В помутившемся рассудке Райбека Дениэла возникали и гасли обрывочные образы.
– Смещение… – тихо выдавил он. – Надо остановить… Связь… Логры…
– Смещение, говоришь? Ну да, было, – охотник подсел ближе к огню. – Тряхануло как следует. С гор лавины сошли. Округу снегом завалило, так что лежи, грейся, покуда еще дрова есть. Спешить теперь некуда. Пока солнышко не выглянет, отсюда никак не выбраться.
Райбек привстал, опираясь на локоть.
– Было? Уже? – озноб вдруг исчез, сменился жаром. – Когда?!.
– Да уж сутки, наверное, прошли. Сам вот ничего не понимаю, – признался Джастин. – Неурочное оно. Я с охоты возвращался. Полдень был. И вдруг будто ударило! Да с такой силой! Солнышко-то сразу на закат убежало. Много на веку повидал, но такое в первый раз, – ворчливо рассказывал охотник. – Я сразу смекнул: дела плохи. Ну и припустил до ближайшей пещеры, их тут в округе полно. Потом метель поднялась. Уж как выла! Да и мороз навалился. Хорошо, тут раньше другие охотники останавливались, дров припасли. Костерок развел. Сижу, сумерки коротаю. Слышу, вроде кричит кто-то? – Казалось, он разговаривает сам с собой. – Или вьюга завывает? Места-то безлюдные, но дай, думаю, проверю.
– Озеро… тьмы… – Райбек лежал, глядя в низкий закопченный свод пещеры. Отсветы пламени прихотливо играли тенями. В сумраке виднелась трещина, куда вытягивало дым. Сгорбленная фигура охотника казалась частью бредового видения, так же, как заскорузлые шкуры каких-то животных, брошенные на пол подле сложенного из камней очага.
– Да ну… – Джастин пренебрежительно махнул рукой. – Сказки это. Амгахи в них верят, ну и что?
– Логры. Мне нужна связь! – Райбек собрал все силы, стараясь говорить внятно. – Я должен был остановить Смещение… – его голос сорвался.
– Ты? – Охотник недоверчиво усмехнулся, покачал головой, осуждающе произнес: – Ох, люди… Чего только не придумают, лишь бы чужое добро присвоить. На, попей, бедолага, – он снял с костра котелок, помешал пахнущее травами варево. – Поспать тебе надо. И мысли дурные уйдут, – он приподнял голову Райбека, заставил сделать пару глотков. – Ну вот, хорошо. Спи теперь. Ишь, придумал, – он покачал головой, – озеро тьмы, оно, брат, на закате времен откроется. А мне еще пожить надо.
Дениэл уже ничего не слышал. Он провалился в тяжелую дрему.
Джастин некоторое время сидел у костра. Странное беспокойство закралось в душу охотника. А что, если путник не врет? Не похож он на черного старателя. Одет добротно. И предсказанию амгахов верит. Смещение-то и вправду неурочное!
Снаружи выл ветер, по-прежнему бесновалась метель.
Джастин закрыл глаза. Его губы беззвучно шевелились. Казалось, охотник впал в транс. Он родился и вырос среди явлений Первого Мира. С молоком матери впитал суть окружающего. Жил просто, не обременяя себя ненужными знаниями, но умел многое.
В повседневности для него не составляло особого труда сплести тонкую паутину из окружающих энергий, но сейчас Джастин собирался сотворить нечто более мощное, сокровенное.
Сумрак, неожиданно воцарившийся над родным миром, давал ему право и возможность для такого поступка.
Первый Мир.
Район крушения корабля пришельцев…
Они пробирались среди обломков, изредка делая остановки, пока Урман производил сканирование.
Полковник держался уверенно, по крайней мере, его вид больше не выдавал смятения. Он тщательно фиксировал окружающее, иногда надолго задерживался подле заинтересовавших его деталей инопланетного корабля.
«На что он рассчитывает? На скорое возвращение флота? Но портал до сих пор открыт. – Никита поднял взгляд. Над краем котловины по-прежнему полыхало зловещее зарево. – Если оттуда придет еще одна волна чужих кораблей, то уже никто, находящийся в здравом уме, не отменит режим Изоляции», – такие мысли не прибавляли мужества, но назойливо лезли в голову.
Никита никогда не был бойцом, в прямом смысле этого слова. Он не понимал Урмана. Хуже того, он ему не очень-то верил. Подозревал, что полковник использует его и оставит где-нибудь подыхать.
Проблема диспейсера заключалась в образе мышления, сформированном в тесном контакте с техносферой.
