– Надо печку затопить, – пробормотала Маришка, бестолково шаря по стенам сеней в поисках двери. – Небось в дровянике еще есть… А черт, руку занозила! Клин блинтон, да где же эта дверь?!
Как всегда, магическое слово помогло незамедлительно: что-то заскрипело, тяжело поползло. Ирина тревожно сощурилась: новый запах, да какой страшный! Почему-то сквозь дымок отчетливо пахло кровью…
Через мгновение, при новом высверке молнии, она поняла почему: на полу навзничь лежал человек.
Девушки в ужасе прижались друг к дружке. Маришку колотило так, что шатало и Ирину.
– Кто там? Кто это? – выстукала зубами Брунгильда.
– Фонарик бы… – выстукала в ответ Ирина.
– Есть фонарик! – Маришка пошарила в кармане. – Отцовский, старый. Не знаю, загорится ли?
Тускло-тускло зардела в темноте крошечная лампочка. Блеклое пятно света скользнуло по стенам, по столу, где валялась упавшая свеча; по полу; блеснуло в темной кровавой луже, в которой лежал… Петр.
* * *Ключ, ключ, ключ…
Теперь он понимал, почему в старых шпионских романах и фильмах столько сил тратилось, чтобы выкрасть у противника ключ к шифру. Без него перед глазами не письмо, а нелепица, чушь, тарабарщина и абракадабра!
Ключ, ключ, ключ. Смысл книжного шрифта состоял в одном непреложном условии: и у шифровальщика, и у дешифровщика для работы должны быть идентичные книги. Совершенно одинаковые! Чтобы буква в букву, точка в точку! Хотя точки как раз и не больно важны: для затруднения раскрытия секрета многие тайнописцы нарочно ставили знаки препинания в самых неожиданных местах криптограммы, а то и вовсе опускали их. Сейчас задача облегчалась хотя бы тем, что в письме не было ни точек, ни запятых, ни двоеточий или тире, которые оказались бы вовсе не знаками пунктуации, а тоже элементами шифра. И в таком случае пришлось бы разгадывать еще их.
Книга, значит… В одном из его любимых романов – «Наш человек в Гаване» Грэма Грина – такой книгой стало издание «Шекспир для детей» Чарлза Лэма. Но персонажами Грина были профессиональные шпионы. Какая книга могла служить пособием для шифровки у двух раскольников?
Внезапно его поразила собственная недогадливость. Да с чего он вообще взял, что речь идет только о страннике и странноприимном как о двух конкретных людях? История с дедом и его гостем происходила в 30-е годы, однако письмо явно относится ко временам куда более древнейшим! Состояние пергамента, качество правописания, способ начертания букв – это все не имитация старины, а самая настоящая старина и есть. Может быть, ХVIII век. Может быть, еще раньше. Судя по рассказам матери, дед был человеком образованным, книгочеем. Опасный гость же выглядел как обыкновенный крестьянин. Конечно, он мог и притворяться, но это уже не важно: только один-единственный вид литературы был равно доступен всем слоям общества в прежней России. Это Библия. Ветхий или Новый Завет.
Додумавшись до этого, он наутро же ринулся в ближайшую церковную лавку и чуть было не выложил немалую сумму за толстенную книгу в темно-коричневом переплете с крестом на обложке, да вовремя спохватился: книга-то была переведена на современный русский язык! Нет, ему нужно нечто совершенно иное. Ему нужна Библия на старославянском, причем желательно издание начала ХVII века, а то и еще более раннее: вышедшее прежде, чем переписчики начали править божественные книги на новый лад, что, собственно, и явилось одним из оснований для разделения общества на староверов и никониан.
Такая книга, конечно, могла найтись в областной библиотеке. Он пришел в отдел ценных и редких книг и, запинаясь от робости, изложил свою просьбу. Сидевшая на выдаче огромная, толстая женщина выслушала его, недоверчиво щурясь и поводя внушительными бровями.
