- А что случилось?
- Упал, подвернул руку, очнулся - гипс - Он улыбнулся. - Не могу написать ни слова… Помогите, пожалуйста! Не откажетесь?
- Что вы! - воскликнула девушка, кажется, даже польщенная его просьбой.
Апыхтин придвинул ей листок бумаги, положил рядом шариковую ручку и тут же, не сходя с места, продиктовал все, что требовалось. Так, дескать, и так, нужен паспорт, настоящий паспорт на имя Антонова Владимира Петровича, такого-то года, месяца, числа рождения. Подчиняясь древнему закону, вдруг проснувшемуся в нем, Апыхтин оставил свои данные по гороскопу - родился в сентябре, чтобы все-таки остаться Девой, родился в год Тигра, как и он сам… Пройдя хорошую банковскую школу, Апыхтин не колеблясь сочинил все, что требуется для документа - надежного и, самое главное, неуязвимого.
- Куда это? - подозрительно спросила она, прищурившись, глядя на Апыхтина сквозь толстенные стекла своих очков.
- В милицию, куда же еще, - ответил Апыхтин, не задумавшись ни на долю секунды.
- Паспорт потеряли?
- Украли, - сокрушенно ответил он.
Что бы ни делал Апыхтин, какой бы шаг ни предпринимал, он постоянно переносился в будущее и видел себя на скамье подсудимых, в клетке из ребристых арматурных стержней, выкрашенных в нежно-голубой цвет - чтобы хоть немного скрыть их непоколебимую сущность. И ему задают, задают, задают вопросы, а он отметает, отбрасывает одно обвинение за другим, одно за другим и очищается. И рассыпается клетка из арматуры, наступает состояние свободы и неуязвимости. Поэтому сейчас, находясь в далеком своем прошлом, он готовил ответы, готовил удары, способные рассыпать в пыль стальную клетку, в которую его посадят, наверняка посадят, если, конечно, он не предусмотрит все ловушки, капканы, волчьи ямы и прочую гадость, поджидавшую его в будущем.
- И что вы хотите? - спросила девушка все с тем же недоверием в голосе.
- Чтобы мне дали новый. Спасибо! - и пока у девушки не возникли новые вопросы, Апыхтин взял листок бумаги из ее пальчиков с обкусанными ногтями и, подмигнув весело, заговорщицки, направился к выходу.
Сунув листок в конверт, он поехал искать адрес, фальшивый адрес, указанный на золотистой визитке, полученной им от человека на высоте десять тысяч метров, человека, засланного ему в помощь из будущего. Апыхтин был совершенно уверен в том, что все у него получится, что Нехай сделает все, что требуется, и будет, будет у него паспорт на имя Антонова Владимира Петровича. Имя он менять не стал - что-то подсказало, что так будет лучше, что впереди его ждет много случаев, когда придется легко и свободно откликаться на собственное имя, которое будут произносить мужчины и женщины, друзья и враги. И он ни разу не собьется, ни разу никто не заподозрит, что он не Антонов, не Владимир, что он не рыжий с выцветшими бровями и зеленоватыми глазами.
Пройдя мимо Елисеевского магазина, он спустился в длинный подземный переход под площадью Пушкина, прошел в зал, откуда начинался спуск в метро, и оказался у маленькой будочки, где за две-три минуты делали снимки для документов.
В будочке он сел на затертый вертящийся стул, поднял голову, распрямил плечи и посмотрел в объектив с тем неподвижным и туповатым выражением, которое и требуется для документов, удостоверяющих личность. А получив полоску бумаги с несколькими снимками, Апыхтин некоторое время смотрел на себя изумленно и недоверчиво. Неужели это он, председатель правления банка «Феникс», толстый бородатый Апыхтин с тяжелыми затемненными очками, скрывающими беспомощные близорукие глаза?
Неужели этот он?
Со снимка на него смотрел детина с короткими волосами, с пристальным и недоверчивым взглядом. Чем-то он походил на десантника, какими их снимают в кино, может быть, на омоновца, какими их показывают в уголовной хронике, он походил даже на бандита, но уж никак не на толстопузого Апыхтина, каким его знали в городе, помнили сокурсники, не на председателя банка, медлительного и величавого. Теперь единственное, что связывало его с прошлым, - это голос. Кто знает, если бы очень уж понадобилось, то он смог бы, наверное, изменить и голос, но голос ему будет нужен, чтобы поддерживать связь с прежней жизнью, от которой Апыхтин уходил так решительно и бесповоротно.
