— Ну, в таком случае мне хотелось бы поместиться на этаже прямо над ними или прямо под ними. И я вас не обижу, господин управляющий. Конечно, я не собираюсь подкупать вас, только я не люблю беспокоить люден даром. Гак вот: если у нас будет хороший номер прямо над их величествами, я не пожалею десяти этих ваших фунтов.
Помощник управляющего нерешительно молчал. Бесси приоткрыла сумочку из золотой сетки и показала уголок десятифунтовой банкноты. Перед столь соблазнительным зрелищем помощник управляющего не устоял и со вздохом прожурчал почтительно:
— Я посмотрю, что можно будет сделать, сударыня.
Десять минут спустя в распоряжении Бесси были великолепные апартаменты, с гарантией, что они расположены прямо над комнатами королевы Сидонии.
От кого-то Бесси Тейт слышала, что англичане обедают не раньше восьми часов вечера. Она никак не могла освоиться с этой мыслью, однако сказала:
— Разок почему не попробовать.
В восемь часов она спустилась в ренессансный зал ресторана при отеле «Пикардия». На ней было умопомрачительное платье из белого тюля, отделанное золотыми цехинами, и ее сопровождал Терри во фраке.
Заняв столик в углу, Бесси заметила, что многие посетители поглядывают на ее сына.
«Они знают, кто мы такие!»-возликовала она и взяла меню.
Оно было написано по-французски, но если надменный главнокомандующий армии официантов вообразил, будто американская дама не понимает по-французски, он грубо ошибся, ибо, взяв в Поппи-Пикс восемнадцать уроков французского языка, Бесси не только постигла диалект ресторанных меню, но и могла произнести по-французски следующие фразы: «Мне хотелось бы покататься на лошади верхом завтра», «Сколько стоит шляпка такого фасона?» и «Где можно купить билеты первого класса до Голландии?».
Она без запинки отдала распоряжения:
— Доннима де потаж по-немецки одну порцию кревет и одну оладьев де росбиф и помдетер и немножко пуассон[6]… ах нет, пуа… и де фуа[7] мороженое и побыстрее, ладно?
— Перфетман![8] — сказал французский главнокомандующий и все на том же своем восхитительном родном языке приказал официанту:-Jezt mach' schnell, da, Otto![9]
В девять часов Бесси потребовала, чтобы пред ее очи снова явился помощник управляющего, подобравший ей номер.
— Я хочу, — заявила она, — чтобы вы нашли мне хороших английских слуг. Во-первых, мне нужен камердинер для моего сына. Я хочу, чтобы у Герри был первоклассный английский камердинер и чтобы он выражался правильно, а не как-нибудь там.
— Разумеется, сударыня.
— И мне нужна горничная, чтобы умела причесывать.
— Разумеется, сударыня.
— А еще мне нужна секретарша из благородных.
— Из благородных?
— Ну да, с утонченными манерами. Я мещанок терпеть не выношу.
— Могу порекомендовать вам, сударыня, очень достойную барышню, мисс Тингл. Она дочь почтенного священника-евангелиста и была секретаршей леди Фрисби.
— Леди Фрисби? Она что, из аристократов?
— Ну… э… да, почти. Ее супруг сэр Эдвард Фрисби был текстильным фабрикантом и мэром Борнмута. О да, мисс Тингл, безусловно, барышня с утонченными манерами.
— Чудненько! Сколько раз я повторяла этому голливудскому хулиганью, ну, когда они, например, навязывали Терри комическую роль — посыльного в гареме: «Нет уж, дудки! У Терри благородные родители, и у него самого будут утонченные манеры, а не то я ему башку расшибу!» Ладно, давайте сюда вашего камердинера, горничную и мисс Тингл — завтра к двенадцати часам.
Помощник управляющего обещал, что все будет сделано. Когда он ушел, Бесси приняла мистера Тернера и мистера Клэпема из «Англо-Юпитера».
— Мы решили… — начал мистер Клэпем мягко.
— Да, мы окончательно решили, — сказал мистер Тернер твердо. ^
— …что вам вообще не следует испрашивать аудиенции у короля Максимилиана.
— Ах, вы решили! — проворковала Бесси. — Как приятно, когда есть кому за тебя решать.
— Да, мы надеялись, что вы будете довольны. Должен сказать, что мы всесторонне обдумали этот вопрос. Я позвонил одному почтенному человеку, имеющему отношение к прессе, и он заверил меня, что вы должны обратиться к вашему послу, и несомненно, через год-два вы получите благоприятный ответ. Разумеется, вам придется поехать в Словарию…
• — Что же, прекрасно! Всего только годик или два! Чудесно! Весьма вам обязана.
