Тем вечером, когда я увидел Тэйт у дверей балкона, мне сразу стало лучше. Мама была забыта. День рождения был забыт. Тэйт стала для меня домом, большим, чем мои родные.
И мне не хотелось быть там, где ее не было.
– Джаред, я плохая мать. – Мама с трудом сглотнула, явно пытаясь сдержать подступившие слезы.
Я отвел взгляд, не в силах смотреть ей в глаза.
– Я справился, мам.
– Да… отчасти. Я горжусь тобой. Ты сильный, ты не будешь просить следовать за толпой. Я знаю, что отпущу тебя в мир человеком, который со всем способен справиться. – Ее голос окреп, обрел решительность и серьезность. – Я ни за что на свете не захотела бы другого сына. Но, Джаред, ты несчастлив.
Воздух вокруг сгустился, сдавливая меня со всех сторон, и я не знал, как найти выход.
– А кто счастлив? Ты?! – рявкнул я.
– Джаред, мне было семнадцать, когда я забеременела. – Она обхватила себя руками, скорее прячась от чего-то, нежели в попытке согреться. – Мне сейчас всего тридцать шесть. Мои одноклассники – некоторые из них, – только-только обзаводятся семьями. Я была так юна. У меня не было поддержки. Не было возможности пожить, прежде чем мой мир перевернулся с ног на голову…
– Да, все ясно, ладно, – перебил я ее. – К июню я слезу с твоей шеи.
– Я совсем не это хотела сказать, – произнесла она хриплым голосом, подходя ближе и выставив руку, словно для того, чтобы остановить поток моих мыслей. – Ты был даром божьим, Джаред. Светом. А твой отец был адом. Я думала, что люблю его. Он был сильным, уверенным в себе и дерзким. Я его боготворила… – Мама умолкла, и клянусь, когда она опустила взгляд, я услышал звук ее разбивающегося сердца.
Я не хотел слушать об этом мерзавце, но знал, что ей нужно выговориться. И по какой-то причине не стал ей мешать.
– Я боготворила его примерно месяц, – продолжала мать. – Этого хватило, чтобы забеременеть и попасть в ловушку. – Она снова подняла на меня глаза. – Но я была юной и незрелой. Думала, что все знаю. Спиртное стало для меня способом уйти от действительности, и я бросила тебя на произвол судьбы. Ты такого не заслужил. Когда тем вечером я увидела, как Тэйт пытается тебя развеселить, я позволила ей это. Наутро я заглянула к тебе в комнату и увидела, что тебя там нет. Посмотрев из твоего окна, я увидела вас обоих у Тэйт на кровати. Вы просто спали. И я не стала этому мешать. Несколько лет я знала, что ты тайком пробираешься к ней и спишь там, и ничего не говорила, потому что эта девочка делала тебя счастливым, когда мне это не удавалось.
Самое чистое, настоящее, самое совершенное в моей жизни, а я годами поливал ее грязью.
Осознание наконец снизошло на меня, и у меня появилось желание пробить кулаком стену.
– Господи. – Я провел руками по волосам и зажмурился, прошептав себе под нос: – Я так ужасно с ней обращался.
Моя мать, как и мистер Брандт, вероятно, не догадывалась о том, через что по моей вине прошла Тэйт, но она знала, что мы больше не дружим.
– Милый, – заговорила она, – ты ужасно обращался со всеми. Некоторые из нас это заслужили, другие нет. Но Тэйт тебя любит. Она твой лучший друг. Она простит тебя.
Простит ли?
– И я люблю ее. – Впервые за долгое время я поделился с матерью самым сокровенным.
Мой отец мог поцеловать себя в зад, а у нас с мамой все так или иначе будет нормально. Но Тэйт?
Она нужна мне.
– Я знаю, что ты ее любишь. А я люблю тебя, – сказала мать, протянув руку и коснувшись моей щеки. – Не смей позволять отцу или мне отнять у тебя что-то еще, понял?
Слезы жгли мне глаза, и я не мог их сдержать.
– Откуда мне знать, что я не стану таким же, как он? – прошептал я.
Моя мать молча, изучающе, смотрела на меня, а потом ее глаза сузились.
– Скажи ей правду. Доверь ей все, открой ей душу. Сделаешь это – и ты уже не такой, как твой отец.
Глава 30
Вчера длится вечно.
Завтра не наступает никогда.
Я уставился на лист бумаги, и напечатанные слова моей татуировки смотрели на меня в ответ.
Теперь я знал, что они означают.
Черт, я был конченым идиотом. Это точно.
Я не только позволил отцу связать меня по рукам и ногам всей этой ахинеей, которую он нес, но и охотно поддался ненависти, допустил, чтобы она управляла мной, ошибочно полагая, что это делает меня сильнее.
Опустившись на землю, я положил лист бумаги себе на колено и написал на нем еще одну строчку.
