— Знал, что ты так и ответишь, кровосос. Все-таки вы во все времена были упертыми, как стадо баранов. — Боже-боже, этот парень не показался мне таким отважным и сильным в нашу первую встречу. — Но ты сам должен понимать, что от таких как мы зависит и ваша жизнь. Представляю, как тебе не хочется это признавать, но разве не очевидно, что только чистокровные люди способны справиться с царящей сейчас демографической катастрофой. И времечко поджимает. — Он шагнул вперед, делая свой голос вкрадчивым и весьма убедительным. — Нас, чистокровных, осталось чудовищно мало, вампир. Так что не копай себе же яму.
Что меня возмущало и шокировало помимо обсуждения моей судьбы без моего участия? То, что господин Каин колебался. Смотря на человека перед собой, он готов был уступить, потому что знал: каждое слово этого парнишки — правда.
Я действительно была для клана ценной вещью, которую не хотелось отпускать, но, если брать в расчет данную ситуацию, — придется. И потому, когда молодой господин обернулся, найдя взглядом меня, я готова была окрестить его предателем.
Не странно ли? Мысль об уходе с этими вторженцами, один из которых назвался моим братом, поднимала в моей душе волну страха и несогласия. Нет, я не привязалась к этому дому, не боялась покинуть его и даже расстаться с теми, кто стал мне дорог здесь. Я просто не хотела идти с ними. И то, что Каин разменивается мной, как товаром, в очередной раз доказывало, что у него изначально был именно такой взгляд на мою персону. И как я поняла, он даже предполагал подобную встречу и заранее знал, что уступит.
Не понимаю, почему меня эта правда, которую я знала всегда, задела за живое столь сильно именно сейчас. Моя правая ладонь чесалась, желая с силой пройтись по этому красивому мужскому лицу. Думаю, именно с этой целью я стала спускаться с лестницы, молясь в душе, чтобы Франси меня не остановила. Господь услышал мои мольбы: остановила меня не хранительница, а этот низкий, не терпящий возражений голос.
— Франси, уведи ее.
Едва спустившись с лестницы, я обернулась, поднимая голову. И почему, увидев его, я почувствовала такое облегчение? Почему все мое тело расслабилось и наполнилось приятным умиротворением? Словно один только вид главы мог остановить конец света. И, судя по его взгляду, направленному на незваных гостей, вопрос о моем пребывании здесь был для него уже давно решен. И появление господина Амана не означало продолжение мирных переговоров.
Почувствовав руку на своем предплечье, которая настойчиво тянула меня за собой, я кинула на Франси умоляющий взгляд.
— Мне нужно… это же моя судьба… мой брат…
Не знаю, что именно подействовало на нее: мой жалкий вид или сбивчивые речи, но Франси в итоге тихо выругалась и убрала руку. Она всегда была исключительно понимающей, и в этот раз могла себе представить, как важно мне присутствовать при этом намечающемся разговоре. Кто же знал, что он будет весьма коротким.
— Кнут. Передай Захарии, что хотя с нашей последней встречи и прошло немало времени, оно меня не изменило. Я не выполняю приказы.
Расстояние между ними было еще порядочное, но нельзя было не заметить, как паренек напрягся. Улыбка пропала с его лица, руки сжались на оружии.
— Это не приказ…
— Можешь рассказать ему о великодушии клана Вимур, который позволил тебе жить после убийства семерых на территории моего дома.
— Эй, я вежливо просил меня пропустить, но твои пешки…
— Мейа Арье принадлежит клану. И это ее собственное решение. Если бы Захария явился за ней год назад, ему даже не пришлось бы спрашивать моего разрешения, но вам не было никакого дела до девушки все эти восемнадцать лет.
— Все это время велись поиски…
— Лучше вам будет считать, что они не увенчались успехом. — Мужчина остановился в нескольких метрах от Кнута, который по сравнению с главой выглядел просто сопливым мальчишкой. — И следующий раз, когда заявишься ко мне домой с оружием, будет последним для тебя, человек.
— Ты не убьешь меня. Не посмеешь. Я чистокровный. — Прорычал раздраженно парень.
Понимаю, после обид, угроз, отказа и явной демонстрации превосходства со стороны главы, Кнут хотел отыграться. Но для этой цели он выбрал себе соперника не по силам.
— Ты, правда, хочешь это проверить?
— Валяй. Ну? — Он втянул в грудь воздух и наставил пистолет на господина Амана.
Спорю, все те, кто следил за происходящим с улицы или из окон особняка, позволили себе коллективный шокированный выдох.
