– А что они требуют?
Он пожал плечами.
– Да все по старинке, как я вижу. Верность, преданность, любовь, сопереживание… Хотя в таком случае проще купить собаку.
– А чего хотел бы ты?
Он добросовестно подумал.
– Я… даже не знаю. Когда столько интересной работы, как можно думать о какой-то другой хрени?..
Она ощутила, что задерживаться дольше будет совсем чересчур, и так это выглядит странно, он даже пить не решается, раз у нее нет в руках чашки, и, улыбнувшись как можно беззаботнее, ушла с прямой спиной и не показывая, что его слова не просто задели, а ранили в самое сердце.
Двери лаборатории широко распахнулись, то ли ворота ада, то ли рая, Томберг вошел огромный и величественный, как слон магараджи.
Все поднялись и повернулись к нему лицом, он сказал трубным голосом:
– Операция по срыванию звезд с неба науки проведена с блеском! Докладываю коллективу, что директор у вас не абы хто и почему-то зачем. Помимо Акварберта, известного открытиями в области генетики, сейчас удалось договориться о переводе в нашу лабораторию еще и Лоуренса Крафта…
Френсис громко ахнул:
– Это который рассчитал модель нуклотрасферринга?
– Он самый, – ответил Томберг довольно. – Оба уже сворачивают свои дела на старой работе, а через пару недель будут готовы прибыть в наши райские кущи. Приготовьте им рабочие места, но не слишком, не слишком!.. Они звезды, но и вы у меня звезды.
Анечка сказала льстиво:
– У нас вообще здесь звездное небо. А вы, Данил Алексеевич, светите ярче всех! Как планета какая-то!
Он посмотрел на нее исподлобья, поняла ли она сама, что брякнула, но выяснять не стал, сцепил пальцы в замок и поднял над головой в жесте победителя.
Когда он удалился, Френсис довольно потер ладони, подошел к Анечке и что-то долго ей нашептывал. Та сперва поднимала брови, хмыкала, но слушала все внимательнее.
Френсис наконец ушел, она с полчаса работала, но теперь Аллуэтта то и дело ловила на себе ее оценивающие взгляды.
Как и чувствовала, Анечка не смогла долго выдерживать некую тайну, распирающую ее, как глубоководную рыбу на поверхности океана, кивком подозвала великосветскую лаборантку и сказала шепотом:
– Аллуэтта… все-таки мне кажется, ты зашла не с того конца.
– Ты о чем?
Анечка понизила голос:
– Хотя ты уже сумела как-то переломить отношение наших ребят к себе, но Максим Максимыч… гм… дело не в том, что он крепкий орешек… Видишь ли, мы все ничего не проиграли от того, что ты здесь. Даже выиграли! И оборудование самое хай-тековское, и деньги есть на опыты…
Аллуэтта спросила так же шепотом:
– Но они же есть и у Максима?
– Да, – ответила Анечка, голос ее был полон сочувствия, – но тебя навязали не нам, а ему… Мы только пользуемся тем, что твой отец от щедрот подкинул нашей лаборатории. А расплачивается за все Максим Максимович.
Аллуэтта воскликнула жалобно:
– Чем?.. Я вообще стараюсь ему не попадаться на глаза!
– Но ты есть, – напомнила Анечка. – Он все время помнит, что это все подачка твоего отца…
– Это не подачка, – горячо запротестовала Аллуэтта.
– А что?
– Деловая сделка, – ответила Аллуэтта с жаром. – Обоюдовыгодная.
– Для кого?
– Для всех, – сказала она. – Вы получили самое совершенное оборудование, лучшие слесаря ждут ваших заказов, чтобы выточить новую деталь, мой отец выгадал то, что я сейчас не в ночном клубе, а здесь…
Анечка спросила шепотом:
– А ты?.. Выиграла или уже не уверена?
Аллуэтта закусила губу, подумала.
