– Я не трогал малого! – крикнул Раков с ударением на предпоследний слог. – Светка ничего мне не сказала. Если бы сказала, я бы… да проще было бы положить вещи на место, в сейф, чем городить весь этот огород! Я бы так и сделал, если бы она все мне рассказала по-честному! Этот дом набит деньгами, антиквариатом, картинами. Можно было бы придумать что-то еще, а в сейф все вернуть. Это просто она – дура с куриными мозгами!
– Вас видели в ночь накануне покушения на мальчика. Вы шли по коридору в сторону детской.
Катя насторожилась. Гущин не рассказал ей о памятном разговоре с прекрасной «чертовкой» Евдокией Жавелевой. А это именно она первая обратила его внимание на Спартака Ракова.
– Не ходил я в детскую!
– Вас видели. Я устрою очную ставку.
– Я в ту ночь пошел проверить комнату Светки. Боялся – она могла что-то оставить, какой-то намек. На меня, на нас. Она же дура набитая! Я зашел, но там было вроде все нормально.
– А что вы конкретно искали?
– Не знаю, ничего. Просто решил проверить.
– Детская через стенку. Мальчик был там.
– Я не ходил в детскую!
– Во сколько вы отправились в комнату няни?
– Ночью. Эти наши алкаши, что на террасе тусовались, уже расползаться начали, пьяные в дупель. Капитолина моя спала… Я встал и спустился на второй этаж. Это было где-то около двух.
– Находились через стенку от детской, от мальчика? И вы хотите, чтобы я вам верил?
– Да не душил я его! Я не пидер какой-то!
– Дело не в этом. Мальчик представлял для вас угрозу как свидетель кражи.
– Светка мне ничего о мальчишке не сказала, сколько раз вам повторять? Я не знал ничего. Если бы сказала, осталась бы жива. Мы бы вернулись, я бы ее уговорил, и мы бы положили все назад в сейф.
– Воры назад ничего не кладут, – отрезал Гущин. – А вы воры. Она воровка. А ты, майор, вор и убийца.
– Если бы я сегодня так по-глупому не прокололся в лесу, ты бы, полковник, ни в жизнь меня не поймал! – бросил Раков и выпрямил спину. – Я признаюсь в убийстве Светки. Она меня спровоцировала. Пацана я не душил. И какой из него опасный свидетель? Он трехлетний карапуз. Хрен его знает, что там целые дни лепечет. Кто бы ему поверил – в три-то года? Ты подумай, полковник, своей лысой башкой! Следователь с такими версиями тебя на смех поднимет.
Глава 40 Утопленник
– Жадность, – сказал Гущин, когда Спартака Ракова вывели из полицейской палатки и посадили в машину, чтобы везти в изолятор временного содержания Истринского УВД. – Жадность как движущий мотив. И когда кражу планировали, и сегодня, когда перепрятывать добро кинулся сломя голову, не мог ни минуты медлить. Пацан этот рыженький, Миша, так мне про него и сказал – мол, жадный он. Надо было мне еще тогда прислушаться к голосу мальца. Он, оказывается, в корень смотрит и окружающих судит по их делам. Катя, пойди ты поговори с сожительницей Ракова. Хоть и поздно сейчас уже очень, но вряд ли Капитолина спит.
Катя послушно кивнула и поплелась к дому. Меньше всего ей сейчас хотелось обсуждать то, что произошло, чему она стала свидетелем. Признание Ракова в убийстве няни меняло ВСЕ. Всю первоначальную концепцию дела о том, что няню Светлану Давыдову убили специально для того, чтобы оставить маленького Аякса без присмотра.
Но и Ракову в его показаниях Катя не верила. Однако сейчас у нее просто не было сил все это снова прокручивать в уме и обсуждать. Она ощущала безмерную усталость – как физически, так и психологически. Было странно думать, что только сегодня утром она побывала в Мытищах, потом дома, потом в Главке. Она еще не оправилась от того почти иррационального патологического страха, который испытала в лесу. И все это наслаивалось одно на другое, одно на другое. И силы убывали.