Все эти дни Юферев пребывал в спокойном, сосредоточенном состоянии. Ни домогательства настырных корреспондентов, которые пытались вытянуть из него слова рисковые и безответственные, ни вызовы к начальству, которое неустанно требовало ускорить, усилить и даже ужесточить, ни обеспокоенная общественность, бестолковая и шумливая, не могли вывести его из этого состояния. Опыт подсказывал ему, что сделано немало, что следы есть, что преступник обречен и рано или поздно засветится светом нестерпимо ярким и беспощадным. Отпечатки пальцев, которые все-таки оставил убийца и на красивом альбоме «Эрмитаж» в квартире Апыхтина, и на бутылке с пивом в жаркой забегаловке, где нашел свой конец беспутный Якушкин, и…
И все.
Больше нигде следов обнаружить не удалось, но и этого было достаточно, чтобы поместить их во всевозможные картотеки. Опять же прикус верхних зубов, щербинка между двумя передними зубами. Конечно, в мире немало людей с таким милым недостатком, но и не так уж много, чтобы этот признак потерял свое значение.
Что удивило Юферева - эксперты не обнаружили ни единого отпечатка в комнате, где был найден труп Наташи Максимовой. Та же кошмарная картина - пол, залитый кровью, почти напрочь отделенная голова обнаженной женщины. И еще установили эксперты весьма интимную подробность - любовью занималась белокурая красавица перед самой смертью. Початая бутылка шампанского, два стакана, коробка конфет. И никаких следов насилия. Не считая страшной раны на горле.
Преступник, кажется, вошел во вкус, ему, видно, уже нравилась собственная неуязвимость, он даже не пытался скрыть следы своего пребывания. Но при этом он настолько тщательно все протер в комнате, что эксперты вообще не нашли никаких отпечатков, даже самой хозяйки.
Но больше всего Юферева потрясло открытие экспертов - убийца вначале переспал с женщиной, а потом ее же и зарезал.
- Вот это ты уже напрасно, - пробормотал он про себя. - Здесь ты, дорогой, перегнул палку. Кроме меня, есть еще и высшие силы, такое не прощается никому. Если не я, то до тебя доберется кто-нибудь свыше. Нехорошо ты поступил, очень нехорошо, - продолжал Юферев, покидая квартиру.
Четыре убийства, совершенные одинаковым способом, взбудоражили город, взбудоражили начальство - и местное, и московское, но Юферев оставался спокойным. Все силы он бросил на раскрутку связей Максимовой - друзья, подруги, родственники, коллеги, знакомые, соседи. Он попытался даже составить списки всех, кто мог сказать о ней хоть одно-единственное слово. И через несколько дней понял, что задача эта не так проста, как показалось в самом начале.
Неожиданно отпал такой мощный источник информации, как соседи. Максимову они не знали и говорить о ней отказывались. Выяснилось, что квартиру она купила совсем недавно, около полугода назад, поэтому каких-то давних связей и быть не могло. Более того, у Максимовой с соседями за несколько месяцев сложилась устойчивая взаимная неприязнь. Дом был старый, ведомственный, построенный лет тридцать назад, многие люди, которые когда-то получили здесь квартиры, умерли, остались старухи, молодежь сбежала кто куда. Яркая девица, не всегда трезвая, но всегда настроенная вызывающе, не приглянулась соседям, а когда те еще и узнали об убийстве, то совсем замкнулись. Постаралось и телевидение, которое представило убийц совершенно безжалостными и неуловимыми монстрами.
Давних подруг, друзей у Максимовой тоже не оказалось - она приехала в город из других мест и была здесь, похоже, совершенно одна.
- Да не может же такого быть! - вскричал однажды Юферев в своем кабинете, когда оперативник Брыкин в очередной раз доложил, что нет никакой возможности найти людей, которые хоть что-нибудь сказали бы о Максимовой. - Не может этого быть!
Он полез в ящик стола, вынул ключи от квартиры Максимовой, спустился во двор, сел в машину и молча махнул рукой водителю. Поехали, дескать.
Остановились недалеко от сумрачного дома, сложенного из бетонных блоков, покрытых ржавчиной, которая при каждом дожде стекала с некрашеных железных прутьев балконов, с карнизов, с каких-то невидимых, но постоянно мокнущих железок.
В квартире Максимовой все было так, как и должно быть в доме убитой, - пусто, холодно, не убрано, жутковато. Включив свет, Юферев принялся неторопливо осматривать все, что уже осматривал много раз. Но сегодня все внимание уделил ящику в буфете, где были свалены всевозможные бумажки. Он их уже видел - квартирные счета, квитанции, уведомления о неуплате, чеки из магазинов и прочие следы прошедшей жизни. Документов он не нашел ни в прошлый раз, ни при повторном осмотре. Скорее всего их выгреб убийца, взял все, что могло хоть что-то сказать о Максимовой, - паспорт, а там могли быть штампы прежних прописок, прежних адресов, не было среди бумаг ни удостоверений, ни аттестатов, ничего.
Неожиданно раздался телефонный звонок.
- Слушаю вас очень внимательно, - произнес Юферев даже с некоторым равнодушием.