– Не знаю. Сейчас уже не уверена. По-моему, я все же поступила глупо. Женщины дерутся за мужчин так же, как и мужчины за женщин, но нельзя привлекать посторонних. А отец в этом деле посторонний. И Максим мне этого никогда не простит…
– Знаешь, – сказала Анечка после паузы, – мы тут советуемся с нашим дружным коллективом по важному вопросу, как встретить новых членов нашей команды. Мы уже ее, так сказать, золотое ядро. И ты тоже, как старожилка!.. Я, понятно, в самой середке этого ядра, как самая умная и даже почти мудрая, а ты будешь как самая красивая. Но, если хочешь, как самая богатая.
– Ни за что! – вскрикнула Аллуэтта.
– Придумаем небольшой такой корпоративчик, – сообщила Анечка. – Пока не решили, то ли прямо здесь на работе, места много, то ли где-то в лесу с шашлыками.
Аллуэтта поморщилась:
– Как все стандартно! Лес, костер, шашлыки…
– А что, – поинтересовалась Анечка, – лучше на яхте в полмиллиарда долларов, во дворце короля Сиама или арендовать отель Гранд Диамонд?
– Конечно, – начала Аллуэтта уверенно и осеклась под насмешливым взглядом Анечки. – Извини, я тоже в плену привычек.
– Что-нибудь придумаем, – сообщила Анечка. – Твое присутствие обязательно.
– Спасибо!
Глава 9
Лимузин остановился впереди, вышел Фирестоун, но Максим некоторое время шел, погруженный в думы, с модификацией гена DUMU-7 тоже начались проблемы, вздрогнул, едва не натолкнувшись на молча наблюдавшего за ним магната.
– Добрый вечер, – сказал Фирестоун. – Думал, только я заканчиваю работу к полуночи.
– У меня так не всегда, – ответил Максим, защищаясь. – Но сегодня день особенно трудноватый.
– А у меня свободный вечер, – сказал Фирестоун. – Нет-нет, не пугайтесь, вам не придется проводить его со мной, ха-ха, вы даже побледнели, правда-правда!.. Это я сам по себе такое отвратительное чудовище или же потому, что будущий тесть?.. Ладно-ладно, это я шучу так… Так, настроение какое-то не такое… Я же еще молод по современным меркам, мне всего шестьдесят, а вот что-то иногда сердце пошаливает, иногда в боку колет… Пойдемте вон к той кафешке. Помните, мы там уже сидели?
Максим произнес с сочувствием, что удивило его самого:
– С вашими-то деньгами можно отгрохать научно-исследовательский комплекс, который будет заниматься только вашим здоровьем.
– А так честно? – спросил Фирестоун. – Ладно-ладно, не отвечайте, я же вижу, что хотите сказать, но вежливость не позволяет. В мое время было не по-мужски обращаться к врачам раньше, чем тебя переедет грузовик. Правильно было умирать в своих башмаках. Или, как говорят у русских, на бегу. Хотя, добавляют, при удаче можно дождаться и эпохи всеобщего бессмертия, ха-ха!
Они пошли медленным прогулочным шагом. Максим ощутил, что вовсе не жаждет отделаться от магната как можно быстрее.
– Новостные ленты, – объяснил он, – борются за посещаемость, вот и ставят хлесткие заголовки.
– А что, – спросил Фирестоун, – бессмертия ждать не стоит? Или стоит, но очень не скоро?
– Вполне возможно, – ответил Максим сдержанно, – оно уже достигнуто.
– Что?
– Да вот так, – ответил Максим. – Бессмертие создается как?.. Берутся нужные гены, перепрограммируются и снова запускаются тому же человеку, от которого взяли. Все! Человек бессмертен. Конечно, если не попадет под автомобиль или чем-то себя сам не убьет, но от старости не умрет. Более того, старость вообще не наступит. Но все равно трудность этого метода в том, что сложнейшую операцию на генах могут проводить пока только несколько человек в мире, да и то лишь в двух-трех лабораториях на планете, специально оборудованных под эти нужды.
Фирестоун посматривал скептически.
– Да? Это единственная трудность?.. Тогда эти лаборатории начали бы расти везде, как грибы в сыром лесу.
– Увы, – сказал Максим, – трудность не единственная. Сперва полагали, что главная будет в том, чтобы в самом спешном порядке передать свой опыт и навыки коллегам, для них тоже выстроить такие же лаборатории. Дескать, спрос на их услуги все равно в миллионы раз будет выше, чем могут удовлетворить. Да и как иначе, когда десять специалистов мирового уровня месяц бьются над тем, чтобы без ошибок перепрограммировать довольно большой участок генокода, а затем внедрить его обратно без нежелательных последствий?
– А как на самом деле? – спросил Фирестоун. – Расскажите, я же о науке спрашиваю, а не о бабах или, простите за грубое слово, спорте.
– На самом деле, – ответил Максим, – раньше наивно думали, что в генокоде достаточно изменить какую-то молекулу, как полагают в народе, или ген, как думали специалисты, и человек станет бессмертным. Ага, разбежались… Таких участков оказалось несколько десятков. Если не сотни. И не таких уж и крохотных.
– Ага, – сказал Фирестоун с мрачным удовлетворением. – Потому никто не может сказать точно, сделали человека бессмертным или нет?
– Верно, – согласился Максим.
– И много еще работы?
– К сожалению, – ответил Максим, – больше, чем хотелось бы. Создалось впечатление, что организм отчаянно защищается от бессмертия. Вообще-то эгоистично говорить то, что скажу, но ему в самом деле так стоило делать до тех пор… в смысле умирать, пока эволюция не создала нас. В самом деле, если бы наши предки стали бессмертными, по планете все еще бродили бы кроманьонцы. Или питекантропы, в зависимости от того, когда человек вдруг стал бы бессмертным.
Фирестоун хмыкнул:
– А если бы бессмертными стали простейшие?
– Ого, – ответил Максим, – вы и про них знаете? Простейшие и населяли бы планету до сих пор. Эволюция поступила мудро, отложив бессмертие до нашего времени. Мы сумеем им распорядиться правильно, а не просто жить да поживать в довольстве.
– А бессмертные не станут жить в довольстве?
Максим улыбнулся.
– Мы же не живем?
– То мы, – ответил Фирестоун и посмотрел на него дружески, – а народ попроще?
– Могу предположить, – сказал Максим, – что первые сотни и даже тысячи бессмертных не будут жить в довольстве.
– Это понятно, первые будут лучшими… А когда бессмертными станет и остальное говнецо?
– Первые, – проговорил Максим в задумчивости, – ринутся на покорение новых вершин. Возможно, таких наберется даже миллион, я безголовый оптимист…
Фирестоун повторил:
– А что с остальными жителями Земли?
Максим ответил с неохотой:
– Некорректный вопрос. На него и ответы дают обтекаемые, чтобы не обидеть этого простого человечка. У нас же как бы демократия! А лучше так и вовсе увиливать от ответа либо делать заведомо красивые и успокаивающие заявления, что все хорошо, все поют и всем достанется в духе отнять и поделить.
Фирестоун посмотрел на него с интересом.
– Но мы с вами одного поля ягоды. Мы трудоголики.
Максим кивнул, да, он трудоголик, но ответил все же обтекаемо:
– Многие, как ни странно, и сейчас не хотят становиться бессмертными. Хотя, конечно, многие из тех, кто бессмертие яростно отрицал и на этом что-то зарабатывал, ринулись в числе первых к столу раздачи… В общем, мы прилагаем все усилия для того, чтобы снизить стоимость операции на генах. Ударными темпами ведутся параллельные разработки, где бессмертия стараются добиться, создавая новые лекарства. У них, конечно, самый идеальный вариант: проглотил пилюлю и – в организме запускается самообновление, делающее ткани бессмертными.
– Как скоро это будет?
– Обещают, – ответил Максим, – что скоро.
– А как на самом деле?
Максим снова развел руками.
– Вам как, оптимистично или правду?
Двери кафе перед ними распахнулись, Максим остановился и пропустил вперед Фирестоуна. Хоть и магнат, и это значит, мало заслуживающий уважения, но человек в возрасте, а это обязывает.
– Я правду вынесу, – пообещал Фирестоун. – У меня крепкие кости.
– Я могу отвечать, – пояснил Максим, – только за свой коллектив. Мы тоже стараемся изо всех сил упростить процедуру… конечно, не за счет качества, но у нас есть известные ограничения. А вот у фармацевтов нет, так как лекарство можно улучшать и улучшать, пока не будет стоить центы.
– А почему нельзя улучшать ваш метод?
Максим посмотрел на него с интересом.
– А как вы это видите? Заменить команду лучших нейрохирургов мира, которых можно пересчитать по пальцам одной руки, бригадой низкооплачиваемых слесарей-водопроводчиков?..
Фирестоун хмыкнул, кивнул.
– Да, верно… Но лекарства еще когда будут, да и будут ли?.. Никто не отменил ножа хирурга. Во всяком случае, вы спасете жизни нобелевским лауреатам, самым великим ученым… верно?
Максим ответил нехотя:
– Вообще-то, медицина должна спасать всех, но… вы же сами понимаете..
Фирестоун с удовольствием посмотрел на обнаженную красивую официантку, что принесла им кофе и пару трехэтажных пирожных. Она улыбнулась, заметив его оценивающий взгляд, и удалилась, красиво покачивая идеальными ягодицами, где ни намека на морщинки, больше похожие на прекрасно отрендеренные модели скинов.
– Я еще застал время, – сказал он в ответ на удивленный взгляд Максима, – когда женщины только боролись за свои права ходить обнаженными. Однако мерзкие бабищи в правительстве всякий раз блокировали их требования, не желая давать преимуществ красивым дурам, которым просто повезло с комбинацией генов. Но теперь, когда это всего лишь вопрос трех-четырех часов пребывания в кабинете хирурга…
Максим засмеялся:
– Ну да, у женщин у руля больше возможностей, как и денег. Всяк соглашается только на то, что ему выгодно.
Фирестоун кивнул.
– Здесь та же ситуация, что и с мужчинами. Те стеснялись обнажаться в публичных местах в первую очередь из-за проблем с пенисом. Большинство почему-то уверены, что у него короче, чем у соседа, но когда операция по увеличению до любой мыслимой длины и толщины стала делом опять же одного-двух часов, то сразу же большинство тут же проголосовало за отмену этого дикого – ха-ха! – запрета.
– Я читал об этом, – сказал Максим вежливо и подумал, но не сказал вслух, что тогда даже старики согласились с отменой, потому что почти не осталось пожилых, кто не нарастил бы себе крупные выпуклые мышцы и не натянул бы поверх них здоровую молодую кожу, – процесс перехода на другую основу идет через такой… промежуточный этап.
Фирестоун допил кофе, жестом заказал еще. Максим поинтересовался:
– Не слишком… на ночь?
Фирестоун отмахнулся:
– Когда наработаешься так, что с ног падаешь, то никакой кофе не помешает заснуть. Тем более, как говоришь, скоро переход на другую основу?
– Я не сказал, что скоро, – поправил Максим. – Сперва доведем наше нынешнее тело до… гм… не совершенства, это и не нужно, но добиться отмены болезней и продления жизни до бесконечности нужно. Чтобы основная масса, как они говорят, «осталась людьми». Другие же перейдут на небиологическую основу… а потом уже и всякие там волновые поля, которые пока в теории. А вам что, такое в самом деле интересно?
– Не меньше, чем вам, – заверил Фирестоун. – Я жаден к новому. Мне всего подавай много и сразу. Не был бы с таким характером, стал бы мультимиллиардером?.. Почему на вашем странно честном лице такое патетическое изумление?.. Все очень просто.
– Не для меня, – ответил Максим.
– Ну да, – сказал Фирестоун с легким сарказмом, – вы же ученый, для вас все непросто. Но может меня потянуть к людям, что создали этот мир, а теперь создают следующий?
Максим проворчал:
– Насколько вы… серьезно?
– Абсолютно, – ответил Фирестоун, – современный мир создан учеными. Да и вообще… Первым ученым был тот, кто слез с дерева или вышел из пещеры, а потом поднял палку и придумал колесо. К тому же мне приятно, что мой зять – трудяга, как и я, а не прожигатель жизни.
Максим нервно дернулся:
– Ну и шуточки у вас!
– А что, – спросил Фирестоун с интересом, – она вас еще не дожала?.. Значит, точно влюбилась, моя маленькая дурочка. Иначе бы действовала напористее… Знаешь, мы оба выполнили условия сделки. Теперь у тебя самое совершенное на сегодня оборудование, а еще я влил двадцать миллионов долларов на всякое ваше разное, о чем не жалею, так как выгадал больше, как мне обычно и удается! Вы сумели показать моей дочери совершенно другой мир и с другими ценностями. Я на это смутно надеялся, хотя и не верил, что у вас получится. За такое не жаль отдать и миллиарды.
Максим буркнул:
– Благодарности не по адресу. Мы практически не общаемся.
– Знаю, – ответил Фирестоун. – Но с нею общаются ваши сотрудники. Для нее оказалось огромным потрясением ощутить наличие других ценностей. До этого она, как и вся золотая молодежь, полагала искренне, что все, кто не имеет миллиона в кармане, – неудачники. Но теперь, узнав вас и ваших людей, она стала другим человеком. Ну, как мне кажется.
– Сплюньте, – сказал Максим.
– Да, – согласился Фирестоун, – есть риск, что старое возьмет верх, но сейчас я благодарю вас.
– Не за что.
Фирестоун широко улыбнулся.
– Знаете, я был бы рад, если бы вы стали моим зятем. Честно! Но не сложилось, так не сложилось. Все равно я не просто доволен, я просто счастлив. Сделка удалась… Кстати, что за проект там у моей девочки?
Максим насторожился:
– Даже проект? Самостоятельный?
Магнат проговорил задумчиво:
– Я думал, вы в курсе.
– Нет, – отрезал Максим, – не в курсе.
– Точно? – переспросил Фирестоун. – Я, грешным делом, уже решил, что это вы ей подсказали… Неужели девочка сама додумалась?
Максим поинтересовался:
– А что за проект?
– Да так, – ответил магнат с таким равнодушием, что Максим почти поверил, – детская блажь… Просто девочка освоилась, как я вижу. Впрочем, если она в меня…
– Тьфу-тьфу-тьфу, – сказал Максим.
Фирестоун победно улыбнулся.
– Как там Кармен поет: «Тебя люблю-ю-ю я… так берегись любви мое-е-е-е-ей»!.. Ладно, еще увидимся.
– Тьфу-тьфу, – сказал Максим, но прозвучало это так, словно он привычно шел по наезженной колее, и Фирестоун, не уловив прежней ожесточенности, заговорщицки подмигнул и сказал другим голосом:
– Кстати, вы можете оказать мне крохотную услугу?
– Вряд ли, – сказал Максим и пояснил из вежливости: – В слишком разных мирах вращаемся.
– Но мы заинтересованы оба, – напомнил Фирестоун, но не стал уточнять, в чем состоит их заинтересованность. – Я не могу навести справки об Аллуэтте, она с той стороны защищена и сразу ощутит мое вмешательство, хотя это не вмешательство, а просто любопытство… то я, чтобы не сказать «забота», в мое время чурались высоких слов, а от вас у нее защиты просто нет.