— Почему ты не хочешь говорить о своей семье? — вдруг спросил Брэден.
Я напряглась и затаила дыхание. Вопрос застал меня врасплох. Повернувшись к Брэдену, я попыталась придать лицу выражение крайнего недоумения. Он смотрел на меня с некоторой опаской, словно ожидая, что я закачу истерику. В то же время взгляд его выражал решимость довести разговор до конца.
— Не хочу, и все, — буркнула я, глядя в пространство.
— Это не ответ, детка.
— Моих родных больше нет, — вскинула я руки, защищаясь. — И говорить о них незачем.
— Неправда. Мне бы, например, очень хотелось узнать, какими они были. Как вы жили все вместе. И почему они умерли…
Несколько мгновений я отчаянно боролась с подступившей яростью. Конечно, он не хотел быть жестоким. Я это сознавала. Это самое обычное любопытство, в котором нет ничего преступного. Но мне казалось, мы понимаем друг друга. Казалось, он понимает меня.
А теперь выяснилось, что это всего лишь самообман. Пустая иллюзия.
— Брэден, я знаю, у тебя самого все складывалось не безоблачно. И все же ты и представить себе не можешь, что я пережила. Не надо соваться в мое прошлое. Надеюсь, мы оба не страдаем садомазохизмом.
Он сел, опершись на подушку. Взгляд, устремленный на меня, был исполнен боли. Реальной боли. Никогда раньше я его таким не видела.
— Зря ты думаешь, что я непробиваемый, Джоселин. Это не так. Верь мне, это не так.
Я молчала и ждала. Интуиция подсказывала мне, сейчас что-то произойдет.
Он вздохнул и уставился в окно.
— Моя мамаша — самая эгоистичная женщина на свете. Другой такой эгоистки я в жизни не встречал. К счастью, я проводил с ней не особенно много времени. Меня отправляли к ней на летние каникулы, и мы мотались по Европе на средства каких-то богатых кретинов, которых ей удавалось подцепить на крючок. Во время школьного года я жил в Эдинбурге, с отцом. Мой папенька, Дуглас Кармайкл, был деловым сукиным сыном, не склонным к родительским нежностям. Но он меня любил, и этим выгодно отличался от матери. К тому же благодаря отцу в моей жизни появились Элли и Элоди. За одно это я ему чертовски признателен. Элоди — чудесная женщина, я не знаю никого добрее. Но папаша обращался с ней так же грубо, как с другими. Иначе он просто не умел. В результате она ушла от него и вышла замуж за Кларка. А у Элли остался старший брат, готовый ради нее разбиться в лепешку. Отец, конечно, любил Элли, но в общем ему было на нее наплевать. А вот со мной он связывал определенные планы. И поэтому давил на меня, как винный пресс. А я, как и положено гребаному сыночку, выкобенивался и заявлял, что не желаю идти по папиным стопам.
Брэден фыркнул и покачал головой.
— Если бы можно было вернуться назад. Если бы можно было научить уму-разуму того безмозглого пацана, каким я был.
Да, вернуться назад. Мне бы тоже этого хотелось.
— В результате я связался со всякой мразью, быстренько научился курить травку, напиваться в стельку и встревать в каждую драку. Драки стали главным моим увлечением. Понимаешь, я был чертовски зол. На всех и вся. Злость из меня просто перла, и я давал ей выход с помощью кулаков. Когда мне исполнилось девятнадцать, я познакомился с девчонкой из бедного квартала. Мать ее сидела в тюрьме, отец скрылся в неизвестном направлении, а брат был законченным наркоманом. Славная девчонка, которой сильно не повезло в жизни. Так вот, как-то ночью она прибежала ко мне в жутком виде. Билась в истерике, заливалась слезами, одежда вся порвана, волосы перепачканы рвотой.
Взгляд его стал непроницаемым, как будто покрылся тонким стеклом. Я поняла, что сейчас услышу о чем-то ужасном.
