Роберт отдышался и сказал:
- Настоящий мужчина должен уметь стрелять, драться, пить виски из горлышка и нравиться женщинам. Так говаривал Роберт Гриссом, возвращаясь в свою каморку.
- Ого!
Пашка сорвал травинку и стиснул ее зубами. Теперь они шли рядом мимо ржаного поля и Роберт внимательно смотрел под ноги, чтобы опять, как вчера, не наступить на какую-нибудь занесенную сюда ветром сосновую шишку.
- Тебе приходилось все это делать?
Нравиться женщинам... Тонкая фигура Гедды, мягкие каштановые волосы и скрывший ее изгиб коридора... Софи... Маленькие багровые пятна под ключицей. Два дорогих человека, которые страдают там, пока он греется на солнышке, вместо того, чтобы бороться и вернуться за ними как победитель.
"Сегодня же ночью сбегу!" - Он сжал кулаки и помрачнел, не замечая внимательного взгляда Пашки.
- Роберт! - негромко сказал Пашка. - Прости, если обидел.
- Все нормально...
На мгновение ему захотелось рассказать Пашке о Гедде и Софи, да и о Паркинсоне, но он сразу подавил это желание. Разве они поймут? Не все ли им равно? Вон они какие - Роберт покосился на высокого плотного Пашку гладкие, здоровые, шутят себе и наплевать им на эту жуткую пустоту, где страдают люди...
Они шли и шли по дороге, лениво изгибавшейся под солнцем. Острые хвоинки, засыпанные горячим песком, то и дело кололи босые подошвы и Роберт тихо шипел от боли. Наконец, уже подходя к коттеджу, он наступил на шишку и не выдержал.
- Чертова жизнь! - ругался он, прыгая на одной ноге. - Чертовы шишки!
- Тапочки надевать надо! - веселился Пашка. - Лишь благодаря тапочкам можно достичь вершин мудрости, как известно из сочинения Диогена Лаэртского "О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов". Только не помню, кто это сказал.
- Плевал я на твоего Диогена!
- Слушай, дружище! - возмутился Пашка. - Если будешь грубить, придется поучить тебя вежливости.
- А вот и наш беглец! - донеслось сверху, из лоджии.
Наставница Анна, облокотившись на перила, смотрела на них с высоты второго этажа. Была она очень хрупкой, светловолосой и совсем молодой, но Роберт уже убедился, что хрупкость эта обманчива. Когда вечерами за коттеджем начинался волейбол и атаковала наставница Анна, взвиваясь над сеткой и блоком соперников, - мяч со звоном врезался в площадку и отскакивал далеко в сосны.
- Если будешь убегать до завтрака, Гриссом, век тебе ходить голодным, - пообещала наставница, сдвинув брови. - И не рассчитывай на доброту Рослова. Учти, твою кашу я отдала Эльзе.
Эльза, огромная добродушная овчарка, жила в коттедже пятиклассников и отличалась поразительной всеядностью. Малышня таскала ей из леса землянику, грибы и чернику, а однажды, на глазах изумленного Роберта, Эльза с аппетитом хрустела большущим зеленым огурцом.
- Никогда не любил рисовой каши! - пробурчал Роберт, осторожно пробуя наступить на всю подошву.
Из-за сосен, от бассейна, доносился плеск воды. Мимо коттеджа прошли второклассники с корзинками, нестройно, но старательно распевая песенку о веселом медвежонке Тиме. Они явно намеревались нанести серьезный урон ягодным угодьям леса. Поблизости, за коттеджами, стучали мячики на теннисных столах.
Наставница Анна проводила глазами второклассников, неожиданно улыбнулась Роберту и скрылась в комнате. Пашка дружелюбно похлопал Роберта по плечу.
- Не печалься, синьор! Совсем недавно капитан Сакач просидел на Меркурии две недели без рисовой каши и все-таки благополучно выбрался. Или другой пример...
