Артюша Клинопопов видел этот горб. Он испытывал в душе чувство удовлетворения. Он думал: так даже лучше, что он не умер… Чуча с ним еще наплачется… О да!
Никогда с тех пор Артемий Клинопопов не испытывал чувства жалости к детям. И в этом грубый толстый полицейский был прав.
Клинопопов усилием воли сфокусировал свой взгляд на лице грубого полицейского. Поднял руки и в смиренном жесте возложил их на руку Гущина, наказывающую и унижающую его.
– Федор Матвеевич, отпустите его! – воскликнула Катя.
– Говори, как было дело, – прошипел Гущин.
– Федор Матвеевич! – Катя кинулась их разнимать.
Ее испугал этот странный клинч, в котором они сошлись. Ее испугало лицо Клинопопова.
– Ничего не было, – прошелестел тот. – Полковник, вы что, хотите меня убить?
Гущин дернул его что есть силы и ударил головой о мягкий брезент палатки. Ткань рубашки Клинопопова треснула.
– Федор Матвеевич! – Катя вцепилась в Гущина сзади. – Отпустите его!
Гущин отшвырнул Клинопопова – тот ударился об упругий брезент. Боли он не испытывал. Чувство сладострастия нарастало в нем великой волной.
– Федор Матвеевич, прекратите! – Катя бросилась между ними. – Вы так только хуже делаете – для себя и для дела.
Клинопопов удержался на ногах.
– Ударьте меня, – сказал он кротко. – Я подставляю вам другую щеку, ну? Христианские мученики терпели от язычников и не такие вещи, и это лишь укрепляло их дух.
– Лицемерный негодяй, – бросил ему Гущин.
– Да, да, оскорбляйте меня, бейте! – в тоне Клинопопова сквозило торжество. – Я знаю, кто вы. Я вижу вас насквозь. С детства ненавидел таких, как вы. Я научился противостоять вам, я сильный.
Он снова был маленьким Артюшей, исподтишка наблюдающим за тем, как враг его Чуча возил в коляске своего искалеченного горбатого братца-урода.
Так даже лучше, что он не умер…
Он вспомнил лицо Гарика, когда все суетились возле него там, в каминном зале, после того как спасли из воды. Он стоял за дверями, не совался в каминный зал, но видел все. Лицо врага как восковая маска отчаяния и боли.
Так даже лучше, что он не умер…
– Как только я покину это место, а это случится очень скоро, полковник, – сказал Артемий Клинопопов, – я с вами посчитаюсь. Я дойду до вашего министра. У меня есть свидетели того, как вы со мной обошлись.
Катя увидела, что он кивает куда-то назад, и обернулась.
На пороге палатки стояли Спартак Раков и оперативник.
– Феликс Георгиевич срочно просит вас прийти к нему в кабинет, – выпалил Раков. – Говорит, дело не терпит отлагательств!
Глава 35 Сюрприз
– Чего ты суешься, когда мужики разговаривают? – прошипел полковник Гущин так тихо, чтобы Спартак Раков, за которым они быстро шли к дому, не услышал.
– Когда один мужик прессует другого, – огрызнулась Катя. – Я понимаю, вам хочется, чтобы это Клинопопов оказался убийцей. Но у вас… у нас против него доказательств не больше, чем против остальных. И пресс ваш делу не поможет, только еще больше все запутает.
– А ты видела, что он в какой-то момент почти поплыл?
Катя видела это. Возможно, если бы Гущин еще поднажал и их не прервали, то…
– Вы его ненавидите, Федор Матвеевич.
– Лживое мракобесное дерьмо.
– Пусть так. Он скользкий тип. Видели, как он вывернулся? Орать на него без толку, мне показалось, что ему это даже в кайф. Раз орем, значит, мы против него бессильны. И потом, этот ваш пресс – это легкий путь. А в этом деле нет легких путей. Дело очень сложное. И мне кажется, что мы…
– Что?