Что за проявление глупого юношеского максимализма? Откуда в парне было столько веры в то, что чистота крови спасет его от руки главы? Даже его напарник был неприятно удивлен подобной неоправданной смелостью со стороны Кнута, и потому решил сменить магазин в пистолете, пока есть время.
Черт возьми, Аман позволял им уйти целыми после наведения бардака на его территории, но почему-то мой недалекий братец решил подлить масла в разгорающийся костер. И, очевидно, он будет лить его до того самого момента, пока не подпалит свою самоуверенную задницу.
— Как скажешь.
Чтоб. Меня.
Никогда еще мне не доводилось лицезреть на лице господина Амана подобную улыбку. Стоит ли напоминать, что данное мимическое движение в его исполнении было явлением столь же редким, как и появление солнца полярной зимой? А теперь… мужчина словно только и ждал этих слов. Ему просто нужен был повод, а мой глупый брат его любезно предоставил.
Аман собирался убить его. Что могло изменить решение главы в тот момент? Возможно, очередной внезапно начавшийся Апогей, или, в крайнем случае, падение метеорита прямо между этими двумя. Совокупность первого и второго? Но точно не такая мелочь, вроде моей недалекой персоны.
Становиться на его пути? Боже, когда я рванула прочь от ошарашенной Франси, мне казалось, что я нарушаю все десять святых заповедей разом.
Господин Аман подходил к Кнуту намеренно медленно, растягивая удовольствие от лицезрения страха, который умолял человека преклониться, сдаться, не сопротивляться. И каждый, видевший сие действо, знал, что все слова и жесты законника были всего лишь бравадой, потому что даже его ума хватало на понимание одной простой истины: гордость чистокровного вампира и жизнь чистокровного человека находятся в разных ценовых категориях.
— П-пожалуйста, глава, не делайте этого! — Крикнула я, зажмуриваясь и раскидывая руки в стороны, когда встала напротив Амана, загородив тем самым Кнута. — Он не хотел угрожать вам или вашему клану. Он п-просто хотел защитить меня. Кнут не знает, что мне хорошо здесь и что я… не собираюсь никуда уходить. Я все объясню ему, и он покинет вашу землю. Пожалуйста, глава, не трогайте его. Он… он же мой брат.
Похоже, в наступившем молчании, господин Аман думал о том, как много я доставляю его клану проблем. Очевидно, я — новый вид головной боли, и что мешает ему сейчас избавиться заодно и от этой досадной неприятности?
Но прошло несколько тягучих, мучительных минут, а я все еще оставалась частью этого мира.
— Франси, какого ж дьявола? — Прошипело раздраженно со стороны Каина.
— Господин, я немедленно уведу ее. — Поспешила заверить подоспевшая хранительница.
— У вас пять минут. — Раздался голос главы надо мной.
— Спа… спасибо. — Не веря в такую благосклонность с его стороны, пролепетала я.
И, черт меня дери, я потратила пятую часть этого времени, пялясь в его удаляющуюся широкую спину.
— Да опусти ты его уже. — Прорычала я сдавлено, поворачиваясь к парню лицом и стукая своей ладонью по его руке с пистолетом. — На тот свет не терпится?
— Мать твою, ты что, спишь с ним? — Скривился от отвращения Кнут, переводя взгляд с главы на меня.
— Я… я?! — Не знаю, что именно заставило меня заикаться. Его возмутительное предположение или наглый тон. — Извини, папочка, но тебя вообще не должна волновать моя личная жизнь.
— Я так и знал.
— Да ты, кажется, пьян! Послушай себя! Пришел торговаться сюда, словно я ваша собственность! — Я понизила голос до шепота, веря, что меня не услышат: — И я не сплю с ним, критин.
— Да что ты?! — Стеснение было на втором месте после инстинкта самосохранения в списке необходимых, но отсутствующих чувств у этого остолопа. — А как понимать твои «мне здесь хорошо» и «я не собираюсь никуда уходить»?! И какого черта он так на тебя пялится?!
— Потому что я взялась защищать тебя, придурок! — О, только теперь, давая свободу злости, я осознала, как мне необходим был скандал. Весь этот год именно истерика на равных была моей голубой мечтой. — И я отказываюсь верить во все, что ты тут наплел! И передай своему боссу, что я не вещь, у которой нет собственного мнения! Я никуда не пойду с человеком, у которого мозгов не хватает это понять!
— Не вещь?! Да ты еще тупее, чем показалась мне при нашей первой встрече!
— Да как ты…
— Здесь, для них, ты именно вещь! Поразительно, что ты так этого и не поняла.
— Но именно ты пришел сюда торговаться, не спрашивая моего согласия! Кто сказал, что я мечтаю стать частью вашей… банды?
