Кто это такое? Он в этом и не сомневался — предатели. Афганские предатели, проникшие в полицию, скорее всего — из попавших под амнистию боевиков. Дознаватель — скорее всего бывший сотрудник королевской полиции Афганистана, после переаттестации сумевший остаться на своем месте — все же профессионал, а профессионалов не хватало. В королевские времена — в полиции было немало предателей, тайных сторонников радикальных исламистов, замаскировавшихся «братьев-мусульман». Потому что король сам был предателем и лизал пятки англичанам, а исламисты — были те, кто вел войну и против короля и против англизов. Уже тогда — движение сопротивления раскололось на тех, кто воевал за Афганистан, и тех, кто воевал за ислам. Первые — в большей своей части уже перешли на сторону Белого Царя, убедившись, что его правление несет многострадальному афганскому народу мир и порядок. Вторые продолжали воевать, и эти — как раз из таких.
Предатели и изменники Родине.
Надо выбираться…
Он пошевелил пальцами — они онемели, но что-то еще чувствовали. Только бы не выронить… Как и у любого оперативника, работающего в кризисном регионе, у него было сразу несколько «заготовок», позволяющих вывернуться и перейти в наступление из самой неожиданной ситуации.
Во рту, за щекой у него была припасена бритва. Небольшая, в половину обычной. Но не металлическая, а из сверхсовременного прозрачного пластика. Не такой, как металл — но достаточно прочный, чтобы резать, и с зазубринами. Так — бритву носили каторжники, они могли даже есть, не замечая ее во рту, могли носить годами. Вполне можно перерезать пластиковую ленту наручников или вскрыться, если уж совсем припрет…
Он вспомнил парня, который вскрылся на последнем курсе… идиот чертов. Бросила подружка, точнее — не она сама, а ее родители не захотели, чтобы дочь связывалась с «нищебродом без роду без племени», о чем ему и сказали. Он купил упаковку лезвий, ночью пошел в туалет и там вскрылся. Придурок…
Нет, от меня вы этого не дождетесь, господа…
Совершено немыслимым движением он извернулся, до хруста в костях. Теперь — руки его были свободны и стул — был перед ним. Язык нащупал бритву, передвинул ее так, чтобы можно было крепко схватить ее зубами…
Лента — поддалась лезвию, когда в коридоре уже слышались тяжелые шаги. Подонок возвращался.
Лента с тихим щелчком лопнула.
Он быстро глянул вправо — дверь с глазком. И решил пока не возникать.
Бородатый — лязгнул засовом, зашел в камеру, поставил аккумулятор на стол. Гордый и довольный собой. Аскер вспомнил, как во время самоподготовки — они читали Сунь-Цзы. И если ты силен — покажи, что ты слаб, а если слаб — покажи, что силен…
— Смотри, свиноед. Это для тебя…
Посмотрим…
— Ста да кха шакаа…
Аскер — подхватился со стула, и прежде чем боевик успел опомниться — изо всей силы ткнул его указательным пальцем в глаз. Обычный прием, не для драки — а для боя, где решается, будешь ты жить или нет. Палец провалился во что-то мягкое и горячее, боевик взревел от боли. Выиграв несколько секунд — Аскер выхватил торчащий за поясом террориста второй провод, скользнул ему за спину. Сломать шею — в таком состоянии он вряд ли смог бы, но придушить — запросто. Накинул армированный, предназначенный для высокого напряжения провод на шею, перехватил, коленом уперся в спину. Боевик — из последних сил поднялся и попробовал сбросить его, ударить о стену — но он держался как клещ. Звериная, нечеловеческая ненависть — давала ему силы…
Боевик побагровел, начал пускать слюни, захрипел. Запахло дерьмом…
Подыхай, тварь джамаатовская.
Для контроля — Аскер держал удавку еще минуты две после того, как боевик перестал трепыхаться. Потом поднялся, перевернул стол, чтобы прикрыться, если кто войдет в дверь. Начал шмонать. Хотя — если кто снаружи и есть — крикам они не удивятся…
Добычей — стал автомат АК, шесть снаряженных магазинов в приличной, «родезийской» разгрузке, бронежилет, часы. Пистолета не было. Гранат — тоже.
Аскер прихватил все и почувствовал себя намного лучше. Теперь — он мог драться…
Автоматным стволом приоткрыл дверь — за ней был коридор, бетонный. Это что-то похожее на гараж… получается, это что, вилла? Похоже на то.
Надо было надеть маску — но он не смог себя заставить надеть эту вонючую, грязную тряпку, пропитанную потом, грязью и мерзостью…
Лучше так.
