Расстояние = 11,584,800 км
ВАШИНГТОН, ОКРУГ КОЛУМБИЯ (АП) В 07:00 по общеевропейскому времени русская ПВО начнет запуск межконтинентальных баллистических ракет в направлении приближающегося метеора. 100 (сто) ракет будут выпущены с интервалом в десять минут по договоренности с ПВО США. НАСА заявило, что двадцать специально подготовленных ракет будут запущены завтра, чтобы поддержать усилия русских. Продолжаются переговоры с Китайской Народной Республикой. Израиль отрицает наличие ядерного оружия. Ожидается объявление полной готовности в рамках гражданской противовоздушной обороны.
* * *— Этот метеор так же велик, как и тот, что убил динозавров?
— Во-первых, я хочу обратить ваше внимание на то, что теория об уничтожении динозавров метеоритом полна неточностей. Думаю, в итоге эта смехотворная идея будет пылиться на задворках истории…
* * *— Готовы ли Соединенные Штаты к появлению Фредди?
— Об этом вы узнаете из “Новостей Очевидцев” сегодня в полдень, в День Четвертый до Столкновения.
* * *“Я хочу, чтобы американцы поняли, что делается все возможное. Оснований для паники нет, а если перестараемся, ничего хорошего не выйдет”.
* * *ЛИЦО ЭЛВИСА ЧЁТКО ВИДНО НА МЕТЕОРИТЕ
КОРОЛЬ ВОЗВРАЩАЕТСЯ?
* * *— Итак, профессор, давайте пофилософствуем. Как вы думаете, что говорит метеор об Америке девяностых?
— Ничего.
* * *“Я так думаю: если правительство предупредит нас о том, что надо уезжать, то оно должно взять на себя ответственность за нашу эвакуацию. Пусть купят билеты, предоставят нам военные самолеты или еще что-нибудь. Если они не собираются за нас платить, зачем нам принимать это всерьез?”
Расстояние = 7,723,200 км
— Это ваш автобус?
— Мой собственный автобус.
— А чем конкретно вы занимаетесь?
— Беру всех, кто хочет жить, и перевожу через горы в Денвер, где сажаю их на автобусы или поезда на восток.
— И все это за ваш счет?
— Нет, некоторые люди помогают, если у них есть деньги. Я вывожу остальных. — А почему вы это делаете?
— Потому, что могу это делать.
* * *“Сегодня в Федеральном суде рассматривается иск о запрещении военно-воздушным силам взрывать боеголовки, выпущенные по метеору; а также о том, чтобы заставить Президента настоять на отмене операции русскими. Иск возбужден на основании незаконности использования ракет в мирное время и опасности долговременной угрозы здоровью населения планеты, и на основании противоречивости мнений ученых по поводу необходимости каких-либо действий (и по поводу их последствий), а так же из-за недостатка информации о влиянии подобных действий на окружающую среду…”
* * *— Итак, если Столкновение произойдет, как это скажется на выборе косметики?
— Ну, во-первых, на Землю станет попадать меньше прямых солнечных лучей, таким образом, солнечный закат в зеркалах косметики будет бесконечным. Придется использовать минимум румян.
— Стиль, вероятно, изменится на защитно-спортивный, определенно будет НЕ время для пастельных тонов и ярких цветов.
* * *— Мне все равно, что другие говорят. Небось, еще много лет назад знали, что эта штука приближается. Готов поспорить, большие шишки нагреют на этом руки. А нам они ни слова не сказали, чтобы мы не помешали их планам.
— Тогда зачем им было тратить уйму денег на то новое казино возле границы?
— Так они, пожалуй, уверены, что он на нас не упадет. Спорим с тобой на пять баксов, что он спокойно пролетит мимо, а они наживутся на панике.
* * *— Итак, какое послание несет нам метеор?
— Никакого. Метеор — это не метафора, не символ, не сравнение, не послание. Метеор — просто здоровенный камень, и лучше бы нам не стоять на его пути.
* * *“Разбудите меня, когда все закончится”.
Расстояние = 3,861,600 км
“Послушай, у меня встречи, счета, бизнес. Если я все брошу, а он НЕ упадет, я не жилец, по любому…”
* * *ЭНИД, Оклахома (АП). Специальные колонны грузовиков везут оружие и боеприпасы оптовым торговцам в Грейт Базин. “Продажи феноменальные, — говорит кассир “Оружия Без Границ” в Парадизе, Юта. — У нас был спрос даже на самурайские мечи”.