— Ну, что вы, не стоит благодарности — такая мелочь. Итак, мы с мистером Тернером все подробно обсудили, и нам кажется, что следует подумать о более оригинальной рекламе. Например, если вы согласны, ваш сынок мог бы в следующий четверг выступить с приветствием на собрании членов Бригады Юных прихода церкви Святого Криспина в Голдерс-Грин — газеты не преминут посвятить несколько столбцов этому знаменательному событию. А кроме того — я ведь, знаете ли, немного литератор, — я взял на себя смелость написать интервью с вами, которое, надеюсь, поместит какая — нибудь газета. Вот послушайте: «Хелло, мистеры, а этот ваш городишко неплохой городок! О кей и на большой палец!» — таковы были первые слова миссис Тейт, матери известного мальчика-кинозвезды Терри Тейта, когда она вчера приехала в Лондон. «Будьте уверочки, — продолжала она, — на широком золотом и дальнем Западе, где рукопожатия горячи, у нас тоже есть городишки ол райт, только эта муравьиная куча им всем носы поутирает!»
— До чего же хорошо! — умилилась Бесси. — Вы ведь это на американском языке написали, правда?
— Совершенно верно. Меня всегда принимают за американца, если я этого хочу.
— Ну, еще бы!
Когда Тернер и Клэпем удалились, обещав в бли* жайшее время новые свершения в области рекламы, не уступающие по размаху встрече с Бригадой Юных в Голдерс-Грин, Бесси опустилась на стул и вздохнула. Однако на следующее утро она решительным шагом вошла в скромную (всего двадцать четыре на сорок два фута) спальню Терри, где он перечитывал «Остров сокровищ», и приказала:
— Пошли, сынок! Накупим кое-чего хорошего. Игрушек!
— Не хочу я игрушек! Ненавижу игрушки!
— Ты слышал, что я сказала? Или ты думаешь, я позволю, чтобы к тебе заявились всякие там короли, а у тебя ни одной приличной игрушки?
— Мамочка! Купи лучше книг!
— Знаешь что! Если ты не бросишь эти глупости, кончишь сценаристом и будешь потеть за сто пятьдесят долларов в неделю. Книги еще никого до добра не доводили. Идем!
По совету швейцара они отправились в такси на Оксфорд-стрит, где посетили гигантский «Базар игрушек». Бесси беспощадно купила Терри электрический поезд, электрические скачки, портативную химическую лабораторию, набор боксерских перчаток и гордость фирмы — оригинальную модель Колизея с электрическими львами, которые пожирали электрических первых христиан.
— Ну вот! Таких игрушек не найдется ни у одного малютки короля! — удовлетворенно заявила Бесси.
Когда они вышли из «Базара игрушек», Терри увидел рядом зоологический магазин.
С тех пор, как они покинули Поппи-Пикс, Терри не переставал тосковать по плебейской дворняжке, которую из-за английских карантинных правил ему пришлось оставить дома. И теперь он воскликнул:
— Мамочка, купи мне собаку!
— А ты будешь по-хорошему играть в электрические игрушки?
— Попробую, честное слово, попробую!
— И ты обещаешь приветствовать юных гадов, или как их там, из этого Голден-Грина? Я пригляжу, чтобы Клэпем написал тебе речь.
— Обещаю. Только за хорошую собаку!
— Я хотела бы, — произнесла Бесси с самой своей утонченной манерой, когда они вошли в магазин, — посмотреть что-нибудь в смысле собак. Что у вас есть сегодня приличного?
— Вот, сударыня, чрезвычайно породистый экземпляр, — и с этими словами приказчик вывел нечто плоское, как бумага, длинное, как субботнее утро, и угрюмое, как кинооператор, — это императорская русская охотничья собака, чистокровная борзая (вы, несомненно, узнали, сударыня, характерные признаки этой породы), родной брат той, которую мы продали вчера графу Твиперсу для его дочери леди Энн, — вы, конечно, знакомы с ее сиятельством, сударыня.
— С-сколько? — еле вымолвила Бесси.
— Так как это последний экземпляр, мы готовы уступить его вам за сто гиней.
Прежняя, меканиквиллская Бесси Тейт прикидывала: «Господи боже! Пятьсот долларов за паршивую собаку!», но новая, свежеутонченная миссис Т. Бенескотен Тейт сказала невозмутимо:
— Многовато, но все же… Она тебе нравится, Терри?
Затем, устав от утонченности, она с гораздо большим удовольствием и обычной энергией объяснила приказчику:
— Это мой сын, Терри Тейт. Вы, наверно, видели его в кино. Король Киновундеркиндов — так его называют.
— Ну, мамочка же! — взмолился Терри, но приказчик уже гремел:
— Ну, мамочка же! — взмолился Терри, но приказчик уже гремел:
— Как же, сударыня!. Для нас большая честь услужить вам!.