– А вам зачем? – пробасила, поджимая губы. – Вы представляете, какая это ценность?! Стоимость такого издания представляете? Литература подобного рода выдается у нас только научным работникам. Вы научный работник?
Он растерянно моргнул. Место его работы… Ох, боже мой, его основная работа была еще дальше от научной, чем старопечатная Библия с цветными буквицами и рисованными заставками – от современного унылого издания!
– Нет, я не научный работник.
– Ну, тогда… – Библиотечная дама сурово повела своей замечательной бровью в сторону двери.
Он ушел, чувствуя себя чуть ли не преступником. Просто-таки руки чесались, до того хотелось открыть старую Библию!
Брел по Большой Покровке, ничего не видя от огорчения. Надо вернуться и еще раз поговорить с этой теткой. Может, ей приплатить – ведь зарплата у библиотечных работников известно какая! А вдруг обидится, еще и милицию вызовет? Вот будет смеху!
Дошел до трамвайной линии и приостановился, пропуская мимо вагон. И вдруг взгляд упал на вывеску над узкой дверью: «Антик».
«Да нет, здесь всякое стекло, фарфор, бронза и прочий антиквариат, – вспомнил он. – Библия, да еще такая, чтобы мне подошла… Нет, это фантастика! А вдруг?»
* * *Через пять минут он вылетел из магазина с круглыми глазами и бешено замахал руками, ловя попутку. Чуть дыша от волнения, примчался домой и вытряхнул свою заначку: откладывал на отпуск. Хотел съездить в Индию… Да бог с ней, с Индией, не видел он ее – жил и дальше проживет!
Машина ждала его около дома. Опять визжащий, стремительный бег по объездным улицам, дверь в «Антик», круглые от удивления глаза продавца:
– Вы? Так быстро?
Подал тяжелый, завернутый в плотную бумагу том не менее полуметра в длину и сантиметров тридцать в ширину:
– Владейте! Чтоб вы знали: это 1663 год, Москва, Печатный двор. Первое московское переиздание Острожской библии Ивана Федорова 1581 года. Тираж 2412 экземпляров. Кстати, шрифт для этой книги был специально отлит мастером Федором Поликарповым и получил название библейского. А вы давно собираете старопечатную литературу? У нас тут попадаются интересные экземпляры – и куда дешевле, чем, к примеру, в Москве. Там за такое издание вам пришлось бы выложить не меньше двух тысяч баксов, а здесь, как видите, обошлось тысчонкой. Оставьте свой телефончик, я вам буду позванивать, если что появится…
Покупатель словно не слышал. Нетерпеливо сорвал обертку, зачарованно уставился на твердый, деревянный, обтянутый рыжей кожей переплет, там и сям украшенный потускневшими медными заклепками, с тяжелой пряжкою. Открыл книгу…
«БиблiA сiрηчь книги Ветхаг| и Новаг| Завηта на Азыкv славенскv…»
Отошел к подоконнику, дрожащими руками шевелил страницу, любуясь своим сокровищем. Бумага – точь-в-точь как то письмо из шкатулки. Пергамент! Шрифт утонченный, мелковатый и кое-где стертый, но вполне разборчивый.
Сначала идет благословение издателя: «Бгъ же всесилный всAkiA благодати да подастъ ти, рачителствvюμ ∑му!»
Что-то встрепенулось в душе. Из глубины веков его поощряли, одобряли, благословляли! К нему обращались, говоря: «Вамъ же избраннымъ прежде векъ по предоувηдηнiю вηчна г|бга…»
«А вдруг разгадаю? – подумал он – и похолодел от вещего испуга. – Нет, а вдруг и правда здесь найду ключ?!»
Дело стояло за малым – найти…
* * *– Ах… – тихо сказала Маришка, роняя дождевик, который загрохотал, как рассыпавшаяся вязанка дров. – Боже…
Она качнулась. Ирина подхватила Брунгильду, на ощупь сунула ее куда-то в сторону, прислоняя к стене. Маришка начала сползать на пол.