В доме никто не спал, везде горел свет, где-то бубнили голоса, но вестибюль пустовал. Катя поднялась на третий этаж. Здесь они с Гущиным еще не бывали, сюда заглядывали лишь оперативники во время обыска и опроса. На этом этаже – никакой роскоши, все до боли напоминает скромный отель. Ковролин на полу, серые стены и двери, двери. Часть закрыта – это комнаты прислуги. Половина этажа отгорожена дубовыми дверями – за ними, согласно плану дома, студия Феликса и его офис. Но там все тоже закрыто.
Катя приблизилась к двери, из-за которой слышались громкие рыдания. Постучала и вошла.
Жилище Капитолины и ее семейства походило на скромную квартиру. Чисто, мебель новая, но дешевая и простая, и никаких излишеств. На диване сидели рядышком Капитолина и Миша. Капитолина горько плакала, а мальчик обнял ее за плечи и прижался к ней щекой. На Катю оба уставились молча.
– Ракова увезли в ИВС, он будет находиться там. Вам стоит позаботиться об адвокате, – сказала Катя.
– Вор… надо же, вор, убийца! – всхлипнула Капитолина. – Ограбил, убил… и ребенка не пожалел. А я ведь с ним Мишку одного оставляла!
Она сжала кулак, словно хотела ударить недосягаемого сожителя.
– Пусть он к черту провалится, сам себе адвоката ищет, я его знать не хочу, подонка! – рыдала она. – Всю жизнь нашу – коту под хвост… А такой ведь сначала мне показался положительный весь из себя, пожилой, военный в отставке. Вы мне только верьте – ничего я про то, что он натворил, не знала!
– Я верю вам, – сказала Катя.
– Я думала, это у него бес в ребро… Замечала, как он на Светку поглядывает, а она на него. Но я думала – это так, шашни. Но чтобы кража, убийства! Ох, подонок, ох сволочь старая! Как подумаю, что он и малыша тоже… Я ведь Мишу с ним оставляла и… ох, горе-горе…
Миша погладил мать по спине. Личико его было бледным, почти прозрачным, отчего волосы казались яркими, как огонь. Под глазами его залегли тени, он весь излучал тревогу и беспокойство.
– Ты-то как? – спросила его Катя. – Ты маме помоги и сам держись.
– Я держусь, – ответил мальчик. – Только мне очень страшно.
Катя села на диван рядом с ним.
– Ракова посадят в тюрьму. Надолго.
– Я знаю. Только мне все равно страшно. – Мальчик посмотрел на Катю. – А это точно он?
– Миша, предстоит расследование. Много еще вопросов.
Мальчик кивнул.
– А Феликс нас теперь отсюда попрет, да? – спросил он тревожно. – Выгонит нас с мамой? Опять в Мытищи, домой возвращаться? Поговорите с ним, пожалуйста, пусть не выгоняет нас. Пожалуйста! Мама же ни при чем. А я тут в школу хожу, школа хорошая. И здесь конюшня, лошади. Тут вообще хорошо жить, в поместье. Я не хочу назад в Мытищи.
Катя не знала, что ему ответить. Не знала, как на произошедшее отреагирует Феликс. Что он заявит своей двоюродной сестре завтра, послезавтра.
Капитолина снова начала громко рыдать. Миша сполз с дивана, побежал в ванную и вернулся с мокрым полотенцем, хотел обвязать матери голову, но она его оттолкнула.
А в это время в другом конце дома-дворца, на втором этаже, в библиотеке, Сергей Мещерский, укрывшийся среди книг и книжных шкафов, как отшельник от мира, погруженного в хаос, увидел на пороге того, кого меньше всего ждал.
Гарик Тролль зашел в библиотеку и плотно прикрыл за собой дверь.
– Ну и ночка, князь, – сказал он, пересекая библиотеку и останавливаясь у окна за спиной Мещерского.