– Мы до сих пор не представляем всей его сложности.
Ты не заметил ничего странного?
Катя вспомнила свой вопрос Мещерскому и чуть не озвучила его, но прикусила язык.
Гущин ничего не сказал, только сердито сопел. Так, молча, они и вошли вслед за Спартаком Раковым в дом – в тихий, ярко освещенный дом-дворец, поднялись по лестнице и попали на хозяйскую половину, где Гущин уже успел побывать. Но на этот раз Раков указал ему не на двери приватной гостиной, а на двери кабинета Феликса Санина.
Они вошли. Обстановка здесь была весьма вычурной – все та же бьющая в глаза роскошь. Ткань обивки диванов и кресел от Гуччи, тяжелые шторы, белый письменный стол антикварного вида. На полу, на наборном паркете, распласталась медвежья шкура. Злые стеклянные глаза медведя смотрели в угол, на стоящего перед большим сейфом Феликса.
Дверь сейфа была открыта. Феликс обернулся.
– Полковник, меня ограбили, – сказал он растерянно.
Гущин пересек кабинет, Катя последовала за ним. Сейф был с толстенной дверью, похожий на банковский бронированный. На верхних полках – документы и бумаги. На нижних – множество алых, черных и прочих цветов сафьяновых футляров и коробок, и все раскрыты и пусты.
– Что случилось? – спросил Гущин.
– Обчистили сейф. – Феликс указал на пустые коробки. – Я полез за документами, которые вы просили представить. И обнаружил… вот… смотрите сами.
Гущин осмотрел дверь сейфа.
– Следов взлома нет.
– Его невозможно взломать. Так меня уверяли в фирме, которая его устанавливала. Его просто открыли.
– Что пропало?
– Коллекция моих часов, – сказал Феликс. – Их у меня восемнадцать – разных фирм, в основном швейцарских… и с бриллиантами тоже… И еще камни. Я покупал драгоценные камни. Их тоже взяли.
– А деньги?
– Я их здесь не держу.
– Когда вы в последний раз открывали сейф? – спросил Гущин.
– Накануне… когда все это началось.
– Точнее.
– Двадцать восьмого утром. Где-то в одиннадцать, положил туда документы. Все было в порядке.
– За пару часов до того, как приехали клиенты клуба «ТЗ»?
– Да, – ответил Феликс, – может, это было в половине двенадцатого, но не позже, потому что я уже начал отправлять лишнюю обслугу в отпуск. И больше в кабинет не заходил.
– Когда отключили камеры видеонаблюдения в доме?
– Как раз в это время – двадцать восьмого, где-то после двенадцати. Это оговаривалось в условиях контракта с клубом, я же вам рассказывал.
Гущин снова осмотрел сейф.
– Замок не электронный, – констатировал он.
– Швейцарская механика, я не доверяю электронике. Они уверяли, что этот наборный механизм с кодом невозможно взломать. Я… полковник, я не понимаю… По сравнению с тем, что произошло с моим сыном и няней Светланой, это не так уж важно, однако… Я не понимаю.
Катя наблюдала за Феликсом. Пустые футляры от дорогих коллекционных часов и коробочки от сокровищ зияли.
Гущин уже давал ЦУ по мобильному. Он снова вызвал бригаду экспертов-криминалистов. И велел собрать всех сотрудников розыска для проведения в доме – во всех без исключения помещениях – повторного обыска.
Глава 36 Чаша и отпечатки
В кабинете работали эксперты-криминалисты. В доме начался обыск. На этот раз помимо предмета – ткани, полотенца, платка, – которым убийца накрывал подушку, искали также бирки от ювелирных изделий, шнурки, которыми эти бирки крепятся, пломбы – все то, что преступник мог либо выбросить, либо впопыхах обронить.
Гущин и Катя сидели в маленькой тесной комнатушке без окон, примыкавшей к детской и комнате няни, – бельевой. Здесь сотрудники розыска уже все осмотрели.