Еще одна дверь. Широкая, как раз под машину. Он встал на колено — обычно, если стрелюют по не видимой цели, то стреляют выше — стволом автомата чуть толкнул дверь. В прогал увидел белую машину, внедорожник с поднятым капотом.
Рискнуть? Они знают, что привезли и пытают русского — это они знают. Вряд ли они готовы к тому, что он знает пушту
— Хей! — крикнул он — дил та раша[69]!
И отскочил назад, залег. Даже ночью — а была ночь — входя в темное помещение, все равно слепнешь на несколько секунд.
У двери — послышались приглушенные голоса. Чужие, враждебные голоса, напоминающие тяжелую отрыжку.
— Са ке[70]?
— За пе пайя но шом[71].
Дверь открылась. Врагов было двое, они вряд ли увидели черную тень в углу на полу.
Та-тах! Тах!
Трофейный Калашников не подвел — боевики рухнули как подкошенные. Вскочив с пола, Аскер проскочил вперед и занял позицию у открытой двери, готовый стрелять еще.
Но стрелять было не в кого. Никто не бежал, не поднимал тревогу — где бы он не находился, здесь были привычны к выстрелам и не совались лишний раз в чужие дела…
Осторожно — Араб обошел весь участок. Это была самая обыкновенная жилая вилла, не большая и не маленькая, огороженная забором их простых бетонных плит высотой выше человеческого роста. Кто-то превратил ее в место для пыток.
Он прислушался, постоял в тишине. Нет, это не Кабул. Скорее всего, где-то рядом: дороги до сих пор опасны, и никто не поедет по ним лишний раз, никто не повезет его за сотню километров от Кабула — но это не сам Кабул. Скорее один из кишлаков рядом с городом. Тихо — вот как он это понял. В крупном городе тихо не бывает даже ночью…
Километров десять — пятнадцать до Кабула, не больше.
У обоих убитых — он забрал все оружие. Это были еще два автомата АК — старые модели, но с новым ДТК и треугольным стальным прикладом как на более новой модели. Это со складов длительного хранения, такие старые автоматы переделывают для вооружения плохо обученных союзников, кому не нужны более дорогие современные модели. Но АК есть АК — он будет работать в самых скверных условиях, не откажет даже без нормального ухода за оружием…
Оба автомата — он закинул на спину, и теперь был обвешан оружием как рождественская елка. А разгрузки — снял и бросил машину…
В карманах убитых — он нашел две карточки, говорящие о том, что их обладатели находятся на государственной службе — и что-то ему подсказало, что они настоящие, а не поддельные. Немного денег, ровно столько, сколько и может у полицейского. Два мобильных — у этих двоих они были, а вот у бородатого мобильного не было. Оба он, конечно же, забрал, вынув СИМки.
Было еще одно. У всех троих — в кармане он нашел немного старой, афганской мелочи, которая еще в ходу в горах — но в таком городе как Кабул их уже вытеснили рубли и новые афгани. У всех троих — он никогда с этим не сталкивался, но подумал, что это может быть что-то вроде опознавательного знака. Всю мелочь он забрал…
Двадцать один магазин, три автомата, четыре осколочные гранаты, машина…
Да, машина.
Аккумулятор был тяжелым, он дотащил его назад и поставил на место. Двигатель — завелся с полоборота, за машиной ухаживали. Он вывел из строя лампочки салонного освещения — ему они ни к чему. Подумал — брать или не брать полицейские карточки: если афганские полицейские поймают его с ними, могут и линчевать. Решил взять — для надежного опознания, и в качестве доказательства, чтобы прикрыть всю эту бандитскую лавочку — потребуется…
Полчаса назад — он сидел связанный и ждал, пока его начнут пытать. Сейчас — у него были автоматы, машина, гранаты.
Поехали!
Дверь закрывалась изнутри, как и большинство афганских дверей — на длинный, массивный засов. Он отодвинул его, а потом — подал машину вперед. Кенгурятник — толкнул дверь, и он выехал на улицу. Водительскую дверь он не закрыл, готовый вывалиться из машины и отстреливаться, если на улице — заняли позиции боевики. Но никого не было — на выстрелы никто не вышел…
Включив фары на ближний — он тронулся в путь — наугад, решив, что надо двигаться под уклон дороги, ибо и Кабул и все другие крупные города Афганистана построены в долинах, в долину и надо двигаться. Один автомат он положил на колени, еще один — на переднее пассажирское, третий спрятал в багажнике.