— Да потому что мы — твоя семья, и без нашей помощи ты никогда не выберешься из этой дыры! Ты думаешь, что они тебя отпустят? Не через три, не через тридцать три года ты не выйдешь отсюда. Этот дворец станет твоей могилой. Но что-то мне подсказывает, что тебя все устраивает…
Франси, а также напарник Кнута стояли молча в сторонке, не собираясь вмешиваться в семейные разборки. К тому же, они были не единственными свидетелями, чье внимание должно было немного охладить наш пыл.
— …о, да можешь думать, что хочешь. — Бросила я, собираясь уходить. — Вот тебе еще одна причина, по которой я тебе не доверяю. Ты просто пугаешь меня, Кнут, больше чем любое чудовище. Потому что, смотря на тебя, я понимаю, что ты даже не слышал о таких словах как «свобода» или «выбор». Я думала ты, как человек, должен знать, как это важно.
— Ты никому не нужна кроме своей семьи! Тебя используют! А может тебе это нравится?
— У меня уже есть семья. Та самая, которая вырастила меня. А тебя я вижу второй раз в жизни.
— Ты хоть знаешь, через что я прошел, чтобы найти тебя? Чтобы вернуть тебя домой? — Кричал Кнут мне вслед, пока я сбегала с поля боя. Слишком больно. Слишком тяжело. — Ну и черт с тобой! Давай, уходи! Нравиться жить по уши во лжи? Ведь так намного легче, куда проще, чем признать, что ты была чужой тем людям, которые растили тебя. Что ты чужая вдвойне тем, кто окружает тебя сейчас! Слышишь меня?! Дьявол! Смотри, чтобы тебе спину шелковые простынки не натерли, пока он будет тебя трахать! Да пошла ты!
Когда я переступала порог малого особняка, когда поднималась по лестнице и заходила в ставшую привычной и почти родной комнату, меня не отпускало ощущение, что с этого самого момента, моя жизнь изменится.
14 глава
Вплоть до глубокой ночи я пролежала в кровати, разглядывая стену. Ненавистное мной молчание теперь было жизненно необходимо. Моей мысли нужно было пространство. Да, этим вечером я лишь однажды нарушила безмолвие комнаты.
— Как считаешь, все сказанное им правда? — Спросила я Франси, так и не поворачиваясь.
— Все? Не думаю. Но вас же интересует только то, является ли он вашим братом. — Отозвалась хранительница. — Кажется, вы и сами знаете ответ.
Глупо с моей стороны было надеется на то, что Франси станет уверять меня в обратном. Но ведь ей (а если не ей, то ее хозяевам) было выгодно убедить меня в том, что у меня нет никаких старших братьев, и что мой отец — католический священник, а не один из банды этих чокнутых законников, кем бы они ни были. Разве появление Кнута не путало им карты?
Например, меня это весьма сбивало с толку.
Отец, Джерри… мне трудно представить, что эти люди на деле чужие мне. Знал ли отец о том, что я не его родная дочь? Конечно, да. Тогда почему никогда мне об этом не рассказывал? Не считал меня достаточно взрослой? Не видел в этом смысла? Думал, что эта правда нанесет непоправимый удар? Что ж, в этом он не ошибся.
Кем был мой настоящий отец? И почему мать оставила его вопреки тому, что имела от него ребенка?
Настоящая семья. Родная кровь. Имела ли эта правда хоть малейшее значение теперь, когда я ей почти что уничтожена? Кнут думал, что подобная новость обрадует меня? Старший брат… подобный подарок судьбы был совсем некстати, ведь в семье я привыкла считать себя старшим ребенком.
Ложь. Ложь длинною в восемнадцать лет. Отец лгал мне, потом мы поменялись ролями. Меня тошнило от этого порочного круга, который нельзя было разорвать. Кнут сказал, что мне нравится жить в окружении обмана, что так проще. Думая сейчас об этом, я понимала — это так. И я предпочла бы кутаться в безопасную, приятную иллюзию дальше, а ворвавшийся в мою жизнь брат отобрал это теплое, мягкое одеяло. Я ненавидела правду, которую он принес мне сегодня, потому что смириться с ней было выше моих сил.
Мне не нравилось чувство прозрения.
Я потеряла тыл. Мне, мечтающей о возвращении, теперь было некуда отступать.
Он сделал меня непозволительно слабой, отобрав уверенность в завтрашнем дне.
— Возможно, вы хотите написать письмо отцу? — Предложила на следующее утро Франси, следя за тем, как я без аппетита ковыряю свой завтрак.