Гущин молчал, Катя тоже не лезла с вопросами. Они ждали результатов работы экспертов.
Однако первую новость принес один из оперативников, занимавшийся обыском в комнатах для гостей. Он принес в бельевую и показал Гущину какой-то предмет, уже тщательно упакованный в прозрачный пластик.
Катя сначала не поняла, что это такое. А потом, внимательно приглядевшись, увидела… металлическую чашу.
– И что это? – спросил Гущин.
– Эксперты обратили внимание – была спрятана самым тщательным образом среди вещей, Федор Матвеевич.
– У кого?
– У Юлии Смолы в комнате. Среди ее личных вещей и одежды. Сама свидетельница, когда мы это нашли, повела себя странно. Нервно. Сначала заявила, что это не ее вещь, а потом сказала – да, моя, это для медитации. Эксперт обнаружил на краях следы черного воска и на дне остатки какой-то горелой субстанции. Он направляет эту вещь на экспертизу.
Гущин лишь пожал плечами. Его мысли были заняты опустошенным сейфом, свалившейся на голову кражей.
Катя рассматривала чашу сквозь пластик. Внутри она потемнела от пламени, на дне – что-то черное, похожее на смолу. А по краю выбиты латинские буквы – часть хорошо видна, а часть скрыта копотью.
Они сидели и ждали, каждый думал о своем. Катя прикидывала – если Феликс, как он утверждает, открывал сейф двадцать восьмого мая где-то около полудня, то кража случилась как раз в то время, когда в дом нагрянули клиенты клуба «Тайный Запой». Или позже, но все равно, когда в доме помимо домашних были гости. И самое главное – когда внутри были отключены камеры наблюдения.
Они сидели и ждали, каждый думал о своем. Катя прикидывала – если Феликс, как он утверждает, открывал сейф двадцать восьмого мая где-то около полудня, то кража случилась как раз в то время, когда в дом нагрянули клиенты клуба «Тайный Запой». Или позже, но все равно, когда в доме помимо домашних были гости. И самое главное – когда внутри были отключены камеры наблюдения.
Вор не взломал сейф, а сумел открыть наборный кодовый замок. Что же произошло?
– Федор Матвеевич, мы закончили. – На пороге бельевой появился один из криминалистов.
– Ну что?
– Отпечатки на сейфе. Свежие принадлежат хо-зяину, Феликсу Санину, как раз там, где он, по его словам, касался сейфа – на наборной панели и ручке. Но помимо этого на двери снаружи, на боковых поверхностях и, что самое главное, внутренней поверхности двери снизу есть и другие отпечатки пальцев. Причем во множестве.
– Проверили?
– Проверили. Они совпали.
– С чьими отпечатками?
– Мальчика.
Катя подумала, что ослышалась.
– Мальчика?! – переспросил полковник Гущин. – Миши Касаткина? Сына Капитолины? Ну-ка, давайте его сюда немедленно! Разыщите и приведите.
– Нет, Федор Матвеевич. Отпечатки не его. Они гораздо меньше по размеру и идентичны тем, что мы в изобилии нашли в детской – на игрушках. Отпечатки принадлежат другому ребенку. Аяксу.
– Малышу?!
Гущин от волнения вскочил с колченогого стула.
Катя осталась сидеть. В голове ее вертелась одна фраза: на внутренней поверхности двери снизу.
Это означало лишь одно: маленький Аякс присутствовал в кабинете, когда вор грабил сейф.
Глава 37 Отъезд
Выслушав эксперта-криминалиста, полковник Гущин направился к Феликсу. Катя помалкивала, но вилась за ним, как нитка за иголкой.
Гости и прислуга во время обыска по просьбе оперативников находились каждый в своей комнате, поэтому по пути они никого не встретили. Феликс ждал их в той самой маленькой гостиной возле собственной спальни.