* * *“Не все считают, что остаться при Столкновении — такая уж хорошая идея. В доме престарелых, что у меня за спиной, одна женщина, которая говорит, что сама не имеет средств на отъезд, вывесила в окне небольшое объявление, чтобы убедить тех, кто может, спасаться. Оно гласит:
“ПОЖАЛУЙСТА, УЕЗЖАЙТЕ!”.
Расстояние = 1,610,000 км
— Мы полагаем, лучше всего сейчас отправиться в бункер, господин Президент.
— Хорошо, полковник, раз вы считаете, что так лучше.
— Совершенно верно. Пройдемте сюда, к вертолету, если вы не возражаете.
— Почему бы русским не использовать свои лазеры?
— Боюсь, наша разведка слегка преувеличила их возможности, сэр.
* * *“Раз он движется по небу, значит, он пролетит мимо, так?”
* * *“Мне плевать, что он на самом деле падает. Этот проклятый Тед Кеннеди говорит, что надо уходить — значит, я с места не сдвинусь!”.
Расстояние = 6,400 км
“Я не думаю, что…”
Расстояние = 0 км 0 м
КОНЕЦ
Джон Морресси ДОМ ДЛЯ РИМРАННЕРА[3] Перевёл Сергей Краснов
Римраннер под шестым порядковым номером приземлился мягко — так снежинка опускается на шелковистую кошачью шерсть. У механизмов, обслуживающих посадку, меньше минуты ушло на то, чтобы, сделав своё дело, убраться в укрытие. Затем люк открылся и Вандерхорст начал спускаться по трапу. Далеко слева парил на кольце новенький, аккуратный патрульный корабль. Разгрузчики сновали в тени, как муравьи вокруг шеста, воткнутого в муравейник. Вандерхорсту понравился облик корабля, но рассмотреть его получше времени не было. Всё внимание римраннера было сосредоточено на том, чтобы спуститься по трапу и пройти в штаб-квартиру ВОП, не спотыкаясь. В здешней гравитации он себя чувствовал как пьяный слон на скользком стекле. И не важно, что никто здесь не увидит его падения.
То была главная заповедь — никто не должен видеть римраннера, пока он не доложит ВОП. Прочие правила изменялись, но это, похоже, сохранилось.
Вандерхорст ненавидел отчёты. Процесс был нудным, бесполезным и длительным. Наземный контроль ВОП фиксировал каждое мгновение, от старта до посадки, но они требовали устного отчёта, хотя Вандерхорсту нечего было пересказывать, кроме собственных снов.
Его всерьёз интересовало — неужели ВОП и впрямь допускает, что человек обнаружит нечто, упущенное приборами. Каждое возвращение, направляясь к ним с отчётом, он составлял в уме сообщение, вроде: — “Камень, вдвое больший, чем в 2006-м, движется курсом на Вашингтон…”. Но подобный трюк дорого бы обошелся Вандерхорсту. Приборы не врут. Даже шутки на эту тему могли стоить ему работы, а он не был готов расстаться со своим делом.
Перед римраннером возникли двери с эмблемой из переплетённых серебряных колец Внешнего Орбитального Патруля. Он двинулся вперед и они мурлыкнули, беспрепятственно пропуская его. Вандерхорст прошёл ещё три секции и добрался, наконец, до последней — комнаты для рапорта. Уже крепче стоя на ногах, хотя переход был утомительным, он тяжело опустился в мягкое кресло, ожидавшее его.
Комнату с белыми стенами освещал тусклый свет, уменьшавший ощущение замкнутости пространства. Вандерхорст глубоко вздохнул и позволил себе слегка расслабиться.
Когда принимающий рапорт вошёл, Вандерхорст приветственно поднял руку, не вставая. Он всмотрелся в лицо вошедшему. Мужчина походил на отца кого-то из его прежних знакомых.
— Помнишь меня, Ван?
Он задумался на мгновение.
— Боб Уотс?
— Точно. Последний раз, когда ты видел меня, я еще не поседел.
— Это было лишь двадцать один месяц назад, для меня. Как долго я отсутствовал по земному времени?
— Девятнадцать лет, пять месяцев и двадцать четыре дня. Согласно приборам, твоё здоровье идеально, Ван. Можешь пропустить медиков, если хочешь.
— Так и сделаю.
— У нас патрульный корабль новой модели. Он сейчас на Четвёртом Северном кольце.
— Я уже взглянул на него.
— Он хорош, Ван. Обитаемость улучшена, если сравнивать с твоей “шестёркой”, и около трети земной гравитации на борту.
— Зачем увеличили жилые помещения? Я что, ворочаюсь во сне?
— Подожди, пока не увидишь его, Ван. У него новый тип…
— Он хорош, Ван. Обитаемость улучшена, если сравнивать с твоей “шестёркой”, и около трети земной гравитации на борту.