- Не ходил бы ты сюда, папаша, - услышал вдруг он голос ясный и, кажется, совсем близкий.
- Почему? - спросил Юферев, будто знал, с кем говорит.
- Ты же знаешь, что бывает с любопытными… Знаешь.
- И ты хорошо знаешь, что бывает с вашим братом. Заходи, поговорим.
- Поговорим, - заверил неизвестный и повесил трубку.
- Как вам будет угодно, молодой человек, - проворчал Юферев, снова обращаясь к вороху квитанций и платежек. Звонок его ничуть не растревожил, он был даже доволен: телефон Максимовой был под контролем, и, кто знает, кто знает, вдруг эти отморозки позвонили с какого-нибудь домашнего телефона. Хотя надеяться на это не стоило - звонки были и раньше, но всегда из автоматов. И разговоры всегда были такие же злобные и краткие.
Но все-таки чувство опасности заставило Юферева подняться и пройти в прихожую - там он повернул замок еще на один оборот, опустил блокирующую кнопочку и лишь потом позвонил в машину водителю.
- Ты это… Подъезжай поближе и будь настороже.
- Опять звонок?
- Да.
- Темнеет, Александр Леонидович. В окнах свет увидели, вот и позвонили. Где-то рядом толкутся.
- Пусть, - ответил Юферев.
Эту бумажку он держал в руках уже несколько раз в прежние свои посещения злосчастной квартиры, помнил ее размер, форму, цвет, линию обреза, помнил сумму, которая там указана, - восемьсот семьдесят рублей. Юферев подошел поближе к слабоватой лампе, висевшей посредине потолка без абажура, и всмотрелся, вчитался в печать. Не все буквы отпечатались, какая-то строка вообще была смазана, удалось ему прочитать лишь часть слова - «автолю…».
И он понял - это была квитанция за оплату курсов автолюбителей.
- Ну вот, - проговорил облегченно, - это уже кое-что, это уже неплохо.
Юферев подошел к окну и задернул шторы - мало ли на какие шалости решатся его противники. Хотя они и пользуются в основном ножом, как он в этом уже не раз убеждался, но кто знает, какие у них смежные специальности.
И снова неожиданно резко тишину квартиры разорвал телефонный звонок.
- Слушаю вас, - проговорил Юферев, опускаясь в тесноватое затертое кресло.
- Все сидишь.
- Сижу.
- Ищешь?
- Ищу.
- Нашел?
- Нашел.
- Будешь брать?
- Обязательно. Ты мне вот что скажи, отморозок отмороженный… Ты бабу трахнул перед тем, как зарезать?
- А тебе-то что? Завидно?
- Нет, так не пойдет, - сказал Юферев голосом, которым обычно говорил в своем кабинете, каким обычно задавал вопросы, чтобы записать ответ в протокол. - Я спросил, а ты отвечай, уж если позвонил, если пообщаться захотелось. Спрашиваю не потому, что не знаю. А потому, что хочу услышать это от тебя.
- Ну трахнул! Тебе-то что до этого?! - вдруг сорвался на крик незнакомец.
- Именно это я и хотел услышать.
- Зачем?!
- Чтобы знать, с кем имею дело.
- И с кем же ты имеешь дело?
- С полным дерьмом. Ну просто с окончательным.
- Ох, доберусь я до тебя, капитан!
- До скорой встречи! - Юферев положил трубку, когда из нее уже неслись короткие гудки. Видимо, убийца решил, что и так достаточно долго разговаривает, и, чтобы не рисковать, прекратил разговор. - Ох, доберусь я до тебя, ох, встретимся, - бормотал Юферев, спускаясь по лестнице к машине. - Чует мое сердце, недолго тебе еще гулять, недолго куражиться. Уголовный кодекс - ладно, можешь им пренебречь. Но есть другие законы, миленький ты мой, они есть, хотя вряд ли ты знаешь о них что-нибудь… И действуют.
Наутро Юферев сидел в полуподвале школы и разговаривал с начальником курсов автолюбителей полковником Машуковым. Ладонь у Машукова была длинная, сухая, сильная.
- Садитесь, - он показал на стул.
- Спасибо.
- Слушаю, капитан, - сказал Машуков, бегло взглянув на удостоверение следователя.
Юферев вынул из блокнота квитанцию, расправил и молча положил на стол перед полковником. Тот взял ее, внимательно вчитался, всмотрелся в печать, подписи и наконец поднял глаза.
- Ваша бумажка? - спросил Юферев.
- Наша.
- Меня интересует человек, который получил эту квитанцию после уплаты за учебу на ваших курсах.
- Вы имеете в виду Наташу Максимову?
- Да.
- Я смотрю телевизор, капитан… Это она убита?
- Она.
- Я ее помню… Не очень хорошо, но помню. Яркая девушка.
