- Если ты делаешь такой вывод на основании личных наблюдений, то это еще не значит...
Он не договорил, потому что в этот момент наставница Анна вернулась в столовую.
- Одиннадцатый класс! - звонко сказала она. - После обеда не расходиться. Собираемся у коттеджа.
- Ну-у! - недовольно протянул кто-то.
Наставница Анна повернулась и медленно вышла, обхватив себя руками за плечи.
Роберт догнал ее на дорожке, ведущей к коттеджу одиннадцатиклассников.
- Где Катя?
Наставница долго смотрела на него, словно не могла узнать, потом провела рукой по лицу и показала на склон за футбольным полем.
- Побежала туда...
- Это с ее отцом?
- Да... Утром сообщили...
- Как все произошло?
- Не знаю, - устало ответила наставница. - Никто пока не знает, КАК произошло. - Она зябко повела плечами. - Не это главное...
- Это! - тихо, но твердо сказал Роберт. - Что... Кто его?..
Наставница опустила голову и светлые волосы почти закрыли ее лицо.
- Весь экипаж... Пять человек... Успели сообщить... Торпедная атака...
С каждым произнесенным наставницей словом Роберту становилось все труднее стоять. Кто-то тяжелый давил и давил на плечи и затылок, пытался свалить с ног.
- Пойдем к ребятам, - тихо сказала наставница. - Подумаем...
Роберт рванулся было в сторону, но наставница остановила его:
- Не ходи туда! Ей нужно одной...
- Нет, я пойду! Пусть накричит на меня! Пусть ударит!
Наставница непонимающе поглядела на него.
- При чем здесь ты, Роберт?
- При том! - Он выпрямился, сжал кулаки. - При том! Ведь и я когда-то мог...
Катька сидела на пне, уткнув голову в руки, и её узкая спина в белой майке чуть заметно вздрагивала. Роберт набрал побольше воздуха и тронул ее за плечо.
- Катя!..
Катька всхлипнула, не поднимая головы.
- Ну ругай же меня, Катя, бей!
Она повернула к нему изумленное курносое лицо, вытерла слезы.
- Ты что, ненормальный?
- Ругай меня, Катя! - с отчаянием повторил он и сел у ее ног на выгоревшую под солнцем траву.
Катька опять заплакала, уткнувшись носом в исцарапанные коленки.
- Причем... здесь... ты? Ду...рачина!
Катька плакала, и Роберт беспомощно смотрел на ржаное поле, речку и дубовую рощу на холмах, на спокойно голубеющее небо и не мог найти слова утешения, потому что никакие слова не в силах были помочь.
А потом он повернул голову и увидел, что сзади, за пнем, молчаливым полукругом стоит весь одиннадцатый класс.
День просочился, окрасившись черной краской общей беды. Роберту казалось, что ребята то и дело отчужденно и даже, может быть, с ненавистью, смотрят на него. Он старался не прислушиваться к разговорам, но ему казалось, что за спиной мрачным шепотом повторяют его имя.
Вечером в кинозале все они были потрясены страшным и прекрасным кинофильмом о борьбе с врагами Советской власти в первые годы Эры Октября.
Они вышли из зала, когда уже стемнело, молча сели в шезлонги у коттеджа. Разговор начался незаметно, с реплики, брошенной всегда задумчивым Альберто Торрено.
- Вот были тогда дела! - сказал Альберто.
- Что ж, нам теперь плакать о времени большевиков? - вызывающе спросила маленькая Рената.
- Конечно, времена были трудные и интересные, - вмешался Христо. - И даже скорее трудные, чем интересные. С точки зрения романтики. Интересными они нам кажутся сейчас, а тогда это была повседневность, и шли против кулацких обрезов не ради приключений, а ради победы.
- А кто спорит? - вскинулся Пашка. - Синьор Альберто хотел сказать, что раньше были дела, а теперь нет. Слишком все гладко, спокойно... - Он запнулся и виновато посмотрел на тихую Катьку Мухину. Катька сидела очень прямо, смотрела перед собой и было трудно понять, слушает ли она разговор или нет. - Ну не все, но настоящая-то борьба практически исчезла.
- Ты однобоко понимаешь слово "борьба", - возразила Инна Егорова. - И это на одиннадцатом году обучения. Борьба ведь не только противодействие классовому врагу. Это столкновение нового со старым в любой сфере человеческой деятельности.
- Истина для первоклашек, - сказал Анджей. - Конечно, тогда вершились грандиозные дела, но разве наши дела менее грандиозны? Разве люди того века могли мечтать об укрощении землетрясений и управлении погодой? Разве мог кто-то тогда предложить план полной автоматизации производства? Мы ведь уже многое сделали, а сделаем еще больше!
- Ну, положим, не мы сделали, - вставил Пашка.