До тебя.
Буквально ощутив, как груз упал с моих плеч, я прикрепил листок к дереву между нашими с Тэйт домами и поднял с земли все остальное.
Потом, отступив на несколько шагов, посмотрел на громадный клен, который казался ярким не только благодаря своим красно-золотистым листьям, которые еще не опали, – теперь на нем горели сотни белых лампочек и еще несколько ламп, которые я развесил на ветках.
Сегодня у Тэйт был день рождения, и все, о чем я думал, – это как она осветила мой день, когда мне исполнилось одиннадцать. Я хотел отплатить ей тем же и показать, что я все помню.
Предполагая, что она сейчас с Кейси, я сидел у нее в спальне, облокотившись на перила балкона, и смотрел на папку, которую положил ей на кровать.
Папку с доказательствами того, что сделал со мной отец.
Она, конечно, уже видела ее, когда пробралась ко мне в комнату.
Но от меня она эту историю еще не слышала.
Внизу хлопнула дверь, и я резко выпрямился.
Я следил за дыханием – дышал нарочито медленно и спокойно, – но меня все равно бросило в жар, а сердце заколотилось в груди.
Господи.
Я, черт возьми, нервничал.
Будет ли ей достаточно моих слов? Поймет ли она?
Тэйт медленно вошла в комнату, и я тут же вцепился в перила балкона, чтобы не броситься к ней.
Она немного нахмурилась, глядя на меня с любопытством и беспокойством.
Ее волосы были распущены, на ней были темные потертые джинсы и черная блузка с коротким рукавом. Слишком много одежды, но мне нравилось это в Тэйт. Она никогда не выставляла свое тело напоказ и напоминала подарок, который мне не терпелось развернуть. Тэйт выглядела чертовски сексуально, и все мои мысли устремились к кровати.
Но я заставил себя думать о другом и показал на папку.
– Ты это искала в моей комнате?
Она держала голову прямо, но глаза опустила, и ее щеки порозовели.
Да брось, Тэйт. Не будь трусишкой.
На самом деле мне было даже приятно, что она пробралась ко мне в комнату. Значит, я ей небезразличен.
– Давай. – Я кивнул в сторону папки. – Посмотри.
Тем вечером она, вероятно, не успела как следует все рассмотреть.
Тэйт секунду смотрела мне в глаза с таким видом, словно раздумывала, стоит ли ей удовлетворять свое любопытство.
Но предложение приняла.
Она медленно открыла папку и достала фотографии. Дрожащими руками взяла одну и поднесла к глазам, почти не дыша.
– Джаред, – простонала она, поднося руку ко рту. – Что это такое? Что с тобой произошло?
Я отвел взгляд, провел рукой по волосам.
Это оказалось труднее, чем я думал.
Доверь ей все, открой ей душу.
– Мой отец. – Я медленно выдохнул. – Он сделал это со мной. И с моим братом.
Ее глаза округлились от удивления, а рот приоткрылся.
Тэйт не знала, что у меня есть брат. Если только мистер Брандт ей не рассказал, а он никогда не говорил ничего, что не являлось строго обязательным.
– В тот год, перед девятым классом, я так ждал каникул, чтобы провести лето с тобой, но ты же помнишь, внезапно объявился мой отец, который столько лет не давал о себе знать, и захотел со мной увидеться. Я поехал к нему. Я почти и не помнил его – мне было года четыре, когда я видел его в последний раз. И мне захотелось узнать, какой он.
Тэйт присела на кровать, внимательно слушая.
– Когда я туда приехал, – продолжал я, – выяснилось, что у отца есть еще один сын. От другой женщины. Его зовут Джексон, он примерно на год младше меня.
В памяти тут же возник образ двенадцатилетнего Джекса. Он был щуплым, с грязным лицом и тогда еще короткими темными волосами.
– Продолжай, – прошептала Тэйт, и я наконец перевел дух.
И рассказал ей всю эту проклятую историю.
О том, как отец заставлял нас доставать для него деньги – продавать наркотики, вламываться в чужие дома, доставлять всякое дерьмо.
О том, как он бил Джекса, а потом начал бить меня, когда я отказался выполнять его грязные поручения.
О том, как нас терроризировал всякий сброд, который ошивался в отцовском доме. По ее просьбе я показал ей шрамы у меня на спине, оставшиеся после того, как отец избил меня пряжкой ремня.
Еще я рассказал Тэйт о том, как мой отец нас ненавидел, а моя мать не помогла. А потом, как я оставил Джекса с отцом, когда он отказался бежать со мной.
Глаза Тэйт покраснели и наполнились слезами.
Я выплеснул всю боль и грязь, наполнявшие мое сердце, и теперь мне хотелось вытереть слезы, которые она проливала из-за меня.
Она всегда беспокоилась за меня. Всегда меня любила.
Я три года обращался с Тэйт хуже, чем с какой-нибудь собакой, а она все равно переживала из-за меня.
Мое горло свело от боли, когда я посмотрел на нее, на ее шокированное лицо. Я понимал, что у нее есть полное право не прощать меня.
Но чувствовал, что она простит.
Может, именно этого я не знал о любви.
Нельзя придержать ее и выдавать по частям, когда она заслужена.
Невозможно дозировать ее вот так.
Поведав Тэйт всю эту страшную историю, я просто сидел рядом с ней и ждал, пока она что-нибудь скажет.
Я не знал, о чем она думает, но она позволила мне выговориться и выслушала меня.
– Ты с тех пор видел отца? – наконец спросила она.
Отца. Это слово было таким чужим. Я называл его отцом только для того, чтобы идентифицировать человека, который в возрасте двадцати двух лет запал на семнадцатилетнюю, в результате чего на свет появился я.
– Видел его сегодня, – сказал я. – Встречаюсь с ним каждые выходные.
И это была правда. Хотя технически последний визит так и не состоялся.
– Что? – Ее голубые глаза расширились от удивления. – Почему?
– Потому что жизнь – стерва, вот почему. – Я горько усмехнулся.
После того как я набросился на отца на прошлой неделе, судья решил, что я свои обязательства выполнил, и сегодня снял меня с крючка. Утром я видел отца на расстоянии, но то была не последняя наша встреча. Я знал это.
Тэйт смотрела на меня и впитывала мои слова. Я рассказал ей о том, что было после ее отъезда во Францию – как мне ее не хватало, как Джекса ударил его приемный папаша и как судья предложил мне сделку.
Я встал и снова подошел к дверям балкона, а она сидела на кровати и переваривала услышанное.
– Значит, туда ты ездишь по выходным, – наконец проговорила она. – В тюрьму Стейтвилл в Крест Хилл.
Крест Хилл?
Должно быть, Тэйт нашла что-то еще. Мать попросила меня сохранять чеки за мотели и бензин для налоговых отчетов. Все это дерьмо валялось в моей комнате.
– Да, каждую субботу, – кивнул я. – Хотя сегодня был мой последний визит.
– Где сейчас твой брат?
В безопасности.
– В Уэстоне. Цел и невредим, в хорошей семье. Я навещаю его по воскресеньям. Но мы с мамой пытаемся добиться, чтобы штат разрешил ему переехать к нам. Мама в завязке. Джексу почти семнадцать, он уже не ребенок.
Я хотел, чтобы он познакомился с Тэйт, и, если у моей матери все получится, тогда Джекс будет жить с нами – и уже скоро.
Тэйт встала с кровати и подошла к балкону, где я стоял.
– Почему ты сразу мне все не рассказал? Я бы тебя поддержала.
Если бы только я тебе позволил.
С этим у меня все еще возникали сложности. От того, что Тэйт меня поддерживала – или пыталась поддержать, – комната казалась мне в десять раз меньше.
Не все сразу, детка.
Я снова вцепился руками в волосы и облокотился на ограду балкона.
– Когда я наконец добрался домой, то в первую очередь подумал о тебе. Ну, кроме размышлений о том, как помочь Джексу, – добавил я. – Мне нужно было тебя увидеть. Мама могла валить ко всем чертям. Мне была нужна только ты. Я тебя любил, – последние слова я произнес шепотом, в животе все сжималось от раскаяния. Я сжал кулаки, возвращаясь мыслями в тот день, когда все для меня изменилось. – Я пошел к вам домой, но твоя бабушка сказала, что ты ушла. Она уговаривала меня остаться. Думаю, заметила, что я выгляжу как-то не так. Но я все равно убежал искать тебя. Спустя какое-то время оказался у пруда в парке. – Я наконец посмотрел Тэйт в глаза. – И ты была там… со своим отцом и моей матерью, вы играли в маленькую семью.
Я понимал, почему она выглядит сбитой с толку. Сейчас я осознавал, что тогда произошла череда незначительных событий, которые я принял слишком близко к сердцу. Я был неправ.
– Джаред… – начала она, но я ее остановил.
– Тэйт, ты не сделала ничего плохого. Позже я это понял. Но и ты постарайся понять, что творилось у меня в голове тогда. Я прошел через ад. Я ослаб, у меня все болело от побоев. Я был голоден. Меня предали люди, на которых, как мне казалось, я мог рассчитывать. Мама, которая не помогла, когда я в ней нуждался; отец, который издевался надо мной и моим беспомощным братом. – Я сделал глубокий вдох. – А потом я увидел тебя с нашими родителями. Вы выглядели словно счастливая, идеальная семья. Пока мы с Джексоном терпели боль, надеялись хотя бы день пережить, ты видела мою мать такой, какой она никогда не была со мной. Твой папа водил тебя на пикники, покупал мороженое, в то время как мой избивал меня. Я чувствовал, что никому не нужен, что все продолжали жить без меня. Всем было наплевать.
В тот день и предшествующие ему недели я пережил слишком много, слишком внезапно, и вдруг изменился.
– Ты стала целью, Тэйт. Я ненавидел родителей, переживал за брата. Черт, я не мог рассчитывать ни на кого, кроме себя. Когда злился на тебя, мне становилось легче. Гораздо.
Я увидел, как она стиснула зубы. Я знал, что ей нелегко все это слушать.
Но я продолжал.
– Даже после того как понял, что ты ни в чем не виновата, все равно не мог не пытаться тебя ненавидеть. От этого я чувствовал себя лучше, потому что не мог причинить боль тому, кому хотел.
Слезы снова тихо покатились по ее лицу, и – проклятье – я хотел, чтобы Тэйт больше не плакала из-за меня.
Черт возьми, у нас было столько хорошего, когда мы росли, и я хотел все это вернуть.
– Прости, – прошептал я, взяв ее лицо в свои ладони, изо всех сил надеясь, что она меня не ударит. – Я знаю, что смогу загладить свою вину. Не надо меня ненавидеть.
Тэйт покачала головой.
– Я не ненавижу тебя. То есть… – Она посмотрела на меня, слегка нахмурившись, – я немного сержусь, но мне больше жаль потерянного времени.
О, да.
Я обхватил ее руками за талию и притянул к себе.
Она, черт возьми, была моей. Мне хотелось кричать и улыбаться в одно и то же время. Я прижался к ее лбу своим, вдохнул ее запах, изнывая от желания поцеловать.
– Ты сказал, что любил меня, – прошептала она. – Мне жаль, что мы это потеряли.
Мы ничего не потеряли.
Я поднял ее, обвив ее ноги вокруг своей талии, и понес к кровати, ощущая животом, как горячо у нее между ног.
– Мы ничего не потеряли. – Положив руку ей на щеку, я приподнял ее лицо, чтобы она посмотрела мне в глаза. – Несмотря на все старания, я не мог вытеснить тебя из своего сердца. Поэтому вел себя как последний засранец, отпугивая от тебя парней. Ты всегда была моей.
– А ты мой? – спросила она, вытирая слезы большим пальцем.
Ее прерывистое дыхание щекотало мое лицо, и я не смог больше сдерживаться. Я нежно поцеловал уголок ее рта и прошептал, не отрываясь от ее губ:
– Всегда был.
Тэйт обняла меня, и я просто держал ее в своих объятиях, крепко прижимая к себе.
– Ты в порядке? – спросила она.
– А ты? – ответил я вопросом на вопрос, даже не питая иллюзий, что последние три года не стали для нее адом.
– Я буду.
Если мы есть друг у друга, с нами все будет хорошо.
– Я люблю тебя, Тэйт.
И я откинулся на кровать, увлекая ее за собой, с надеждой на то, что это будет длиться вечно.
Глава 31
– Джаред, ты в меня тыкаешься, – бормочет во сне Тэйт, я просыпаюсь, но не сразу открываю глаза.
Тыкаюсь? Я смотрю на свои руки – они даже не касаются ее. А потом я чувствую жар и тесноту в штанах.
Черт.
Я лежал на боку, обнимая ее сзади, а теперь перекатываюсь на спину и провожу руками по лицу.
У меня снова эрекция, и я поеживаюсь от дискомфорта и неловкости.
В последнее время это часто со мной случается.
Я смотрю на Тэйт, которая все еще лежит ко мне спиной, и сажусь в кровати.
– Нет, – стонет она и разворачивается ко мне, – не уходи. Она обнимает меня рукой за талию, и я застываю на месте, боясь пошевелиться.
Черт, черт, черт! Еще немного – и я взорвусь. Мне нужно уйти. Это случается каждое утро, и я раздражен.
Не трогай меня, Тэйт.
Пожалуйста.
Но я все равно ей позволяю. Она заставляет меня снова лечь и, уткнувшись мне в шею, засыпает.
Я резко открыл глаза, моргая и ощущая знакомый приток крови к паху и жжение внизу живота.
Протер глаза, прогоняя сновидение.
Или воспоминание.
Тэйт.
Сел, обводя взглядом темную комнату.
Где же она?
Я был в ее кровати. Мы заснули после моего признания, и мне снился тот последний раз, когда я лежал с ней здесь. Это было утром того дня, когда я уехал к отцу на лето.
Но сейчас Тэйт рядом не было.
Свет в ванной тоже не горел.
– Тэйт, – позвал я, но ответа не последовало. Слышно было только, как дождь барабанит по крыше.
Я встал, размял затекшие мышцы, а потом вышел из комнаты Тэйт и спустился по темной лестнице.