорами.
— Значит, я должен слепо верить тебе, Эдур?
Мужчина скривился: — Почему бы нет? Я тебя не обману.
Теперь Онрек почувствовал неподдельный интерес. — Почему это?
— По той самой причине, по которой меня Отсекли, — сказал Эдур. — Я проклят потребностью говорить лишь правду.
— Ужасное проклятие, — согласился Т'лан Имасс.
— Да.
Онрек поднял меч. — В таком случае… я признаюсь, что тоже проклят. Любопытством.
— Я готов зарыдать по тебе.
— Не вижу слез.
— Они в глубине сердца, Т'лан Имасс.
Первый же удар разбил цепи. Правой рукой Онрек схватил Эдур за лодыжку. И потащил вдоль стены.
— Я вознегодовал бы на такое унижение, — сказал Тисте Эдур, рывками передвигавшийся за воином, — будь у меня силы.
Онрек не отвечал. Он неспешно шагал вперед — меч в левой руке, освобожденный пленник в правой — постепенно уходя от слабого места в стене.
— Можешь меня отпустить, — пропыхтел Эдур.
— А ты сможешь идти?
— Нет, но…
— Тогда я продолжу.
— Куда же ты спешишь, если не позволяешь мне полежать и набраться сил?
— Спешу пройти вдоль стены, — отвечал Имасс.
Наступило молчание, слышались лишь скрип костей Онрека, шелест обернутых шкурами ног да шлепки, с которыми тело и руки Тисте Эдур перемещались по сырым грязным камням. Слева от них виднелось спокойное, полное мусора море, справа источала миазмы заболоченная равнина. Они прошли мимо дюжины сомов, не таких больших, как оставшаяся позади группа, но тоже с конечностями. Нетронутая стена тянулась до горизонта.
Тисте Эдур наконец подал голос, полный мучительной боли: — Еще немного… Т'лан… и ты будешь волочить труп.
Онрек немного подумал и замедлил шаг, а потом отпустил лодыжку. Не спеша повернулся.
Эдур со стоном перевернулся набок. — Полагаю, — пропыхтел он, — у тебя нет ни еды, ни свежей воды.
Онрек поднял глаза, отыскав оставшиеся позади туши сомов. — Полагаю, хотя бы еду можно добыть.
— А портал открыть сможешь, Т'лан Имасс? Мы выберемся из этого королевства?
— Нет.
Тисте Эдур опустил голову в глину, сомкнул глаза. — Тогда я все равно что мертв. Тем не менее, благодарю, что разбил цепи. Можешь не задерживаться здесь, хотя я хотел бы узнать имя воина, явившего мне все доступное милосердие.
— Онрек. Лишенный клана, из логросов.
— Я Тралл Сенгар. Тоже лишенный клана.
Онрек долго смотрел на Тисте Эдур. Потом Т'лан Имасс перешагнул его и продолжил путь. Подошел к сомам. Одним ударом отделил голову ближайшей рыбины от туловища.
Убийство заставило остальных забушевать. Разрывая кожу, тощие четырехлапые существа выбирались на свободу. Широкие, снабженные острыми как иголки зубами головы повернулись к оказавшемуся в самой середине неупокоенному воину. Раздалось громкое шипение. Звери подпрыгивали на уродливых мускулистых лапах, лязгали по камням когтями, которыми оканчивался каждый из трех пальцев. Их хвосты были короткими; по спинам шли плавники, как у рыб.
Они напали на Онрека, как волки нападают на окруженную жертву.
Блеснуло обсидиановое лезвие. Брызнула жидкая кровь. Полетели отрубленные головы и конечности.
Одна из тварей подскочила в воздух, смыкая челюсти на черепе Имасса. Под ударом тяжелого тела он ощутил, что шейные позвонки трещат и ломаются. Упал на спину, потащив за собой зверя.
И рассыпался прахом.
Встав в пяти шагах, чтобы возобновить бойню, догоняя шипящих сомов. Еще несколько мгновений — и все были убиты.
Онрек схватил одного за заднюю лапу и потащил назад, к Траллу Сенгару.
Тисте Эдур устало следил за ним, лежа на боку. — На миг, — сказал он, — мне показалось, что я сплю и вижу сон. Я видел на тебе громадную живую шляпу. И она проглотила тебя полностью.
Онрек подтащил тело к Траллу. — Ты не спал. Вот. Ешь.
— А приготовить нельзя?
Т'лан Имасс подошел к внешней стороне стены. Среди всяческого мусора видны были бесчисленные деревья с голыми ветвями. Он слез на плавающую, колышущуюся на волнах массу и встал, слегка покачиваясь. Немного времени — и он наломал достаточно подсохших сучьев, забросил на стену и залез сам.
Он готовил костер, чувствуя неотвязный взор Тисте Эдур.
— Наши встречи с вами, — произнес Тралл, — были редкими и немногочисленными. И только после вашего… ритуала. До того ваш народ бежал, едва завидев нас. Кроме тех, что пересекали океаны с Теломен Тоблакаями. Эти с нами сражались. Столетия прошли, прежде чем мы вытеснили их с морей.
— Тисте Эдур пришли в мой мир, — сказал Онрек, высекая огнивом искры, — сразу после Тисте Анди. Они были тогда многочисленными, они оставляли следы на снегу, на песке, в глухих лесах.
— Сегодня нас гораздо меньше, — ответил Тралл. — Мы пришли сюда — в это место — от Матери Тьмы, дети которой изгнали нас. Мы не думали, что они станут преследовать — однако так и случилось. После разрушения этого садка мы снова бежали. В твой мир, Онрек. Там мы начали процветать…
— Пока враг снова вас не нашел.
— Да. Первые были… фанатичными в ненависти своей. Происходили великие войны — незримые никем, ведшиеся в темноте и тайных областях тени. В конце концов мы сразили почти всех первых Анди, но надорвались от усилия. Отступив в отдаленные страны, в укрытия. Потом пришли еще Анди, но эти казались… равнодушными. А мы росли внутрь себя, позабыв голод, гонящий завоевывать пространства…