Окончить Пашка не успел, потому что сверху прилетела растопыренная сосновая шишка и повисла, запутавшись в его жестких волосах.
- Эй ты, агрессор! - закричал Пашка, грозя кулаком смеющемуся Анджею, который, оказывается, развалился в шезлонге на крыше коттеджа с книгой в руках. - Не мешай утешать человека, скорбящего по рисовой каше.
Анджей встал, лениво потянулся - длинный, узкий, загорелый, в одних ярко-красных плавках, - провел рукой по коротким светлым волосам и опять повалился в шезлонг, в тень сосны.
- Давай сюда, ребята!
- Ладно, я пошел, - сказал Роберт, удивляясь неожиданной улыбке наставницы.
- Куда?
- Пить свой квас, пока его не отдали Эльзе.
Он, все еще прихрамывая, вошел в прохладный просторный холл и поднялся на второй этаж. В коттедже было тихо и безлюдно. Он сел у окна в своей комнате и задумался.
Судя по водопаду фактов, который обрушился на него с экранов учебных комнат и страниц говорящих книг, судя по словам наставников и ребят, этот мир был устроен вовсе не так уж плохо. В нем давно не было места войнам, голоду и нищете, далеким прошлым стали страшные некогда болезни, средняя продолжительность жизни перевалила за сто лет. Не дымили, как в старину, заводы-автоматы. Наконец-то, судя по всему, был заключен мир между человеком и природой, города утопали в зелени и лесные звери, как раньше, забредали на их тихие улицы. Укрощенная атомная энергия прочно вошла в быт, навсегда забыв уродливых первенцев, рожденных в небе Хиросимы и Нагасаки. Уже мчались к ближайшим звездам автоматические разведчики, и на космической верфи вблизи Земли создавался первый пилотируемый человеком звездный корабль.
Роберт, наверное, давно бы понял, что противостоять этому миру бессмысленно, если бы не был уверен, что под видом объективной информация ему пытаются подсунуть фальшивку.
"Взять хотя бы тот же режим дня, - размышлял Роберт. - Не подготовка ли это к безропотному подчинению, не ограничение ли с самого детства свободы личности? Что на самом деле творится в мире?"
Чтобы найти ответ, нужно было сбежать в этот мир и самому разузнать, соответствует ли истине то, что упорно втолковывают наставники и говорящие книги. "Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать," - как сказал бы Пашка, приписав, конечно, эти слова какому-нибудь бородатому старцу с античным профилем.
"Сбегу сегодня же ночью, - решил Роберт и удивился, что решение получилось не очень уверенное. - Только сначала слетаю с ними в этот... Казанский собор..."
- Ро-оберт? - удивленно сказали за спиной.
Роберт резко обернулся. В дверях в помятых шортах и белой спортивной майке стояла та самая Катька Мухина, что, по утверджению Пашки, спросонок приняла его за индейца. Мокрые волосы Катьки были взъерошены, на коротком вздернутом носу застыли капли воды. Она недоуменно моргала.
- Ро-оберт? Что это ты здесь сидишь?
- Хочется и сижу!
Станет он перед ней отчитываться, как же! Видал он таких, с длинными ногами!
- Мы там купаемся, ребята в лес пошли, - затрещала Катька, бесцеремонно плюхаясь на его постель. - А Пашка стащил вчера книгу и не вернул!
- И ты хотела ее забрать, - тоном обвинителя сказал Роберт.
- Конечно!
Катька нетерпеливо качнула ногами. Роберт посмотрел на эти ноги, представил другие, такие же длинные, только с синяками, и у него сжалось сердце.
- Катись отсюда!
Катька опять заморгала, вскочила и засунула руки в карманы.
- Юноша, - проговорила она ледяным тоном. - Если бы я не знала, что вам негде было учиться хорошим манерам, ух я бы вам и врезала!
- Что-о? - изумленно спросил Роберт.
- А вот то-о! - передразнила его Катька. - Врезала бы. Вре-за-ла! Понятно? Преподаю урок, - продолжала она, плохо копируя наставницу Анну. Плохо потому, что наставница никогда но говорила так назидательно. Настоящий мужчина должен быть вежливым.
"И ты про настоящего мужчину?" - подумал Роберт, проникаясь к Катьке невольным уважением. Судя по этому маленькому эпизоду, она была отличной девчонкой. И вряд ли ее могло испугать даже падение Тунгусского метеорита, а не то что какой-то прыжок под окно...
- А в футбол настоящий мужчина должен уметь играть? - миролюбиво спросил он, вспомнив слова Пашки.
Катька даже подпрыгнула.
- Безусловно! Пусть не так, как Джанетти или Линсон, но попадать с пяти метров в пустые ворота он обязан. Обязан! А вот Анджей вчера не попал.
Она коротко вздохнула и на секунду опустила голову. "Ага!" - сказал про себя Роберт. А Катька уже нетерпеливо махала руками.
- Что мы здесь ерундой занимаемся? Пошли купаться!
- Я не умею, - нехотя признался Роберт. - Негде было...
- Так мигом научим! Главное - не бояться, тогда все получится. Кстати, настоящий мужчина ничего не боится!
- Я и не боюсь!
- Вот и отлично! Тогда почему мы еще здесь, а не в бассейне?
Катька подскочила к Роберту, схватила за руку и потащила к двери.
*
Пашка и Анджей вполголоса переговаривались в полутьме, а Роберт, натянув на голову одеяло, выжидал, когда они заснут. Его соседи по комнате недавно пришли с танцевальной площадки. Роберт туда не ходил, предпочитая сидеть в шезлонге на крыше. Он убеждал себя, что на танцах ему будет неинтересно, хотя на самом деле просто стеснялся. И приглашали его не раз, только он всегда отказывался.
- Ее величество Екатерина отказала тебе в танце, синьор, - не без ехидства говорил Пашка.
- Ее величество Екатерина отказала тебе в танце, синьор, - не без ехидства говорил Пашка.
- Ну и что? - деланно равнодушно отвечал Анджей. - И Мишелю тоже.
- Мишель посадил ей за шиворот ящерицу, а ты, насколько мне известно, не сажал!
Анджей заворочался, неестественно громко зевнул и сказал:
- С ним надо потолковать.
"И ведь не скажет: "Набить морду !" - подумал Роберт. Он попытался припомнить хотя бы одну драку - и не смог. Боролись охотно, соревнуясь в силе и ловкости, а вот драк не было. И в футбол играли с увлечением, и в регби, и бегали наперегонки по дорожкам стадиона, и плавали в бассейнах...
Он вспомнил, как Катька Мухина сегодня учила его плавать. Вода забиралась в рот, нос и уши, он просто давился водой, отчаянно дрыгал руками и ногами под ободряющий Катькин смех и, наконец, по-настоящему разозлился и проплыл-таки метров десять без поддержки. Было это чертовски странно и приятно - чувствовать легкость собственного тела, стремительно и бесшумно разрезать толщу воды. Совсем как в невесомости. Там, с обратной стороны неба... Катька, правда, заявила, что он выглядел как впавший в буйство медведь, атакуемый пчелами, но это было неважно. Главное - он поплыл, главное - он сумел, а значит, он ничем не хуже них, веселых, мускулистых, загорелых.
Роберт опять прислушался. Пашка и Анджей уже делились впечатлениями от увиденных сегодня "кресла милосердия" и "испанских сапог", рассуждали о каком-то "сан-бенито" и "аутодафе", и он сразу представил камеру инквизиции, воссозданную в Казанском соборе, мрачные фигуры доминиканцев, дыбу, ошейники и другие хитроумные инструменты, изобретенные когда-то человеком для пыток себе подобных. Там, в подвалах собора, ему вспомнилась База.
Он вздохнул и потерся щекой о подушку. Пашка с Анджеем стали говорить тише.
- Почему вы еще не спите? - шепотом спросили у двери.
Наставница Анна совершала обычный обход своих владений.
- А? Что? - сонным голосом отозвался Пашка. - Я разговаривал во сне?
- Не мешайте спать Роберту! - строго прошептала наставница и закрыла дверь.
Ребята замолчали. Роберт полежал неподвижно еще минут пятнадцать, потом осторожно высунул голову из-под одеяла. Бледный прямоугольник двери освещал комнату мягким светом. Пашка сопел, раскинув руки и отбросив одеяло к стене, Анджей лежал спокойно и неслышно, его короткие волосы чуть заметно шевелились от свежей струи, текущей из климатизатора. Из болотца у речки неслось кваканье лягушек.
Роберт встал, прокрался к стенному шкафу, достал брюки и рубашку. Пашка забормотал во сне, заставив Роберта затаить дыхание, потом перевернулся на живот, сунул руки под подушку и затих. Роберт нашарил спортивные тапочки, осторожно шагнул в лоджию, выпрямился - и замер. Ночное небо взмывало из-за вершин темных бесформенных сосен и победно разбрызгивалось над головой тысячами дрожащих звезд. Звезды желтели и голубели, серебряными гвоздями впивались в черный купол, протягивали вниз чуть слышно звенящие струны лучей - и все это было для него, плывущего сквозь ночь в струях хвойного запаха в самом центре мира.
И самое странное - здесь, у речки, холмов, песчаных дорог и сосен совсем не ощущалась пустота, что непосильным грузом наваливалась в тишине далекой обсерватории. Небо не давило, а, напротив, вселяло легкость и тянуло к себе, в кружева звездных лучей, обещая радость и сказочные сны наяву.
Роберт тряхнул головой, надел тапочки и положил руки на перила лоджии. "Не напугать бы Катьку Мухину! - подумал он, повиснув на руках в полутора метрах от земли.
Прыжок получился почти бесшумным, совсем как в кино. Роберт быстро пересек дорогу и углубился в лес. План побега он, в основном, продумал. Он пойдет лесом вдоль дороги, ведущей к Волге, а потом двинется берегом вниз по течению, к городу. Хорошо бы, конечно, воспользоваться одной из интернатских лодок, но лодка слишком заметна. К тому же в ее автоматике он еще не разобрался, а ему вовсе не хотелось столкнуться с одним из грузовых судов-гигантов, которые шли по Волге день и ночь, занимая чуть ли не полфарватера. Гораздо легче пробираться лесом, не выпуская из виду берег, чтобы в случае поисков затаиться в спасительной чаще. А в лесу им не обнаружить его даже со спутников! Есть он будет в столовых-автоматах, их, слава богу, вдоволь понастроили у дорог. Так за сутки и доберется до города, а там попробуй найди его среди тысяч людей! И в конце-концов, есть еще "апельсины" - маленькие оранжевые летательные аппараты, которые могут доставить куда угодно. Стоит назвать любое место планеты - и ищи ветра в поле!
Роберт шел сквозь молодой сосняк, стараясь не очень уклоняться от дороги. Колючие ветки то и дело покусывали руки и лицо, от речки по-прежнему доносилась перекличка лягушек, весело светили звезды и под рукой не было только пистолета, чтобы до конца вообразить себя храбрым агентом, который с важнейшими сведениями выбирается из логова врага. Впрочем, пистолет вполне могла заменить сухая ветка, зажатая в кулаке. Чу! Что-то зашуршало за спиной! Спокойно, Роберт Гриссом, это не погоня просто ветерок скользнул по вершинам сосен.
Он забрел в черничник и поскользнулся на поганке. Осторожнее, Роберт Гриссом, не выдай себя, не оставляй следов. Вообще-то хорошо бы раза два перейти вброд какую-нибудь речку, а то Эльза может напасть на след! Ничего, он пройдет по мелководью у берега, а потом поднимется в лес по ручейку, на который наткнулся недавно с ребятами. К тому же Эльза вряд ли способна на что-нибудь, кроме уничтожения огурцов!
Дорога впереди делала крутой поворот, ныряла с холма глубоко вниз и дальше шла полем до самой Волги. Лес редел, расступался и оставалось самое главное - незаметно пересечь необъятное поле.
- Ну, Роберт! - вполголоса оказал он и нога его не нашла опоры.
Канава была неглубокой, ее стенки и дно поросли густой травой. Роберт не сразу сообразил, кому понадобилось ее рыть возле самого склона, но потом догадался. Слишком много похожих канав изрезало окрестные леса.
Окопы. Они назывались окопами.
Да, экраны, книги, странные черно-белые кадры старинных хроник говорили о том, что в той самой страшной войне судьба Земли решалась на волжских берегах, на востоке. Здесь, в этих окопах. И никогда не пустели зеленые парки земных столиц, где под чашами Вечного Огня покоился прах последних Неизвестных Солдат...
Он дошел до реки, снял тапочки, осторожно шагнул в воду - и здесь его ждало очередное чудо. Вода была теплой, а Волга оказалась еще одним небом, и в его глубине дрожали и покачивались звезды. По речному небу плыли неправдоподобно крупные зеленые двойные светила - это сияли фарватерные огни и их отражения. Роберт неторопливо шел по гладкому песчаному дну, голова кружилась от ночи и тишины, мир был удивительно, невероятно прекрасен, и хотелось то ли смеяться, то ли плакать, закричать изо всех сил, чтобы звонкое эхо понеслось над черной водой к далекому противоположному берегу, вернулось назад и стихло в лесу...
Он брел по воде вдоль берега до тех пор, пока небо не стало светлеть. Отражения звезд медленно тускнели, заволакивались легким туманом, парящим над рекой. Изредка из-за поворота выползали темные туши судов, усеянные разноцветными огнями, проплывали мимо, выталкивая на берег шумную волну, и величественно уходили вдаль, молчаливые и безлюдные. Он дошел, наконец, до ручья, поднялся к лесу, сделал еще несколько шагов по мокрой траве и сел, привалившись спиной к поросшему ершистым мхом сосновому стволу.
Господи, кто мог представить, что ему доведется когда-нибудь лежать на траве под соснами в предрассветной свежести и не будет каморок, тусклых коридоров, пьяной Лиз и занудных речей О'Рэйли? Кто мог представить, что Земля окажется таким чудом и примет его без единого слова упрека?..
Он заснул и ему приснился привычный сон о Базе. Для снов о Земле еще не настало время. Ему приснилась Софи с печальными глазами. Она склонялась над ним и, грустно улыбаясь, дула в лицо - и это пробудился утренний ветер, она шептала что-то - и это шуршали сосны над головой. Софи горестно вздыхала, оттягивала ворот белого свитера, открывая багровые пятна у ключицы, и он прислонялся лбом к ее теплой коже, а кожа становилась все горячее и горячее...
Это било в глаза горячее солнце. Рядом, у самого лица, косо торчала из земли бледно-розовая сыроежка с вогнутой шляпкой. К щеке прилипли сухие хвоинки. Роберт несколько секунд лежал неподвижно, стараясь избавиться от ощущения, что Софи на самом деле была здесь и ушла перед самым его пробуждением. Но ощущение не исчезало, потому что за соснами до сих пор виднелся ее белый свитер.
Он пополз по траве, осторожно отодвинул ветку и облегченно улыбнулся. Девочка. Совсем маленькая светловолосая девчушка в белом платьице устроилась в черничных зарослях. Совсем безобидная девчушка.
Он ползком вернулся к сыроежке, сорвал ее и встал. Девочка сидела на корточках к нему спиной, аккуратно обрывала одну ягоду за другой и отправляла в рот. Неподалеку, возле пня, валялась пустая корзинка. Роберт умышленно наступил на сухую ветку, громко хрустнувшую под ногой, но девочка не обернулась. Тогда он поднял шишку и бросил в черничник.