– Когда двадцать восьмого мая вы открывали сейф, Аякс был с вами в кабинете? – спросил Гущин.
– Нет. – Феликс удивленно посмотрел на Катю. – Он был с няней Светланой. Я зашел к нему в детскую, когда он только проснулся. А потом у меня было столько забот в связи с приездом клуба… Он был все время с няней. Она покормила его завтраком, и они пошли гулять к конюшням вместе с Мишей. Это обычная утренняя прогулка. Я не видел, когда они вернулись. Я был занят – обслуга уезжала в отпуск, затем прибыли гости. Сын все время был с няней Светланой, вот почему я так встревожился, когда услышал ссору и узнал от Капитолины, что Светлана оставила Аякса и тайком пыталась уйти из дома. А что? Почему вы спрашиваете?
Гущин кивнул, поднял руку – все вопросы позже, и они ушли из гостиной, оставив Феликса в недоумении.
Почему вы спрашиваете…
Потому…
Няня…
Мальчик все время находился с няней Светланой Давыдовой.
И он был в кабинете, когда вор грабил сейф.
– Жди здесь, – сказал Гущин Кате и оставил ее возле бельевой.
Катя оглядела коридор: дальше – двери детской, опечатанные желтой полицейской лентой.
Торчать в бельевой без окон ей не хотелось. Хотелось разыскать Мещерского и потолковать с ним о новом повороте дела. Но она понимала: этого сейчас, на глазах Феликса и других обитателей дома-дворца, делать нельзя. Мещерский здесь – один из них, из подозреваемых. Его спальню, кстати, тоже ведь обыскали.
Она спустилась на первый этаж и прошла в каминный зал. В доме раздавались голоса. Обыск продолжался. За окном давно уже стемнело.
Долго ли, коротко ли ждала Катя – она потеряла счет времени. Смотрела на темноту за окном, на темную лужайку, подъездную аллею, где фонари в эту ночь горели через один. Голоса в доме то стихали, то снова звучали громче. И вот шум усилился. Волной начал спускаться на первый этаж.
– Я ничего не сделала!
Женский испуганный, встревоженный голос.
– Отпустите меня!
Катя быстро направилась в вестибюль. На ее глазах двое оперативников провели через него Юлию Смолу. У подъезда дома остановились две полицейские машины с мигалками. Еще одна, включив сирену, проехала со стороны полицейской палатки по направлению от дома.
Голоса раздавались все громче – уже на первом этаже, где-то в районе гостиных и каминного зала.
Затем в вестибюль решительной походкой вошел полковник Гущин.
– Обыск закончился, – сказал он Кате. – Мы уезжаем.
– Как? – опешила Катя, – Почему?
– Мы уезжаем! – повторил Гущин громко. – По результатам обыска проведено задержание, надо поработать в Истринском УВД с задержанной. Здесь, в доме, останутся на дежурстве двое патрульных. А завтра с утра, в восемь, мы вернемся – соберем в УВД приданные силы и начнем заново прочесывать местности в районе дороги к воротам и прибрежной линии, по всему радиусу от места обнаружения трупа Светланы Давыдовой.
Кате все это казалось каким-то сном.
– Садись в машину, – прошипел Гущин.
И так как Катя молча стояла на месте, он крепко схватил ее за руку и потащил к выходу.
– Работа не ждет! – сказал он громко и потом тихо: – Помолчи.
В одну из полицейских машин заталкивали Юлию Смолу. Лицо ее было пепельным. И Кате показалось, что…
Машина, воя сиреной, рванула с места. Гущин подтолкнул Катю ко второй машине. Они сели. И поехали.
Я сплю?
А как же Сережка?
– Федор Матвеевич…
– Молчи, ни слова. – Гущин поднял руку.
– Но Юлия, она же… ее чаша… Это же не имеет отношения к краже. И потом, няня Светлана…
– Няня, – произнес Гущин и повернулся всем корпусом с переднего сиденья.