Но сейчас Ирине было не до нее: фонарик погас, словно тоже лишился чувств, а может, и вовсе помер. Нашарила на столе свечу, коробок спичек. Зажгла огонечек; потом, одолевая вязкую слабость в ногах, метнулась к Петру, упала на колени среди этого тошнотворного, сладковатого запаха, приподняла голову, пытаясь понять, где рана.
Его русые волосы казались черными от крови, но тотчас Ирина поняла, что ранен он не в голову: это натекло из простреленной груди.
Сунула окровавленные пальцы к его шее, зашарила по ней, пытаясь найти пульс. И пальцы ее были ледяными, и горло Петра – ледяным, застывшим.
Невольно громкий всхлип вырвался из горла. Схватила Петра за плечи, тряхнула что было сил:
– Да ты что? С ума сошел?!
Послышалось или впрямь что-то слабо клокотнуло в его груди? Или это воздух прорвался сквозь пробитое, мертвое легкое?
Нет, не мертвое! На груди явно вздулся кровавый пузырь, приподняв рубашку. Дышит он! Жив!
– Чем перевязать? – путаясь в звуках, выкрикнула Ирина, но осевшая на пол Маришка не шелохнулась. Обморок, поразивший ее, был не менее глубок, чем беспамятство, в котором находился Петр.
Ирина вскочила, заметалась по убогой горенке, пытаясь найти хоть какую-то скатерть, полотенце, простынку, но натыкалась только на темный, обвиняющий взгляд с божницы. Казалось, эти глаза следят за ней, осуждающе наблюдают за бестолковой суетой.
– Дедушка, где вы, помогите! – крикнула, срывая голос, но было тихо.
Заметив темный провал приоткрытой двери, Ирина метнулась туда, споткнувшись от страшной догадки, что в спаленке найдет мертвого деда – убитого тем же, кто ранил Петра. Но там было пусто, в темноте белела постель.
Простыня! Слава богу! Надо надеяться, она чистая… Хотя сейчас это не важно, главное – остановить кровь.
Ирина ринулась обратно, на бегу разрывая на полосы ветхое, измягчившееся от частых стирок полотно.
Кое-как приложила ком тряпья к кровавому пузырю, снова вздувшемуся под почерневшей рубашкой Петра. Замерла, пытаясь сосредоточиться. В голове мелькали обрывки знаний, с которыми теоретически знакомы почти все, но вот когда приходится применить их на практике… Перетянуть жгутом – что? Если он ранен в грудь, что именно надо перетягивать? Наложить повязку… Нет, сначала рану обработать – но чем, если нет ничего, кроме дождевой воды?! Наверняка у деда должны быть какие-то целебные травы, но ведь Ирина ничего в них не понимает!
В отчаянии прижала руки к лицу, но тут же вскинула голову, обмирая от страха.
Шаги на крыльце… Кто там? Если помощь, это одно, а вот если вернулся тот, кто ранил Петра?..
Мгновение давящего, тошнотворного страха, пока распахивалась дверь… луч фонаря ослепил ее.
– Ира?! Ты?! Что это здесь…
Голос Павла.
Ирина от облегчения бессильно села на пол, чувствуя, что еще миг – и провалится в обморок, как Маришка. Прохладная ладонь шлепнула ее по щеке, по другой.
– Эй, очнись-ка!
Ирина приоткрыла глаза.
Павел склонился над Петром, ворочал его, как тряпичную куклу. Ирина отстраненно, словно бы издалека восхитилась его силой, проворством его рук, ловко и осторожно кромсающих мокрую от крови рубашку, оголяя грудь Петра. Где он взял нож? Ну, наверное, на столе, где еще? А вдруг этим же самым ножом… Хотя нет, видно маленькую темную дырочку с правой стороны. Пулевое отверстие! В Петра стреляли! Кажется, из пистолета… Но откуда мог взяться пистолет?