— Ее брат, эта обдолбанная скотина, просадил на героине последние мозги. Короче, он ее изнасиловал.
— Господи боже, — прошептала я.
Боль этой девчонки, которую я никогда не видела, пронзила меня насквозь. Страшно представить, что чувствовал тогда Брэден.
— Когда я это услышал, у меня просто крышу снесло. Я рванул из дома и всю дорогу несся как бешеный.
Брэден смолк, сжав челюсти.
— Джоселин, когда я на него набросился, мне было уже не остановиться. Я колошматил этого подонка до тех пор, пока не вышиб из него дух. То есть почти вышиб.
Он взглянул на меня, и я увидела, как глаза его потемнели от раскаяния.
— Ты сама видишь, парень я крепкий. И тогда, в девятнадцать, тоже был не из хиляков. Но я еще сам не сознавал силы своих кулаков.
Я ушам своим не верила. Не верила, что он так откровенен со мной. Не верила, что такое могло с ним случиться. Мне казалось, он живет в мире, который состоит из стильных квартир и шикарных ресторанов. Выяснилось, ему довелось побывать в совсем другом мире. Жестоком и грязном.
— И что дальше? — выдохнула я.
— Я ушел, оставив его валяться на полу. Позвонил в «скорую помощь», не называя себя. Рассказал его сестре о том, что я сделал. Она ни в чем меня не обвиняла. Когда дело дошло до полиции, мы оба покрывали друг друга. Впрочем, никто нас особенно не теребил. Всем было известно, что потерпевший — отпетый наркоман. Свидетелей не было. Копы не сомневались, что это очередная разборка между наркоманами. Он провалялся в коме несколько дней. Это были самые паршивые дни в моей жизни. А потом он очнулся и сказал копам, что не помнит, кто на него напал. Мы с его сестрой пришли к нему в больницу. И она напомнила ему, что он сделал… с ней. — Голос Брэдена дрогнул. — И тогда он заплакал. Знаешь, это было самое кошмарное зрелище, какое я только видел, — он заливается слезами, лежа на больничной койке, а она смотрит на него с ненавистью в глазах. Она ушла, и мы с ним остались наедине. Он обещал, что будет молчать о том, кто его изувечил. Сказал, что заслужил это. И что было бы лучше, если бы я его убил. Я ничего не мог для него сделать. Больше я его не видел. А с девчонкой, его сестрой, я порвал после того, как она подсела на иглу. Понимаешь, она хотела забыть весь этот кошмар и не видела другого способа. Все мои попытки ей помочь принимала в штыки. Последний раз я слышал о ней несколько лет назад. Она умерла.
Я коснулась его руки, чувствуя, что не только сердце, но и все тело ноет от сострадания.
— Брэден… мне так жаль…
Он повернулся и посмотрел мне прямо в глаза.
— С тех пор я ни разу не дрался, клянусь. Ни разу не пускал в ход кулаки. О том, что случилось, знал один-единственный человек — мой отец. Я открылся ему, и он помог мне выкарабкаться из этого дерьма. Я его вечный должник.
— Мы все — чьи-нибудь вечные должники, — грустно улыбнулась я и погладила его по щеке.
Меня переполняла благодарность. Он доверился мне.
Господи боже.
Почему он решился на такую откровенность? Ждал, что я отплачу тем же? Или просто хотел облегчить душу? Он ведь знает, что я никогда и никому его не выдам. Знает, что я не буду его осуждать.
Но разве все это имеет значение? Я лежу рядом с ним, ощущаю его боль как свою, и это действительно важно. Я знаю — он никогда и никому меня не выдаст. Не станет меня осуждать. И мне тоже хочется облегчить душу. Отчаянно хочется.
— Дрю. — Это имя сорвалось у меня с губ прежде, чем я сумела побороть свое желание.
Брэден мгновенно напрягся.
— Дрю?