Написать? Подобная мысль возникла еще вчера. У меня в голове даже сложился план письма, весьма гневного, горького и обличительного. Однако я понимала, что в этом послании нет ни малейшего смысла. Чего я добьюсь этим, когда правда мне и так известна? Разрушу покой еще одной души. А ожидание? Сколько дней мне придется мучиться, прежде чем придет ответ из дома? А что если он не придет? Мария Дева, такие вопросы не решают эпистолярным способом! Мне нужно было увидеть отца, заглянуть в его глаза, услышать его правду. Нужно было понять, что он и Джерри всегда были, есть и будут моей семьей.
Но я знала, никто не позволит мне отправиться домой.
— Вы почти ничего не съели. — Заметила Франси, когда я начала собираться на прогулку.
— Да… подумала, что нагуляю аппетит к обеду. — Улыбнулась я, пытаясь убедить ее всем своим видом, что состояние «кусок в горло не лезет» никак не связано со вчерашней историей.
Наивно с моей стороны считать, что Франси внезапно поглупела и теперь поверит в любую чушь, которую я придумаю. И все же хранительница промолчала, решая дождаться обеда. Но, легко догадаться, что обед прошел по тому же сценарию, что и завтрак.
Я сильно ошиблась, когда решила, что прогулка поможет мне расслабиться и собраться. Вопреки ясному солнцу и весеннему нежному теплу, я не смогла успокоить свое сердце. Напротив, я ранила его еще сильнее, собрав по пути из малого особняка до сада и обратно взгляды каждого встречного. Прислуга, садовники, охрана — все считали своим долгом посмотреть на меня так вызывающе-осуждающе и усмехнуться чему-то своему. В тот раз я предпочла сослаться на свою впечатлительность. Но это повторилось и на следующий день. И на следующий за следующим.
Какой-то негласный заговор против меня объединял всех живущих под крышей малого дома, и это не было моей паранойей. Сплетни, которые раньше я была не прочь подслушать, теперь ужасали меня и заставляли бежать прочь в единственное место на вилле, казавшееся безопасным — мою комнатку.
Героиней каждого пошлого слуха теперь являлась я.
Тогда я думала, что хуже быть не может, но прошла неделя и я поняла, что «хуже» — это не конечная станция, а пропасть без дна. И все это время я погружалась в нее все глубже.
Через неделю господин Аман разорвал помолвку со своей невестой. Общественность и его семья были в шоке, но главу это нисколько не волновало.
На самом деле, в моей трагедии были и забавные стороны. К примеру, все слуги терпеть не могли Адель, но когда она исчезла, они встали перед вопросом: нужен был кто-то на место объекта всеобщей ненависти, но на этот раз они решили, что этот объект должен быть по возможности беззащитным. А еще лучше человеком. И-и-и… так уж получилось, что я была создана для этой роли.
— Еще одна. И где они их берут, таких умелых? — Сидя в библиотеке, я пыталась убедить себя в том, что разговор намеренно вставших неподалеку девушек не касается меня.
— Да, вкусы у них одинаково паршивые. Но на то они и братья.
Когда Франси покидала меня на какие-то считанные минуты, начиналась моя личная версия ада.
— Просто люди привыкли пресмыкаться, а наши господа привыкли к поклонению. Они нашли золотую середину.
Мне нужно было бежать, но все тело дрожало и горело, отказываясь подчиняться разуму.
— Черт, узнать бы, как она это делает?
— О, я расскажу. Иду, значит, вчера…
И никогда… никогда эти стервы не использовали имена, потому их нельзя было ни в чем упрекнуть. Что сказать, они веками оттачивали свое гадкое мастерство. Самое забавное, что прислуга тоже знала, что лжет от начала до конца. И все равно не собиралась закругляться. До тех самых пор, пока я тоже не сбегу от них через окно.
— Закройте рты! — Прорычала я, не выдержав.
Вскочив со своего места, я стиснула ладони в кулаки, словно мечтала сжать в них чьи-то волосы. Ну, пусть извинят мою раздражительность, проблемы нарастали как снежный ком, и я знала, что достигну точки кипения рано или поздно. Что ж, это произошло сейчас.
— Вроде бы ваша обязанность — чистота? Так займитесь сначала своими языками!
— О, кажется сеньорите плохо? — Начали лепетать служанки, изображая из себя черти что.
— Надо позвать врача, у вас галлюцинации…
— Вы бредите…
Вылетая из зала прочь, я слышала провожающий меня хохот.
Франси говорила, что единственный способ победить их — показывать свое полнейшее безразличие. Но откуда его взять? Вроде бы безразличие — спутник бессмертных нелюдей, а я не была ни первым, ни вторым!