– Что здесь происходит?!
Новый голос. Сергей!
– Быстро дайте воды из самовара, – скомандовал Павел, не поднимая головы. – Ирина, ты сможешь… Хотя ладно, сиди, я сам.
Ирина перехватила мгновенный взгляд Сергея, брошенный в ее сторону, и тотчас тяжесть отлегла от сердца, прояснилось в голове. И стыдно стало.
– Нет, я ничего. Я помогу.
– Ну, давайте. Сергей, приподнимите его, а ты, Ира, быстро смой кровь.
Сергей брякнул на пол плошку с водой, легко приподнял Петра. Ирина торопливо засновала руками по окровавленной груди, изредка натыкаясь своими ледяными пальцами на теплые пальцы Сергея и обмирая от счастья.
Кошмар, конечно. Счастье… Что с нею делается, что с нею делается, господи!
– Погоди-ка. – Павел положил руку на ее плечо. – Я ему укольчик сделаю.
Остро запахло спиртом. В грудь Петра вошла игла одноразового шприца. Ирина с изумлением оглянулась на Павла. Он что, волшебник? Он что, из воздуха вынул эту плоскую коробочку, разложенную на столе?! Маленькая, будто очечник, а сколько там всего умещается…
– Ого! У вас при себе целая аптека! – напряженно прищурился Сергей. – Вы что, по совместительству еще и медик, а не только винодел? И что вы ему колете, позвольте спросить? Наркотик какой-то?
– Ну, если я винодел, вас не должно удивлять, что у меня при себе спирт, – усмехнулся Павел. – Да нет, я не врач, а также не наркоман. На игле отродясь не сидел! Просто жизнь – одна, и глупо ее терять из-за того, что в нужный момент не можешь вкатить себе адреналин какой-нибудь. Отличная аптечка, мне ее один приятель из… из некоей фирмочки подарил. На букву Ф начинается, на букву Э кончается – как называется? Я без этой аптечки – ни шагу! Здесь даже противоядие от змеиных укусов есть, даже против бешенства, и салфетки с коллодием, из арсенала МЧС, представляете? – оживленно болтал он, отбрасывая первый шприц и вкалывая Петру какое-то другое снадобье.
Кровь, словно по волшебству, перестала толкаться из раны. Петр слабо вздохнул.
– Смотрите, он приходит в себя! – воскликнула Ирина.
– Нет, этого не ждите. – Павел осторожно положил на рану остро пахнущую салфеточку. – Ему сейчас надо спать, вот что самое главное.
– Но он мог сказать… – Сергей осекся, но Павел понял и досадливо качнул головой:
– Мог сказать, кто в него стрелял? Черт, вы правы. Я не подумал об этом.
Он перехлестнул грудь Петра полосами пластыря, потом осторожно примотал сверху кусками простыни. Почему-то обошлось без жгута. Ирина с облегчением вздохнула, и, словно эхо, в углу вздохнула Маришка.
– Петь-ка… – тихо, чуть слышно, но тотчас – срываясь на крик: – Петька!
– Тихо! – Сергей мгновенно оказался рядом, обхватил Маришку, прижал ее к себе. – Все нормально. Ранен, без сознания, ничего страшного. Павел его уже перевязал. Да не дергайся!
Он тоже был очень силен: запросто удерживал бьющуюся Брунгильду.
– Спокойно, говорю тебе! – В голосе зазвучал металл. – С ним все нормально. Ты мне веришь? Веришь?
– Ве-рю… – слабо выдавила Маришка, утыкаясь в плечо и замирая в его объятиях.
Ирина вздрогнула: показалось, чья-то рука коснулась ее щеки. Нет, это Павел… как он смотрит на нее! Ирина поежилась, и тут он перевел взгляд на обнявшуюся пару.
– Ин-те-рес-но… – пробормотал, словно про себя. – Ин-те…
И осекся, потому что Маришка вскинула голову и, мягко высвободившись из рук Сергея, на коленках подползла к Петру. Ее затрясло при виде бледного лица с закатившимися глазами, но не закричала, зажала рот ладонью – только со слезами не справилась.
– Кто его? – выдавила глухо.
– Вопрос, конечно, интересный… – хмыкнул Сергей.
– На самом деле ничего тут нет интересного, – буркнул Павел, аккуратно убирая на место содержимое своей чудодейственной аптечки. – Его подстрелили из пистолета с близкого расстояния, и если наш героический пожарный подпустил к себе убийцу, значит, не ждал от него такой подлянки. Так что когда удастся вычислить, у кого здесь захован пистолетик, запросто можно ответить на вопрос, кого тянуть на нары.
У Ирины вдруг так резко пересохло в горле, что она закашлялась.
– Накинь что-нибудь! – обернулся к ней Павел. – Простудишься. Так: парня надо срочно в город, в больницу. Сергей, вы не помните, сколько там бензина у вас в джипе осталось? И остался ли вообще?
– Да плещется еще литров с десяток, – неуверенно ответил тот. – Мы же из «мерса» тоже все скачали, сами понимаете.
– Ну да, ради общего дела, – рассеянно кивнул Павел. – Смешнее всего, что совершенно напрасно рвали себе жилы. Такое впечатление, что этот ливень вообще все пожары на свете погасил, даже потенциальные! Надо думать, дорогу не разнесло до состояния непроезжей?
– Мой «круизер» пройдет, – самоуверенно сказал Сергей. – Танки грязи не боятся. Жаль, что вы не видели вчера, какие мы с ним пируэты по лесу выделывали, работая за трелевочник.
– Да уж наслышан я о ваших трудовых и… – Павел запнулся, – о ваших, словом, достижениях.
«Что он имеет в виду? – напряженно подумала Ирина, охватывая себя руками за плечи: ее трясло все сильнее. – Неужели баба Оля рассказала ему, как я вчера бросилась к Сергею? Или… еще что-нибудь рассказала?»
– Только вот что, Павел, – голос Сергея перебил ее мысли, – ехать на станцию придется вам. Сами видите, в каком состоянии Петр, а вы в случае чего сможете помочь, если ему в дороге поплохеет. Думаю, с джипом управитесь?
Павел только высокомерно вскинул брови:
– Не вопрос. А вы что, решили остаться?
– Ну а как иначе? Раненого надо везти лежа – значит, будет занято все заднее сиденье. Впереди, рядом с вами, – Маришка. Я бы поехал следом на вашем «мерсе», но бензина и правда по нулям. Так что останусь, покараулю ваше имущество, а вы, когда будете возвращаться, уж заправьтесь на двоих. Канистра там есть, в багажнике. Денежку вам дать на бензин?
– Обойдемся, – буркнул Павел. – Себе оставьте – здесь они вам как раз сгодятся! Ну ладно, решили вы все правильно. Постараюсь обернуться за день, но все будет зависеть от состояния Петра. Я имею в виду, вдруг в Арени не найдется врача или лекарств, сейчас ведь полнейший бардак, придется ехать еще куда-то. Ира, собирайся. Хотя тебе собирать нечего… ну хоть умойся, ты вся в крови. Сядете с Маришкой впереди, уместимся как-нибудь. Давайте, я пошел за машиной.
Он шагнул к выходу, мимоходом погладив Ирину по плечу, и только тут до нее дошло, что ей предлагается уехать из Вышних Осьмаков.
– Нет, я останусь! – выкрикнула она как-то слишком уж громко и отчаянно. Испугалась напряженного, обиженного взгляда Павла и зачастила: – Я не смогу бросить бабу Ксеню, ты представляешь, в каком она будет состоянии утром, когда узнает, что Петр ранен.
– Да, Ира, – всхлипнула Маришка. – Побудь с ней, пожалуйста. У нее сердце на самом деле очень слабое, я за нее все время боюсь.