Я кивнула, избегая встречаться с ним взглядом, и уставилась на его живот. Кровь стучала у меня в ушах, пальцы так тряслись, что я вцепилась в край простыни.
— Мы с Дрю были лучшими подругами. Вместе выросли. Когда мои родители и сестренка погибли, на всем белом свете у меня остался один-единственный близкий человек — она. И больше никого.
Я судорожно сглотнула.
— Сам понимаешь, после того, что случилось, меня здорово переклинило. Я таскала Дрю по вечеринкам, где сопливым девчонкам нечего было делать. Мы занимались вещами, до которых еще не доросли. Так прошел год… в общем, как-то раз мы отправились на вечеринку в пабе у реки. Я тогда меняла парней как перчатки, просто чтобы забыться. Напивалась до одурения и… ну, сам понимаешь. А Дрю… она была влюблена по уши… пыталась набраться смелости и подкатить к Кайлу Рэмси.
Я невесело усмехнулась.
— Этот парень, Кайл, доводил меня до бешенства. Вечно подкалывал, но при этом… в общем, он был единственным человеком, кроме Дрю, конечно, с кем я могла нормально разговаривать. В общем, он был славным мальчишкой. Мне он нравился, — едва слышно призналась я. — Очень нравился. Но Дрю сходила по нему с ума, и мне не хотелось становиться ей поперек дороги.
Я немного помолчала, перевела дух и заговорила вновь:
— В тот вечер ей не хотелось никуда идти. Но я ее уговорила. Сказала, что на вечеринке будет Кайл. В общем, вытащила ее из дома едва не силком. Вечеринка была в самом разгаре, Дрю нигде не было видно, и я решила, что они с Кайлом уединились где-нибудь в укромном уголке. Сама я в тот вечер флиртовала с капитаном школьной футбольной команды. Вдруг к нам подошел Кайл и сказал, что ему нужно со мной поговорить. Мы нашли тихое местечко, и он начал наставлять меня на путь истинный. Сказал, что на самом деле я совсем не такая отпетая, какой хочу казаться. И будь мои родители живы, им было бы больно видеть, что я вытворяю.
Голос мой невольно дрогнул.
— А потом сказал, что ему тоже больно на меня смотреть. Потому что ему не наплевать, что со мной происходит. Потому что ему кажется, что он меня любит. А я… мне все было до лампочки. Я позволила ему себя поцеловать. Сами того не заметив, мы жутко возбудились. Пыхтели, как паровозы, и лапали друг друга горячими липкими ручонками. Но он сумел остановиться, прежде чем дело зашло слишком далеко. Сказал, хочет, чтобы у нас все было по-другому. Что я должна стать его девушкой. Я ответила, что это невозможно. Что в него втрескалась Дрю и я не смогу подстроить подруге такую пакость. Мы еще долго выясняли отношения. Наконец мне все это осточертело, и я заявила, что хочу выпить, иначе у меня мозги протухнут. Когда мы вернулись в зал, одна из приятельниц Дрю, уже бухая в задницу, подошла ко мне и обозвала потаскухой. И я поняла: Дрю видела, как мы с Кайлом уединились.
Я закрыла глаза и представила себе Дрю. Искаженное ненавистью лицо, полные слез глаза.
— Дрю я нашла на берегу. Она была пьяна в стельку. Пыталась раскачаться на тарзанке, знаешь, такой веревочной штуковине, которая выносит тебя чуть ли не на середину реки. Этой тарзанкой давным-давно никто не пользовался, и веревка прогнила от старости. Я умоляла ее выслушать меня, обещала все объяснить. Но она только твердила, что я предательница, проблядь и все такое.
Я смолкла и наконец решилась посмотреть Брэдену в глаза. Взгляд его был полон участия.