- Нет, именно мы. Не ты, не я, а все люди!
Инна поднялась, прижала руки к груди.
- Да не надо так много красивых слов! Ребята, девочки, мы ведь и так все это прекрасно понимаем. О чем же спор?
- А о том, что некоторые считают, что раньше было лучше, - сказала Рената. - В добрые старые времена. Каждое время интересно по-своему и надо не вздыхать о прошедших романтических веках, а пошире открыть глаза и посмотреть вокруг.
- А кто спорит? - спросил Альберто. -Для любого поколения найдется достаточно трудных и нужных дел.
Роберт никак но мог избавиться от ощущения, что весь этот спор (спор в общем-то ни о чем), затеяли только ради Катьки.
- Вот и родили истину! - подытожил Пашка.
Наставница Анна внезапно спросила:
- А ты как считаешь, Роберт?
Роберт растерянно посмотрел на нее. Он не ожидал вопроса.
"Что я им скажу? - думал он, опустив голову. - Что я им скажу, если борьба в моем понимании всегда была борьбой против коммунистов и никакого другого значения это слово не имело?"
Он принял решение. И поднял голову.
- Мне всегда твердили, - глухо начал он, глядя на Катьку Мухину, все так же неподвижно сидевшую напротив, -всегда, с детства, что борьба против землян - главная цель нашей жизни. Так думали мы все. Так думают оставшиеся.
Роберт помолчал, собираясь с мыслями. Вокруг было очень тихо, словно он стоял один в глубине ночного леса.
- Если человеку изо дня в день говорить, что небо черное, а не голубое, а трава красная, а не зеленая... и не давать возможности увидеть это самое небо и эту траву... Ведь он поверит, что так и есть на самом деле. А если постоянно внушают, что ты изгнанник... Что виноваты в этом земляне... Ведь тогда возненавидишь их... Все силы отдашь борьбе с ними!
Роберт говорил медленно, с трудом, и, не отрываясь, смотрел на Катьку. Она тоже смотрела на него. Не в пустоту перед собой, а на него. Губы ее подрагивали.
- В каждом землянине видишь врага, только врага! Врага, которому нужно перегрызть горло, чтобы хоть как-то отомстить за свои страдания... У меня была персональная каморка... Примерно такой же величины, как Эльзина конура. И еще у меня были длинные коридоры с синими огнями и я мог бродить по ним сколько угодно. В коридорах иногда попадались очень интересные люди - полоумная Лиз, пьяный Арчи Антоневич, нудный проповедник О'Рэйли, который призывал объединиться для борьбы... И другие... Еще я мог пойти в бар. Это такое место, где весело проводили время... Напивались и устраивали небольшие потасовки или стреляли. Да, я твердо знал, что надо бороться. И так же твердо я знал, что борьба будет не на жизнь, а на смерть, потому что, если попадусь - пощады не будет. Допросы, пытки - и смерть...
- Ой! - воскликнул кто-то из девчонок.
- Да! Я не хотел попадаться живым, потому что... потому что боялся пыток... И только оказавшись здесь, я начал понимать, что с борьбой ничего не получится...
- Потому что ты не победишь? - звенящим голосом спросил Пашка.
- Нет. Потому что она... бессмысленна... Но другие-то ненавидят вас, потому что знают: небо черное, а трава красная... Ненавидят, Катя...
Катька вздрогнула, но ничего не сказала.
- Но не все же, Роберт! - тихо спросила наставница Анна. Даже не спросила, а произнесла утвердительно, потому что знала о Гедде.
- Не все. Встречаются нетипичные экземпляры. Но это большая редкость.
- А дети? Там ведь тоже есть дети, - сказала наставница. - Так в чем же они виноваты? Почему они обречены на существование в каморках меньше Эльзиной конуры? Как ты допускаешь такое?
Роберт почувствовал на себе анимательные взгляды ребят, болезненно скривился и вздохнул. Ничего он им не ответит. Все-таки начали разворачивать ежа!
- А что вы предлагаете? - настороженно спросил он. - Что я могу сделать?
- Да спасти же всех! - закричал Пашка.
- А потом?
-Что "потом"?
- Что они будут здесь делать?
Рената подбежала к нему, схватила за рукав.
- А что здесь делают те, что вернулись раньше? Ребята, вы видали уникума? Да как тебе не стыдно! Почему ты решаешь за других? Знаешь, кто ты? Э-го-ист! - Рената негодующе ткнула его в грудь маленьким кулачком. Эгоист! Динозавр! Сам выбрался, а до других дела нет!
Роберт вскочил, беспомощно огляделся.
- Да что вы от меня хотите?
- Ты обязан спасти других, - спокойно сказал Христо.
- 3ачем? - крикнул Роберт. - Я еще раз спрашиваю: что они здесь будут делать?