– Няня, – повторил он и добавил: – Она была не одна. У нее был сообщник или сообщница.
Полицейская машина медленно ехала по дороге среди темных рощ и лугов, среди ночных пейзажей деревни Топь, озаренных скудной подсветкой.
Мимо конюшен, мимо «замка Отранто» с его сумасшедшей старухой – хозяйкой. Через хвойный бор, по берегу водохранилища, к месту, где нашли тело задушенной няни.
Катя оглянулась назад – тьма, тьма.
И в этот момент полицейская машина остановилась.
Глава 38 Золото, перлы… полуобморочное
В свете фар, выходя из машины следом за Гущиным, Катя увидела берег, полого спускающийся к воде, темные деревья и еще одну полицейскую машину. Оперативники лишь минуту маячили на дороге, а затем скрылись в лесу, словно вошли внутрь черной стены.
Машины двинулись прочь, в сторону ворот и проходной. Катя вдохнула сырой ночной воздух. Гущин достал из кармана рацию, настраивая ее, максимально убавил звук.
– Непрофессиональные воры, – сказал он тихо, – дилетанты. Может, план и сработает.
Какой план?
Катя двинулась вслед за Гущиным в сторону зарослей. Ждала, что он ответит. Они были в двух шагах от того места, где обнаружили труп няни Светланы Давыдовой, и теперь, словно по своему следу, возвращались назад. Углублялись в лес, одновременно держась береговой линии.
– Ни к какому дантисту она в тот вечер не собиралась, – сказал Гущин. – Все вранье. Капитолина увидела ее, когда та хотела покинуть дом вместе с тем, что взяла из сейфа. Капитолина потребовала объяснений – почему нянька, одетая и с сумкой, куда-то намылилась, и Давыдовой пришлось врать, придумывая на ходу, отчаянно врать. Все эти сказки насчет острой зубной боли и записи к врачу – она брякнула первое, что пришло ей на ум. Ей надо было во что бы то ни стало уйти, сбежать из дома, потому что… Потому что с этой кражей из сейфа все сразу пошло не так.
– Не так? – спросила Катя.
– У няни был сообщник или сообщница. Но сейф открыла она. Как узнала код, еще предстоит выяснить. Она сделала это, когда в доме началась суета с клубом «ТЗ», и все были заняты в этом хаосе на первом этаже. Я думаю, что на хозяйской половине в тот момент находились лишь няня и малыш. Она оставила Аякса в детской, а сама проскользнула в кабинет Феликса. Но в тот момент, когда она набрала код, открыла сейф и начала вытаскивать ценности, в кабинет прибежал маленький Аякс. Это вышло случайно, Сережа Мещерский вон говорил, что мальчик такой непоседа, живой, как ртуть. Он видел, как няня открывала сейф. Он видел ее в момент кражи. И поэтому она… в панике решила сбежать из дома вместе с украденными вещами. Она хотела тихо улизнуть, но ее застукала Капитолина. Начался скандал, он привлек всеобщее внимание. У няни не было выбора – мальчик мог проболтаться о ней, кража могла обнаружиться. Она воровка, но не убийца, она не желала зла ребенку. Но и расстаться с ценностями, положить все на место уже не могла. Поэтому она решила навсегда покинуть дом, сделав вид, что едет к врачу. А сообщник или сообщница из всего происшедшего понял – или поняла только одно: что няня бежит с добром, намереваясь все прикарманить себе. Сообщник или сообщница кинулась вдогонку. Возможно, между ними произошло ссора, я думаю, нянька призналась, что мальчик ее видел. Сообщник или сообщница обрубил этот конец. И приготовился обрубить второй – убить нежелательного свидетеля, убить ребенка. После убийства труп няни сбросил в воду, надеясь, что он или уплывет, или утонет. А украденное… сумку няни… у нее же сумка была большая, кожаная, в форме мешка, как свидетели говорят, – забрал. Но пряталось все это не в доме.