— Она раскачалась на этой чертовой тарзанке и рыдала в голос. Я никак не могла ее остановить. Веревка оборвалась, и она упала в реку. Течение в ту ночь было сильным. Она закричала, призывая на помощь, и я, не раздумывая, бросилась в воду. Но оказалось, что Кайл вышел вслед за мной и ждал в темноте, чем закончится наш разговор. Он тоже бросился в воду. Плавал он куда лучше, чем я. Он не дал мне доплыть до Дрю, схватил и вытащил на берег. Тело Дрю выбросило на берег в нескольких милях от того места. А с Кайлом я больше никогда не разговаривала.
— Детка, — прошептал Брэден, касаясь моего лица.
Я резко отодвинулась и вскинула руку.
— Брэден, я ее убила. Не нужно мне сочувствовать. Я этого не заслуживаю.
— Ты никого не убивала, — покачал головой Брэден. — Это всего лишь трагический случай.
— И причина этого случая — мое идиотское поведение. Я виновата, Брэден. Убеждать меня в обратном не имеет смысла.
Прежде чем он успел открыть рот, я прижала ладонь к его губам.
— Никакие доводы разума на меня не действуют. Я знаю, что это моя вина. Хотя, наверное, можно выбрать точку зрения, с которой все выглядит иначе. Но от этого моя вина не становится меньше. Тем не менее я пытаюсь с этим жить. Рассказав все тебе, я преодолела огромный барьер. Поверь, это было непросто.
Брэден привлек меня к себе и сжал в объятиях.
— Спасибо, что доверилась мне, — прошептал он, щекоча мне шею дыханием.
Я погладила его по щеке и устало вздохнула.
— Думаю, прямо сейчас нам стоит заняться сексом.
— Почему? — удивленно сдвинул он брови.
— Похоже, мы совсем забыли, зачем сюда пришли. Забыли, почему мы вместе.
Брэден прищурил глаза.
— Не беспокойся, — пробурчал он, запустив руку мне в волосы. — Об этом нет необходимости напоминать.
Я не нашлась что ответить, да Брэден и не ждал ответа. Он припал губами к моему рту и обхватил меня за плечи, уютно устраивая у себя под боком. Потянулся к выключателю и выключил свет.
— Спокойной ночи, детка.
Потрясенная откровениями этой ночи, я долго лежала с открытыми глазами, прислушиваясь к его ровному дыханию. Наконец усталость взяла свое, и я провалилась в сон.
* * *— Как вы чувствуете себя теперь, после того, как рассказали Брэдену о Дрю?
Я оторвала взгляд от диплома доктора Причард, висевшего на стене в рамочке, и посмотрела ей в лицо.
— Честно говоря, мне немного страшно. И в то же время я испытываю облегчение.
— Почему вам страшно? Потому что вы открылись еще кому-то, кроме меня?
— Да.
— А почему вы испытываете облегчение?
Я заерзала на стуле.
— Всю жизнь я скрываю от других людей свои болевые точки. Знаю, это трусость, но мне так проще. Когда я рассказала обо всем Брэдену, мир не перевернулся. Я преодолела свою трусость. Конечно, сознавать это — настоящее облегчение.
ГЛАВА 18
Утверждать, что после этой ночи в наших с Брэденом отношениях ничего не изменилось, означало бы прятать голову в песок. Мы стали ближе друг другу. Во взглядах, которыми мы обменивались, сквозило понимание. Мы больше времени проводили вместе. При этом я старалась не думать о будущем. Сегодня все было прекрасно — я занималась сексом с фантастическим партнером, который по счастливому совпадению стал мне настоящим другом. Завтрашний день меня пугал. Завтрашний день грозил разрушить эту хрупкую гармонию. Все, что мне оставалось, — наслаждаться настоящим.