- Не такая уж она и девушка… - проговорил Юферев. - К тридцати шло.
- Неважно. Она вела себя как девушка. И это ей удавалось. Если вам нужны мои воспоминания о ней…
- Мне нужен список группы, в которой она училась.
- Это можно. - Полковник обладал удивительной способностью сразу схватывать суть дела, не произносить лишних слов, не задавать пустых вопросов. Взглянув еще раз на квитанцию, полковник уточнил дату и, подойдя к открытому фанерному шкафу, взял с полки тоненькую папочку и положил перед Юферевым. - Здесь список группы, заявления, адреса, телефоны.
- Потрясающе! - вырвалось у Юферева.
- Что именно вас потрясло, капитан?
- Вот эта ваша папочка. Все просто, разумно, дельно.
- А, - усмехнулся Машуков, показав прокуренные зубы. - Штабной опыт. В военкомате служил.
- А если я возьму ее на время?
- С возвратом, - твердо сказал Машуков.
- Конечно.
- Пишите расписку.
- Разумно, - усмехнулся Юферев. - Максимова с кем-нибудь из группы подружилась во время занятий?
- Не исключено. Учеба продолжается несколько месяцев. Лекции, практические занятия, сдача экзаменов… Все это сближает. Некоторые остаются друзьями надолго.
- Меня интересует, с кем именно она сблизилась.
- В группе было несколько женщин… Три-четыре, что-то около этого. Они получили права совсем недавно, я их помню. Женщины держались вместе. Так всегда бывает. Мужчины Максимову не интересовали. Она была из другого племени. Наши мужички попроще. Или совсем пацанье. Начните с женщин, быстрее кого-нибудь нащупаете.
- Спасибо. - Юферев поднялся.
- На преступников не вышли?
- Если бы вышли, я бы к вам не пришел.
- Тоже верно, - согласился полковник.
- Когда выйдем, в тот же вечер узнаете.
- Да, телевидение нынче бойкое.
- Торгашеское, - уточнил Юферев.
- Работать не мешает?
- Пытается, - усмехнулся Юферев.
- Желаю удачи. - Полковник протянул сухую, сильную ладонь.
Нашел все-таки Юферев подружку Максимовой, нашел. Уже третий звонок, который он сделал в тот же вечер, оказался последним. Трубку подняла Надя Серкова.
- Здравствуйте, - как можно доброжелательнее произнес Юферев.
- Привет, - сдержанно ответила женщина.
- Гражданка Серкова?
- Она самая.
В ответе Юферев явственно почувствовал снисходительную улыбку. Он понял, что там, на том конце провода, уже догадались, кто он есть и что ему угодно. Но он и не собирался этого скрывать.
- Моя фамилия Юферев. Александр Леонидович. Служу я…
- Догадываюсь, где вы служите, гражданин Юферев.
- Повидаться бы, - вздохнул Юферев.
- Прямо сейчас?
- А почему бы и нет? Погода хорошая. В любом случае поговорить лучше где-нибудь на воздухе, за столиком с мороженым… Лучше, чем в наших душных помещениях, пропитавшихся человеческими преступлениями. Как вы думаете?
- Тоже верно, - вздохнула женщина. - Тоже верно, - повторила она, и Юферев понял - соглашается.
- Недалеко от вашего дома есть кафе-мороженое… Там столики, фонарики…
- Хорошо, - решительно сказала женщина. - Только сразу предупреждаю - пользы от нашего разговора не будет.
- Согласен, - быстро ответил Юферев. - Вы меня легко узнаете… Сам я неказистый, но на мне будет хороший серый костюм и красноватый галстук. Говорят, что этот костюм меня красит.
- Я буду через час, Александр Леонидович. Вас это устроит?
- Вполне.
Серкова больше ничего не добавила, просто положила трубку, не произнеся прощальных слов.
Как ни странно, ему даже понравилось, что Серкова согласилась прийти через час, а не раньше. Дело в том, что кафе, где должна была состояться их встреча, находилось чуть ли не через дорогу от ее дома - при желании она могла прийти туда через пять минут. Но если назначила встречу через час, значит, будет готовиться, может быть, причешется, губки подкрасит, сережки наденет. В таком случае разговор может затянуться - не станет же она собираться час, чтобы поговорить пять минут.
Было еще одно опасливое соображение - Юферев не знал истинных отношений Серковой и Максимовой. Кто знает, что стоит за их знакомством, не Серкова ли свела несчастную свою подругу с ее будущими убийцами? И не для того ли ей понадобился час, чтобы предупредить, оповестить, подготовиться? Отморозки, как уже понял Юферев, отличались необыкновенной скоростью и в принятии решений, и в исполнении этих своих решений. Кто знает, может быть, вовсе не перед зеркалом она сейчас сидит, а на телефоне?