— Зачем увеличили жилые помещения? Я что, ворочаюсь во сне?
— Подожди, пока не увидишь его, Ван. У него новый тип…
— Погоди, — прервал Вандерхорст, — сейчас я хочу послать всё подальше и посмотреть, на что нынче похож мир.
Уотс поднял руку.
— Как скажешь, Ван. Если у тебя ничего необычного в рапорте, можешь идти прямо на реадаптацию.
— Без рапорта по форме?
— Вот уже четырнадцать лет. Ни к чему. Нет повода для отчётов.
— Я говорил это здешним умникам лет шестьдесят назад, — сказал Вандерхорст. — Что-то еще изменилось? О чём мне следует знать?
— Ничего кардинального. В реадаптации тебе объяснят лучше, чем я.
— Ты мне скажи. Если что-то назрело, хочу быть в курсе.
— Ничего серьёзного, Ван. Ты всё это видел прежде. ВОП не особенно популярен в эти дни, вот и всё.
— Почему же? Чему-то позволили случиться?
— Ничего не произошло. Старая беда — деньги и политика. Новая модель корабля обошлась в девяносто четыре миллиарда. Есть мнение, что это слишком дорого.
— Астероид долбанет, мало не покажется, — сказал Вандерхорст. — Тот, в 2006-м обошёлся в пару триллионов, а ведь упал в океан. Что, если следующий вобьёт Калифорнию в Тихий?
— То же и мы твердим, Ван. Но “2006-й” был восемьдесят лет назад, для них. Никто не помнит.
— А помнят они о камнях, которые мы отпихнули прочь?
Уотс покачал головой.
— Никто не помнит того, что не произошло, Ван.
— Значит, поговаривают о свёртывании программы. Так или нет?
— Большинство тех, кто принимает решения.
— Иногда не знаешь, кто главный, до тех пор, пока не будет слишком поздно.
— У ВОП есть друзья, Ван. Ты обнаружил “высоковероятный” в этом запуске и мы используем этот факт против шутников, которые говорят: “шансы следующего большого камня — миллион к одному”. Программа в безопасности.
Вандерхорст с усилием поднялся. На мгновение силы покинули его. Уотс сделал движение навстречу, но остановился.
— Я в порядке, Боб, — сказал Вандерхорст. — Реадаптация на прежнем месте?
Уотс кивнул.
— Вторая дверь налево. Рад, что ты вернулся, Ван.
Это был лучший рапорт из всех. Уотс провёл его коротко и сказал все прямо. Вандерхорст терпеть не мог навязанной любезности некоторых сотрудников ВОП, с их заученными словами и устаревшими терминами — нелепыми попытками предоставить римраннеру возможность почувствовать себя непринуждённо. Неестественная, вычурная речь была всего лишь буфером, позволявшим персоналу оставаться на безопасном расстоянии от реального контакта.
“Они просто бесчувственные, — размышлял Вандерхорст, — или нарочно меня игнорируют? Или дело в страхе? Возможно, никто из живущих здесь действительно не желает знать, каково это — в изоляции, в полном одиночестве, облетать Солнечную систему на половине скорости света, по кругу в шесть миллиардов миль; или каково возвращаться к новым словам, новым идеям, к обществу, каждый раз иному, никогда не зная, каким будет приём”.
Прерванный разговор не дал ничего нового. Во время первого возвращения случались бунты и нападения на стартовый комплекс, но это безумие миновало с восстановлением экономики после депрессии 2028 года. Когда Вандерхорст возвращался вторично, в 2048, всё было тихо. В его последнее возвращение, в 2067, римраннеров уже объявили народными героями. Вандерхорст появлялся на головидео каждую ночь, все две недели полёта. Три основные политические партии предлагали ему выдвинуть свою кандидатуру на выборах 2068 года.
Если бы он тогда, в последний раз, остался внизу, то сейчас был бы почти так же стар, как Уотс. Нет, не совсем так. Они были бы ровесниками только с виду, а на деле Вандерхорст был бы значительно старше. Хуже всего — видеть, как твои знакомые стареют на двадцать лет за то время, когда для тебя проходит всего два года. Из-за этого невозможно было скрыть различия. Римраннеры обманывали время, обводили вокруг пальца часы, календари — этих тиранов вселенной. Именно так думали обыкновенные люди, которые завидовали, негодовали, а порой даже ненавидели римраннеров, несмотря на показное восхищение. Но плата за потерянные годы была высока, и немногие смогли отдать долг сполна. Один римраннер из ста совершал второй полёт. Только Вандерхорст возвратился в третий и в четвёртый раз.