Мещерский обернулся к нему, подумал – это первый разговор с «утопленником» после событий прошлой ночи.
– Да и предыдущая ночка выдалась беспокойной, да? – Гарик смотрел в окно. – Я пришел поблагодарить вас за мое спасение на водах.
– Не надо благодарности. Утонуть – это не выход, Гарик.
– Я тоже свое мнение после сегодняшних событий переменил, – сказал Гарик Тролль. – Стоит пожить, чтобы кое-что сделать. Цель жизни – хитрая такая штука.
Мещерский не знал, что на это сказать, но весь обратился в слух.
– Эта девушка из полиции – длинноногая, что была с вами там, на берегу, когда я… когда вы спасли меня – она ведь не просто полицейский, да? Она ведь ваша знакомая?
– Она жена моего друга детства, – ответил Мещерский. – Здесь мы встретились совершенно случайно.
– Ох, князь, какой вы, однако, ходок! – Гарик Тролль осклабился в усмешке. – Передайте ей тоже мое спасибо за чудесное спасение на водах.
– Хорошо, передам.
– Как дела с архивом вашего предка-путешественника?
– Никак, – ответил Мещерский, обводя взглядом стол, заваленный тетрадями Вяземского. – Не могу сосредоточиться.
– Я понимаю. Вы своей приятельнице из полиции передайте еще одну вещь, ладно? Скажите ей: Раков долго не проживет, я его убью.
– Гарик!
– Я разговор ваших экспертов слышал – на сейфе пальчики моего… племянника Аякса. Это значит, что сука-нянька взяла его на ограбление с собой, он был в кабинете и все видел. Несложно догадаться, я еще могу мозгой шевелить, хоть и возвращен вами с того света. У мертвяков, утопленников, зомби мозги не сразу блокируются. Кое-что я соображаю. Раков эту суку на кражу подбил, он дождался момента, когда сюда приедут гости, когда камеры он сам лично отключит. А она шифр подсмотрела – Феликс никогда особо не таился, когда сейф открывал, а они с Аяксом к нему в кабинет часто заскакивали. Так что и тут все сложилось. Раков убил няньку, прикарманил наше добро, а потом решил задушить моего Аякса.
Мещерский посмотрел на Гарика – уже не делаешь тайны, папаша?
– Моего племянника, – тут же поправился Гарик. – Ювелирку из сейфа мне не жаль. Я бы ее сам Ракову отдал, сам бы часы в глотку ему забил. Но Аякса я ему не прощу.
– Гарик, послушайте…
– И в тюрьме люди коньки отбрасывают. – Гарик улыбнулся Мещерскому. – Зря, что ль, я пранкер, хоть и мертвяк наполовину? Из пранкерства всегда выгоду можно извлечь. Можно звякнуть кое-кому голосом самого главного вашего полицейского покемона или самого главного криминального покемона браткам из мафии. Попросить, пообещать, посулить. Так наутро обнаружат нашего «рачка» удавленным на собственных шнурках от его армейских ботинок. Или шнурки в тюряге отбирают? Ничего, туда другие шнурки пронесут.
– Гарик, послушайте. Все не так просто, мы можем ошибаться.
– В чем? – спросил Гарик Тролль.
Мещерский не ответил.
– В том, что видели наши глаза, или в том, что сказали эксперты? – Гарик ждал ответа. – Князь, есть вещи, которые надо просто решать, понимаете? И я решил. Вам и вашей подружке, конечно, большое спасибо. Но передайте ей то, что я сказал. Раков до суда не доживет. А вы и она запомните одно: не становитесь у меня на пути. Утопленники своим спасителям обычно ничего, кроме неприятностей, не приносят, давно замечено.
Он снова отвернулся к окну и воскликнул:
– Ба! Юльку назад полицейские вернули. А я уж надеялся, что с их помощью избавился от своей бывшей надолго.
Глава 41 Кровь
– Утверждает, что о делах Ракова ничего не знает. Плачет, проклинает его. Миша, ее сын, сильно напуган, – Катя коротко отчиталась перед полковником Гущиным о своем разговоре с Капитолиной.
Гущин слушал молча. Он стоял перед палаткой, широко расставив ноги. Катя, еле живая от усталости, признаков этой самой усталости у него не заметила. Наоборот, у Гущина после задержания Спартака Ракова словно открылось второе дыхание. Катя уже наблюдала это явление у коллег прежде: розыск, апатично буксующий на месте, напоминал липкое тесто, по которому вяло, как сонные мухи, ползали опера, но едва получался хоть какой-то реальный результат, апатию как ветром сдувало. Все суетились с утроенной силой, цепляясь за малейшие крохи оперативного успеха.
Вот и сейчас Гущин решил, что успех все же есть:
– Убийство няни Давыдовой мы раскрыли, – объявил он Кате. – Это вне всяких сомнений. Да и ребенка, возможно, это он, Раков.
– Возможно? – спросила она.
– Не признается он категорически, что малыша хотел задушить. И это понять можно. Кто признается? У Ракова сейчас четко доказанная квалифицированная кража группой лиц и убийство из корыстных побуждений, а прибавится, если сознается, еще покушение на убийство малолетнего с целью сокрытия другого преступления. За это пожизненное гарантировано.
– Ему и за убийство няни пожизненное могут дать.
– Он упирает на то, что это вышло спонтанно, без умысла. – Гущин вздохнул. – Сама-то ты что думаешь?
– Я согласна с вами в том, что убийство няни раскрыто, – сказала Катя. – Есть много оснований подозревать Ракова и в покушении на мальчика. Но если все же это не он, то…
– Ну, договаривай.
– То мы с вами изначально ошибались. Ошибались в том, что оба эти преступления связаны напрямую. – Катя увидела в конце подъездной аллеи в темноте фары приближающейся машины. – Кого еще там несет в три часа ночи? – Если это не Раков, то получается, что между этими преступлениями связи нет. Это два отдельных случая. Убийца просто воспользовался тем, что мальчик остался без присмотра.
– В этом случае мы экономим на фактах, – сказал Гущин. – И выходит, что так даже более правдоподобно. Не помчался убийца сломя голову вслед за нянькой убивать ее, чтобы облегчить доступ к мальчику. Нет, просто воспользовался сложившийся в доме ситуацией.
– А это значит, что убийца до сих пор там, – Катя кивнула на дом. – До сих пор не пойман.
И в этот момент Катя увидела, как из полицейской машины, остановившейся у освещенного подъезда, вышла Юлия Смола. И побрела к двери. Никто ей не препятствовал, никто ее не удерживал. Приехавшие с ней оперативники направились к Гущину.
Если честно, Катя не очень поняла, для чего Гущину потребовался эффектный финт с задержанием Смолы и увозом ее в Истринский УВД. Ну да, это вроде как помогло выманить Ракова из его норы и поймать в ловушку. А может, и вообще никакой роли не сыграло. Катя сомневалась, что за время, проведенное телекулинаршей в УВД, ею вообще кто-то из сотрудников полиции занимался. Ведь в основном все были на территории деревни Топь, сидели в засаде.
Но что-то не давало Кате покоя, когда она смотрела, как Юлия Смола направляется к двери. Она вспомнила и прежнее свое ощущение – лицо Юлии, когда оперативники заталкивали ее в машину, и… и что-то еще… Что-то неуловимое, но тревожное и странное, что чувствовала Катя, присутствуя на беседе Гущина и телеведущей. То, как она направила их по мытищинскому следу, то, что этот след оказался совсем не таким, каким его трактовала Юлия…
– Данные пришли по исследованию ДНК крови, обнаруженной в мусоре, здесь полный отчет, – один из оперативников передал Гущину прозрачный файл с документами. – Пока она была там, в УВД, мы ее не допрашивали. Но криминалистический отдел занялся найденной у нее чашей. Полная экспертиза еще впереди, тут только предварительный отчет.
Гущин взял бумаги и сказал Кате:
– Надо почитать.
В палатке Катя налила себе крепкого горячего кофе из неизвестно откуда взявшегося термоса. Пока Гущин читал, она пила кофе и грызла сухое сладкое печенье. Минуту назад казалось, что от усталости она просто свалится на стул, ан нет – ест и пьет. И готова слушать, читать. А за откинутым пологом палатки, над водохранилищем, уже брезжит рассвет. Ночи стали короткие, теплые. Лето, лето…
– Интересно, – хмыкнул Гущин и передал Кате распечатку по экспертизе ДНК.
И Катя, прихлебывая кофе, прочла, что согласно проведенным исследованиям кровь на гигиенических прокладках, обнаруженная в мусоре (она уже успела забыть об этой находке), принадлежит Юлии Смоле. Как и в прошлый раз, эксперты подчеркивали: это кровь не менструальная.
Чашу тоже исследовали в местном криминалистическом отделе. Взяли соскобы, сфотографировали. Узнали, правда, не слишком много.
Следы черного воска на ободе чаши.
Остатки смолообразного вещества на дне – горелая органика с вкраплениями минеральных частиц. А также обугленная бусина из нефрита и обугленные фрагменты корня какого-то растения.
Катя рассмотрела снимки чаши, сделанные крупным планом. Сажу с обода эксперты отчистили, и на фотографиях на медных краях чаши четко была видна надпись на латыни: Et dare sanquinem sacrificii quesco obsecra.
– Что за… дрянь? – спросил Гущин. Хотел, видно, сказать «хрень», но при Кате удержался.
Катя достала планшет, открыла google, набрала текст надписи и написала: «перевести с латыни».
Отдаю кровь и жертву прошу заклинаю
– Это, Федор Матвеевич, не дрянь.
Черный воск…
Корень растения…
Сожженная органика…
Отдаю кровь и жертву…
Кровь… Эксперты нашли кровь…
А жертва? Что есть жертва?
– Это не дрянь, Федор Матвеевич, – повторила Катя. – Кажется, это черная магия.
– Что?
– Черная магия. Какой-то ритуал. А чаша – это ритуальный предмет. И кровь…
– Надо выяснить прямо сейчас. Этого только нам не хватало! – Гущин скривился, как от зубной боли. – Эта баба-кулинарша… Какая черная магия? Я ее по телевизору сто раз видел, она там чего-то готовит – пальцы, как кошка, постоянно облизывает. Пошли к ней. Если она спать собирается после стресса, то спать мы ей не дадим.
Но Юлию Смолу они нашли не в ее комнате. И спать она не собиралась. Она была в каминном зале, встречала рассвет в компании актера Ивана Фонарева.
В камине разожгли огонь, верхний свет погасили. И первые робкие утренние сумерки вместе с отблесками пламени представляли собой фантастический, колдовской микс света, сумрака, мерцающих бликов и теней.
Несмотря на категорическую просьбу полиции «не пить и не употреблять», они оба – и Юлия и Иван Фонарев – где-то раздобыли спиртное. Возле дивана – сервировочный столик на колесиках, уставленный бутылками. Юлия Смола жадно пила из бокала, стоя возле камина. Иван Фонарев сидел на диване. На подлокотнике рядом с ним была полупустая бутылка виски. Но Катя не увидела стакана в его руке.
– Явление полиции народу, – хрипло сказал Фонарев, увидев полковника Гущина и Катю. – Ну что, теперь-то мы вольны отсюда уехать или как? После того как вы задержали этого типа?
– Мы решим это позже, – ответил Гущин. – Сейчас я бы хотел поговорить с вами, Юлия.
– Но у меня съемки на носу, – Иван Фонарев обращался больше к Кате, чем к Гущину. Его лицо – весьма смазливое и подвижное, с мелкими чертами, – осунулось и одновременно опухло. – У меня съемки, контракт, я не планировал зависать здесь надолго.