У большинства избыточно имплантированных нет настоящих друзей. Их среда обитания – киберпространство межзвездной сети Интерстар. Ну, а если учитывать реальность современной корпоративной Окраины, где Никита провел последние десять лет жизни, то понятие «дружба» становится относительным, расплывчатым. Темп современной жизни – это узор калейдоскопа, собранный из сотен тысяч лиц, который никогда не повторяется. Сеть нивелирует межзвездные расстояния, но она не созидает уз, крепко связывающих близких по духу людей. Сегодня ты есть, завтра исчез, подумаешь, важность, – в киберпространстве всегда отыщется адекватная замена.
Среди вольных пилотов Окраины устаревшие понятия не в чести. Они каждый – сам себе цивилизация. Их группы возникают стихийно, и так же быстро, без особых церемоний распадаются. Вот и выходит, что в жизни можно доверять лишь себе, рассчитывать только на себя самого.
Это моральное одиночество никогда не досаждало, наоборот, казалось комфортным.
«Чем дальше мы идем по пути прогресса, тем менее приспособлены к жизни», – сокровенный смысл этой услышанной где-то фразы он понял, лишь оказавшись тут, в Первом Мире.
– Ну, чего опять сник? – Урман постоянно пытался его ободрить, но Никита лишь злился, замыкался в себе.
– Ты обещал рассказать, как можно защититься от воздействия на разум, – напомнил диспейсер, когда они поравнялись с третьим по счету фрагментом чужого корабля.
– Расскажу. Обязательно. Но не сейчас.
– Почему?
– Нужна более или менее спокойная обстановка. Слова не помогут. Нужно пробовать, сразу на практике. Иначе не смогу понять, на что ты вообще способен. Поверь, этого не сделаешь на ходу.
– Звучит, как хорошая отговорка.
– Пойми, Никита, лгать мне нет никакого смысла. Я по опыту знаю: тренировки такого рода не всякий мнемоник выдержит. Если уж говорить честно, то справляется один из десяти кандидатов. Большинство просто неспособны работать в Первом Мире.
– После пятнадцати лет подготовки? – усомнился диспейсер. Он-то знал о чем говорил!
– Попав сюда, каждый вынужден переучиваться. – Урман завершил сканирование. – Год, как минимум, новички проводят в гарнизоне, осваивая разные техники, – он снова зашагал вперед. – Способности раскрываются постепенно. Кто-то отдает предпочтение лограм, другие склоняются к древнейшим тренингам, полностью раскрывающим потенциал человеческого рассудка, но таких единицы. Третьи, их большинство, долго не выдерживают. Либо гибнут в первых же полевых выходах, либо просятся назад, в «нормальное пространство». Чтобы эффективно работать, мнемоник должен полностью посвятить себя Первому Миру, понять его суть.
– А ты как сюда попал? – спросил Никита.
– Я тут родился, – ответил Урман.
– Серьезно? – диспейсер был искренне удивлен. – Погоди, а сколько тебе лет? Ты что, застал правление адмирала Тиберия Надырова?! Знал его?!
– Знал, – Урман не стал уходить от прямого ответа, ведь сейчас вопросы доверия играли ключевую роль. – Я владею всеми техниками храмовников, потому что был одним из них, – полковник остановился, зорко огляделся по сторонам.
Зарево от работы портала отражалось в его черных зрачках.
Урман родился и вырос среди смертельно опасных, кажущихся непостижимыми явлений Первого Мира. В семилетнем возрасте произошло первое на его памяти Смещение. Небольшой городок, по ту сторону гор, стерло гравитационным ударом, затем пришел гон, – лавина обезумевших от ужаса обитателей равнин докатилась до малой родины Урмана, причинив больше смертей и ужаса, чем внезапная подвижка планеты и связанные с ней землетрясения.
Он и пятилетний братишка остались совершенно одни. Все, кого они знали и любили, погибли. Мертвые валялись среди разрушенных до основания домов, их тела пожирали исхудавшие, совершенно обезумевшие от гона и голода хищники. Твари, какие не пригрезятся ни в одном из кошмарных снов, накатывались на разрушенный, обезлюдевший городок волнами, грызлись насмерть за скудную добычу, оставляя после себя стойкий смрад разлагающихся останков, а двое мальчишек, забившись в подвал, впитывали ужас происходящего, не в силах даже плакать.
Те дни никогда не изотрутся в памяти. Их мучила жажда, но единственным доступным источником влаги были капельки конденсата, скапливающиеся на сырых стенах. Вскоре голод притупился, и даже мысль о еде вызывала тошноту. Страх и детская обида на внезапно оскалившийся мир терзали маленькие души, стирая прошлое, которое уже никогда не вернется…
То потрясение навек осталось самым сильным для Урмана, но были, конечно, и другие.