Суббота наступила неожиданно быстро. В городе началась Неделя первокурсника, а в «Пламени», клубе Брэдена, должен был выступать знаменитый диджей. Мне, конечно, не особенно хотелось оказаться в толпе возбужденного молодняка, и Брэдену тоже. Но он должен был присутствовать в клубе из уважения к приглашенной знаменитости, о которой я, кстати, прежде слыхом не слыхивала. А я, Элли и Адам собирались в клуб из уважения к Брэдену. Утром знаменательного дня я совершила ошибку, отправившись по магазинам в обществе Элли и Ханны, — под их напором я купила мини-платье. Вообще-то, я терпеть не могу мини. Но перед этим платьем — ярко-бирюзовым, простого покроя, с высоким воротом и абсолютно голой спиной — устоять было невозможно. Не то чтобы оно едва прикрывало задницу, но все-таки кончалось на несколько дюймов выше коленей. Никогда раньше я не появлялась на публике в таком рискованном прикиде.
Нет, шорты я, конечно, ношу. Но шорты и платье — это далеко не одно и то же.
Я эффектно заколола волосы и позволила Элли сделать мне макияж. Он получился куда более ярким, чем обычно. Туфли — замшевые лодочки — я подобрала в точности под цвет к платью. Элли, как всегда, была неотразима в облегающем золотистом платье и босоножках из тонких золотых ремешков.
С Брэденом мы встретились прямо в клубе, в его кабинете, куда доносился грохот музыки. Стоило ему взглянуть на меня, он помрачнел, как туча.
— Что такое? — испуганно спросила я, прижимая руки к бедрам.
Он оглядел меня от носков туфель до макушки. Взгляд его стал острым и опасным, как оточенный кинжал.
— Что это ты на себя нацепила? — хрипло процедил он.
— Думаю, тебя это не касается, — отрезала я.
— А я думаю, что она выглядит классно, — вставила Элли.
Я пожала плечами, старательно делая вид, что реакция Брэдена на платье, которое мне самой казалось потрясающим, ничуть меня не задела.
— Давайте выпьем, — предложила я.
Я повернулась на каблуках и с удовлетворением услышала, как Брэден резко выдохнул у меня за спиной. Мое декольте его доконало.
Проходя через непривычно пустынный клуб, я услышала сзади шаги. Мы приехали рано, публика еще только начинала собираться. Главный танцпол в «Пламени» был огромным и состоял из двух уровней. Четыре длинные изогнутые ступеньки отделяли бар от малого танцпола, окруженного диванами и столиками. На черном потолке мерцали огни, по углам колыхались искусно подсвеченные языки бумажного пламени. С потолка свисала огромная современная люстра в форме колеблющегося костра, придававшая обстановке особую экстравагантность. Посетители, входя в клуб, попадали на нижний уровень, откуда одна лестница вела к главному танцполу, а другая — на два подземных этажа, где находились маленький танцпол, коктейль-бар и комнаты отдыха.
Не успела я дойти до бара, как Брэден схватил меня и прижал к груди. Рука его скользнула по моей талии и сжала бедро.
— Зря ты думаешь, что твое платье меня не касается, — прошептал он мне на ухо. — В нем ты такая аппетитная, что просто слюнки текут.
Я запрокинула голову и посмотрела ему в глаза. Оказывается, все дело в том, что в нем взыграл пещерный человек. Глупо, что я не поняла этого сразу же.
— Ну, утешайся тем, что никто, кроме тебя, не знает, какая ослепительная красота скрывается под этим платьем, — самодовольно усмехнулась я.
Он хищно улыбнулся, не слишком успокоенный этим аргументом.
— Ладно, иди к Элли и Адаму. Они уже за столиком, который я для вас зарезервировал. Выпивку принесут туда.
— А ты что, не посидишь с нами?
— Мне надо встретить друзей. Помелькать перед представителями прессы. Скоро я к вам присоединюсь.
Я кивнула, поднялась по лестнице и увидела сидевших за столиком Элли и Адама. Судя по их разгоряченным лицам, между ними происходил чертовски напряженный разговор, которому никак не следовало мешать. Я уже собиралась смыться, когда Адам заметил меня и взглядом скомандовал «садись!». Попытавшись ответить взглядом «хорошо, сяду, но ты все равно кретин», я опустилась на диван рядом с Элли.