И четвероногая промокашка, несомненно, была бы куплена, если бы не одно непредвиденное обстоятельство.
— Мама, она мне не нравится, — вздохнул Терри.
— Что ты, сынуленька? Ведь все английские лорды всегда снимаются с такими собаками. Но, конечно, если она тебе не нравится…
И Бесси, все больше закипая, ждала, пока Терри одну за другой осматривал и отвергал всяких восхитительных собачек, в том числе китайского мопса, смахивавшего на меланхоличного клопа, и эрдельтерьера, похожего на свернутый половик. Вдруг мальчик остановился перед одной из клеток и в благоговейном восторге произнес:
— Я хочу вот эту.
Приказчик был явно шокирован; заметив это, Бесси тоже поспешила шокироваться.
Избранник Терри, несомненно, был плодом собачьего мезальянса. В его жилах, по-видимому, текла кровь добермана и колли с примесью шотландского терьера и чуточки спаньеля. У него были веселые глаза, глупая добродушная пасть и такие широкие лапы, что казалось, будто он ходит на индейских лыжах. Отвергнутые Терри высокопородистые псы были исполнены холодного, презрительного достоинства, а этот улыбался до ушей, вилял хвостом и радостно, хотя и невоспитанно тявкал.
— Но ведь эта собака, простите, помесь, — поспешил объяснить приказчик. — Мы выставили ее тут только из уважения к чувствам вдовы весьма почтенного нашего клиента, проживавшего за городом. Однако рекомендовать вам такой экземпляр я не могу.
— Нет, это очень хорошая собака! — настаивал Терри. — Мне нужна как раз такая.
— Ну, в таком случае, мой милый, обойдешься вовсе без собаки! — взорвалась Бесси. — Вперед будешь знать, как собачиться, словно тебя и не воспитывали вовсе! — и, вытащив Терри из магазина, она увезла его в «Пикардию».
Бесси позвонила тем невидимым силам, которые правят человеческими судьбами где-то в таинственных глубинах любого отеля:
— Будьте добры, немедленно пришлите в мой номер мальчика.
— Мальчика… Ах, рассыльного!
— Рассыльного так рассыльного, только побыстрей.
Вскоре перед Бесси появился мальчишка, которого ей сразу захотелось поставить перед кинокамерой. Он был рыжий, веснушчатый, курносый и весь светился нахальным лукавством. На его узкой синей форменной курточке теснился ряд медных пуговиц, а круглая шапочка, красная, как солдатский мундир, была лихо сдвинута на ухо.
— Что угодно, сударыня? — спросил он, еле удержавшись от дружеской ухмылки. Но тут Герри ему улыбнулся, и курносая физиономия рассыльного расплылась в ответной улыбке.
— Как тебя зовут? — осведомилась Бесси.
— Бандок, сударыня.
— Господи! Что это еще за имечко? Как тебя дома называют?
— Рыжиком, сударыня.
— Вот что, Рыжик! Это мой сын, мистер 1 ерри Тейт, киновундер… кинозвезда.
— Как же, сударыня, нам говорили, что мистер Тейт остановился здесь, только я не знал, что имею удовольствие видеть его. С вашего позволения, сударыня, я мистера Гейта очень хороню знаю по кино.
— Ну, ладно. Играй!
— Прошу прощения?
— Я сказала — «играй»! Ты должен играть с мистером Терри.
И, не дав Рыжику опомниться, она втолкнула обоих мальчиков в спальню Терри, властно указала па новые игрушки, которые привезла домой в такси, и надменно удалилась.
— Ну, знаешь! — вздохнул Терри. — Чтобы и тебя еще заставляли играть! Наверное, с нее хватит, если мы погоняем поезда. Ты как, стерпишь, если мы поиграем в электрическую дорогу?
— У меня еще не было случая играть с такой дорогой, сэр.
— Да брось ты называть меня сэром.
— Слушаюсь, сэр.
— А во что ты играешь дома?
— Как вам сказать, сэр…
— Терри, а не сэр!
— Как вам сказать, мистер Терри, сэр, у меня была очень хорошая крикетная бита, мне ее смастерил дядя Генри, и еще тележка — он приделал колесики к ящику из-под портера. Только она плохо ездила… Разрешите мне, сэр!
С этими словами Рыжик бросился помогать Терри, который начал распаковывать коробку с электрической железной дорогой. На свет по очереди были извлечены электровоз, десяток вагонов, изображавших в миниатюре экспресс «Летучий шотландец», станция с крохотным дежурным, который махал флажком, стоило подключить дорогу к штепселю, туннель в весьма удобной портативной горе и совсем уж поразительный портативный мост через могучую жестяную реку длиной в три фута; тут Рыжик не удержался и ахнул:
— Вот это да!