Фары — высвечивали ухоженные, высокие бетонные заборы, деревья, которые в Афганистане были роскошью — воды мало. Не бедное место. Не было видно ни людей, ни машин — Аллах ночью велел спать…
На околице — он ожидал увидеть пост самообороны или полицейский — но ничего не было. Дорога, на которую он выехал — спускалась вниз, она была ухабистой, но широкой, чтобы могли проехать две грузовые машины. Дорога шла меж холмов, спускаясь постепенно вниз. Он направил машину по ней — и через десять минут — он увидел далекое свечение на горизонте — такое бывает, когда где-то включено освещение. И он понял, что видит огни Кабула…
В горах на Востоке — занимался рассвет…
Меньше чем через час — он остановил машину в месте, которое называлось «старая крепость» — хотя крепостью оно не было. Это был один из самых больших постоялых дворов в мире, на полдороге между Кабулом и Баграмом. Высоченный вал земли, скрывающий несколько квадратных миль постоялых дворов, ремонтных мастерских, стоянок. Все это — построили русские водители, караванщики, которые водили караваны на Кабул, Джелалабад и Кандагар. Когда войска барона фон Толя взяли Кабул — при некоей помощи этих самых водителей — многие из завсегдатаев этого места думали, что кончилась вольница. Увы, они сильно ошибались. Место разрослось настолько, что навалили второй вал земли, теперь здесь были и склады, и казаки стояли, и кого тут только не было.
Надо было немного заправиться — на всякий случай. «Датсун» хорош всем — но в скромном аппетите его не заподозришь. И топливо было — но его было мало, а в Афганистане никто никогда не ездил с полупустым баком, заправлялись, как только была возможность…
Да и пожрать надо купить. Жрать хочется…
Но надо сообщить своим. В первую очередь.
Он сначала подумал позвонить с одного из стационарных, которых здесь полно — но потом вспомнил — у него же в кармане две мобилки трофейные. СИМки вытащены — так не проблема, вставить, позвонить и снова отключить. Он принял то же самое решение, какое в таких случаях принимают муджахеды, ашрары и прочие лихие люди — воспользоваться телефоном на один раз.
Аскер достал мобилу, СИМку, вставил одну в другую, подождал. Телефон сразу не включается, как только вставляешь СИМку — он начинает «искать покрытие», то есть ближайшую вышку сотовой связи или дирижабль, на которых подвешены ретрансляторы в труднодоступных местах. То есть какое-то время все же проходит.
Зажглось обозначение — Рашан, уровень сигнала — три черточки, максимальный. Оно и понятно — торговое место, здесь глупо было бы ожидать иного…
Он начал набирать телефон дежурного, который помнил наизусть — но когда оставалось набрать только две цифры — телефон зазвонил. Аскер посмотрел на дрожащий в руке телефон, потом нажал зеленую кнопку.
— Это ты, русский?
Понятно…
— Салам алейкум, предатель…
— Неверный не должен давать салам правоверному, русский. Жаль, что ты этого все еще и не понял.
— А мне на это плевать, дошло?
— Как ты вырвался, русский? Как профессионал — профессионалу? Ахмадзай был не робкого десятка…
— Как профессионал — профессионалу — пошел в ж…
— Ты плохо говоришь, русский. ИншАллаГЪ, я заставлю тебя ответить за эти слова. И за все, что ты сделал мусульманам…
— Иншалла, я тоже встречу тебя, сын шакала. И убью. А потом я убью каждого из вас. Ты не человек, ты — тварь. Злобное и тупое существо. Рано или поздно — я найду тебя и заставлю заплатить за то, что ты сделал, понял? Бисмиллях[72], ублюдок…
Аскер — нажал на кнопку отбоя, вернувшись к набору номера. Добил две крайние цифры. Подождал, пока пройдут гудки.
— Дежурный.
— Аскер, прошу связи.
— Ваш номер?
— Ноль — ноль — три — семь — один — пять — назвал Аскер свой номер.
— Вы числитесь пропавшим.
— Я знаю, я на свободе. Мне нужна срочная связь с Арабом или Первым.
— Вас понял… да, инструкция на вас есть. Переключаю.
Раздался щелчок. Несколько секунд и еще один щелчок
— Я слушаю… — Аскер узнал голос Араба, своего учителя, и можно сказать, что крестного в армии.
— Это Аскер.
— Твою мать, где ты?
— На полпути. Живой.
На полпути — так называли это место, потому что оно было на полпути между Баграмом и Кабулом. Это понимал каждый, кто служил в Афганистане.