Наставница Анна тоже встала.
- Думаю, тебе полезно будет встретиться с теми, кто вернулся раньше.
Наставница Анна тоже встала.
- Думаю, тебе полезно будет встретиться с теми, кто вернулся раньше.
Это было просто удивительно: наставница словно читала его мысли! Только встретиться надо не с незнакомцами, а с тем, кого хорошо знал.
- Согласен, -покорно сказал Роберт и сел. - А ты, Рената, не обзывайся, пожалуйста. Был у нас один динозавр...
Ночью он долго не мог уснуть. Лежал и смотрел в окно, и было ему и тревожно, и уютно. Звезды перемигивались в глубине черной небесной чаши, рассыпались в разные стороны, сбегались в светлые стайки. Где-то там плыл вдали от Солнца холодный астероид, плыл в толчее угловатых глыб сквозь пустоту, настороженный, затихший - каменная оболочка, под которой скрывались боль и отчаяние.
И представилось Роберту, что Гедда и Софи, взявшись за руки, стоят в тишине обсерватории и смотрят в черную пустоту, пытаясь отыскать голубую звезду, такую далекую, что как ни смотри - не увидишь луга и реки, дубовую рощу и девочку, которая собирает чернику, не боясь заблудиться в лесу. Гедда и Софи стояли, вглядываясь в пустоту, и в их глазах была надежда.
*
- Да, красотища здесь - будь здоров! - восхищенно сказал Малютка Юджин.
Они поднялись на последний холм, за которым петляла быстрая речушка. Роберт горделиво оглядел пруд со старой лодкой, луга, зеленые кусты, опустившие ветви в воду, и небрежно заметил:
- Между прочим, черники и грибов сколько угодно!
Малютка Юджин шел, выпятив широкую грудь, обтянутую белой рубашкой, и засунув руки в карманы светлых брюк. Его шевелюра, ослепительно золотившаяся на солнце, походила на пылающий костер. Роберт украдкой поглядывал на него и не переставал удивляться перемене, происшедшей с лицом Юджина: оно разгладилось, помолодело, исчезли припухлости под глазами, разошлись в стороны вечно нахмуренные лохматые брови и в Малютке трудно было узнать постоянно пьяного громилу с бутылкой или автоматом в руках.
- Во дает, сволочь! - обрадованно воскликнул Малютка, когда в его мясистый нос с размаху ткнулась голубая стрекоза.
Роберт чуть не подпрыгнул от удовольствия. Малютка Юджин оставался Малюткой Юджином и был все-таки уместнее не здесь, у мирной речки, а где-нибудь в Америке времен первых поселенцев или на судах знаменитого Фрэнсиса Дрейка.
Этой встрече предшествовал разговор с Либетрау. Наставница Анна привела Роберта в небольшой зал учебного корпуса и незаметно ушла. Голубоватый экран связи неожиданно исчез, и перед Робертом, в метре от кресла, оказался сам Либетрау. Он был так близок и реален, что Роберту невольно захотелось протянуть руку и дотронуться до его плеча.
Либетрау сидел за низким столиком в светлой комнате, а за его спиной в открытое окно тянулись зеленые ветви деревьев.
- Здравствуй, Роберт Гриссом!
- Здравствуйте, - ответил Роберт, немного смущенный столь близким и неожиданно ощутимым присутствием Либетрау.
- Я тебя слушаю.
- Собственно... - начал Роберт и замолчал.
Либетрау спокойно ждал продолжения.
- В общем, я бы хотел встретиться с Юджином Харнсом. Ну, поговорить...
- Так! - сказал Либетрау и легонько забарабанил пальцами по столу. И все?
- И все... Пока...
- Так! - повторил Либетрау. - Дело несложное, только не сразу делается. Не сегодня, да и не завтра.
- Почему?
- Потому что Юджина Харнса сейчас нет на планете.
Роберт судорожно схватился за подлокотники.
- К-как?.. А где же он?
Либетрау улыбнулся.
- На Луне. Надеюсь,ты не думаешь, что там исправительные учреждения?
Либетрау снова улыбнулся, потому что Роберт покраснел.
- Юджин Харнс проявил большой интерес к космическим кораблям. Он сейчас на одной из верфей. Знакомится с работой.
"Вот так Малютка! - изумленно подумал Роберт. - Сразу нашел себе дело!"
- Так что сможет прилететь не раньше, чем через два-три дня. Связаться ты с ним, конечно, можешь, но ведь он тебе натуральным нужен, не так ли?
- Да, да!
- Ну вот, значит, придется подождать. Кстати, он о тебе тоже спрашивал. Могу с удовольствием сказать, что парень твой Юджин на редкость смышленый - ведь он там попутно и учится.
- Да он мог с закрытыми глазами бот по частям разобрать и снова собрать! И водит здорово.
- Вот и хорошо. Получит необходимые теоретические знания и станет незаменимым человеком.
- Вы... серьезно?..
- Конечно. А ты думаешь иначе?
- Н-не знаю...
Либетрау говорил непостижимые вещи. Выходило, что люди планеты Земля считали Юджина Харнса незаменимым человеком! Человеком считали!
- Знаешь, в чем твоя ошибка, Роберт?
- Какая ошибка?
Либетрау опять привычно забарабанил по столу.
- Может быть, я и не прав. Но мне кажется, что ты не совсем справедливо думаешь о людях. Подожди! - Либетрау поднял руку, потому что Роберт привстал. - Ты считаешь человека раз и навсегда данной системой. По твоему мнению, если человек плох с детства, то он так и останется плохим. Горбатого, как говорится, могила исправит. А вот мы думаем несколько иначе. Мы считаем, что если изменить неблагоприятные условия существования, то можно изменить и самого человека, раскрыть и развить его хорошие качества и помочь отмиранию плохих.
- Смотря что считать хорошим, а что плохим! - буркнул Роберт.
- Совершенно верно. Мы считаем хорошими те качества, которые нужны людям, обществу. Стремление к самосовершенствованию, тяга к знаниям, полезным с точки зрения общества, готовность пожертвовать своим благополучием ради счастья других, желание, если хочешь, светить другим это положительные качества. Эгоизм, равнодушие к другим, подлость - это плохо и не потому, что так придумали мы сами, а потому, что так жить в нашем мире нельзя. Люди с подобными качествами сейчас просто не могут существовать, потому что отсутствуют условия их существования. И тем, кто входит в общество со стороны, извне, остается только одно: привести свои взгляды в соответствие с теми воззрениями, которых придерживаются все. Другого пути нет.
- А если они не пожелают?
- Тогда они обречены на самоизоляцию. А ведь человек прожить в одиночку не сможет. Если общество его отвергнет, то хочет он этого или не хочет, ему все же придется изменить свои взгляды.
- Но это же насилие!
- Да! Насилие всего монолитного общества над одиночкой, идущим против течения. Подчеркиваю: одиночкой. Не могут же абсолютно все ошибаться, а только он быть правым! Кстати, никто из вернувшихся не захотел поставить себя вне общества.
- А мой отец?
Из разговоров на патрульном корабле Роберт узнал, что отец заявил о своем намерении сколотить вооруженную организацию и бороться до победы. Поэтому и находился под наблюдением.
- Я говорю о конечном итоге, - ответил Либетрау. - Поведение твоего отца не исключение. Скорее, норма. Так вели себя и другие, но поверь - все они в конце концов приходили к выводу, что сопротивление обществу бесполезно. Кстати, о Юджине Харнсе. Мы очень долго беседовали и многое узнали о его взглядах. А все его взгляды сводятся всего лишь к такому вот звериному принципу: кто сильнее, тот и прав. Сейчас сильнее мы - значит, мы и правы. Задача теперь заключается в том, чтобы убедить его в справедливости наших воззрений. Не в относительной справедливости, не в справедливости с точки зрения какой-то одной группы людей, а в справедливости всеобщей, справедливости взглядов всего общества. И мы это сделаем. И чем быстрее нам представится возможность убедить тех, кто еще там, - Либетрау показал вверх, - тем будет лучше. А зависит это, в первую очередь, не столько от нас, сколько от вас, от тебя, Роберт.
Разговор начинал направляться в нежелательное для Роберта русло, поэтому он нетерпеливо передернул плечами и спросил:
- Значит, я увижу Юджина дня через три-четыре?
- Не раньше. Я ему все передам.
- Спасибо! - искренне сказал Роберт.
- До свидания!
Либетрау опустил руку под столик и исчез, растворившись в голубом мерцании экрана. Его неожиданное исчезновение слегка задело Роберта, словно он намеревался сказать Либетрау что-то очень важное, а его не захотели слушать.
- Ну и ладно! - сказал он пустому экрану. - Как хотите!
И прошли три дня учебы, а по утрам, когда все исчезали в лесу или на речке, он гонял мяч с малышом в полосатых трусиках, который обучал его трудным основам игры в футбол. Тело его оказалось поразительно неуклюжим, он "мазал" по мячу под безжалостный смех первоклашки, злился, но упорно старался покорить непослушный вертлявый мяч, который прыгал в разные стороны вопреки всем законам физики и никак не желал лечь точно на ногу, чтобы стремительно влететь в прямоугольник ворот. Выходить по вечерам на футбольное поле вместе со всеми он еще не решался, но, обливаясь потом под жарким солнцем, предвкушал тот момент, когда займет полноправное место в команде и с лету вколотит под перекладину решающий гол в традиционно упорном матче с десятиклассниками.