— Тебе что, интересно? — поразился Терри.
— Еще как, сэр!
— Ну, ты бы другое запел, если бы тебе на каждый день рождения и на каждое рождество дарили бы такую штуку и заставляли бы играть, а сами бы лакали джин и сюсюкали: «Ах, какой душечка!»
Но откровенный восторг этого, несомненно, бывалого Рыжика, независимого счастливца, который разгуливал в медных пуговицах и дышал вольным воздухом кухонь и кладовых, произвел на Терри сильнейшее впечатление. И через четверть часа Терри, единогласно избранный президентом и главным управляющим железной дороги Голливуд-Пасадена, уже, захлебываясь, отдавал распоряжения вице-президенту и начальнику движения, а поезда шмыгали в туннели и беспрекословно останавливались у перронов, и даже успела произойти упоительная катастрофа: на крутом вираже поезд сошел с рельсов, причинив немало бед шестнадцати несчастным пассажирам.
— А ведь это здорово — играть с кем-нибудь! — удивлялся Терри. — Жалко, что тут нет моей собаки. Это знаешь какая собака! Ее зовут «Солонина с капустой».
— Правда, сэр? А какой она породы?
— Оклахомский волкодав — так папа говорит.
— Ну, как же! Оклахомский волкодав — я про эту породу слышал, сэр. А знаешь, давай положим пассажира на рельсы и пустим на него поезд, а потом устроим похороны!
— Давай!
Мисс Тингл, утонченная секретарша из благородных, которую рекомендовал отель, явилась в двенадцать часов, как было назначено, и место осталось за ней.
— Вы можете приступить к работе немедленно? — спросила Бесси. — Мне нужно зацапать короля.
— Зацапать… короля, мадам?
— Ах ты господи! И что это за страна такая? Дома, в Голливуде, меня все понимали, а тут каждое твое слово повторяют, будто ты невесть что такое ляпнула. Будто ты Буффало Билл[10] в юбке. Ну, да ладно. Слушайте!
И Бесси объяснила мисс Тингл, что в целях рекламы Терри и королю Максимилиану необходимо подружиться.
— И между нами, девушками, говоря, если и мы с королевой Сидонией сойдемся поближе, я тоже с горя не заплачу. Но, конечно, важнее всего реклама для Терри. Я для него всегда всем жертвую. Но тут я видела портреты Сидонии и почему-то чувствую (вы верите в «Высшую мысль»? Что ни говори, а всякие там инстинкты и наития так просто по-материалистически не объяснить!), почему-то я чувствую, что мы с ней станем большими друзьями, подвернись только случай!
Бесси испустила кроткий вздох матери, готовой на любое самопожертвование.
— Взбеситься можно, как я поступаюсь своей личностью ради мужа и сына! Ну, да альтруизм всегда вознаграждается. Так вот. Мы напишем ей письмецо и пошлем с коридорным. Ну, и карточку вложим, чтобы она знала, с кем имеет дело. Только вот какую из двух выбрать, как, по-вашему?
Первая визитная карточка оказалась весьма лаконичным документом, содержавшим одну изящно выгравированную строчку: «Миссис Т. Бенескотен Гейт». Зато другая была выдержана в орнаментальном стиле. Она поражала своей внушительностью. Она оповещала:
Мистер и миссис Т. Бенескотен Тейт.
Папочка и мамочка
ТЕРРИ ТЕЙТА
Короля Киновундеркиндов Героя фильмов «Ах, детки, детки!», «Портовые сиротк и», «Дитя полуночи» и пр. и пр. и Поппи-Пикс, Калифорния
Кастелло-Марино.
Карточка горела киноварью, ультрамарином, серебром и канареечно-желтой позолотой. По величине она, правда, несколько уступала автомобильному номеру, но куда больше бросалась в глаза.
— В цветной, конечно, изысканности поменьше, но ведь зато ее величество скорее ее заметит, как, по-вашему? — без обычной уверенности спросила Бесси.
Мисс Тингл холодела от ужаса, смешанного с восторгом.
— Я никогда не имела чести обращаться письменно к королевам, — пролепетала она. — Но тем не менее, мадам, позволю себе заметить, что скромная карточка кажется мне более подходящей для подобного случая.
— Да, пожалуй. Хотя большая и влетела нам в копеечку. Ну, а теперь я вам продиктую письмо, ладно? Старушенция, наверное, понимает по-нашему?
— О, если не ошибаюсь, их величества говорят и пишут на шести языках.
— С меня хватит и одного. Как только вернусь домой, найму себе какого-нибудь англичанина, пусть обучит меня говорить по-вашему. Ну, пишите: