Двадцатилетняя девушка, сбежавшая из дома, с возможными угрызениями совести и чувством вины, что мать погибла не без ее участия… Мучила ее совесть или нет – наверняка не скажешь. Если верить Земцову, девица катится по наклонной плоскости без всякого желания притормозить. Вопрос: стоит ли ему верить? Подобными обвинениями не разбрасываются, особенно в отношении собственной дочери. Были у него реальные доказательства ее причастности, или это не более чем эмоции? Дочь-наркоманка, постоянно нуждающаяся в деньгах и лишенная отцовской материальной поддержки, и вдруг ограбление… Грабители неплохо ориентируются в доме, и повод подозревать ее вроде бы есть. Она не знает, как отреагирует отец: решит скрыть ее возможную причастность от полиции или прямиком отправится к следователю. Праведное возмущение и боль от потери жены отцовские чувства могли перевесить. С другой стороны, есть еще друзья-приятели, совершившие убийство. Даже если мозги наркотой вконец изъедены, мать – это все-таки мать. Следовательно, между ней и дружками наметился конфликт. Она для них – опасный свидетель. Может, бежала она не столько от отца, сколько от них?
После смерти матери девчонка должна получить наследство, и Земцов как будто вполне допускает мысль, что убийство вовсе не было случайным… Я бы в этом случае на папе сосредоточилась. И наследство не в пример больше, и с мамой договориться легче. Хотя мама могла быть под стать папе. Денег у Лики при себе немного, с другой стороны, как знать… если она наркоманка, в деньгах точно нуждается. И о наследстве подумывает. Могла она обратиться к Рахманову? Сидела здесь, таращилась на вывеску, и эта идея возникла сама собой? Если так, все очень скверно. Для меня. Ладно, будем исходить из того, что тут Лика проводила свободное время. Где она могла остановиться? Устинов проверил все гостиницы, опять же, на гостиницу деньги нужны. Друзей нет… хотя ничто не мешало ими обзавестись. Молодые люди сходятся легко, особенно если есть общие интересы.
Пока я ломала голову, на аллее появился мужчина в камуфляже с вымазанным бронзовой краской лицом, в одной руке игрушечный автомат, выглядевший, впрочем, как настоящий, в другой табурет. Дойдя до середины аллеи, мужчина взгромоздился на табурет, включил плеер и замер по стойке «смирно». «Статус Кво» исполнял «Армию». Мужчина перехватил автомат, точно готовясь стрелять в невидимого противника, и вновь замер. Стайка мальчишек мгновенно окружила «бронзового», с любопытством наблюдая за его действиями. Впрочем, то, что он вдруг замирал и подолгу стоял, не шевелясь, нравилось им еще больше. Проходившая мимо парочка оказалась единственными благодарными зрителями: девушка бросила мелочь в каску, лежавшую возле табурета. Прочие прохожие, которых было в избытке, мало обращали на него внимание. Мальчишки вскоре ушли, а я направилась к «бронзовому».
Увидев мою заинтересованность, он вновь проделал свои штуки с автоматом, а я положила в каску тысячу. Он покосился на нее, спрыгнул с табурета, взял купюру и сунул в карман.
– Чего надо? – спросил насмешливо. А я с некоторым удивлением поняла: ему лет сорок, не меньше. С моей точки зрения, подобный способ добывания денег куда больше подходит студентам. Я достала фотографию Лики и протянула мужчине.
– Видели ее?
Руки у него тоже были вымазаны краской, фотографию он не взял, взглянул мельком.
– Вы не первая интересуетесь.
– Кто еще?
– Мужик. На вид лет пятьдесят, морда на редкость сволочная.
– Этот? – достала я фотографию Устинова.
– Ага. С чего вдруг такой интерес к девушке?
– А он что на это сказал?
– Не моего ума дело, вот что.
– В общем-то, правильно. Так вы ее видели?
– Я не хочу, чтобы у девчонки были неприятности.
– И не будут, – заверила я. – Она сбежала из дома. Родители считают, связалась с дурной компанией.
– А вы ей кто?
– Сестра.
– Вы не похожи, – покачал он головой.
– Такое сплошь и рядом. Вы с ней знакомы?
– Нет. Здесь моя «точка», а она сидела на скамейке. Ходила сюда, как на работу. Кстати, он дал мне две тысячи.
– Пока не за что. Она была одна?
– Тут да. Если хотите мое мнение, она кого-то поджидала. Или с этим местом у нее что-то связано. Знаете, как бывает… несчастная любовь и все такое… Девчонка красавица, но всегда хмурилась. Однажды она пришла, а скамейка была занята, так она болталась по аллее минут двадцать, пока эта скамейка не освободилась. И села на свое место. Что-то вроде моей точки. Понимаете?
– Когда она была здесь в последний раз?
– Дня три назад.
– Вторую тысячу ты пока не заработал, – заметила я, а он усмехнулся.
– Пару раз я видел ее с парнем. Не тут, на той стороне улицы возле газетного киоска.
– Как он выглядел?
– Рыжий, как подсолнух. Весь в веснушках. Волосы торчат в разные стороны. И вырядился, точно попугай, зеленая рубашка с желтым галстуком. Он примерно ровесник девчонки. Может, это и дурная компания, но, по-моему, он безобидный. Просто чудик. Как насчет второй тысячи? – спросил он.
– Есть за что?
– Парень в переходе на гитаре играет и диски продает. Переход за вашей спиной.
Я протянула ему еще тысячу.
– Что ты рассказал мужику за его деньги?
– То же, что и вам, – пожал «бронзовый» плечами. – Он ушел, и я больше не видел ни его, ни девушки, ни рыжего. Хотя раньше в переходе он торчал каждый день.
– Спасибо, – кивнула я.
Он взгромоздился на свой табурет, а я отправилась к переходу. Надо полагать, Устинов, разжившись сведениями, поступил так же. Успел сообщить хозяину, что Лику видели в парке, а потом исчез. И Лика здесь больше не появлялась. Так же как Рыжий в переходе. Устинов смог найти девушку? А что случилось потом?
Спускаясь в подземный переход, я услышала звуки саксофона. Саксофонист стоял возле вентиляционной решетки и, закрыв глаза, вдохновенно исполнял «Бесаме мучо». В футляре саксофона лежали мелочь и три смятые купюры. Дождавшись, когда он закончит играть, я спросила:
– Здесь парень диски продавал, рыжий такой…
Саксофонисту было лет двадцать, темные волосы, лицо в угревой сыпи. На меня взглянул недовольно. Я раздумывала, дать ему денег или нет, и решила, что обойдется.
– Клоун, что ли? – переспросил он.
– Почему клоун? – не поняла я.
– Ты ж его видела.
– А, это из-за цвета волос?
– Не только. Редкий придурок. Считает себя гением. Песни пишет. Полное дерьмо. Набрал целый альбом. Записал диск и втюхивает всяким идиотам.
– Вот как. Он мне очень нужен. Не знаешь, где его найти?
Парень пожал плечами.
– Он живет где-то недалеко.
– А имя у него есть?
– Витька. Фамилии не знаю. Клоун и Клоун. Спросите в клубе, дальше, на углу, называется «СССР», все придурки, вроде него, там тусуются.
– Девушку с ним видел? – Я показала фотографию.
– Болталась тут какая-то… вроде похожа.
Я кивнула и пошла себе дальше, но вдруг вернулась.
– А что вы не поделили? – спросила я.
– Ничего, – отрезал парень. – Терпеть не могу придурков.
Рыжий – отличная примета. Имя мне теперь известно, и живет где-то рядом. Я была уверена, что найти его будет нетрудно. Было бы нетрудно, если бы не исчезновение Устинова. После этого ребятишки в облюбованных ими местах не появлялись. И тому должна быть причина.
Вывеску «СССР» я увидела издалека, ниже буквы поменьше «Рок-клуб». Располагался он в цокольном этаже, железная дверь заляпана объявлениями о предстоящих концертах. Названия групп самые разнообразные, от «Батончика баунти» до «Любви вперемежку». Последняя особенно заинтересовала.
Я вошла в прокуренное помещение с низким потолком, окна с решетками, после солнечного дня казалось, что здесь царит полумрак. В просторной комнате несколько рядов стульев, слева бар с вереницей бутылок, стены оклеены афишами известных рок-групп, некоторые с автографами.
На импровизированной сцене репетировали трое мужчин. Похоже, во всем клубе были только они. На мое появление поначалу внимания не обратили. Я устроилась на одном из стульев и немного послушала музыкантов. Когда музыка смолкла, благодарно похлопала.
– Вообще-то у нас репетиция, – заявил мужчина с длинными иссиня-черными волосами. – Концерт в двадцать один ноль-ноль.
– Непременно приду послушать.
– Будем очень рады, – ответил длинноволосый, хотя тон его говорил о том, что если я не явлюсь, никто тут не расстроится.
Музыка зазвучала вновь, а из боковой двери показалась молодая женщина. Волосы стягивала красная повязка, джинсы едва держались на худых бедрах, короткая майка, поверх которой расстегнутая клетчатая рубашка. Неприкрытый пупок украшал пирсинг: крест с большим камнем посередине. Лицо круглое, курносое, в целом выглядела она, скорее, забавно. На меня посмотрела сурово. А я подумала: душевные беседы с женщинами не мой конек, с мужчинами мне было куда проще. Надо полагать, меня выставят за дверь. Однако отступать не хотелось. Взгляд упал на бесплатную газету, которая существовала в городе еще до моего отъезда. Номер был свежий, газета лежала на низком столике в нескольких шагах от меня.
– Здравствуйте, – сказала я, поднимаясь навстречу женщине.
– Бар закрыт, – отрезала она.
– Это я уже поняла. Может, все-таки уделите мне немного времени? Я из газеты «Перспектива», хотела написать о клубе, но, кажется, пришла не вовремя, ребята говорить со мной не расположены.
Женщина метнула гневный взгляд в сторону парней, но, занятые музыкой, они на него попросту не обратили внимания.
– Мне кажется, вы знаете о клубе не меньше, чем они, – продолжила я.
– Еще бы, – хмыкнула женщина. – Угробила на этих оболтусов семь лет своей жизни. Идемте.
Мы направились к двери, из-за которой она только что вышла. За дверью оказалось что-то вроде подсобки. Кресло в винных разводах и стол.
– Меня зовут Юля, – представилась я.
– Таха… то есть Наташа. Садитесь, поговорим. Я здесь хозяйка, в смысле, клуб мне принадлежит. Точнее, отцу. У него два ресторана в городе. Поначалу я пыталась своих к нему пристроить, но у отца иные пристрастия, вот он и купил этот подвал, чтоб я отстала.
– Наш редактор решил, надо быть ближе к молодежи. Вот и отправил меня сюда. Если честно, работаю я всего две недели, и это мое первое задание. И в музыке я не очень. Покопалась в Интернете, у знатоков поспрашивала… они высокого мнения о вашем клубе.
– Ага, – хмыкнула девица. – Других-то нет.
– Похоже, заведение особой прибыли не приносит, – заметила я, оглядываясь.
– Если б не долготерпение моего отца, давно бы закрылись, – пожала Наташа плечами.
– Но ведь в городе клуб популярен?
– Рокеры – публика специфическая. Денег кот наплакал. Все, что удается заработать, тут же уходит. Аппаратура, запись альбома, все очень дорого. А суперзвезду мы еще не вырастили.
– Но надеетесь?
– Честно? Скорее, нет, чем да. В двадцать три года я мечтала, что наш город станет новой столицей рок-музыки. Теперь мне тридцать. Очень хочется послать их всех… да жалко… в основном своих усилий, хотя этих придурков тоже. Без меня они будут играть разве что в переходах. Но и оттуда их быстро погонят.
– Кстати, я в переходе встретила парня… рыжий такой… по-моему, у него неплохие песни. Если они его, конечно.
– А, Клоун, – кивнула Наташа. – В музыке вы точно не разбираетесь. Полный отстой, а не песни. Но он, конечно, считает: это мы идиоты, а он – талантище.
– Расскажите о том, как создавался клуб, – попросила я, достав из сумки папку, а из нее лист бумаги, положила его чистой стороной вверх и приготовилась записывать.
– А диктофон? – спросила девушка.
– На него я еще не заработала. Вы не волнуйтесь, напишу заметку и отправлю вам по электронке, прежде чем показать редактору. Сможете внести поправки.
Минут двадцать она рассказывала о клубе, воодушевляясь все больше и больше. Возможно, длинноволосые гении ее и достали, но к ним она все равно относилась с большой теплотой.
– Клоун, о котором вы говорили, он в какой группе играет? – решилась я задать вопрос, внимательно ее выслушав.
– Ни в какой. Сам по себе. Здесь пару раз выступал. Дала ему шанс.
– И как?
– Три песни успел отыграть, прежде чем его погнали. На самом деле он не так уж и плох. Просто мотает его туда-сюда… Должна быть концепция, понимаете?
– Не очень, – честно призналась я. Еще минут пятнадцать она вправляла мне мозги, я кивала, поглядывая на нее с почтением. – Надо же, я думала все куда проще, написал хорошую песню…
– И какая песня, по-вашему, хорошая? – взвилась она.
– Ну… те, что пел Клоун, мне, в общем-то, понравились, – я видела, что лишаюсь остатков ее уважения. – Знаете, что я подумала? А если статью построить на этом противопоставлении и объяснить, что хорошо, а что не очень… Как считаете? Это было бы полезно, заставило бы задуматься… Клоун сегодня на концерт придет?
– По идее, должен, правда… он уже дня три здесь носа не показывает, хотя обычно трется каждый вечер. И в переходе я его не видела… еще подумала, не случилось ли чего.
– Может, ему позвонить?
– Позвоните, номер дам, – отмахнулась Наташа. – Он живет тут, неподалеку. Если вы скажете, что у него интервью хотите взять, будет прыгать до потолка.
– Интервью вряд ли… редактор решит, что я спятила, а у меня два месяца испытательный срок.
Она продиктовала мне номер мобильного и объяснила, где живет Клоун.
– Номер квартиры не помню, спросите у соседей.
– Зовут его как?
– Витька… Виктор Дятлов.
– Спасибо. Дайте ваш электронный адрес, и я, пожалуй, пойду.
Она проводила меня до двери. Мы договорились встретиться вечером перед концертом, Наталья обещала оставить мне местечко, причем абсолютно бесплатно. Мои вопросы о Клоуне особо ее не насторожили, я могла лишь гадать, был здесь до меня Устинов или нет. Спросить об этом женщину я все-таки не рискнула. «Вряд ли был, – направляясь к Витькиному дому, решила я. – Парень живет по соседству с переходом, и Устинов мог выйти на его след, минуя клуб. Или просто обнаружил его в переходе. После чего вдруг пропал. А Клоун перестал появляться и в клубе, и в переходе».
Я свернула во двор пятиэтажки, едва успев избежать столкновения с велосипедом. Управлял им мальчишка лет одиннадцати, пронесся мимо с очумелой физиономией, за ним трусили бродячая собака и двое ребятишек чуть постарше, один вопил во все горло:
– Все, Вован, во дворе больше не появляйся!
– Чем допек? – спросила я возмущенного отрока, успев ухватить его за плечо.
– А вам-то что? – огрызнулся он, пытаясь сбросить мою руку.
– Не груби. В этом доме живешь?
– Ну, – буркнул отрок.
– Дятловых знаешь?
– Ну…
– Гну. В какой квартире живут?
– В десятой. Только Витька сейчас один, предки на курорте. Мамка сказала. То есть не один, с ним девка какая-то…
– Ты ее видел?
– Не-а… мамка сказала.
– Кому сказала, тебе?
– Мне зачем? Соседке. А соседка сказала, девку мужик искал. Вроде отец. Вроде она из дома сбежала…
– И что? Забрал девку домой?
– Откуда мне знать…
– Витьку сегодня видел?
– Нет. И вчера не видел. Отпустите плечо-то, я – ребенок, вы не имеете права меня насильно удерживать.
– А хамить взрослым ты право имеешь? – поинтересовалась я, отпуская его плечо, он отскочил в сторону, фыркнул:
– Тоже мне, взрослая. – И припустился со всех ног со двора.
Его приятель, наблюдавший эту сцену, стоя неподалеку, рванул за ним. «Дети всерьез меня не воспринимают, – мысленно усмехнулась я. – Стоит поразмышлять об этом на досуге».
Я подошла к подъезду и набрала на домофоне цифру «10». Характерный сигнал, а потом тишина. Выходит, Клоуна нет дома. Или есть, но предпочитает, чтобы его не беспокоили. Девушка может быть с ним, а может, ее увел Устинов, но забыл сообщить об этом хозяину. И исчез. Интересно.
Я устроилась на скамейке в глубине двора. В квартиру неплохо бы заглянуть, вопрос, как это сделать. Вряд ли дверной замок особой сложности, но голыми руками его не откроешь.
Мои размышления были вскоре прерваны, дверь подъезда распахнулась, и появился рыжий парень, волосы у него торчали в разные стороны, веснушчатая физиономия вызывала умиление. Драные джинсы, синяя рубашка с короткими рукавами и галстук бабочкой. В самом деле Клоун. Воровато оглядываясь, Витька сунул ключи в боковой карман рюкзака, закинул рюкзак на плечо и торопливо покинул двор. Я не спеша последовала за ним.
В торце соседнего здания был супермаркет, туда, как выяснилось, Витька и двигал. Войдя в магазин, он прихватил корзину и сразу устремился к полкам с пивом. К трем бутылкам добавил пакет с чипсами и вскоре уже стоял в очереди в кассу. Если я собиралась рассказать байку о заметке в газету, приближаться к нему неразумно. Но сейчас меня куда больше интересовали ключи в кармашке рюкзака.
Взяв бутылку кефира и сырок, я встала к кассе за его спиной и, прикрываясь корзиной от случайных взглядов, аккуратно извлекла ключи. Витька стоял ко мне вполоборота, физиономия была хмурой, я бы даже сказала, несчастной. На то, что происходит вокруг, он попросту не обращал внимания, что было очень кстати. Расплатился, переложил бутылки и чипсы в рюкзак и пошел к выходу.
Выйдя через три минуты вслед за ним, я могла наблюдать, как он шагает в направлении своего дома. Но, оказавшись во дворе, парень, игнорируя родной подъезд, направился к скамейке, ранее облюбованной мной. Сел, достал пиво, сделал несколько глотков и взял мобильный. Наблюдая за ним, я обогнула припаркованные машины и оказалась за спиной Клоуна.
– Черт, – с досадой произнес он, сунув мобильный в карман и повторил: – Черт… ну надо же…
Оставив его вдоволь чертыхаться, я вернулась к подъезду. Десятая квартира на третьем этаже. Стараясь действовать как можно тише, я открыла дверь, выждала полминуты и вошла в тесную прихожую. Прислушалась. Была слабая надежда, что Лика находится здесь. Но, судя по тишине, царившей в квартире, это маловероятно. Замок был английский, дверь я осторожно захлопнула и внимательно оглядела прихожую. На тумбочке лежал ободок для волос, розовый, с белым котенком из пластмассы. Очень бы подошел юной девушке. Вот только где она сама?