На третий день сумерек в руинах городка зазвучали выстрелы. Мальчишки прильнули к узкой щели. Дрожа, они вглядывались в фиолетовый сумрак, пока вдруг не увидели группу хорошо вооруженных и экипированных людей, прочесывающих руины.
На третий день сумерек в руинах городка зазвучали выстрелы. Мальчишки прильнули к узкой щели. Дрожа, они вглядывались в фиолетовый сумрак, пока вдруг не увидели группу хорошо вооруженных и экипированных людей, прочесывающих руины.
В груди у маленького Урмана мгновенно возникло стылое интуитивное предчувствие какой-то беды. Он поддался ощущению, сомлел от внезапного страха, хотел сказать брату, чтобы тот сидел тихо, но не успел.
Пятилетний малыш рассудил по-своему. Он выбрался из подвала и стремглав побежал по улице, плача, всхлипывая, крича.
Поверх его головы ударила очередь. Мальчонка споткнулся, кубарем покатился по земле, не видя, как за его спиной оседает прошитый пулями хакеш, – эти диковатые примитивные существа обитали в горах и изредка приходили в их городок для меновой торговли. Они приносили вяленое мясо и грубо выделанные шкуры, прося взамен ремесленные изделия, в основном наконечники для стрел и копий, – их изготавливали в кузнице, специально для таких случаев. Хакеши никогда не нападали на людей, но бойцам, прочесывавшим развалины, было глубоко наплевать на любые сопутствующие обстоятельства.
Они принадлежали к когорте воинов Храма и придерживались лишь одного принципа в отношении чужих: «Убей, или умри».
Мальчишек «спасли». Их переправили в один из тренировочных лагерей храмовников, где инструкторы из личной гвардии адмирала Тиберия Надырова готовили из детей беспощадных бойцов, внушая идеи непримиримой ксенофобии, безусловной, доведенной до уровня рефлекса ненависти к любым существам, хоть на йоту отличающимся от людей.
Впрочем, Урман не мог отрицать: жесточайшая дисциплина и изматывающие, способные свести с ума тренировки, основывались не только на ненависти. За десять лет обучения из него выбили прошлое, но открыли глаза на такие реалии Первого Мира, о которых он никогда бы не узнал, взрослея как самый обыкновенный подросток.
Их обучали не только военному делу. Большинство боевых методик учитывали способности, проявляющиеся у людей в условиях десятого энергоуровня гиперсферы. Адмирал Тиберий Надыров готовил ударную силу, которая, по его замыслу, полностью очистит Первый Мир от «инопланетных тварей».
В девятнадцать, став полноправным воином Храма, Урман пережил второе в своей жизни Смещение, с оружием в руках защищая населенные людьми земли.
Он встретил гон на перевале Мертвой Руки. В тот день ни одно из обезумевших животных не прорвалось через блокпост храмовников, но атаку посмертных сущностей им отбить не удалось – ведь энергетическим воплощениям погибших животных не требовались торные пути, чтобы преодолеть горную страну и выплеснуть неутоленную ярость на улицах небольших городков.
Тогда, увидев последствия остановленного гона, задыхаясь от горя, снова оказавшись среди мертвых обугленных тел ни в чем не повинных людей, девятнадцатилетний Урман впервые задумался над последствиями поступков, рожденных невежеством и слепой ненавистью. Тщательно вбитое в него мировоззрение дало трещину, как все навязанное, привитое насильно. К тому времени он узнал о родной планете достаточно, чтобы понять: Смещение, гон, связанный с инстинктивным ужасом животных в момент гравитационного удара, – это не происки существ иных цивилизаций, а явление, искусственно созданное, уходящее корнями в далекое, подернутое дымкой забвения прошлое.
Он видел разоренные поселения чужих, постепенно начиная понимать, – все обитатели Первого Мира в равной степени страдают во время Смещения, а значит, они не имеют ничего общего с таинственной силой, управляющей периодической подвижкой планет.
Но куда деваться молодому храмовнику, чей младший брат еще не завершил обучение? По сути – он заложник, и пострадает первым, если Урман взбунтуется.
Неизвестно, как бы сложилась его дальнейшая судьба, но события, происходящие в Обитаемой Галактике, о которой Урман в ту пору имел очень смутное представление, предопределили ход истории. Открытие, сделанное профессором Кречетовым[7], позволило кораблям флота Конфедерации Солнц осуществить первый управляемый прыжок с использованием вертикалей гиперсферы.
Власть в системе Ожерелье сменилась.
Адмирал Тиберий Надыров был арестован за военные преступления, совершенные им в период Первой Галактической войны, во время орбитальных бомбардировок Дабога и захвата планеты Кассия, а все военизированные структуры Храма распущены. Большинство храмовников отказались признать власть Содружества, они скрылись, организовав поселения в труднодоступных горных районах, Урман же согласился на прогрессивную имплантацию и свое третье Смещение встретил уже боевым мнемоником.
* * *– Вот вкратце и все, – полковник осматривал узкую тропу, проложенную норлами. Могучие существа расчистили путь наверх. Они сопровождали пришельцев в вылазке, которую Урман смог отследить при помощи логров.
– А что стало с твоим братом?
– У него тяжелая судьба. Не хочу сейчас вспоминать. Будем подниматься. Я пойду первым.
Следующие четверть часа они карабкались наверх, взбираясь по уступам древних подземелий, пока не выбрались на окраину площади.
Периметр портала полыхал в опасной близости. Постройки отбрасывали резкие черные тени. Вокруг – ни души. «Кто же добровольно сунется в такое опасное место?» – спрашивал себя Никита.
Теперь они с Урманом шли след в след по узкой тропе, проложенной норлами. Отпечатки гигантских подошв четко виднелись в засохшей грязи.
– Зачем пришельцы взбирались сюда? – оглядываясь по сторонам, недоуменно спросил диспейсер. – Здесь только одна явная достопримечательность – портал! Какой им смысл обследовать старый корабль?
– Возможно, ты прав, и они пытались передать сообщение, – нехотя откликнулся полковник Торн.
Высказанная вслух мысль тревожила его, заставляя сомневаться в принятом решении. Все же расстояние при сканировании было велико, да и помех хватало. Нет четкой уверенности в трактовке данных. Если так, то мы зря теряем время, подвергаем себя риску. Почему пришельцы поспешно покинули место крушения? Знали, что портал вот-вот отработает во второй раз? А мы прямиком лезем под удар?
Тропа неожиданно свернула, огибая рухнувшее здание. Следы норлов вели к небольшому щедро припорошенному пылью, засыпанному различным строительным мусором кораблю. Он лежал на земле, изгибаясь в виде подковы. Приметная форма. Урман сверился с данными, хранящимися в лограх. Пару лет назад при помощи космической съемки были составлены подробные карты Первого Мира. Не бог весть что, но изображения отдельных участков поверхности можно увеличивать, получая неплохую детализацию объектов.
Не было тут никакого корабля! Зато на карте отмечено приземистое, нехарактерное для логрианского города здание. Ангар?
– Смотри-ка! – диспейсер указал на невысокий оплавленный вал. – Тут раньше были укрепления?
Урман обежал взглядом следы разрушенных построек, сверился с картой. Да, Никита прав, точно подметил.
Космический корабль, помещенный в ангар, окруженный защитными сооружениями, – явление нетипичное. Первый Мир хранит множество неразгаданных тайн древности, но среди руин логрианских городов редко встретишь следы деятельности иных высокоразвитых цивилизаций, да и близость портала невольно подталкивала к предположениям разного рода. Место для стоянки корабля было выбрано не случайно?
Урман вскарабкался по серо-черным наплывам. Материал разрушенных укреплений напомнил ему полимеры, традиционно используемые инсектами.
Следы норлов вели прямиком к загадочному кораблю. Постройку, запечатленную на снимках двухлетней давности, снесло, укрепления расплавило. Разрушения недавние, связанные с катастрофическим формированием стены энергии, перебираясь через препятствие, полковник Торн заметил, что некоторые участки оплывших стен еще не остыли.
Под ноги попался сегмент панциря. Хитин?
– Никита, осторожнее, – он остановился. – Видишь?
Закругляющийся борт корабля сохранил многочисленные следы ремонта. Толстые рубцы отмечали контуры тщательно заделанных пробоин. В одном месте темнела дыра, кусок обшивки был выломан и валялся неподалеку.
– Заходим! – Урман направился к пролому, стараясь придерживаться проложенной норлами тропы.
Они оказались в обширном отсеке, с высоким сводом и ребристой структурой стен. Кругом органика. Воздух затхлый и влажный, несущий тошнотворные запахи. «Сходство с кораблями инсектов минимальное», – мысленно подметил полковник.
– Держи, – он извлек из подсумка и протянул диспейсеру химический источник света. – Встряхни.
Корабль был живым! Стены, покрытые налетом слизи, слегка подрагивали. Слышались сиплые вздохи. В некоторых местах проступали структуры, схожие с кровеносными сосудами. Пол неприятно проминался, сохранял отпечатки подошв.