— Все, отбой. У нас тут…
Связь оборвалась. Аскер выругался, начал набирать заново — и вдруг его как будто обожгло холодом. Мерзкое ощущение, но описано точно — именно что обожгло холодом.
Он слишком долго разговаривал по этому сотовому. Слишком долго. Они его засекли. Он просто не привык опасаться своего же мобильника — те, кто засекал и раскалывал сигналы сотового, всегда был на их стороне.
А теперь — может быть, что и нет…
Твою мать!
Оружие придется оставить. Машину тоже. Иного выхода нет. Если эти предатели имею доступ к компьютерной системе в Генеральном штабе — они запросто могут объявить его и в розыск. И тогда — русские, такие же как он, честные афганцы — начнут искать его, думая, что он террорист.
Мерзость какая…
Автоматы он оставил в машине. Просто не пропустят с ними… у него и карточки то нет, следак этот забрал, гнида. Но он русский — значит, пустят. Свой своему завсегда брат…
Казак на посту — поднял автомат.
— Стой!
— Свой я… — отозвался Аскер — свой, б…
— Мама не учила, что материться нехорошо? — участливо осведомился казак
— Нет у меня матери. Сирота я.
— А ну, подойди ближе…
Аскер послушно подошел. Видок у него, прямо скажем — был не из тех, что внушает доверие…
— Руки в гору.
Казак сноровисто обыскал подозрительного типа. Оружия нет, с виду — как псарней травили, расхристанный какой-то. И по башке ему недавно дали. Прилично дали, до сотрясения, вон, синяки под глазами. И кровью от него пахнет… казак был опытный, пять лет в ПД[73], потом по горячим точкам то помотался.
Но он был свой.
— Тебе чего тут?
— Пожрать. На конвой попроситься.
— А бабки есть? Два рубля с пешего.
Деньги были. Трофейные.
— Афганями возьмешь?
— Да хоть рупиями…
Казак сноровисто отобрал нужные монеты.
— Проходи. В столовке спроси Кузьму, он с ребятами идти собрался…
Полиция — появится минут через десять. Казак — почешет затылок и скажет, что никого подозрительного не видел и пеших вообще не было. Насчет машины сказал, что не видел, как тут она оказалась и вообще — за то, что происходит за периметром, он не отвечает: поставили машину и поставили. Ему то какое дело?
Внутри, за насыпным земляным валом — все было, как и пять, и десять и двадцать лет назад. Тяжело бронированные грузовики — они отсюда и пошли, кстати, с таким тяжелым бронированием, это потом армия начала опыт перенимать после Бейрута. Охрана, следящая чтобы ничего не стянули — афганцы в периметре тоже есть, а они те еще ухари. По территории — разбросаны склады, дуканы, харчевни, где можно заказать борщ и тебе его подадут — тому, кто работает здесь долго, осточертела индийская и афганская экзотика. Это русское место, левых тут нет, в то время как каждому русскому — здесь найдется место.
Он пошел в ближайшее место, где можно было поесть. Найти его было несложно — по музыке, громкой и русской. Рядом — курили колоритные мужики, на ком то была сетчатая майка, на ком то бронежилет на голое тело, на ком-то — шорты, на ком-то домашние тапочки. На него они не обратили ни малейшего внимания — идет человек по своей надобности и идет. В этом, кстати, было отличие русских от англо-саксов — те бы обязательно прикопались, даже к своему.
Пол в харчевне — был засыпан местным гравием, какого в предгорьях много. Аскер — подошел к столикам, где топились купленные на кабульском базаре русские самовары[74] еще конца позапрошлого века, спросил чаю и сушеного, но не соленого мяса. Расплатился теми же афганями.
— Кузьма где сидит? — спросил он человека за стойкой
— А вон — справа. В углу самом. Здоровый с усами — и есть Кузьма.
— Благодарствую.
Аскер и не подумал давать деньги за информацию, а халдей — и не подумал их просить. Здесь было место построенное русскими и для русских. Если бы халдей, а скорее всего — владелец этого места жил бы по-другому, по другим понятиям — к нему перестали бы ходить, и он бы обанкротился и съехал. Урок всем остальным.
Забрав заказанное — Аскер подошел к двум сдвинутым столам, за которыми сидели водители. В основном армейские.
— Здравия желаю. Присесть позволите?
Водилы уставились на него.
— А ты кто такой будешь? — спросил усатый здоровяк. По виду — он мог согнуть лом руками
— Человек божий, мимо прохожий.