Даже в стасисном резервуаре изоляция была осязаема. Тщательный отбор и подготовка помогали сделать её терпимой, но не более того. Она неотступно обступала со всех сторон, как вторая кожа. И чего только не вытворяла с людьми.
Пройдя последнюю дверь, Вандерхорст остановился и удивлённо огляделся. Отделение реадаптации выглядело иначе. Безликий офис, помнившийся ему с прошлого визита, превратился в комнату, по-домашнему уютную, почти как в детстве. Окна пропускали свет и свежий воздух, шторы и двери были приоткрыты. Ничто в обстановке его не связывало. Девушка и юноша, изящные и очень привлекательные, приветственно улыбаясь, поднялись из кресел, здороваясь с ним.
— С возвращением, капитан Вандерхорст. Для меня большая честь познакомится с вами, — представился мужчина, протягивая руку. — Я Корри Лонг.
— Я — Джемма Тулио, — сказала женщина.
— Мы с Джеммой — супруги, по двухгодичному свободному соглашению. — сказал Корри. — Позволю себе заметить, что это не имеет для вас значения, капитан.
— Не имеет.
Джемма взяла Вандерхорста за руку и усадила в кресло.
— Произошли значительные изменения в структуре социальных отношений. Это, возможно, важнейшая перемена в области культуры со времени вашего отлёта, так что мы полагаем, нам следует начать реадаптацию именно с этого аспекта.
Пространство вокруг кресла было свободно. Вандерхорст сел очень осторожно.
— И это — реадаптация? Никаких вопросов? Никаких вводных?
— Это и есть вводная. Обучение во сне мы используем только, если вы почувствуете в нём необходимость.
— Так мы просто посидим здесь и поболтаем?
— Точно. Мы считаем, это облегчает реадаптацию.
— Полегче, стажёры, — сказал Вандерхорст, сложив руки за головой. Когда они оба застыли, недоуменно улыбаясь, он сказал:
— Прошу прощения. Это из прошлого. Я думал, вам знакомы старинные выражения.
— Мы избегаем сознательных анахронизмов, капитан, сказал Корри.
— Зови меня Ван. И расскажи мне о социальных отношениях.
— За последние пятнадцать лет произошло заметное возрождение традиционных отношений. Очевидно, чувства были весьма фривольны, когда вы в последний раз были дома.
— Можно подумать, я был на прогулке.
— Надеюсь, мы не оскорбили…
— Неважно. Итак, чувства были фривольны, — Вандерхорст произнёс это, слегка улыбаясь, вспоминая дни, когда всё, чего ни пожелаешь, было когда угодно, сколько угодно и где угодно, пока уже нечего было больше желать. — В изобильные 2060-е люди жили на всю катушку.
— Насколько нам известно. Сейчас всё иначе.
— Я ожидал чего-то вроде этого. Совсем иначе?
Джемма отвечала:
— Многое, что было доступно во время вашего последнего пребывания здесь, теперь находится под действием социальных санкций.
Её объяснение было лишним. Всё было видно и так. Симпатичная Джемма делала всё возможное, чтобы скрыть свою привлекательность. Её макияж создавал на лице болезненный желтоватый оттенок, волосы были коротко острижены, мешковатое платье скрывало фигуру. Приметы того, что он вернулся к ещё более скудным временам. Вандерхорст припомнил годы депрессии во времена своего первого возвращения. Неудивительно, что люди требуют урезать бюджет ВОП, подумал он. Им не нужны римраннеры, они хотят хлеба, зрелищ и секса. Кроме этого, им вообще ничего не нужно.
— Что сейчас разрешено законом? — спросил Вандерхорст.
— Правительство не сделало жизнь невозможной, Ван. — Корри был полон напускной живости. — Времена сейчас не такие бурные, но…
— Не надо меня щадить. Я около двух лет провёл в космосе. Я не прочь с кем-нибудь встретиться после стольких месяцев одиночества, и мне бы не хотелось, чтобы меня арестовали за то, что я скажу “привет” женщине.
Джемма накрыла его руку своей.
— Правительство учитывает особые обстоятельства, Ван.
Вандерхорст перевёл взгляд с неё на Корри и расхохотался. Они не присоединились. Ухмыляясь, он сказал:
— Новая мораль, как в старину… И только по правительственному разрешению…
Джемма выглядела смущённо.
— Это особая привилегия, Ван.
Он поднял руку в знак примирения:
— Я буду благодарен. Серьёзно. Расскажите мне больше.
Они продолжили, произнося рутинные, гладкие фразы и Вандерхорст слушал их с важным видом. Он многозначительно кивал, время от времени демонстрируя внимание, но сам лишь наполовину воспринимал сказанное. Собственно, им уже нечему было учить его.